Baby said

— Что будешь делать? Он появляется в проёме каюты, принося с собой запах тины, соль морской воды и лёгкую улыбку, трогающую его губы. Опирается крепким бедром о балку и опускает взгляд на собственные руки, неловко скрещенные на груди. — Что? Лассен оборачивается на звук чужого голоса, слегка теряясь в начале, слепо шаря по комнате взглядом без извечных очков в дурацкой круглой оправе, и наконец фокусируется на чужом лице, расплываясь в широкой улыбке. — Ну, когда всё это закончится, чем займешься? Эппл знает, что вопросы звучат совершенно глупо. Что ещё они, кучка отпетых мошенников и головорезов, смогут сделать после войны? Дай бог, тюремная баланда будет достаточно сносной, чтобы просидеть там до конца своих жалких деньков. Но ему так отчаянно хочется поддержать этот пустой разговор ради разговора, и он сильнее обнимает себя руками, поднимая глаза на собеседника. Андерс не выглядит плохо. Несмотря на всё происходящее дерьмо, он всегда умудряется оставаться весёлым. Не наигранным, а живым. Таким, от которого у Джеффри по спине бегут сотни разрядов, будто его снова прицепили за соски к генератору, прости Господи. Эппл задерживает взгляд на сильных руках, которые хватаются за балку во время особенно сильного качка, и из груди вырывается сдавленный вздох. Чёрт возьми, он агент. Для него не существует ничего, кроме работы, и иногда родины. Но рядом с Лассеном вся эта патриотичная мишура тускнеет и трещит по швам, оставляя после себя дерьмовый вкус шампанского от очередного праздника. Похмелье на утро с привкусом вчерашних хреновых разговоров и дешёвого пива, а не воодушевление. — Не знаю. Сдохну где-нибудь в английской тюрьме? Лассен смеётся, и морщинки разбегаются вокруг его глаз золотистыми лучами по загорелой коже. Золотистые кудри треплет морской бриз. И Джеффри чертовски сильно хочется пропустить их сквозь пальцы, собирая на кожу белый налет морской соли. — А я думал, ты разобьешь десяток женских сердец. В коллекцию. Он прикусывает губу, бессознательно, нервно потирая загорелое запястье и блуждая взглядом поверх чужой головы. Звук чужих шагов шумит в ушах вместе с бешеным стуком собственного сердца. Эппл поднимает глаза в тот момент, когда чужое тело находится настолько близко, что они почти могут соприкоснуться бедрами. Лассен упирается ладонью возле чужого уха, насмешливо вглядываясь в глаза напротив. — Только женских? Выгибает бровь, заставляя загнанно сглотнуть, снова метнуться взглядом по комнате и сосредоточиться на чужих изогнутых в улыбке губах. Джеффри нервно улыбается в ответ. Самообладание трещит по швам. Сантиметры между ними за последние несколько минут сократились до уровня опасности “красный”. И самое время бросить всё к херам, дёрнуть чужой лук и всадить стрелу себе куда-нибудь между рёбер. — На твое усмотрение. Эппл собирает себя глубоким вдохом. Щурит глаза, наклоняясь к самому уху и слегка задевая щетинистой щекой чужую. В конце концов он не сопляк, чтобы коленки дрожали от запаха чужого парфюма и горячего дыхания на тонкой коже ключиц. Чужая рука ощутимым весом падает на плечо с лёгким хлопком, продолжая свой путь вверх по чужой шее и сжимаясь на острых линиях челюсти. Джеффри скалится, отгоняя от себя последние сомнения, прислушиваясь к чужому хриплому шепоту. — О, поверь, я уже усмотрел. Зубы сжимаются вдоль линии мышц шеи так же резко, как в ушах начинают зудеть чужие голоса. Они приближаются, и Лассену остаётся только отстраниться, проведя напоследок языком по краснеющему месту укуса. Он отходит, оставляя между ними те безопасные сантиметры, которые сохранял до сегодняшнего дня, бросает быстрый взгляд на чужое покрасневшее слегка потерянное и недовольное лицо и улыбается снова так широко, с беззлобной издёвкой. — Поделишься планами на отпуск?