Моя дорогая Адели

Что если бы состояние Эндрю ухудшилось? Что если бы ни таблетки, ни Би уже не могли ему помочь? Что если бы от новых таблеток у него начались более сильные галлюцинации? Галлюцинация под названием «Нил»: его рыжая, безумная и ужасно яркая проблема. Тот, ради кого он смог бы перевернуть всё, тот, ради кого был готов потерять многое, лишь бы защитить этого парня, что стал буквально тихой гаванью, якорем в дикий, практически убийственный шторм. К сожалению, время неумолимо шло, а здоровье не улучшалось, Миньярду становилось только хуже, он не мог вспомнить свою семью, все воспоминания медленно утекали сквозь пальцы. Он не мог вспомнить Ники, не мог вспомнить Аарона, Кевина и Лисов, для него те были пустышками, безликими, серыми массами, что пытались постучать в бетонную стену, ожидая ответа. Помимо успокоительных, которые были прописаны до этого, врач также назначил антидепрессанты и снотворное, дабы успокоить и восстановить душевное равновесие пациента. В особо буйные дни Эндрю вкалывали сильное успокоительное, что делало его пускай и ненадолго, но овощем. Всё это время рядом с ним был лишь Джостен, что молчаливо поддерживал и оставался поблизости. Порой держа его за руку после глупого, но такого важного «Да или нет, Дрю?». Нил был единственным, кто мог спокойно лежать, перебирать волосы Эндрю, либо держать его за руки. Если бы Абрам попросил, то он бы разрешил, ему было трудно отказать кролику, особенно в поцелуях или утренних вопросах, за которыми следовали робкие и до ужаса мягкие поцелуи в щёку. Всё это помогало, особенно когда было совсем тошно от побочных эффектов. Для него чужое присутствие было как глоток свежего воздуха в адском пламени. К огромному сожалению, эффект лекарств заставлял его медленно лишаться всего: воспоминаний, сил, эмоций, жизни. Единственное, что осталось у него в этом мире — это Нил Абрам Джостен. Миньярд до сих пор помнил. Размыто, обрывками, кусками, но помнил всё что было. Их ничтожное «ничто»: поцелуи на крыше, свежие шрамы Нила, запах сигарет вперемешку с запахом ночи в «их месте», где кроме этих двоих никого и никогда не было. Всё это медленно убивало, проникая в организм подобно сильному яду, что заставляло Эндрю стать ещё более уязвимым, ведь единственным его успокоительным был именно рыжий. К сожалению, даже сам Абрам знал, что творится с парнем, прекрасно понимал, что может быть с Эндрю, если он не уйдет, если всё это продолжится. Он осознавал, что присутствие рыжего губило блондина. Если бы изначально он не появился, то Миньярд был бы здоров, жив и, возможно, счастлив. Осознание этого убивало, заставляло разрываться на части между тем, чтобы остаться, наблюдая за гибелью Эндрю, или уйти, дав шанс на возможное спасение парня. В конце концов после долгих раздумий и терзаний, ему все же пришлось сбежать. Что бы не говорил Эндрю, что бы не произошло дальше, ему хотелось сохранить Джозефа живым, чтобы тот перестал губить себя. Исчезнуть из его жизни было единственным верным и тяжелым решением. Когда же на утро и след рыжего бегунка простыл, Миньярд не мог поверить в это, зовя своего отвратительно раздражающего и до ужаса глупого кролика. Зовя Абрама снова и снова, он не обращал внимания на прибежавших врачей, пытавшихся связать и вколоть ему успокоительное. Крича имя рыжего беглеца, он пытался вырваться, желая докричаться до парня. В конце концов когда в плечо воткнули иглу и ввели препарат, Миньярд постепенно стал успокаивался, ложась при помощи врачей на койку. Глядя пустыми, чуть мутными от лекарства глазами в потолок, он медленно повернул голову к окну, где раньше всегда сидел рыжий. Для самого Джозефа никого больше не осталось: люди, что назывались его семьей, казались чужими, единственный человек, которого он действительно готов был защищать и держать подле себя, исчез, так ничего и не объяснив, не сказав ни слова. Эндрю совсем остался один, один на один с навязчивыми, немного путающимися мыслями и чувствами, что разрывали грудную клетку, ведь мысли возвращались к его рыжей проблеме. Всё напоминало о нём. С потерей Нила мир снова стал серым и безразличным для Джозефа, ему хотелось лишь вновь услышать раздражающе прекрасный голос парня, что каждый раз вызывал в нём какие-то новые, непривычные для блондина чувства. Абрам так и не появился даже спустя пару месяцев. Миньярд смиренно ждал, порой пытаясь самостоятельно найти рыжего. Успокоительные почти не помогали, каждый новый приступ сопровождался группой врачей, что грубой силой держали Эндрю, заставляя переживать вновь редкие воспоминания о людях, что причиняли ему боль. Когда Джостен не появился ни через шесть месяцев, ни через девять, ни даже через год, Миньярду уже ничего не оставалось, надежда на приход Абрама совсем пропала. Долго Джозефу думать не пришлось, он знал, где что находится. Уже ночью прокравшись в кабинет, где хранились лекарства, он без раздумий взял несколько пузырьков, открыл их и высыпал содержимое в ладонь, попутно быстро закидывая в рот чуть ли не горстями, даже не удосуживаясь запить ужасно горькие таблетки. Когда баночки были пустыми, он медленно и чуть шатаясь отправился обратно в палату. Джозефу снова до ужаса хотелось спать, снотворное и побочки от новых препаратов давали о себе знать, но почему-то было страшно. Он боялся заснуть и больше никогда не увидеть или вспомнить Джостена. Уже лежа в постели, он некоторое время смотрел в потолок, вспоминая мутный образ рыжего, что заставлял сердце в груди болезненно сжиматься. Ему совсем не хотелось расставаться, об одной только мысли о исчезновении парня его бросало в дрожь, вызывая злость и тихую обиду. — Лжец. — слабым и до ужаса хриплым голосом Эндрю как бы обратился к парню, не ждя от того ответа. — Почему ты сбежал…Нил…вернись. — рвано выдохнув, он зажмурился, сжимая футболку на груди от разрывающей его боли. — Пожалуйста… я не хочу быть один. — тихо прохрипев это, Миньярд словно вернулся в детство, когда от него в очередной раз отказалась семья, когда его в очередно раз избили и закрыли в чулане, ему было по-детски страшно, до ужаса обидно и тошно. Хотелось прижаться, забыться, вдохнуть запах сигарет и расположиться в руках Абрама, когда тот нежно перебирал его светлые волосы. В конце концов, закрыв глаза, парень погрузился, на удивление, в долгий и тягучий сон, впервые за муторно долгое время он смог относительно спокойно уснуть. Очнулся же он уже на море. Первое, что заставило его всё осознать — это морской бриз, что обдавал лицо приятной прохладой, пока в воде практически по колено стоял юноша. Его рыжие локоны колыхались на ветру, пока сам парень не шевелился, будто игнорируя блондина. Эндрю не мог понять, тот ли это парень, не снится ли ему дурной сон, стоит ли рисковать и погружаться в его персональный ад. Всё же решившись, он сорвался с места, игнорируя море, что болезненно било волнами с песком по ногам. Казалось, Джозеф уходит всё глубже в море, но сам он не может добраться до Нила, даже при том, что тот стоит на одном лишь месте. И всё же когда тот повернулся, грустно и даже как-то сочувственно глядя на Эндрю, кролик расставил руки в стороны, принимая Миньярда в объятия и прижимая его к себе так крепко, словно какого-то одичавшего, изглодавшего, до ужаса нуждающегося в нём кота. Позволяя болезненно сжимать себя в объятиях, он лишь гладил блондинистые волосы, ощущая как море постепенно начинает бушевать, ударяя волнами в спину. — Эндрю.. Эндрю… — еле слышно произнося его имя, Абрам так болезненно и сдавленно спросил его, что сердце у Джозефа сжалось в груди. — Зачем же ты пришел? Дрю.. зачем ты это сделал? Ощущая руки на своих щеках, он не чувствовал чужого тепла, не слышал глухого сердцебиения, от чего по телу прошлась противная дрожь. Не слыша шума волн, он смотрел лишь в голубые, как чистый и бескрайний океан, глаза. Задыхаясь от бессилия, Миньярд беспомощно хватался за последнее, что держало его на плаву, держало в здравом уме до последнего. Но не успел он что-либо сказать, как погода окончательно испортилась, а море и вовсе накрыло их с головой до невозможного огромной и сильной волной, заставляя застыть в немом ужасе, словно Миньярд беспомощное существо, которое пытается сделать последний вдох перед смертью. Он ощущал себя ничтожно маленьким перед чем-то таким, таким неравным по силам и до ужаса величественным. Каким бы сильным он ни был, ему никогда не будут подвластны творения Бога. Ощущая руку Нила, что закрывала его собой, Миньярд сжал чужую кофту, зажмурившись, словно ребенок. Он чувствовал, как Нил прижимал его голову к своей груди, словно защищая от всего, словно стараясь принять удар на себя, свести к минимуму возможную боль. Сам Миньярд стиснул зубы покрепче, прижимая только что найденного Джостена к себе, но в ответ он ощутил лишь холод и пустоту, а не самого Джостена. Это заставило сердце окончательно остановиться. И лишь утром по новостям красивая и ухоженная женщина из телевизора показушно сочувственным голосом проговорит: «19 января скончался бывший игрок экси, Эндрю Джозеф Миньярд. По нашим данным известно лишь то, что это было самоубийство, настоящая причина такого поведения и гибели игрока не известна. Далее к новостям…»