Любовь в янтарных глазах

Клубы дыма, еле виднеющиеся на тёмном полотне, что так и возвышалось над невкусными людьми. Время плыло на лодке, как и дни, что по щелчку сменялись ночью, а там уже и следующий день. Были бы они медленнее, если бы не ссора с Фэн Синем. Глупо это всё, оба виноваты в этом. На лице красовались синяки, которые словно печатью оставались на неделю уродством. Му Цин не любил курить, ему не нравился этот горький запах табака, что так обжигал горло и грудь, терзая своим ядом лёгкие. И тут поджигает своей недавно купленной зажигалкой. Кладёт в карман и затягивается, что так жжёт, словно на углях. Янтарные глаза опустились вниз. Мокрая земля, на которую так и хотелось спрыгнуть, закрывая веки. Но не мог, потому что знал, что вскоре встретятся, снова почувствует эти мягкие губы на своих... Да что там поцелуи? Глаза. Эти магнитные, светлые глаза, в которых хотелось утонуть, как в липком омуте, и не отрываться часами. Любил же до жути сильно. А вот любовь тоже давала о себе знать: терзала, громко хохотала над ним, спрятавшись в густых, колючих кустах, куда не проберешься ни за что... А знаете, Му Цин пробрался. Нашёл любовь, да только ускользнула она от него со временем. Так незаметно, жутко и невкусно, оставляя за собой ощущение неприятной пустоты, которую испытывал уже много дней, а может, и даже целый год, или два? Да хоть вечность, как казалось Му Цину. Потушив сигарету об металлические перила, потянулся за другой, да вот только нигде не оказалось, а коробка пуста. Придётся выбираться на улицу, к этим людишкам и идти в какой-нибудь ночной магазин, купить новые. Му Цин выходит с балкона, выходя из квартиры, закрыл дверь, нашарил в кармане куртки какие-то мятые купюры. Выйдя на улицу, оглядывал пустые улицы, где сопровождали взгляды пьяных людей, и каких-то наркоманов. И тут, в этом черном полотне, охватившее Китай, показалась знакомая фигура... Мускулистый, высокий мужчина, опустивший голову, медленно, в какой-то степени без какой-либо цели, шёл по пустым улицам. Му Цин даже остановился, чтобы получше рассмотреть его. Фэн Синь. Как ни в чем не бывало, идёт по улице, может, тоже скучал. Хотел уж побежать к нему, обнять, прижать к себе хоть последний раз, но ноги, чтоб их черт побрал, застыли, своими коварными лапами держались за землю, не желая вырываться с корнями. Столкнулись. Янтарные глаза мужчины удивлённо поднялись, смотря прямо на такие же...Только наполненные болью, шрам был виден в отражении этих прекрасных, наполненных до краёв любовью глаза. Дрожащая, тонкая рука погладила по такой же холодной щеке, по которой катились горячие, обжигающе-соленые слезы, словно дождь... Но тот улыбался как-то не по-настоящему... Му Цин схватил Фэн Синя за воротник и поцеловал, сжимая, словно пытался ухватиться, как будто думая, что скоро исчезнет, больше не посмотрит в глаза и натянуто не улыбнется. Фэн Синь был для него ночной истерикой, сильной любовью, спрятавшаяся под замком, который не открыть, но отдал бы все, чтобы пробраться в эту тюрму любви, где висел холодный, давно заплесневелый замок. Поцелуй пропитан той болью, которую испытывал, ту, которую мог передать только своему возлюбленному, притянувший в свои тёплые объятия, целуя так тепло, с любовью, будто не желая чувствовать пропитавшую до кончиков пальцев жгучую боль, что чувствовал Му Цин на протяжении этих мучительных месяцев. На губах вкус табака с вишней, что курил Му Цин, так и чувствовался на чужих, но так даже вкуснее. Губы разошлись также быстро, как и соприкоснулись. Ком в горле образовался мгновенно, хоть слова выбирались наружу, будто стучась в дверь, желая, чтобы их впустили, когда они так нужны... — Я люблю тебя, — эти три слова словно выдавились теперь не из Му Цина, а из Фэн Синя, который крепко обнял, поглаживая по тёмным волосам, запутывая пряди между пальцев. Тот промолчал, только лишь обнял ещё крепче, как будто что-то драгоценное, как будто боится пойти ко дну, и никогда не вернуться... Теперь уж в животе чувство, словно все закончилось, все тревоги и страхи ушли, как пинком под зад, оставляя только лишь любовь и ничего больше.