Подарок для Призрака

Волков раздражающе долго вытирает изгвазданные кеды об траву. Машины впереди трогаются, и Вадик теряет терпение. – Поварешкин, хорош марафетиться, запрыгивай. Волков вскидывает голову и сверкает злыми светлыми глазами из-под челки… ну, по-волчьи. С того раза, когда по телеку впервые показали его после ареста, он успел снова обрасти, как обезьяна. Или как оборотень. – Пошел ты! Я в кровище по колено. Нельзя было как-то поаккуратнее? Поаккуратнее. Говорит чел, которому лишь бы что подорвать. Ему позывной надо было брать не «Призрак», а «Полтергейст». Для обычного призрака больно шуму много. – Смотреть надо было, куда лапы ставишь! Сбрось их да оставь нахер! Я тебе шмотки привез. – Другое дело… Вадик тянет руку и вдергивает его в салон. Не чтобы помочь, а чтобы придать ускорение. В очередной раз дивится, какой Волков… маленький. Ну, по сравнению с ним самим, естественно. А дерется как десять чертей на спидах, противников в полтора раза крупнее себя укладывает. А кого уложить не может, тех взрывает, да. Вадик сует ему пакет с одеждой, плавно трогает машину и тычет пальцем через плечо. – Вали назад. – С хуя ли? – Я там тебе подарок оставил. Волков, едва вывернувшись из пропотевшей и забрызганной кровью тюремной футболки, озадаченно замирает. – Че? Ты? Мне? Подарок? Вадик скалится, молча перебрасывает зубочистку в другой угол рта. – Какой еще подарок после тюряги-то? – Волков щурится с насмешливым недоверием. – Бабу, что ли? Так мне, может, не одеваться? – Лучше! – ржет Вадим и снова указывает пальцем. – Иди смотри. На последних сиденьях. Он поглядывает в зеркало заднего вида. Голая волковская спина удаляется мимо рядов кресел, замирает. Скомканная футболка вываливается на пол. Вадик не может видеть его лицо, но каким-то пятьдесят восьмым чувством ощущает, как стекает с губ ухмылка, а глаза округляются и из разъяренно-веселых становятся растерянными. – Это… ты? – изменившимся голосом спрашивает Волков. – Не Птица? Молчание. – Серёжа? Молчание. Разумовский молчит, как партизан, но то ли они там жестами переговариваются, то ли взглядами, потому что Волков уточняет: – А тебя обнимать уже можно? Молчание. Волков в зеркале не наклоняется к невидимому за спинками кресел Разумовскому, а буквально на него падает. Что ж, остается надеяться, что все дырки в том как следует заросли. Вроде, не орет, значит, все нормально. На задних сиденьях копошатся и что-то бормочут в два голоса. Вадик переводит взгляд на дорогу. Жует зубочистку. Улыбается. Дебила два, че.

КОНЕЦ