русскость: тонущие в беспомощности

***

«Раньше в твоих глазах отражались костры».

В старой хрущёвке в полдень всегда светло — яркое весеннее солнце освещало маленькую кухню и ящички, старенькую советскую плиту, доставшуюся от бывших хозяев, и жёлтые полевые цветы, которые взрастили бабушки и продавали возле входов в торговые центры. В старой хрущёвке в полдень по выходным всегда светло, мама Ромы готовила что-нибудь вкусное — пышный омлет на сливочном масле или ароматную пиццу с ветчиной и сыром; отец поддразнивал её кулинарные навыки, но затем любовно обнимал со спины, извиняясь; кошка сидела на подоконнике, следя за солнечным зайчиком внимательным взглядом. Всё казалось таким правильным. В доме Ромы было тепло и солнечно вне зависимости от температуры за окном. В такие моменты он любил наблюдать за материнской готовкой, сидя на табуретке — её лицо в муке, умелые руки, нарезающие тонкие ломтики овощей, криво сделанный хвост, прядка из которого обязательно выпадала и мешала, серая футболка и широкие пижамные штаны. Рома тогда улыбался. Он умел это делать. Пока отец не ушёл из семьи, кошка не умерла, а мама перестала вставать с кровати, так что ему приходилось заставлять её, поднимать, кормить, давать лекарства, что выписал мозгоправ. Рома заботился о ней, включал её любимую музыку для поднятия настроения, фильм, что она обожала до глубины души, и иногда даже рассказывал детские сказки, которые она писала, а после разбалтывала детали сюжета. В редких случаях это помогало, мама даже могла снова приготовить его любимый пышный омлет, потанцевать под музыку, посмотреть первые пару минут фильма, пригубить немного белого вина с позволения психотерапевта, но затем всё повторялось — она укладывалась в постель и не вставала часами. Теперь в старенькой хрущёвке темно и холодно, даже когда на улице стояла тридцатиградусная жара. Рома сам себе готовил омлет по выходным и тихо плакал от бессилия.