Gonna catch fire

Место столкновения свежей стальной ссадиной виднеется на идеально-белом бампере лоснящейся Ferrari Purosangue. Кусок черного пластикового воздухозаборника болтается, вывалившись из корпуса, чиркнув краем по асфальту. Сугуру никогда не был силен в математике, но сейчас проявляет чудеса подсчета в уме, прикидывая, сколько месячных зарплат учителя музыки ему придется отвалить за ремонт владельцу элитного внедорожника. — Господин… — Гето. — Господин Гето, прошу остаться со мной до приезда владельца авто, — главный участник диалога с Сугуру — это невысокая и пухленькая собственница дорогого горного комплекса с громким названием «Paradise Lux Resort», на парковке которого и произошло столкновение. — Это недопустимое хамство. Вы даже не гости комплекса, но умудрились впечататься в авто нашего самого уважаемого клиента. В подтверждение этих слов звучит уверенное «гав» от жирненькой хозяйской таксы, которая тоже выбежала посмотреть на финансовый крах Сугуру. За спиной владелицы высятся два мрачных силуэта секьюрити, намекая, что свалить, не расплатившись, не выйдет. «Ваш самый уважаемый клиент, как полное тупое мудачьё, запарковался возле мест для квадроциклов. Каким идиотом надо быть, чтобы ставить дорогую тачку встык к квадрам?» — этого Сугуру, конечно же, не говорит вслух, продолжая раздраженно тереть переносицу и кивать. Да, останется. Конечно. Подождем. Постоим под палящим солнцем. — Простите, это я виноват. Может, мы можем как-то уладить? — робкий комментарий звучит из-за спины. Две пары понурых плеч, взгляды в землю и опущенные подбородки. Итадори и Фушигуро — главные виновники происшествия, которые непременно получат от своего учителя, когда они вернутся в кемпинг. В день приезда именно Итадори Юджи разузнал, что по соседству с их базой отдыха есть дорогой курорт, где можно взять прокатные квадроциклы. Именно Юджи, уровень вождения которого ограничивался скейтом, даже не велосипедом, предложил погонять. Именно Юджи всосался в спину Мегуми по дороге и ныл на ухо, чтобы тот дал ему порулить. Он ведь непременно справится! И, конечно же, справился. Именно Юджи в последние минуты отведенного времени сел за руль, ёбнув чужую тачку уже на паркинге. Одновременные испепеляющие взгляды Сугуру, владелицы и охраны дают понять, что Юджи лучше завалить. Сугуру хочется закурить. Фильтр уже ложится на губы, а пальцы тянутся к крышке зажигалки. Недовольное «кхм» и взгляд на табличку с перечеркнутой сигаретой заставляет остановить прикрытую ладонью зажигалку на полпути ко рту. Он чертыхается про себя и прячет несостоявшуюся дозу никотинового расслабления. Почему-то на табличку с перечеркнутой парковкой и прибитую ниже с отметкой о паркинге для спецтехники никто не кхмыкает. — Я останусь, а вы идите в кемпинг. Скажите Сёко, что я задержусь, и обедайте без меня. — Но господин Гето, это я пустил Итадори за руль. Давайте я с вами останусь, — ответственный Мегуми пытается возражать, но затыкается, когда видит хмурое лицо Сугуру. — Мэгс. Просто. Идите. К Сёко. По тону сэнсэя ясно, что извержение Везувия может случиться сию секунду на этой парковке. Охрана делает пару шагов в сторону удаляющихся по направлению лесной тропинки парней, но владелица машет рукой: «пусть идут». Их учитель все равно остается с ними. Сугуру мрачно и удовлетворенно улыбается, провожая взглядом две сутулые спины, когда Мегуми засаживает подзатыльник Юджи. Звук хлопка долетает до ушей Сугуру. Что ж, минус одна проблема. Солнце нещадно жарит голый плац парковки. Распахнутые створки ворот заманчиво являют взору голубизну бассейна, зеленый газон с расставленными деревянными шезлонгами. В полуденный зной отдыхающих у воды не так много, но пару загорелых задниц в стрингах Сугуру успевает рассмотреть, прежде чем охранник закрывает обзор. — Может, внутри подождем вашего уважаемого клиента? — Не положено. Вы не клиент Парадайза. — И сколько ждать? — для гонок по лесу и бездорожью Сугуру надел плотные карго и рубашку. Теперь же он плавится на солнцепеке. По спине, щекоча кожу, сбегает струйка пота. Уже не первая. — Господин Годжо вот-вот должен вернуться с гольфа, мы уже сообщили ему, — с уст владелицы Парадайза фамилия гостя звучит любовно. «Еще бы облизалась». Но фамилия кажется знакомой. Годжо, Годжо. Каких Годжо он мог бы знать? Мозг бегло прогоняет всех знакомых Сугуру, но быстро возвращается к математическим прикидкам стоимости ремонта Ferrari. Он садится на обочину. Пальцы скроллят телефон, пытаясь найти доказательства, что рихтовка бампера не обойдется в продажу почки. Следующим в истории браузера появляется запрос, почем сейчас органы на черном рынке. Сугуру из тех людей, которые могут начать беседу с Google с невинного вопроса, сколько варить кукурузу, а закончить в четыре утра просмотром видео, как перевозить кокаин через таможенный контроль. Продажа почки временно откладывается, потому как к парковке неспешно подъезжает гольф-кар, останавливается в холодке деревьев. Сугуру прячет смартфон, поднимается, чтобы рассмотреть, с кем придется иметь дело. И застывает, подойдя на достаточное расстояние, чтобы увидеть водителя. Ну еще бы фамилия не казалась знакомой. Сатору Годжо, сыночек создателя корпорации «Gojo Airlines», один из самых завидных женихов Японии, ежегодный участник рейтинга молодых миллионеров «Топ-30 до 30». Слоган их компании «Между небом и землей мы самые достойные» записан на подкорку, как «М-м-м Данон» и «You can Do It. Nike». Уверенный в собственной неотразимости Годжо улыбается, позируя на фоне взлетных полос аэропортов, с бордов и LED-экранов Токио. Зачем нанимать модель для промо, когда твой наследник выглядит, словно Люцифер до грехопадения трахнул Еву и у них родился ребенок? Годжо спускается со ступеньки кара на асфальт, и Сугуру тут же хочется отряхнуться от грязи, налипшей во время гонки на квадрах. Потому что Годжо сияет белизной похлеще эмали из рекламы зубной пасты. Белоснежные хлопковые шорты и поло, высокие гольфы и ни единой песчинки на аккуратных низких кедах. Полупрозрачные стеклышки очков не то голубые сами по себе, не то бликуют голубизной глаз Годжо. — Воу, что у нас тут, — Годжо присвистывает, подходя к Ferrari. — Господин Годжо, извините, что мы вас оторвали от игры. Это туристы из соседнего кемпинга брали на прокат ATV и… — владелица Парадайза разводит руками. — … в общем, вот, — студентов она упоминает, будто крыс, забежавших на её идеальный зеленый газон. — А где же студенты? — За них отвечает вожатый, — на Сугуру женщина смотрит, как на сгоревший пирог. И на стол вынести стыдно, но и к чаю больше ничего нет. — Это господин Гето. — Можете идти, дальше я сам, спасибо, — Годжо улыбается так лучезарно, будто покореженный бампер не стоит и гроша. Сугуру смотрит на этот наигранный спектакль и понемногу бесится, что для кого-то пару его месячных ставок — даже не повод расстроиться. Хотя бы для виду. — Если что, дайте знать. Надеюсь, он не доставит вам неудобств, — еще один презрительный взгляд от хозяйки на Сугуру. — Ну что вы, какие неудобства. Всего лишь подбили мою девочку, — по тону Годжо сложно понять, он прикалывается или правда считает это пустяком. Оппозиция из владелицы комплекса, охраны и раскормленной таксы наконец убирается с глаз долой, скрывшись за автоматически захлопнувшимися воротами. Сугуру позволяет себе расслабить плечи. Чувствовать себя ничтожеством под всеми этими пренебрежительными взглядами порядком надоело. Осталось договориться с владельцем машины. — Гето Сугуру, здравствуйте, — он тянет руку, привлекая к себе внимание. — Простите, мне очень жаль, что мои студенты подбили ваше авто. Я их учитель музыки. Мы с группой приехали на отдых и взяли учеников, а оно вот как вышло. Но вы не переживайте! Я вам все компенсирую, — Сугуру на одном дыхании выпаливает составленную за время ожидания речь. — Может, не сразу, конечно. Годжо не слушает заготовку и извинения. Да и на машину ему пофиг. Ему хватило быстрого кивка в сторону отвалившегося воздухозаборника. Зато он смотрит на Сугуру. Оценивающе. Изучает покрытые пожелтевшими на солнце ошметками грязи тактические ботинки, припорошенные пылью темные карго, пропитанную потом майку и закатанные рукава рубашки. Присматривается к взмокшим прядям прилипших ко лбу волос, останавливается на тараторящих объяснения обветренных губах. Взгляд еще немного блуждает по чертам и фиксируется на глазах. Сугуру становится неуютно, и он опускает так и не пожатую руку. Лучше бы на Годжо были темные матовые стекла, а не эти ебучие, едва тонированные очки, открывающие его нездоровый интерес к Сугуру. Сука, что он так пялится? «Думает, как глубоко меня можно поиметь, содрав оверпрайс за ремонт. Хотя, вряд ли ему нужны бабки. Такие как он обычно наслаждаются своим превосходством, указывая таким, как я, их место», — Сугуру начинает внутренне закипать. Тихий отдых в горах рискует превратиться в черти что. Больше всего напрягает, что гребаный Годжо все еще молчит, не сказав ему ни слова. — Послушайте, я оставлю вам номер. Свой и школы, если вы думаете, что я смоюсь. Автосалон оценит ремонт, а вы пришлете чек. Так подойдет? — Номер? Номер, пожалуй, подойдет, — Годжо наконец раскрывает рот. Лукавый блеск глаз не уступает сверкнувшему на солнце гвоздику в его ухе. «Брюлик, гитарой клянусь, брюлик». — Запишете? И прошу, давайте не втягивать учеников и их родителей. Они не хотели, правда. — Такая нежная забота о студентах. Как трогательно, — едва заметный заинтересованный наклон головы, но Годжо так же продолжает сканировать Сугуру своими невозможными глазами. — Вот, держи, — резкий переход на «ты» смущает. Сатору протягивает айфон, и его холодные пальцы высоковольтным разрядом прошибают подогретого жарой и раздражением Сугуру. Вот так просто держать в руках смартфон человека, за которым гоняются журналы и телики в надежде на десятиминутное интервью, ощущается странно. Сугуру уже хочет спросить о пароле, но телефон внезапно не залочен, и на экране подсвечивается заставка. Тут могла бы быть фотка самого Сатору с одной из рекламных промо авиакомпании, могла бы стоять фотка с многочисленных фотосессий. В конце-концов, фото его девушки или нейтральная тема айфона с небом. Вместо этого Сугуру недоуменно рассматривает смазанную фотку Сатору из McDonalds. Он жует трубочку от милкшейка и выглядит таким радостным, словно только что сорвал джек-пот. На изображении Сатору совсем еще юный. Возраст выдает студенческая форма. В кадр тут и там лезут лица, руки и куски формы одногруппников. Сугуру пытается представить сегодняшнего господина Годжо в дешевом фаст-фуде и в компании кучи друзей, пихающихся и хохочущих, в попытках просочиться в кадр. Не получается. — Что-то не так? — Сатору заглядывает в экран, наклонившись к Сугуру до столкновения с опущенной макушкой. В нос вкрадчиво проникает еле уловимый запах свежего парфюма, смешанного с запахом кожи Сатору. От Сугуру терпко разит потом. Он это и сам чувствует. Но черт. Богачи про личные границы не слышали? — Нет, все в порядке, — быстрые нажатия, и Сугуру записывает свой номер и номер школы как запасной. — Сато-о-о-ру, ну ты долго?! — возмущенный голос раздается от гольф-кара. Спутнице Годжо, которая за все это время так и не вылезла из припаркованной в тени машинки, наконец стало скучно. — Ну сколько еще? Девушка, идущая к ним, выглядит под стать Сатору. Ослепительная. Первое слово, которое приходит в голову, когда стройные ноги кошачьей походкой шагают по паркингу. Ослепительная короткая юбка-плиссе задирается при ходьбе, являя миру шортики под ней. Ослепительно-белая футболка и глянцевый козырек на лбу, прижимающий две плотные длинные косы. Через плечо девушки перекинут чехол с клюшками для гольфа. — Сатору, ты разобрался с этим хулиганьем? — имя Годжо она растягивает по влажным от блеска пухлым губам. — Мэй, крошка, почти. Подожди, милая, — рука Сатору так идеально ложится на её тонкую талию, будто их подточили друг под друга и планируют выставлять в муниципальном парке. Образцовая парочка. С одной обложки GQ. Мэй скептически оценивает бампер Ferrari. — Вы договорились? Он… — на Сугуру она не смотрит вообще, — …оплатит нам ремонт? «Нам?» — Гето вновь начинает закипать. Терпеть присутствие Годжо было еще посильно. Он напрягал своим холеным лоском, но хотя бы не бесил манерой речи. Богатство в квадрате, умноженное на жеманность речи его подруги, заставляет Сугуру сжать зубы. — Да, мы договорились, — Сугуру отдает телефон и собирается попрощаться, свалив, наконец, на базу отдыха. Наверное, ребята уже пообедали, и его ждет остывшая еда. — Им не стоит пускать сюда кого попало. Не понимаю, почему бы не закрыть территорию от всяких нищебродов и не сдавать квадроциклы только своим? — взвинченный голосок доводит чайничек терпения Сугуру до кипения. Нет, Сугуру правда хотел уйти и утопить происшествие на дне бутылки джина и под треск вечернего костра. Честно. Надменная фразочка Мэй, жара, скопившаяся досада паяют мозг окончательно. Да, Юджи коцнул дорогущую тачку. Да, Сугуру взял вину на себя. Но, сука, вытирать о себя ноги он никому не позволял. — А как насчет того, чтобы парковать свои дорогие игрушки не на местах для прокатной техники? — звучит спокойно и иронично. Давние друзья Сугуру умели вычислять плохо сдерживаемую злость по его стремительно темнеющим до цвета индиго глазам. — Прости, что? — Мэй, кажется, впервые смотрит прямо на Сугуру. Так смотрят на упавшую в тарелку с позолоченной каймой муху. — Ты это нам? — Да, я это вам. — А ты не охуел ли часом? Ты знаешь, с кем разговариваешь? Или в твои трущобы не провели интернет? — Мэй срывается на визг, но при этом еще плотнее вжимается в бок своего спутника. — Крошка, ну тише, мы уже решили вопрос, — Сатору ситуация откровенно веселит. Словно в его скучные будни вдруг приехал бесплатный цирк. В голосе ни капли раздражения. — Тору, скажи ему! Что он себе возомнил?! — крик Мэй окрашивается истеричными нотками. Если она вонзит свои длинные ногти в бок Сатору еще сильнее, то по белому поло рискует расплыться пятно крови. — Да, «Тору», скажи мне! — Сугуру передразнивает Мэй, наслаждаясь её пунцовым лицом. Глубоко внутри он понимает, что перегибает палку, и мирное урегулирование с оплатой чека, похоже, закончилось. Но заткнуться нет никаких сил. Точка невозврата со скоростью света уносится за горизонт. — А потом, Тору, может, соизволит научиться парковаться? — По-вашему, я не умею парковаться? — Годжо еще сияет смешинками в глазах, но с красивого лица постепенно сползает маска благодушия. — Что же, мы снова на «вы», господин Годжо? Ваш личный водитель не смог приехать с вами? — Господин Гето, вы забываете, что в данном случае вы нарушитель. — А указатель «Парковка для квадроциклов» тут висит для избранных? Разуй глаза, — Сугуру скрещивает руки на груди, напялив самое похуистичное выражение лица. С таким он обычно вышибает засидевшуюся на их концертах алкашню в ноунейм клубах. — Тору! — Мэй смотрит вверх на Сатору и наконец срывается с цепи правил приличия. — Да ты вкрай охуел так с нами разговаривать? Некрасивая сцена, следующая дальше, привлекает внимание охранников из-за забора. Они подбегают сначала к Сугуру, но, видя, что тот ничего не делает, смотрят на орущую Мэй, не понимая, как им угомонить девушку престижного гостя. В душе Сугуру задыхается со смеху. Мэй похожа на карманную собачку, которая орет из сумки хозяйки, но сбежит, поджав хвост, стоит её опустить на землю. Годжо пытается её успокоить, но видно, что слова Сугуру его тоже задели. Какой сюр. Господи. Съездил отдохнуть. Вывез студентов на природу. В итоге Годжо удается успокоить Мэй, а Сугуру успокаивается сам, насмотревшись на психованных богачей. — Позвоните, когда придет чек на ремонт. Мы еще пару дней тут рядом в кемпинге, там связь плохо ловит. Если не буду брать трубку, то не думайте, что я слился, — Сугуру зачем-то панибратски впечатывает кулак в плечо охреневшего Сатору, уходя в лес к тропинке, ведущей на базу. Охуенно покатались.

***

— Су-гу-ру! — Сёко бежит от озера. На ней сползшая растянутая футболка с пятнами от мокрого после купания бикини. — Ну, что там?! Юджи и Мэгс сказали, что вы Ferrari разбили. Её удлиненное каре потемнело до середины, с волос течет вода. — Типа того, — угрюмый вид Сугуру немного остужает пыл подруги. — Это первый и последний раз, когда ты развела меня на отдых со студентами. — Ну ладно тебе, хорошо же было. Сёко виснет на нём. Она только из озера, её объятия приятно холодят повторно вспотевшего после пешей прогулки до кемпинга Сугуру. — Ты знаешь, чью тачку они шорхнули? Годжо, — Сёко смотрит снизу вверх, от природы огромные выразительные глаза округляются еще больше. — Да-да, того самого Годжо. — Да ладно! Он тут отдыхает?! Вот бы познакомиться, — Сугуру не разделяет восторг подруги ни на грамм. — У тебя есть все шансы. Можешь ему еще на кузове хуй нацарапать. Сёко толкает Сугуру маленькими ладошками и смеется. — Да брось. Поделим ремонт пополам. Иди в душ и есть. От тебя несет, как от грузчика после смены. Твой обед я накрыла, кстати, чтобы не остыл. Сёко зайка. Сугуру не может винить её в нелепом происшествии. Они дружат со школы и бывали в разных переделках. Потому предложение размазать ремонт тачки пополам звучит, как что-то само собой разумеющееся. Вместе с Сёко они еще в школе создали свою музыкальную группу, где подруга была вокалисткой. Она и позвала Сугуру преподавать в частную музыкальную школу, куда устроилась сама после универа. Он как раз был на мели и в поисках очередной работы. Группа приносила деньги, но нестабильно. А потому была, скорее, делом для души, чем источником постоянного дохода. Гето-сэнсэй быстро понравился студентам за свою открытость и неформальные отношения с учениками. Начиная от рок-репертуара, который он брал за основу уроков гитары, и заканчивая совместными попойками после занятий. Девчонки строили глазки молодому мужчине, набиваясь на частные уроки, парни звали с собой на тусовки. Сугуру хоть и кривился, что преподаватель из него как из панка балерина, но ему нравилась работа, а еще больше нравились ребята. Потому, когда Сёко предложила их музыкальной группе взять с собой на отдых и студентов, которые не разъехались на каникулы, он, не думая, согласился. На свою голову. Сугуру еще немного бесится из-за ссоры с белоснежной парочкой. Но душ и обед быстро растворяют злость и обиду. Пропадает и желание оторвать уши Юджи, который грустной тенью маячит на фоне в ожидании наказания. Сугуру машет рукой и уже через каких-то полчаса слышит счастливый смех Юджи и вопль Мегуми, на которого свалился с тарзанки летящий в воду друг. Место Сёко выбрала шикарное. Деревянные домики в лесной горной глуши, личное озеро, полудикая территория, по которой разбросаны беседки для барбекю и кострище в центре поляны, где они каждый вечер собирались на выпивку и песни под гитару. После обеда Сугуру забирает гитару из своей комнаты, заворачивается в натянутый под хвойными ветвями гамак чуть вдали от пляжа. В целом, отдых снова становится приятным. Под звуки цикад и со вкусом черешни. Под тихое звучание струн, лениво перебираемых ловкими пальцами. Сугуру вплетает мотивы импровизации в это жаркое лето, тихонько шепчет себе под нос, когда гитара выдает куплеты известных треков. И сам себе не может ответить, почему губы уже третий раз напевают строки из «Behind blue eyes».

***

Вымощенная широкими прямоугольными плитами дорога прямой линией уводит в тоннель из зелени. Лесная дорога в такой глуши редкость. Но в Парадайзе Сугуру сказали, что где-то в горах находится военный полигон, и эту трассу выложили для техники. Он еще сильнее вдавливает палец в рычаг газа, и отметка на экране медленно растет до 110 км в час. Переключает передачу, смотрит в лесную чащу, кайфуя от того, как стволы деревьев и ветви сливаются в размытые кляксы. Из леса приятно веет свежестью, обдавая холодком спину и открытые руки. Интересно, до скольки он сможет разогнать топливный ATV? Электронный спидометр добавляет еще пять километров сверху. Сугуру пригибается от слишком низко склонивших ветви деревьев. Несмотря на вчерашний скандал, Сугуру не собирался портить себе впечатления от квадроциклов. И потому сегодня в самую рассветную рань, тщательно избегая встречи с владелицей резорта, взял на ресепшене еще два часа прокатного времени. Скорость адреналиновым бустером в кровь окончательно стирает неприятные воспоминания со вчера. Ну, подумаешь, какой-то золотой выскочка подпортил настроение. Деньги они с Сёко соберут. В лесной стене впереди намечается просвет и съезд на песчаную дорогу. Сугуру до боли в предплечьях выворачивает ручки, вписываясь в крутой поворот. Машина взлетает над землей и грузно опускается в песок, подбросив водителя на сидении. По кузовной защите царапают мелкие ветки и камешки, выбитые колесами из грунта. Клубы поднятого квадроциклом песка застилают вид в боковых зеркалах. Даже сквозь тонировку визора он отмечает, как нереально красив рассвет, тусклым розовым переливом на краю горизонта разгоняющий ночную синеву. Квадроцикл трясет вместе с Сугуру так, что приходится еще крепче держать поручни управления и сбросить скорость. Оффроад по пересеченной местности — еще один вид неразбавленного кайфа. Особенно в одиночестве, когда можно насладиться глухим рыком мотора, перестуком гальки по корпусу и ботинкам. Отдельные камушки ощущаются даже через плотные штаны, остро отскакивая от ног. Мотор ревет громче, когда Сугуру вжимает газ, буксуя по склону и взбираясь на холм. Глушит квадроцикл уже на вершине. Спешивается, облокотившись на сидение. Снимает шлем и с наслаждением подставляет лицо утреннему ветерку. Тот ласково обдает взмокшие лицо и шею, треплет вытащенные подкладкой шлема прядки. — Лучше и быть не может, — Сугуру упирается локтями в сидушку, зарывается подошвами в песок, расслабленно провисая по боку квадроцикла, чтобы полулежа сполна насладиться уединением и тишиной. С вершины открывается вид на прореженный песчаными участками лес, расползающийся ошметками ранний туман… и песчаную завесу, клубящуюся в одной точке. Со временем сероватый столб растет, по мере приближения к облюбованному Сугуру холму. «Что, блять?» Сугуру поднимается. Нет, не показалось. Облако из песка все ближе, и теперь до ушей долетает шум мотора и грохот чужого квадроцикла. Кто-то явно заприметил его и теперь настойчиво «карабкается» на его, мать вашу, склон. Кто-то такой же грязный и пыльный, как сам Сугуру, вздумавший месить лесные тропки ни свет ни заря. В отличие от черного шлема Сугуру, на ездоке белый, с GoPro на макушке. Такие же белые перчатки с обрезанными пальцами и белые вставки на черной кожаной спортивной куртке. Выехав на склон, чужак равняется встык с Сугуру, филигранно оставив считанные сантиметры между их авто, глушит мотор и снимает шлем. Сугуру хочет задохнуться возмущением. Этот подонок посмел испортить ему еще одно утро. — Привет, «господин Гето». Как тебе мои навыки парковки? — вид у Сатору весьма довольный собой. Он треплет пальцами слипшиеся под шлемом волосы, щурит глаза, сморщив нос, от осыпавшегося с перчаток песка. По правде, запарковался он идеально. Тут не возразить. — Не думал, что золотые мальчики встают в такую рань. Завтрак в серебряных тарелочках и кофе в фарфоровых чашечках еще не поданы. — Не думал, что преподаватели такие язвы, — Сатору не обижается на подколку, продолжая смотреть на Сугуру. Перекидывает ногу с сидения и подходит ближе, бесцеремонно облокачивается рядом на его квадроцикл. — Не припоминаю, чтобы я соглашался на компанию, — тем не менее Сугуру двигается и чувствует, как чужие бедра прижимаются вплотную, а рукав кожаной куртки скользит по обнаженной руке. — Я не вижу тут таблички «Парковка для Гето Сугуру», — Сатору деланно озирается и тут же заливается смехом. — Ну брось, смотри, как красиво. — Я и смотрел, пока ты не приперся, — Сугуру пытается дерзить, но у Сатору внезапно такой мягкий и заразительный смех, что приходится укусить себя за щеку, чтобы не улыбнуться в ответ. Тем более, и правда, красиво. Две спины на фоне поднимающегося над горизонтом солнца, ни единой живой души, кроме них. Уединение и очарование моментом стирают пропасть социальных статусов, и Сугуру решается на вопрос. — Не слышал, чтобы наследники многомилионных корпораций любили месить грязь по утрам. Новый вид развлечений из рекомендаций Forbes? Сугуру ожидает язвительной шутки, задранного носа и надменной ухмылки. А получает тихий, и, он уверен в этом, честный ответ. — В моем кругу больше нет ценителей рассветов. Так что я наслаждаюсь парой дней отдыха на природе, — легкая грусть просачивается в голос. Сугуру тут же вспоминает картинку на скринлоке айфона Сатору. — А ты? Сбежал от студентов? — А ты от невесты? «Зачем я это спросил?!» — Сугуру брякает первое пришедшее в голову и сжимается внутри, боясь ответа. Никто не говорил ему, Мэй невеста Сатору или нет. Он не припоминал, чтобы её лицо мелькало в журналах. Но спрашивать это у едва знакомого мужчины. О чем он вообще думает? — Кто, Мэй?! — Сатору улыбается еще шире и опускает подбородок, роняя светлые пряди на лицо. — Она не невеста мне. Родители все ищут подходящую пару, впаривая тех самых дочерей маминых подруг. Сугуру облегченно выдыхает, не понимая, почему стиснувшее легкие ожидание ответа так его взволновало. Почему Сатору его так волнует. Да, красивый. Этого не отнять. Не той недосягаемой броской красотой с рекламных щитов. Нет. Сейчас красивый. Подсвеченный восходящим солнцем, покрытый пылью и хлопающий себя по шее, сгоняя настырную мошкару. Сугуру украдкой любуется, рассматривая его так близко, что видно шершавые края перфорации на кожаных перчатках, и как неровно вздымается грудь, обтянутая тесной курткой. — …она вообще ехать не хотела. Мэй и глушь, пф-ф-ф, — Сатору фыркает, и Сугуру осознает, что часть монолога выпала из его внимания, пока он зависал на него. — Согласилась, только когда я выбрал самый дорогой отель в округе, угождая отцу. А чтобы в такую рань поехать со мной кататься? Я тебя прошу. Сатору замолкает и дурашливо пинает ботинок Сугуру носком. От этого ребячества где-то внутри становится легко. Образ Сатору из журналов рушится, как подмываемый прибоем песочный замок. — Погоняешь со мной? — Что? — Сатору поднимает на Сугуру глаза. Они цвета проточного горного ручья. Такие светлые и пронзительные на фоне раскрасневшегося под душным шлемом лица. Зачем он так смотрит? Ну зачем, зачем? — Кто первый до Парадайза. Погнали? Сугуру не нужен ответ. Он прочел его в азартной ухмылке. Годжо уходит к своему ATV, напоследок пройдясь пальцами по тыльной стороне ладони Сугуру. От точки касания бегут мурашки, щекоча нервы по кожей. Блять. Гонку они начинают у подножия по громкому «Погнали!» от Сугуру. Сатору явно не привык проигрывать. Оценив, что с ним соревнуется достойный соперник, он начинает подрезать и подталкивать того, если Сугуру удается вырваться вперед. На ровной плиточной дороге начинается настоящая гонка. Кажется, что до предела напрягаются нервы, посылая импульсы возбуждения по всему телу. В мозгу зашкаливает концентрация дофамина. Одно дело конкурировать только с собой. И совсем другое — топить газ до предела под рев двигателя, пытаясь обогнать Сатору. У того явно нет тормозов, и полное отсутствие чувства страха. Он впервые на трассе, но выжимает максимальную для этой модели квадроцикла скорость. Попадись случайное бревно посреди дороги, и он попросту не успеет затормозить. В лучшем случае его ждут переломы и сотрясение. В худшем — заголовки новостей с черным уголком на фото. Но эту дорогу знает гонявший здесь вчера Сугуру. По периодическим поворотам белого шлема, когда они равняются, до Сугуру доходит, что Сатору… доверяет ему? «Что?» Это осознание лежит где-то на грани фантастики. Такой, что Сугуру собирает свои поплывшие мозги в кучу уже на въезде в отельный комплекс, лишь на полкорпуса уступив Сатору и пропустив вперед, чтобы не столкнуться друг с другом в слишком узких для двух авто воротах. Сатору паркуется и слезает с квадра, тут же тянет поднятую ладонь, чтобы дать пять. Второй рукой стаскивает шлем. — Офигеть! Сугуру! Надо повторить, — пунцовые щеки контрастно выделяются на светлом атласе кожи. Сатору сбито дышит, как мальчишка, вернувшийся со двора домой. Сугуру уже хочет поднять руку и ответить, но взгляд падает на элитный внедорожник Ferrari, на пять звезд вывески отельного комплекса, и делает шаг назад. Сатору, смутившись, опускает руку. — Да, отлично погоняли. Спасибо за компанию, — почти неслышно срывается с губ Сугуру. Он не знает, что хуже: непонимающе распахнутые глаза Сатору или, наоборот, промелькнувшее в них осознание. Толчок плечом и удаляющийся в сторону корпусов отеля силуэт, на прощание взмахнувший снятой перчаткой.

***

Сёко подсаживается к бренчащему струнами Сугуру, умостив ноги на его бедра. Она легкая, как пушинка. Гитара и то ощущается тяжелее. — Как покатался? — Неплохо, — оборванная нота повисает в воздухе. — Сугуру, — она зовет требовательно, ожидая продолжения. — Ну что? — Ну я же вижу. — Что ты видишь? — Сугуру заглядывает ей в глаза, укрытые под тенью широкополой соломенной шляпы. Сёко улыбается и откидывается спиной на траву. — Ты съездил погонять и уже полдня сидишь тут как одинокий одиночка. Я не страдаю от неразделенной любви. Но даже мне уже хочется позвонить бывшему, слушая твои депрессивные напевы. — Может, я грущу, что нам скоро уезжать и скоро ебучий понедельник? — А может, ты грустишь, потому что познакомился тут с кем-то? — Что за бред? — Сугуру отмахивается и тоже заваливается в траву крест-накрест с Сёко. — Подумаешь, покатались вместе… — О-о-о!!! Вот так поворот. Уже покатались вместе. Так значит, я права, — подруга подгибает ногу и пяткой пинает его в лодыжку. — Ничего ты не права. — Он в жизни такой же красавчик, как по телеку? — Лучше, — Сугуру отвечает, не подумав, бессознательно шепчет, вспоминая профиль Сатору в розоватых рассветных красках и его хрипловатый после гонки смех. — Дурак. — Знаю. — Сыграешь мне? Сугуру подтаскивает гитару, закидывает на грудь и по памяти перебирает струны. Они пели эту песню вместе на выпускном. У Сёко волшебный голос, даже когда она мурлычет под нос только им двоим, еле слышно, поддерживая меланхолию Сугуру.

***

Юджи получает очередной подзатыльник от Мегуми за то, что до цвета плавленой резины сжег две порции маршмеллоу, пока Мэгс ходил за джином. Их компания смеется от какого-то очередного тупого прикола. После того количества алкоголя, что они выпили за отъезд, любая шутка кажется остроумной. Яркий прощальный костер полыхает, унося искры и горящие хлопья пепла в ночное небо. Он отражается в стенках стеклянного бокала Сугуру, играет бликами на поверхности белого вина. Сугуру не любит вино, но Сёко раздобыла на кухне настоящие бокалы вместо пластиковых для них двоих. Отказываться было бы некрасиво. А после второй бутылки уже и не хотелось. Что ни говори, отдых удался. Сугуру блаженно тянется, впитывая в легкие хвойный воздух и влажность озера. Судя по ощущениям, впитывается еще настырно жужжащий комар. — Не помешаю? — вкрадчивый бархатный голос заставляет встрепенуться и сесть ровно, выпрямившись на неудобном бревне. Сатору стоит на кромке желтого света костра и тени, зажимая в руках две бутылки шампанского. — Нет, что ты! Гостям с бухлом мы рады, — Сёко подрывается, отбирая у Сатору бутылки Dom Perignon , автоматически уступая место на бревне Сугуру. — Ну и отлично, — Сатору тут же занимает вакантный кусок бревна, вытягивает свои бесконечные ноги в узких темных джинсах к костру. — Мы как-то неправильно познакомились. Начали с ссоры, так что я хотел хотя бы попрощаться нормально. Сатору говорит о незадавшемся знакомстве с Сугуру, но на деле не смотрит на него совсем. Делает вид, что его всецело занимает компания студентов напротив. — Вы же Годжо Сатору?! Ну, тот самый, — Юджи, святая простота. Шипение Мегуми не в силах остановить подстегиваемый алкоголем язык. — Не знаю, как насчет того самого, но это я, — в зрачках Сатору пляшут искры от огня. Или это не искры? Это у Сугуру в глазах искрит? Он болтает бокалом с вином, то и дело кося на незваного гостя. «Зачем он сюда приперся?» Сугуру хотел бы злиться, накручивая себя внутри, но кому он врет? Стоило Сатору появиться у костра, как в груди щелкнуло, и страх больше не увидеть его снова отпускает. Как тогда, когда Сатору сказал, что Мэй ему не невеста. Близость Сатору будоражит. Все еще недостаточно близко. Не настолько, чтобы снова втянуть ноздрями его запах. — А хотите, сэнсэй вам сыграет? «Юджи, заткнись!» — Очень хочу! — Сатору светится неподдельным интересом. Сугуру встречается глазами с Сёко, которая принесла еще один бокал для гостя и, наклонившись над ними, доливает Сугуру дорогое шампанское прямо поверх остатков вина из пакета. Видно, что она прикусила нижнюю губу, чтобы не заржать и воздержаться от комментариев. Её он убьет позже. Один из студентов услужливо передает гитару с той стороны костра. Пальцы привычно проходятся по матовому корпусу. Сугуру замечает, что хотя Сатору и не смотрит ему прямо в лицо, но завороженно наблюдает за движениями рук, чутко цепляющих струны. — Сёко, споёшь? — Сугуру вопросительно косится на подругу, но та качает головой, подняв бокал. — Не, я уже нормально так наклюкалась, давай ты. — Оу, так ваш сэнсэй и поёт? — Сатору делает вид, что удивлен. А может, в самом деле удивлен? Его тяжело читать, кроме редких моментов откровений. Популярность гостя развязывает языки ученикам Сугуру. Они смотрят на Сатору так, будто к ним спустился апостол, озарив дешевое вино с пивом, превращая его в неебически дорогое шампанское. — Да, они с Сёко в группе вместе. Господин Гето тоже мог бы быть фронтменом. Они с ней меняются иногда! У сэнсэя есть пару сольных треков, — Мегуми, замкнутый и угрюмый Мегуми, не выдерживает сияния известности Сатору и начинает поддакивать в беседу. Сугуру решает, что лучше уж играть. Сатору посидит с ними, поболтает и свалит в свой мир, к своей «не невесте». Но он не сваливает. Ни через песню, ни через две. Ни через час, когда часть ребят уходит спать, чтобы отдохнуть перед долгой поездкой назад в Токио. Он продолжает тихо перебалтываться с Юджи, чокаться и шепотом шутить о чем-то с Сёко, чтобы не перебивать музыку. Гребаный Годжо Сатору. Ведет себя так, словно пришел к себе домой. Общается с друзьями Сугуру. Кивает в такт. Невозможный Годжо Сатору, по слухам, трижды отказавший сверхпопулярным шоу, где элитные эскортницы сражаются за богатого холостяка, сидит в лесной глуши, пропитывается запахом костра, смеется с глупых приколов студентов. Невообразимо богатый Годжо Сатору. Настолько, что Сугуру таких чисел, может, и не видел даже в учебнике по математике. Сугуру мог бы злиться. Мог бы отвести его в сторону и попросить уйти. Мог бы. Но на деле он пытается поймать взгляд чуть захмелевших голубых глаз на себе. Пытается найти нотки одобрения в хитром прищуре и шальной улыбке. Почему-то поэты пишут о том, как щемит сердце, подхватившее чертову влюбленность. У Сугуру тянет внизу живота от одного вида Сатору. Он мог бы списать это на желание потрахаться с красавчиком. Но, кажется, он проебался. Тут все куда запущеннее. Когда Сугуру затихает вместе со струнами, Сатору молчит немного, встряхивается, сбрасывая оцепенение, и тянет руки к гитаре. — Можно? Опешивший Сугуру без сопротивления выпускает инструмент. — Я в универе играл немного. Не обещаю, что не забыл, — Сатору берет пару пробных нот. Садится поудобнее. Сполохи от огня пляшут на лице тенями упавших прядей и ресниц, трепещущих по щекам. Сугуру узнает мотив сразу, с первых нот. Слишком известная песня, слишком. В груди тоже становится слишком. Может, это алкоголь. А может, то, как до костей сжигает плоть хрипловатый голос, сначала робко, а затем все увереннее подбирающий знакомые слова. Игра фальшивит. Но слова сдирают с Сугуру кожу. Won't you die tonight for love Baby join me in death Won't you die Baby join me in death Сёко смотрит на Сугуру. Ей понятно все с первых слов. Но уйти посреди композиции некрасиво. Потому она ждет завершения исполнения, чтобы оставить этих двоих наедине. — Сатору, у вас столько талантов! С удовольствием посидели бы еще, но глаза слипаются. И вы, — пальчик указывает на оставшихся студентов, — тоже спать. Автобус завтра рано. Сто баллов актерским талантам Сёко, сцеживающей фейковый зевок в ладонь. И два теста вне программы студентам, которые пытаются сопротивляться, когда Сёко тащит их в домики. Они остаются одни, провожая взглядами все еще протестующего Юджи. Сугуру наконец переключается, смотрит на угасающий костер. Тлеющие угольки и редкие сполохи умирающего пламени все хуже разгоняют подступающую темноту. — Зачем ты пришел? — Соскучился. Вот так просто? Он вот так это говорит, не понимая, что внутри Сугуру его слова закручиваются в ураган, который если вырвется, то получит собственное имя в новостях. — Твоя… девушка не будет искать тебя? — Моя «не девушка» уехала в тот же день, когда мы с тобой гоняли. Сказала, что я невыносимый и сил её нет терпеть меня, даже из уважения к моему папочке. — И где она не права? Сатору едва слышно смеется. Чуть громче, чем в высокой траве стрекочут сверчки. Разворачивается, подтянув колени, и ложится вдоль бревна, положив голову Сугуру на бедра. Бесцеремонный нахал. Но дыхание сбивается от того, как это приятно, ощущать вес Сатору на себе. Он всматривается в глаза Сугуру, ищет там что-то, а затем переводит взгляд куда-то выше, к звездам, расфокусируя точку зрачка. — У тебя глаза цвета ночного звездного неба. Тебе говорили? — Черные? — М-м-м, нет, — Сатору ёрзает по бедрам затылком, шуршит волосами, отрицательно качая головой. — Кажется, что иссиня-аметистовые. — Таких не бывает, — Сугуру наклоняется чуть ниже. — Вот, присмотрись получше. От его дыхания ресницы Сатору дрожат. Он медленно облизывает губы, ни на миг не отрываясь от лица Сугуру. Рука сама находит выпавшую из пучка прядку челки, чтобы плавно завести её за ухо. — Сугуру, что мне сделать, чтобы ты меня поцеловал? — задыхающийся шепот на грани мольбы. Ладонь остается лежать на шее Сугуру, скользнув от уха до точки пульса. — Попроси, — если бы Сугуру не был так близко, ноль шансов, что Сатору расслышал бы его слова. Сатору просит. Уже в поцелуй, приподнявшись на локтях и найдя чуть шершавые губы Сугуру своими. Ладонь притягивает его шею, заставляя согнуться над лежащим Сатору. Рот Сатору, мягкий и послушный, пропускает чужой язык, позволяя толкаться до самого корня, выбивая сдавленные стоны. Рука Сугуру горячо ложится на гладкую грудь, заползая под расстегнутый воротник поло. Пальцы задевают нежную кожу ареолов сосков, обводят круги и сжимаются поочередно вокруг затвердевших горошин, заставляя Сатору выгнуться в пояснице навстречу. — Пойдем ко мне? — Сугуру хрипло выдыхает, ведя бедрами и ощущая, как член твердо упирается через ткань в чужой затылок. Зажиматься посреди двора на бревне неудобно, и не хочется быть застуканными. — Студенты? — Сатору сложно говорить. Это единственное, что он выдавливает сквозь сбитое дыхание, так и не отпустив блуждающие по груди руки Сугуру, перехватив его запястья. Чувство, что Сатору так отчаянно в нем нуждается, шумными ударами пульсирует в висках, заглушая окружающие звуки. — У сэнсэев есть привилегии одноместного домика. Сатору следует за Сугуру, не разрывая контакта, то и дело касаясь рук, пробираясь пальцами под рубаху и в собранные на затылке волосы. В домике тут же вжимает Сугуру в стену, заталкивает язык в рот, продолжая начатое. Рубашка скользит по плечам, обнажая грудь Сугуру. Он запрокидывает голову, заставляя Сатору сползти языком от губ по челюсти и кадыку, к ключицам, пройтись по ямочке, где выпирающие косточки сходятся под шеей, углубиться в ложбинку языком, попутно расстегивая оставшиеся пуговицы и открывая себе путь ниже. Сатору жадный и нетерпеливый. Его пальцы сжимают упругие бока Сугуру, сминают кожу до побелевших под ногтями лунок. Сугуру окончательно прощается с рассудком не тогда, когда Сатору влажно выводит узоры над линией штанов, не когда опускается на колени, засунув ладонь в собственную расстегнутую ширинку, а второй грубо дергает штаны Сугуру вместе с бельем. Сугуру слетает с катушек, когда опускает глаза вниз и тонет в чужом наваждении широко распахнутых глаз. Почти невинных рядом с его вывалившимся из трусов членом. Почти. Если бы не то, как Сатору проседает, ласкает сам себя, разводя и сводя колени по полу, насаживаясь на руку одними бедрами. — Можно? — Сатору просит его член и тут же открывает рот, выставив язык с подогнутым кончиком, приглашая самостоятельно заткнуть его. Сугуру стонет гортанно, сжимает непослушные белые пряди и толкает Сатору насадиться на липко блестящую головку. Первое движение рта пробирает до позвонка. Весь Сугуру сжимается до одной точки наслаждения. Там, где непрерывно всхлипывает на его члене Сатору, усердно вбирая стояк, доходя кончиком носа до дорожки темных волос на лобке. Золотой наследник Годжо, надежда папочки на счастливый и выгодный брак, сейчас кончит себе на джинсы, прикрыв глаза от кайфа, насаживаясь ртом на мясистый член едва знакомого музыканта. Сугуру цепко хватает серебрящиеся в оконном ночном свете волосы, оттаскивает лицо Сатору. Недовольная мина очаровательна, когда он снова смотрит на Сугуру, уже вопросительно. — Перестань себя трогать. Кончишь, когда я разрешу. Последний толчок бедрами в руку, и Сатору послушно замедляется, разочарованно ерзает, сводя колени. Грубые края расстегнутых джинсов давят на вытащенные и набухшие яйца. — Кончишь от моего члена, — Сугуру сам мог бы кончить от осознания своей власти над Сатору в этот момент. Член дергается, и Сугуру берет его в ладонь, проводит им по взмокшей от испарины и размазанных слюней щеке к виску. Прозрачные волосы паутиной липнут на влажную головку. Сатору выдыхает шумно, собирая силу воли, но слушается. — Душ там? — кивок на единственную дверь в небольшом домике. Он поднимается, ведет бедрами, снимая джинсы, наступает носками на пятки кед, чтобы освободиться от ненужной одежды, и, отсвечивая молочными подтянутыми ягодицами, уходит в ванную комнату. Блядский боже. Сугуру сглатывает скопившуюся во рту слюну. Он вообще глотал и дышал с тех пор, как они зашли в домик? По ощущениям в легких и прилипшему чужому запаху, он вдыхал только аромат кожи Сатору и глотал его поцелуи. Натягивать штаны нет смысла. Сугуру снимает их и ботинки, оставаясь в расстегнутой и перекошенной оверсайз рубашке. Она кажется последней преградой, плотиной, которая должна сдержать его желания. Пока Сатору в душе, надо чем-то себя занять, чтобы мозг окончательно не превратился в сахарную вату, брошенную на раскаленную плиту. В стену домика вмонтирован камин. На улице неебическая духота. Но это единственное, чем Сугуру соображает занять руки в ожидании Сатору. Быстро занявшиеся поленья потрескивают, освещая часть стен вокруг и дубовые доски пола около камина. Сугуру не оборачивается на звук захлопнувшейся двери. Ждет влажного касания чужого тела. Осторожные босые шлепки, и в голые ягодицы упирается напряженный член Сатору. Руки обвивают грудь, кольцом спускаясь ниже, пальцы находят и плавно начинают надрачивать расслабившийся за время ожидания член. — Так тебе нравится романтика? — шепот на ухо, и мочка вместе с плагом оказываются зажаты острыми зубками. Боль от укуса растворяется в теплых ласкающих движениях языка по краю сережки. — Ты же привык жить, как в кино, — Сугуру сипит, не узнавая свой же голос. — Тогда не хватает шкуры какого-нибудь бедного животного, почившего, чтобы мы могли потрахаться в его меху. — Есть плед, — Сугуру нехотя разворачивается, чувствует, как Сатору тут же смещает руки на его ягодицы, разводит их, гладя пальцами горячую ложбинку. Надавливает на сжатые мышцы ануса. И продолжает улыбаться своей блядской порочной улыбкой. Член упирается в пах Сугуру. Сатору трется, подмахивая бедрами. Набухшая головка скользит между их телами, дразня член Сугуру каждый раз, когда задевает его. Сугуру чуть толкает Сатору пахом в сторону дивана, но тут же удерживает за руку, не давая лечь. Снимает белый пушистый плед и стелет на пол в освещенный камином пятячок досок. Ухмылкой Сатору можно соблазнять девственниц, уготованных служить богу. Он ложится в мягкость пледа, призывно разводит колени и выгибает спину, упершись одним локтем. Вторая рука ложится на поджавшиеся яйца, пальцы перебирают нежную кожу, проходятся по члену, но он не трогает себя без разрешения. Широко расставленные бедра раскрывают ягодицы, и в них сжимается наспех растянутое в душе колечко мышц. Судя по мокрому блеску, Сатору умничка. Нашел смазку. Смертный грех во плоти. В упругой идеальной плоти, в которую хочется вгрызаться зубами, до лиловой ряби кровоподтеков. Сознание Сугуру растопленным маслом стекает к набухшему члену. Если он не трахнет Сатору прямо сейчас, то сдохнет. Он наваливается сверху, дернув раскрытые бедра на себя, от чего Сатору падает спиной на плед. Стройные ноги, запримеченные еще в первый день знакомства из-за ярких белых гольфов, тут же зажимают Сугуру. Член скользит к подготовленному заду. Глаза Сатору подернуты бензиновой пленкой. В них отражаются оранжевые блики огня, пляшущие по голубым радужкам. Он бессознательно стонет и вжимается в проехавшийся вдоль ягодиц член. — Трахни… меня, — ладонь Сатору лежит у виска, и пальцы судорожно подрагивают, когда тело прошибает спазмами возбуждения. Сугуру наклоняется к подушечкам пальцев, поочередно вбирает в рот изящные фаланги, очерчивает косточки языком. Теряет последние крупицы здравого смысла, наблюдая, как Сатору извивается, открывает рот в немой просьбе большего. Полы так и не снятой рубашки щекочут живот, посылая мурашки по его коже. — Интересно, что сказал бы твой папочка, узнав, как ты умеешь стонать в ожидании, что твою задницу растрахает чужой член? — Сугуру скользит двумя пальцами в открытый рот Сатору, оттягивает щеку. — Открой пошире. Сатору слушается и завороженно смотрит, как чужая слюна полупрозрачно стекает ему на язык. — А теперь оближи, — мокрое тепло языка обволакивает мозолистые от гитарных струн в пальцы. Губы мягко сходятся на вторых фалангах указательного и среднего пальцев. Сугуру толкается ими глубже, прижимает язык у основания, собирая свою и чужую слюну по всей длине. — Такой хороший, популярный мальчик. Сугуру достает мокрые пальцы, распределяет вязкую жидкость по стояку и разводит внутреннюю часть бедер Сатору еще шире, утопив руку в тонкую кожу возле паха. Пальцы второй руки приставляет к заду, массирует, надавливает на упругое колечко. И не убирает, когда резко и под вскрик дернувшегося под ним Сатору входит членом в горячие стенки. Пальцы туго втискиваются вместе с членом, до жжения и красноты растягивая вход. Подгибаются внутри в поисках чувствительной точки. Ощущение члена и пальцев одновременно размазывает Сатору, заставляя исступленно скулить и вертеть головой, комкая руками белый мех. Слипшиеся после душа волосы пропитываются выступившей на лбу испариной. Конденсат пота проступает на светлой коже. Сатору весь гладкий, лоснится в свете камина, смешанного с холодными тенями ночи. Сугуру заполняет его полностью, почти болезненно растягивая стенки, с каждым движением, все больше впиваясь пальцами в разведенные бедра. На бледной коже останутся синяки. Но единственное, что сейчас волнует Сатору, как не сойти с ума с каждым толчком, в беспамятстве елозя лопатками по покрывалу. Сугуру трахается упоенно, быстро и резко. Не размениваясь на нежности. Текущий член Сатору, колом стоящий и подрагивающий от каждого движения, — доказательство, что все, что он делает, ощущается охуенно. — Сугуру… — Заткнись, — Сугуру еще жестче тянет Сатору на себя, нащупывает пальцами уплотнение в эластичных мышцах и нажимает, заставляя Сатору хныкать от удовольствия и вжаться пятками в ягодицы Сугуру. — Ты сам пришел ко мне, — голос срывается, когда собственные пальцы задевают головку внутри, ткнувшись в щель уретры. — Скажешь, что не за этим? Сугуру хочет запрокинуть голову, но нет никаких сил оторваться от Сатору, разметавшегося перед ним. Член набухает, давя на пальцы, и Сугуру достает их, нарочно зацепив кромку входа, срывая еще один всхлип с раскрытых губ. Чтобы тут же найти пружинистые яйца, пройтись по округлостям, покрытым едва заметным прозрачным пушком. Сатору вскрикивает слишком громко, даже как для уединения одноместного домика. Сжимается на члене Сугуру несколько раз, в ритм сокращениям брызгая спермой из так и не тронутой головки. Пятно густо растекается по плоскому дрожащему животу, часть капель мажет до груди. Сугуру отпускает ноги Сатору, наклоняется к покрасневшим и истерзанным острыми краями зубов губам, проводит языком, тянет нижнюю губу и не отпускает, пока короткими сильными толчками не доводит себя до оргазма. Только после этого разжимает зубы, чтобы подогревать тепло от быстро расходящегося по мышцам оргазма поцелуями Сатору. Тот не спешит убирать ноги с поясницы Сугуру, оплетая его крепкую спину еще и руками. — Я все-таки охуенно припарковался, — обрывистый смех вместе со скупыми выдохами звучит так нереально и правильно в тиши лесного домика под треск дров в камине. — Так и быть, прощаю за испорченный отдых. — Это я тебе испортил? — но продолжить огрызаться Сатору не дают губы Сугуру. Они втягивают его собственные, язык требовательно вторгается в тут же открытый рот. До утреннего автобуса слишком мало времени, чтобы тратить его на разговоры.

***

Сугуру настраивает гитару, готовясь снова выйти на сцену. Они отыграли заявленный трек-лист, но гости продолжают звать группу повторно. Сёко то и дело тянет вниз края рваных шорт, переступая с ноги на ногу. Шорты открывают половину задницы девушки, и она уже в который раз ноет, что видела кого-то из студентов в зале. Преподавание имеет свои минусы. — Давай ты поешь следующую? Сольник. Я на бэк-вокале постою, — Сёко обращается к Сугуру. Ноль реакции. — Эй! Алло! — тычок в бок, и парень неосознанно поддакивает на предложение. Видно, что мыслями он не здесь. — Слушай, позвони ему наконец. — У меня нет номера, — Сугуру заинтересованно переключается на волнующую его тему, продолжая на ощупь крутить колки на грифе. Распущенные волосы лезут в струны, и он раздраженно перекидывает их за спину. — Ну позвони в тот автосервис, пусть дадут тебе номер. — Я не буду унижаться. Поигрались и хватит. Если бы он хотел, то набрал бы сам, — Сугуру сверкает гневом в глазах. На деле подруга знает, что ему больно. Они уже две недели как вернулись из кемпинга. Поначалу Сугуру каждые полчаса проверял смартфон, надеясь найти пропущенный вызов или сообщение. И нашел-таки. Через пару дней в мессенджер прилетел скрин чека на оплату рихтовки бампера и смену воздухозаборника. Сугуру забил номер в поиск. Оказалось, что ему писали напрямую из автосалона. Сатору даже не удосужился написать сам. Видимо, слишком боялся светить свой номер случайному партнеру по перепихону на один раз. — Полегче, гитара не виновата, — Сёко косится на натянутые до мелкой дрожи струны, с досадой терзаемые Сугуру. — Слушай, он был на отдыхе. Секс на один раз. Потрахались и забыли. Все честно. — Ты забыл? — Сёко отлично знает, как друг до сих пор кривится при виде смазливого голубоглазого парня, сверкающего улыбкой с экранов. Кривится для виду. И снова проверяет телефон, хотя уже и реже. — Пойдем, еще пару песен и домой. Я наконец вытащу эти шорты из жопы. Гости клуба за столиками встречают группу овациями. Никому не хочется, чтобы пьянка заканчивалась. Гето першит в микрофон, проверяя, не сбилась ли громкость. Трогает струны, слушает, как за спиной подключается клавишник, едва слышным дребезжанием тарелок отзывается ударник, сигнализируя, что тоже готов. Открывает рот, чтобы пропеть строку куплета, и запинается на первом же слове, продолжая механически перебирать струны. В первом ряду пустующего весь вечер столика с табличкой «Reserved» сидит, как ни в чем не бывало, белоснежно скалясь, Годжо, мать его, Сатору. Ближайшие гости достали телефоны и фоткают случайно пойманную врасплох знаменитость. Сатору это, кажется, не волнует вовсе. Он попивает из сомнительной чистоты стакана прозрачную воду, проводит языком по нижней губе, ни на миг не отрывается от ошалевшего Сугуру. Легкий толчок чужих рук приводит Сугуру в чувство. Место у микрофона просит уступить хозяин клуба. Сугуру оробело делает шаг в сторону. — Сегодня у нас особый гость, — нервный голос собственника заведения выдает, что он сам в ахуях. — Прошу присоединиться к нам на сцене господина Годжо Сатору. Громогласные аплодисменты и визг девиц оглушают, когда Сатору, все так же хитро щурясь и улыбаясь, преодолевает три ступеньки сцены, на ходу застегивая единственную пуговицу сидящего по фигуре пиджака. Из-за низкой, потерявшейся под бортами горловины футболки кажется, что под пиджаком только голая грудь. Он берет протянутый микрофон, продолжая смотреть Сугуру в глаза своими ясными голубыми. Все так же пристально уставившись, подносит к губам. — Добрый вечер. Я хотел бы сделать небольшое заявление. Место, конечно, недостаточно людное. Но я вижу, там сзади есть фотограф? — Сатору на мгновение отрывается от Сугуру, скользит взглядом по залу и удовлетворенно кивает, когда приглашенный поснимать тусовку фотограф бодро машет. — Пожалуйста, не пропустите момент. Сатору вдевает микрофон обратно в стойку и подходит к Сугуру. В ухе, вместо гвоздика, сияет крупным камушком колечко. — Какого хера ты… Закончить он не успевает. В ноздри знакомо проникает легкая свежесть парфюма и запах кожи Сатору, когда он быстро, пока Сугуру не успел сообразить, прижимается губами, увлекая в поцелуй. Ладонь ложится поверх гладких прядей черных волос, чтобы Сугуру и не думал вырываться. На периферии мерцают вспышками камеры смартфонов. Сатору целуется нежно, смакуя момент и чужие губы. Будто они наедине. Этой нежности невозможно не поддаться. Колени слабеют, и руки сами находят стройную талию, прижимая Сатору ближе, попутно перекинув гитару на бок. Когда Годжо разрывает поцелуй, Сугуру чувствует через ткань пиджака, как в его кармане разрывается вибрацией непрерывно входящих сообщений телефон. Но Сатору кристально похуй. — Прости, что сразу не позвонил. Мне надо было немного времени, чтобы решить вопросы с семьей и «не невестой», прежде чем втягивать тебя в это. Было бы нечестно делать тебя участником наших разборок. — Сатору… — Сугуру чувствует себя обманутым. Сугуру чувствует себя счастливым. До кончиков пальцев, чутко прижимающих Годжо к его бедрам. В разговор вклинивается еще один участник диалога, повиснув на руке у Сугуру. — Деньги за ремонт тачки ты вернешь, я так понимаю. Там и моя зарплата была, — Сёко смотрит на них серьёзно. Ровно несколько секунд. И тут же начинает звонко смеяться, попутно салютуя продолжающим делать фото для экстренных новостей гостям клуба.