Рай

Глаза уже не бегают, зрачки пусты, взгляды устремлёны в потолок, под головами лужи крови. Их было четверо. Каждый красиво одет: белая рубашечка, синий галстук, подходящий к брюкам и РОДу под ухом, у всех в руках записная книжечка и ручка с эмблемой компании, волосы уложены к затылку, а на правом узком запястье болтаются серебряные часы. Такими они были до оглушительных выстрелов. Нисколько не жалко. Я вытер со лба крупинки чужой крови, салфеткой протёр пистолет и убрал его до лучших времён. Пётр стоял у входа и трясся. Страх витал в моём кабинете. Я подошёл к нему, положил руки на плечи и начал разговор: «Мы всё делаем правильно, будь уверен. Эти люди мешают нам. Они не достойны жить в раю. Забудь». Несмотря на мои уговоры, его всё равно трясло. — Ты сейчас так просто убил этих четверых, даже не моргнув, пока стрелял. Я задумываюсь, человек ли ты, — начал тихо он, но после взорвался, — Как ты мог это сделать?! Они же не виноваты ни в чём! — скупые мужские слёзы уже были на щеках. — Петр, я не мог этого не сделать. Ты же ещё со мной? Тоже хочешь закончить это всё? Это наша малая жертва ради большого будущего! Только представь, что никто больше не умрёт насильственной смертью. Все будут любить друг друга. Это же возможно! Мы на полпути к нашей мечте! Взрослый мужчина выпал из моих рук, встал на колени и поднял руки к потолку комнаты, уповая на Бога. Только я знал, что он нас покинул. Слёзы, крики, мольбы — вот, что я слышал от Петра ещё минут пять. Вот он успокоился, встал, положил мощную руку ко мне на плечо, заглянул в глаза и чётко проговорил: «Дабы не было больше невинных жертв твоей поехавшей головы, мы должны закончить проект как можно быстрее. Подгоняй всех, я не смогу долго скрывать наши дела. Придётся вечером уехать в главный отдел: буду рассказывать им небылицы, что члены комиссии по дороге к нам были завербованы иностранными службами свободных стран с целью украсть важные разработки. Надеюсь, что это больше не повторится. Отдай мне пистолет. Вернусь не скоро, поэтому кадры тебе придётся искать самому». Я послушал друга и отдал оружие убийства, он его осмотрел, провёл по нему рукой, достал из обоймы все пули, кроме одной и вернул мне. Пётр отвернулся и ушёл из кабинета. Поднимаясь на лифте в конце рабочего дня, меня посетила интересная мысль: найти себе развлечение на вечер. На ум пришло только одно заведение, находящиеся в паре кварталов от лаборатории. Обычно в этом шумном месте всегда творилась неразбериха всю ночь, но к утру всё успокаивалось. Может оно поможет и моей голове успокоиться? Над дверью бара красовалась неоновая вывеска: «Старая Европа». Невольно задаёшься вопросом: почему так странно названо это место? Но войдя внутрь ответ на него шепчут тебе сами стены: вокруг тёмное дерево, кирпич и декорации начала двадцать первого века. Выглядит очень необычно и уютно, не то, что у меня дома. Я подошёл к стойке, за которой бармен делал величественной красоты и объёма коктейли, сел поудобнее на высоком круглом табурете и обратился к человеку напротив. — Маргарита ещё в моде? — Никогда из неё не выйдет. — Отвечал бармен, ехидно улыбаясь, — Сэр, а вы знаете, кто сегодня выступает на нашей сцене? Загадочная и очаровательная Мия! Вам уже приходилось слушать как наша прекрасная девушка поёт? Если же нет, то уверяю — вам понравится! Мия? Что она тут делает? Я поспешно достал визитку. На визитке красовалась сцена с красными тяжёлыми шторами и подпись золотыми буквами: «Старая Европа». А под ней маленькая приписка: «Позади центральной парфюмерной». Сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. Я же обещал Мие, что мы никогда не встретимся. А что, если мы случайно встретимся взглядами? Мой отдых накрылся медным тазом. — А вот, кстати, и наша богоподобная девушка! — воскликнул бармен, подавая маргариту. Свет во всём заведении погас, а со столов посыпались аплодисменты. На маленькую сцену упал луч света из прожектора, раздвинулись красные тяжёлые шторы, и вышла темноволосая девушка с аккуратненьким носиком и глубоко посаженными глазами. Она была вульгарно одета: чёрные чулки, короткая юбка с бахромой, кокетливая белая шляпа с длинными полями и красным пером. Она прильнула к микрофону, оглядела толпу, заметила своего знакомого, но не подала виду и медленно начала свою старую песню. — Hava nagila, hava nagila, hava nagila venismecha, — завывала она весело, притоптывая ножкой в такт музыке. После недолгого вступления на сцену вырвались и другие девушки, одетые ещё более открыто, чем Мия. Они окружили её, стали пытаться увести от микрофона, но та не давалась и продолжала. — Hava nera'nena, hava nera'nena, hava nera'nena venismecha, — пела она ещё более задорно, чем до этого. Хлопки раздавались в такт песне, Мия блистала, не обращая внимания на меня. К девушкам на сцене присоединились их ухажёры и начались танцы в парах, а певица продолжала. -Uru, uru achim Uru achim, belev same'ach, — тянула она каждое слово, из последних сил, дабы угодить огромной толпе, уже танцующей у маленькой красненькой сцены. Музыка продолжалась, а к Мие подошла высокая блондинка и продолжила петь вместо неё. Моя знакомая же ушла за сцену. Там её я и выловил. — Вы же сказали, что мы больше не встретимся! — сразу же накинулась девушка. — А вы сказали, что работаете в парфюмерном! Если бы вы сознались, что работаете здесь, то ноги бы моей не было в этом месте. — За каждым бывают огрехи… не нужно меня винить. О такой работе не каждый захочет рассказывать. Она опустила глаза в пол, потупила их пару мгновений и после продолжила. - Ну раз вы пришли, то давайте потанцуем?? Угостите девушку коктейлем? - уже более кокетливо протороторила она. — После нашей последней встречи я чувствую себя виноватым, что ушёл тогда. Думаю, один, а может пара угощений для вас позволят подавить мне это чувство в себе. — Ну вот и замечательно, — Мия взяла меня за руку, — пойдёмте только сначала потанцуем, пока меня заменяют. Мы вышли к сцене и люди вокруг разошлись. Она явно вела, и это чëтко было видно всем. Я танцевал некудышно. Толпа хлопала, а высокая блондинка продолжала задорно петь: «Hava nera'nena, hava nera'nena, hava nera'nena venismecha». — А что это за песня такая? — спросил я у Мии в разгаре танца. — Это песня моего народа, я принесла её в это заведение и она очень понравилась посетителям, поэтому и исполняю, когда душа просится на родину, она тогда успокаивается и не тревожит мой холодный ум. — Значит, быть, вы родились не в нашем городе? — спрашивал я, задыхаясь и кружась. — Да, но кому в наше время есть до этого дело. Главное — деньги и вертись, как хочешь, лишь бы они звенели и шелестели в карманах. А мы евреи с деньгами аккуратны. — Вы еврейка? — Да! И не стыжусь этого! Жизнь прекрасна! — И правильно! Так пойдем, выпьем за прекрасную жизнь! Прожектор потух, блондинка закончила песню. Свет включился и я увидел у входа троих людей в чёрном. Тот, что стоял по середине, медленно хлопал. Он подошёл к сцене, а за ним и двое сопровождающих громил. — Развлекаетесь, господа? — спросил он громко, — тогда господа, вынужден вас обрадовать ещё больше в столь чудный вечер. Сейчас каждому в этом чудном заведении я отдам его бумагу, обязывающую вас, — он указал на одного, затем на другого, — и вас, и даже вас, миледи. В целом — всех. Явиться на установку РОДов. — На кой чёрт они нам сдались, — раздался пьяный голос из весёлой толпы, а после его затмил всепоглощающий смех множества ртов. — Любое неповиновение представителю Единства карается всей полнотой закона, помните господа. — А если мне начхать на ваши законы? Я вон уеду в свободные страны и избавлюсь от вашего гнёта! — кричал уже другой голос. — Тогда, сер, прошу меня извинить, — главный в тройке указал своим напарникам на кого-то из толпы. Два крепких мужика зашли в толпу без страха и вывели из неё меня. Подвели к главному, и тот всучил бумажку приговорив: «У вас есть три дня.» Отпустили и я направился обратно, но, обернувшись, остановился и порвал бумагу на глазах тройки. — Господин, вы не бойтесь, если вы сделали это не специально, то мы дадим вам ещё одну, — уже слегка раздражённо тараторил главный, беря новую бумажку. — Не нужно мне РОДа, господа. — Оно не нужно вам, но нужно Единству, без РОДов единства между людьми быть не может. — А я не хочу, чтобы в моих мыслях ковырялись все, кому они попали! — очередной крик из толпы — Возьмите, — главный обращался ко мне и протягивал бумагу. — Нет — Забирайте его, — отвернувшись, он обронил амбалам. Двое рослых мужчин подошли ко мне, и хотели было взять под руки, но тут из толпы раздался свист, на который они отвлеклись. В тот же момент один упал без сознания: в его затылок приземлилась бутылка, запущенная барменом. Это увидел глава тройки и стал уносить ноги, оставив своего охранника один на один с озверевшей толпой, несущейся на беднягу. Каждый считал своим долгом ударить оставшегося в сознании амбала — на столько они не понравились постоянным посетителям «Старой Европы». Я же нашёл Мию и мы ушли на улицу через чёрный ход. — Ну вы и устроили показательное выступление! Они же могли и вправду вас увести, — тараторила Мия. — Будто вам есть до меня дело, — улыбаясь, я обращался к ней, - сейчас же главное - деньги. Вы так сказали, заметьте. — Может и есть мне до вас дело. Буду честна: вы хорошо танцуете, ухожен, можете развлечь девушку, но не разобрались с прошлыми проблемами. Я потерплю последнее ради всего остального. Я бы хотела время от времени проводить с вами время. Зайдёте ещё? — Мия, я не могу вам ничего обещать, но я, честно, постараюсь прийти в это чудеснейшее место ещё хотя бы раз. — Я буду ждать вас, Ричард, хоть всю вечность. Мия легко и непринуждённо поцеловала меня в бритую щёку и убежала стыдливо обратно в заведение. Интересный, конечно, вечер, но мне нужно направляться домой.

***

Вновь в своей обители. Надо покормить Луну, полить цветы, да самому поесть стоило бы, а уже после - лечь спать. Выливая воду растениям, засмотрелся в окно, где мелькали огни далёкого города. Как так может быть, что снизу он кажется грязным и серым, а отсюда — прекрасным, цветным и тёплым. Я ведь только что оттуда, издали, но так хочется обратно. Что же мне не сидится дома? Тут не уютно? Да, правда, от одной грязи в ванной комнате хочется повеситься прям там. Сидеть тут не собираюсь. Пальто, сапоги, тёплый свитер. Выбежал из квартиры, из подъезда наружу — на свежий воздух! Окинул взглядом подпирающие небо железобетонные башни сотен клерков. Не хочу в ужасные каменные джунгли. Пойду подальше от центра города. Глаза цеплялись за яркие вывески, за тёмные переулки и незнакомые лица, в уши откликались незнакомые и странные звуки, нос чувствовал запах гари: не такой уж и свежий воздух. Я не думаю ни о чём и это странно, даже пугающе. Никогда не общался с другими людьми на такие странные темы, а очень хотелось: всегда ли ты о чём-то думаешь, всегда ли у тебя есть план на ближайшее будущее? Да даже вопрос «Как дела?» я задавал просто для того, чтобы начать разговор, а не вправду выслушать человека, его проблемы и радости! Как это неправильно. Кажется, простое слово «неправильно», можно легко сказать, что это правильное, а вон то — нет, но в тоже время оно такое точное. Многое я делал не так и за это мне впервые стыдно. Я не замечал в себе столько мелочей, которые портят жизнь и мою, и окружающих меня людей. Наверное, за это и проклял меня Бог, забрал жену и ребёнка, заставил пить и жить такую отвратительную жизнь! Как жестоко. Но я справлюсь со всеми, поставленными передо мной сложностями и приведу человечество к процветанию! Один дом, другой, я ускорял шаг и не заметил, как прошёл пару кварталов. Мой взгляд зацепился за странное действо: дети катали снеговика. Мне вспомнилась та ночь, когда я последний раз принял дозу. Я сидел на окне, было холодно, ужасно, а может и хорошо, но была та же погода, те же звёзды, но не тот же я. Ребята уже скатали снеговика. Им не хватало только морковки для носа и камешков для рта. Моё сердце заиграло, неимоверно хотелось помочь детям. «Ребята, смотрю, вам не хватает морковки для носа снеговику? Давайте, принесу вам!» — предложил я, на что они одобрительно покачали головой. Бегом, как можно скорее я направился до магазина. Купил только одну морковку и рванул обратно, но детей не было, а вместо морковки у снеговика носом был валун. «Вот как вы со мной…» Ничего, наверное, уже пора по домам, поздно же. Пойду дальше. Мне навстречу мчались лица: люди спешили домой, к своим семьям. Мне же торопиться некуда. Хоть бы зверюшка, какая была… Точно, Луна! И я опять бегу, задыхаясь. «Как я мог о ней забыть? Слишком много о себе думаю, а она ведь последнее, что у меня осталось, родная моя». Луна ждала меня на шкафу. Долго не хотела спускаться, видимо обиделась, но, несколько раз тяжко моргнув глазами она, распахнув громадные крылья, спустилась к кормушке: простила. Смотрел, как она ест, а потом, выпив стакан воды, лёг спать. Утро пришло быстро. Вчерашней прогулки не хватило, поэтому я решил сделать пробежку. Но сначала стоило поесть и покормить моего дорогого друга. В карманах было почти пусто, но на еду бы хватило. Луна накормлена, а я одет и готов к выходу. Решил, что сегодня буду завтракать в общественной столовой, которая появилась в соседнем доме совсем недавно. Взял себе кофе, оладьи и кашу. И пока ел, заметил, что за мной наблюдает странный дед, одетый во всё серое. По окончании завтрака, как можно быстрее ретировался из столовой и побежал по пути, на котором встретил вчера детей, катавших снеговика. Пробегая это место, я наблюдал плачущее и падающее нечто. Первый снег, как бывает это каждый год, таял на следующий день. Через ещё несколько минут я приблизился к пруду. «Мне говорили соседи, а я не верил, что он тут есть». Они много чего ещё говорили, что я пьянь, что разгульный, что пахабник и скандалист. На пруду, который окружали невысокие домики, кружили ещё не улетевшие утки. Дамы, гулявшие вокруг, подкармливали их. Летом должна складываться особенно изящная картина, когда деревья благоухают, от воды несёт свежестью, а на улице жара. Летом я здесь не бывал, а стоило… — Мужчина, — раздался сзади женский голос, — у вас выпало это! Обернувшись, я увидел девушку не высокого роста со светлыми волосами и непонятного цвета глаз. Она была очень быстрой и неимоверно тараторила: «Как же вас угораздило! Так нельзя относится к таким важным вещам! А что это, кстати, такое? Расскажите, расскажите». Её вовсе не смущало то, что мы не знакомы. — Здесь я храню визитки, для своих будущих клиентов, — просто и доходчиво объяснил я, забирая свою вещь, — простите, у меня нет денег, чтобы отблагодарить вас, но я могу сказать вам большое спасибо и дать мою визитку. Если вам что-то будет нужно, то обращайтесь, не бойтесь. — Да чего мне бояться? Вы что, вампир, чтобы я вас боялась?! — она рассмеялась и взяла визитку, опустив её в карман пальто, — меня зовут Елена, а вас? — Меня зовут Ричард. — Какое необычное имя. — Елена, извините, я сегодня занят, поэтому мне нужно уйти обратно. Куда мне обратно нужно уйти? Что я несу? Мысли путаются. — Да, конечно, ничего такого, я вам позвоню на телефон, приобязательно позвоню! — Хорошо, мы с вами ещё услышимся. Сделав доброе лицо, я неуклюже зачем-то пожал её руку своими двумя, при этом наклонившись, и резко побежал в сторону дома. «Что это только что было? Что я делал? Зачем я это делал? Зачем дал свою визитку? Она же меня доконает теперь! Я уже не переношу её быстроты. Что ж, будем думать, что делать дальше». Дома ждала сова. Она своими глазами мягко намекала, что меня здесь не должно быть. И, правда, я должен быть на работе.