The Rings

Встреча с заказчиком была назначена на завтра: через полчаса после звонка Антону, Вадиму пришла ссылка на карту с адресом — небольшой ресторанчик в самом центре города, — и время: 14:00. Вадим забросил в машину контракт и поехал домой. Внутри стало спокойно. Наверное, это действительно то, что нужно, — заняться чем-то сторонним, чужим, к чему ты не имеешь никакого отношения, за что не нужно переживать, болеть, пропускать через себя. Как сказал Антон, «просто хорошо делать свою работу». Хотя, если признаться себе честно, почти все, чем он занимался последние пару лет, было таким же — сторонним и чужим. С той лишь разницей, что работал он с теми, кто был хорошо знаком, а здесь… Еще лучше. Действительно — только работа. Ничего личного. Пришел, сделал, что нужно, ушел. Человеку нужно быть все время занятым, нужно иметь дело, нужно быть в постоянном движении и заботах, иначе… Иначе пиздец. Вадим тяжело вздохнул, снова ощущая подкатывающие тяжелые мысли. Было время, когда он вообще ничего не делал, слонялся по дому, лежал на диване, тыкая в планшет, иногда просто смотрел в потолок, погружаясь в водоворот собственного отчаяния. Тоски. Боли. Одиночества. И тогда покой превратился практически в синоним смерти. А дела… Даже незначительные, суетливые, мелкие — только они были лекарством, заставляли мозг переключаться с оплакивания своих бед на бытовое и насущное, заставляли вставать по утрам, умываться, принимать человеческий вид и взаимодействовать с другими людьми. Приходилось вынуждать себя, практически насиловать, угрозами и шантажом поднимать себя с постели, хотя единственным желанием было не двигаться, не открывать шторы, не включать телефон. Бывало, что он спал по 14 часов, а когда просыпался, чувствовал себя уставшим и разбитым, как будто за ночь не сомкнул глаз. Люди раздражали, их вопросы раздражали, их снисходительные улыбки, их попытки казаться понимающими, но по сути они просто хотели удовлетворить свой интерес, хотели обсудить, помусолить набившие оскомину темы, хотели влезть туда, куда Вадим никого не пускал. Туда, где была выстроена огромная стена, и лезть через эту стену было равно самоубийству. Но люди лезли. Под разным видом, находя разные причины. Самой простой и удобной, конечно, была причина «я просто хочу помочь», «если расскажешь, тебе станет легче», «болью надо делиться, тогда боль станет слабее». Но делиться Вадим не мог. Может, и хотел бы. Хотел, чтобы был хотя бы один человек, которому можно было рассказать всё, всё от и до, ничего не утаивая, не подбирая запасных слов, не подменяя понятий. Но такого человека не было. Он рассказывал кому-то о своих переживаниях, но их причина была в другом, и поэтому рассказ получался фальшивым. Он доходил в своих рассказах до главного, но тут же ставилась точка, рвавшая от нажима бумагу, и все опять становилось не тем. В конце концов он принял общую версию того, что с ним происходит, неоднократно ее подтвердил. Да, все именно так. Я всю жизнь занимался тем, что любил, а теперь этого нет. Именно поэтому мне плохо. Было плохо. А сейчас мне хорошо. Ну то есть нормально. Вадим криво усмехнулся, задержав взгляд на себе в зеркале заднего вида. Мне нормально. Запишу чужой альбом, вероятно, полную хуйню, никому ненужную полную хуйню, получу деньги, куда-нибудь уеду. Это не было похоже на план, скорее, на самоуговаривание. Куда и зачем он уедет, он не знал. Просто пока в голове были мысли хоть о каком-то будущем, это означало, что будущее существует. Что дальше что-то еще может быть. Квартира встретила его сумерками и тишиной. Разуваясь в прихожей, он увидел что-то на полу между шкафом и полкой с обувью. Поднял. Это была маленькая зеленая пуговица с четырьмя дырочками посередине под нитку. У Вадима не было никакой одежды с подобными пуговицами, а значит, это не его. Значит, это Глеба. Он попытался вспомнить, что было на нем в их последнюю встречу, окончившуюся под ледяной водой в ванной. Была футболка. Белая, с зелеными полосками. А пуговица, скорее всего, декоративная, с рукава. Пуговица, на которую ничего не застегивается, пуговица, которая не несет никакой пользы, никакой функции, — просто существует. Вадим покрутил ее между пальцами, прошел в кухню, открыл окно и с размаху выбросил на улицу. «Пошел вон, убирайся вон». Хотелось так же взять все из себя — взять и выбросить с девятого этажа, а потом отгородиться от этого толщей стеклопакета. Он еще немного постоял, глядя, как тонет в вечерних летних сумерках город, закрыл окно и, не раздеваясь, завалился на кровать. —— В длинном коридоре было темно, но включать свет не хотелось. Наконец-то все ушли, и здание погрузилось в безмолвную успокаивающую тишину. Рината толкнула дверь своего кабинета, пошарила рукой в ящике стола, извлекая помятую пачку сигарет и зажигалку. Окно было полуоткрыто, фонари освещали маленький зеленый сквер, а заодно и часть помещения. Самый центр города, а здесь, во дворах, в удалении от центрального проспекта, царило практически мертвое спокойствие. Щелкнула зажигалка, в воздухе поплыл дым. — Ты же вроде бросила. Или что, работа такая нервная? — она не услышала, как открылась дверь, погруженная в собственные мысли, но знакомый голос вывел из транса, возвращая на землю, — Ну еще бы, я бы тоже ебанулся на твоем месте, — послышался смешок и звук приземляющегося на диван тела. — Чего надо? — Рината не повернулась, продолжая выдыхать дым в открытое окно, — Чем обязана такому неожиданному визиту? — Ой ли, — он снова усмехнулся, — Ну, во-первых, я тут обнаружил, что ты заблокировала мою электронную подпись… — А во-вторых? — Вообще-то это все и мое тоже, если ты забыла. И я могу приходить сюда, когда хочу и делать, что хочу. — Не забыла, — Рината затушила окурок и наконец-то развернулась лицом к своему гостю, — А подпись тебе ни к чему. Что ты собрался подписывать? Ты не делаешь ничего. Ничем не занимаешься. Я тебя неделями не вижу, так, общие знакомые рассказывают, что ты не сдох еще, и на том спасибо, — она смотрела прямо перед собой, не касаясь взглядом собеседника, — Слез с наркоты и бросился бухать? Думаешь, это лучше? — Приятно, что ты интересуешься моим здоровьем, — он хмыкнул, — У тебя, наверное, много работы, не до меня. Что тут записываете? Песенки жен олигархов к юбилеям мужей? «О мой супруууууууг, ты могучий, как дууууууб», — он снова засмеялся, — Рэпчик невесты в подарок на свадьбу жениху? Музычку для рекламы прокладок? — Что тебе надо? — Рината перебила его, руки непроизвольно обхватили живот, принимая ту самую закрытую позу, — Все записываем, не только это. Ты прекрасно знаешь, что здесь лучшее оборудование, ни у кого такого нет. И команда профессиональная, — из любого говна сделает конфетку. Данные своих клиентов я не раскрываю, даже тебе. Если ты пришел, чтобы снова ныть о том, что я занимаюсь не так и не тем, то разговора не получится. Я как раз занимаюсь так и тем. И мне за свою работу не стыдно. И чтобы так было, ты знаешь, чего мне это стоило… — Ага, и сколько стоило тоже знаю. А еще я знаю, что мы очень скоро этого лишимся, и удивлен, что ты нихера не делаешь. — Я не делаю? Я еще три месяца назад говорила тебе… Ты сказал, что тебе похуй. Ты считаешь, что это моя проблема, но это проблема общая. Видимо ты, наконец, это осознал, раз говоришь «мы». — Осознал, и даже кое-что предпринял, на следующей неделе начнем работу над альбомом. Заново. В целом, если постараться, то как раз успеем. — Мммм, а что записывать будем? — Рината не сдержала смеха, — Если ты забыл, то все старье, которое мы планировали подсунуть, уже зарубили. А нового мы ничего не напишем. И куда делась твоя самоуверенность? Ты мне последний раз сказал, что никто тебе не указ, на всех тебе похуй, и вообще никто тебя не достанет, они в Америке, а ты в России теперь. Или что, Россия больше не кажется тебе хорошим способом сбежать от миллионной долларовой неустойки за четвертый альбом Катьки? Или ты думаешь, что это все случайно? Всегда все было нормально, а теперь в ТЗ требования как у Майкла Джексона, — они прекрасно понимают, что здесь нам одним этого не сделать. Это расплата, милый: за все. За ту беззаботную жизнь на всем готовом. За то, когда все было легко и просто — по щелчку пальцев. Там мы это делали в команде профессионалов всех мастей. А тут нас только двое, и то, — тебя можно не считать, — она замолчала, какое-то время висела звенящая тишина, — Я иногда вспоминаю тот день, когда мы впервые поставили свои подписи на этом. Получили деньги. Как мы тогда радовались. Люди, у которых ничего не было, в чужой стране, без вида на жительство даже, с истекающей визой. Ты хотя бы инглиш знал, а я только «Лондон из э кэпитал оф Грэйт Британ». И вот огромные деньги. Вот огромная сверкающая индустрия по производству иллюзий. И твои песни слушают сотни тыщ людей. Пусть так, но песни все равно твои… Сейчас я понимаю, как это было глупо. Сейчас я бы никогда этого не сделала. А тогда… Вот тебе квартира в элитном кондоминиуме, вот тачка с водителем, клубы, бары, реклама, а главное — работа. Работа мечты, — Рината быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Да перестань, — он встал с дивана и подошел вплотную, — Будет четвертый альбом, будет. Я просто… Я не хочу это потерять. Это же… Ты же… В это же вложено все. И я знаю, что ты это сделала для меня. Что бы там между нами ни было, Рината, я все понимаю. — С каких пор тебя это интересует? Вложено все! Мной вложено, да. Для тебя… Не знаю, наверное, сначала это было для тебя. А теперь и тебя никакого нет. Ты уже не ты. А я уже не я, — она отвела на секунду глаза, — Ничего ты не понимаешь. — А мне кажется, что понимаю. — Неа, не понимаешь. И не поймешь. А я всю жизнь так и буду жить с бесконечным чувством вины перед тобой, — она резко дернула головой, к горлу снова подкатил липкий ком, нужно было срочно перевести тему, — Раньше тебя интересовало только чтобы на дозу хватало, а теперь видимо на бутылку? Посмотри на себя, ты же пьяный! — Рината перевела взгляд на диван, на котором остался лежать мотошлем, — Ты на мотоцикле что ли приехал? В таком состоянии? — Я не пьяный! Ну выпил немного, что с того? Все пьют! — Все пьют, но не все алкоголики, — Рината грустно усмехнулась, — Ничего не получится, придется продать это, — она неопределенно провела рукой в воздухе, — Выплатить неустойки. Хотя бы так от этого всего избавиться. За ошибки нужно платить. Есть такая поговорка «господи, спасибо, что взял деньгами», знаешь? Потом я, наверное, уеду. — Куда уедешь? В мухосрань и будешь кассиршей работать в Пятерке? — А кассирша для тебя не человек? Или ты все не можешь выйти из образа? В любом случае, тебя это не должно волновать. — Но меня это волнует, — он провел пальцами по ее лицу, отчего она вздрогнула и поморщилась, — И не придется никуда уезжать. Альбом будет. Я нашел почти всех людей. Зря ты думаешь, что я ничего не делаю, что я только пью. Я в общем и не пью. Ну почти. — Каких людей?! — Рината отошла обратно к окну, стараясь увеличить расстояние между ними, — Ты с ума сошел? Ты хочешь взять посторонних непонятных людей?! — А что делать? Там у нас была своя команда. Здесь ее нет. То, что мы можем сделать вдвоем… Оно не подходит. Оно охуенно, Рината, — он снова приблизился, — Но не подходит. Хотя я бы это хоть сейчас продал, и это бы купили, в очередь бы за этим еще стояли! Но сейчас нужно выполнять юридические обязательства. Понятно, Катька специально, злость так вымещает. Отсюда и поехали эти требования — инструменты все живые подавай, никаких сэмплов, аналог, многоголосые бэки, скрипки, блять, концертная фонограмма, — он хмыкнул, — Ну будет значит. Все будет. — То есть сюда придут посторонние люди и будут помогать нам записывать альбом? А рты этим людям ты как заткнешь? Или мы их после записи убьем? — Рината хотела улыбнуться, но не получилось. — Ну, во-первых, мы очень хорошо им заплатим, во-вторых юристы твои, ну то есть наши, сделали хорошие контракты с соглашениями о конфиденциальности и огромными неустойками за длинный язык. А то зря что ли они тут штаны просиживают. Точнее, они перевели наш контракт на русский, подогнали его под местное законодательство. Считай, у нас будет новая команда. Как там, только новая. А в-третьих, людей я беру разных, друг с другом не знакомых, музыканты все разношерстные, без особых претензий, но играть умеют, я их даже не в переходе нашел, хотя была такая мысль, — он усмехнулся, — Часть сами сыграем, как обычно, — клавиши твои, гитары — мои. Драммер нам нужен, бас, ну и скрипка проклятая. Я хотел взять разных, по несколько человек, но потом решил, что проще будет работать с постоянными. Плюс с такими, кто никому неизвестен, сессионщики, ребята, для которых это просто работа, ничего личного. Звукотехники все свои есть и здесь. Писать будем короткие куски, в разное время с разными людьми, никто в принципе не поймет, что он делает. Много дублей и вариантов. Свою часть работы выполнил и пиздуй. Скажем им, что пишем для фильма проигрыши или для рекламы, да что угодно скажем. А вообще, думаю, что и спрашивать никто не будет. Из 14 песен 10 подошли в принципе. Так что всего лишь перепишем аранжировки на 10 песен и еще 4 новые надо. — Всего лишь? Это все переписывать! Все! Это все делать с самого начала! А звукорежи тоже не поймут, что пишут, да? Кто это сводить будет, тоже не поймет? — Может и не поймет. Не забывай, что мы в России, тут вообще, возможно, никто и не слышал такое. Ну а если и слышал, то не вспомнит, где и при каких обстоятельствах. Слишком разный культурный код. Слишком изолированная популярность. Да блять, это Мадонну во всем мире знают, Металлику, Нирвану. А это, ты сама понимаешь, не Мадонна. Да, там с этого ссутся, а здесь свои кумиры, свои герои поколения, — он перевел дыхание и на секунду прикрыл глаза, как будто убеждая себя в том, что это действительно так, — В основном я все сам делать буду, как обычно, но нам нужен хороший спец по аналогу и качественный аранжировщик, мне там Антон нашел кого-то, завтра поеду, посмотрю. Думаю, договоримся. — Нашел кого? Ты ищешь людей через каких-то знакомых? Насколько ты вообще в этих знакомых уверен? — Антона я давно знаю, мы еще до Америки вместе тусили, я его хотел взять, но он сейчас другим занимается, в основном, постпродакшном, это нам не подходит. А так, конечно, весело было… Помнишь, на Пролетарской бар был? — Со стриптизершами? То есть ты с каким-то чуваком стрипухам деньги в трусы пихал, и теперь он такой надежный друг, что на него положиться можно? Можно с ним поделиться всем? — Да не в этом дело. Я ему естественно не рассказывал ничего, просто что нужно альбом записать. Он знает, что у нас своя студия звукозаписи, знает, что мы работаем с музыкантами всех мастей и жанров, так что такая просьба не звучала необычно. Ну, всякое бывает, бывает, свои штатные звукачи не подходят для определенной цели, а для нас желание клиента — закон. Нормальный он, и знаком тут со многими. А мы здесь восемь лет не были, изменилось всё. Лучше попросить кого-то, кто работает в индустрии, кто понимает, что, как и где. Рината, другого выхода нет. Ты при всех своих талантах на скрипке не сыграешь. А я при всех своих — больше по цифре, да и со сведением при такой записи есть большие вопросы. Есть проблема, ее надо решать. — Ты прекрасно понимаешь, в чем проблема. Не в качестве материала. Когда ты ее потрахивал, как-то проще было работать, да? — Рината поморщилась, — Это дорога в жопу. — Это дорога к свободе. Дорога к тому, что мы больше не будем связаны обязательствами. Что все закончится. И будет так, как ты всегда хотела. Здесь. А черновиков у нас полно. Возьмем другое. Тексты хорошие, тексты, заметь, никто не правил, к ним ни одного вопроса. Гострайтер — это почти как гостбастер, — он улыбнулся, вспоминая старую шутку, — Музыка тоже хорошая в целом, основа понятна, придется перепилить многое, но в этом нет ничего невозможного. — Как я всегда хотела? Ты вряд ли знаешь, как я хотела. Я последний год только и делаю, что с чем-то борюсь. Непонятно только, с чем. И зачем. Все бесполезно. Я часто думаю, что было бы, если… Если бы я, например, уехала одна. — Ты оставить меня не можешь, мы оба это знаем. Я без тебя умру, — он улыбнулся, поправив выбившуюся прядь волос, — А теперь я поехал. Завтра со мной пойдешь смотреть претендентов? — Нет уж, спасибо, давай сам. — То есть я могу считать это твоим согласием на работу в таком формате? — Это не согласие. У меня просто нет выбора. — Вот и правильно, — он острожно поцеловал ее в краешек губ, — Позвоню завтра, все расскажу. Дверь закрылась. Снова щелкнула зажигалка. ——— Вадим приехал к месту в 13:50. Прошел в полутемное помещение и присел за столик в углу. Как должен выглядеть тот, кого он ждал, он не имел понятия. Все казалось странным, но подогревало интерес. Через 10 минут к нему кто-то подошел, увлеченный чтением последних переписок с братом, он даже не заметил сначала гостя, но ровный, довольно громкий голос вырвал его из своих размышлений. — Привет, я Роман, — он протянул руку, Вадим встал и пожал ее. — Вадим, рад знакомству, — он с интересом разглядывал подошедшего, пока тот занимал свое место за столом напротив. Довольно высокий, на вид ему было лет тридцать, возможно, чуть больше. Темные вьющиеся волосы доходили до середины шеи. Черты лица бросались в глаза своей правильностью — слишком пропорциональные, слишком ровные, практически образец портрета для мужского журнала — эдакий романтично-брутальный самец, одинаковая мечта девочек в пубертате и дам бальзаковского возраста. Темные изогнутые брови, длинные ресницы, серые глаза, слишком сильно контрастирующие с цветом волос. Внимательный взгляд. Одет он был в кожаную мотоциклетную куртку, хотя на улице было жарко. Рассматривать пристально было неловко, и Вадим отвел взгляд. — Предлагаю сразу перейти на ты, чтобы не тратить время на ненужные реверансы, — Роман улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы, — Если не возражаете, конечно. — Не возражаю. — Вот и отлично. Выпьем? — В смысле? — В смысле бухаешь? Выпьем? Преложение было не самым обычным в сложившейся ситуации, но возражать Вадим не стал. Через несколько минут официант принес запотевший холодный графин и закуску. — Если есть вопросы, я готов на них ответить, — Роман откинулся на спинку стула, опрокинув в рот стопку, — Но контракт ты уже подписал. Я привез еще бумаги, это более подробное описание того, что надо делать, точнее того, что должно в итоге получиться, — он протянул неизвестно откуда взявшуюся кипу распечаток, Вадим был уверен, что когда тот пришел, в руках у него ничего не было. — Подписал. Но вопросы остались, — он взял бумаги и бегло пробежался по ним глазами, — Мне это сейчас надо читать? — Можешь потом, это не самое срочное. Так что, какие вопросы? Но Вадим молчал, почему-то все, что он хотел спросить, как-то померкло. Нельзя было сказать, что атмосфера была недружелюбной или неприятной, скорее, от собеседника веяло высокомерным холодом — не по отношению к нему, Вадиму, а в общем и целом. — Ну ладно, давай я сам. Я примерно знаю, что за вопросы. Почему это столько стоит? Ну, потому что придется работать не с самыми приятными людьми, то есть с нами, — он улыбнулся сам себе, — Там всякое может быть, включая склоки, скандалы, возможно, драки, — проследив за поднявшейся бровью собеседника, Роман продолжил, — Ну тебя мы бить не будем, нет, это я про общую атмосферу, так сказать. Хотя кто знает… — он снова улыбнулся, — Во-вторых от тебя нам требуется не просто сидеть и тыкать по кнопкам, есть сложности. Если коротко, то то, что мы должны записать, уже было записано, претерпело множество редакций и переаранжировок, но так и не нашло своего окончательного выражения, а времени у нас мало. Нужен взгляд со стороны, другое видение. Сам я… Ну, можешь считать, что сам я сдаюсь. Нельзя достать из себя то, чего в тебе нет. — В этом нет ничего странного, нормальный процесс, некоторые песни годами могут лежать прежде, чем обретут свой окончательный, нужный вид, — про себя Вадим думал, какую музыку может писать этот человек, о чем, но ничего не приходило в голову. Максимум — попсу про разбитые сердца своих поклонниц. А в клипе он наверняка будет ехать на мотоцикле под дождем и сладким голосом завывать что-то типа «я разбил твое сердце, малышка, ты для меня как открытая книжка, я просто с тобой играю, я от тебя улетаааааааю». Вадим не выдержал и улыбнулся своим мыслям. Ну, попса тоже нужна, попсу тоже слушают и в общем, если она качественная, то и не грех. — Это хорошо, что ты улыбаешься, — от Романа не ускользнули изменения на лице собеседника, — Но я уже сказал, что времени нет. Так что готовься переписывать все по сто раз. — Не пугает, перепишем, — Вадим тоже откинулся на спинку стула, алкоголь приятно разливался внутри, даря тепло, — А что по поводу секретности? — Это следующая тема. Надеюсь, ты все прочитал. О том, с кем и над чем ты работаешь, никто не должен знать. Никто — это ни один человек. Даже ни одна живая душа. Ни мама, ни любимая жена, ни брат, ни сват, — от Романа снова не ускользнуло, как дернулся уголок губ собеседника, но от какого именно слова, он не понял, — Ни кошечки с собачками, если таковые имеются. Никто — это никто. За нарушение положений о конфиденциальности предусмотрены огромные неустойки. Ты не только ничего не получишь, но останешься должен. Я считаю, что требование выполнимое, разумное и обоснованное. Также запрещена любая съемка, любые записи аудио и прочее — ни тех, с кем ты будешь работать, ни разговоров, ни музыки, ни одного слова. Телефон придется оставлять за пределами студии или у Дженни. — У кого? — Это наш администратор, она с радостью побудет хранительницей твоих технических устройств. Ну про ненормированный график, думаю, не стоит говорить? Если ты любишь проебываться, то за это тоже штрафы. — У меня сейчас много времени, и я наоборот хотел бы его занять по максимуму. Ночью, в выходные — без проблем, — Вадим смотрел собеседнику прямо в глаза, — Я очень хорошо умею делать то, что от меня требуется, и в общем вряд ли у тебя есть причины считать меня распиздяем и долбоебом. Все, что написано, мне понятно. — Вот и здорово, — Роман улыбался, — Мне нравится. Думаю, все получится. Я тут принес тебе кое-что, — на столе появилась маленькая карта памяти, — Советую послушать. Здесь то, что было записано как демки, и то, что было записано как окончательная версия. В общем то, что тебе надо будет переделать. — Послушаю, — Вадим убрал карту в бумажник, — Когда начинаем? — Послезавтра. Давай в 12. Не забудь отдать подписанный контракт. Оплата пятьдесят процентов вперед, хочешь, наличкой, хочешь, на карту, но нужны реквизиты. — А что насчет студии, кстати? У кого записываетесь? — Вадим протянул подписанные бумаги, — Реквизиты там указаны, лучше на карту. — Отлично. Адрес отправлю сообщением, это в центре, не заблудишься, — Роман положил на край стола купюры и встал, — Был рад познакомиться. До встречи, — Вадим пожал протянутую руку и проводил собеседника взглядом. Еще через пять минут пришло сообщение с адресом студии. The Rings. Про The Rings он знал только то, что студия принадлежит каким-то ебанутым иностранцам, которые оборудовали ее по подобию Лос-Анджелесской Кэпитал Студиос. Эхо-камеры, десятки ламповых микрофонов, новейшие студийные мониторы и микшерные пульты за сотни тысяч долларов. Ну, в общем и неудивительно, только в Кэпитал Студиос записывались Фрэнк Синатра и Майкл Джексон, а здесь видимо вот такое. Вадим снова подумал о том, что пишет и поет Роман. Можно было спросить у него, но почему-то стало неловко. К тому же, я могу сам послушать, пожалуй, этим сегодня и займусь. С такими мыслями он покинул ресторан и направился в сторону дома. Уже вечером, налив в стакан коньяка, удобно расположившись в кресле, он засунул карту памяти, нажал плей. И охуел.