Соскучился.

      Руслан домой приходит в первом часу ночи. Что-то пьяно бубнит себе под нос, пока пытается бороться с обувью в коридоре. Примерно попытки со второй, по крайней мере, особенно громкий мат вырвался только после звучного удара о деревянный комод, у него получается. В спальню парень бредёт, пытаясь снять с себя по пути футболку, прилипающую к телу от пота. Идти в душ нет никакого желания, и пьяный мозг поддерживает идею заняться собой на утро. Зато, проходя мимо стримерской, замирает, изучая сонными глазами до дрожи в коленках знакомый профиль. Кашин — человек не тактильный, не прилипчивый и боящийся любить. Ему гораздо легче выбрать работу и не спать несколько недель нормально, чем задуматься о проведении пары дней с кем-то из друзей. Руслан его за это безмерно ценил и уважал, редкость для шатена. Однако, как бы то ни было, часто закрадывались неприятные мысли, что и от любви к нему так же легко могут отказаться, как от всех остальных. Мысли не успевают собраться во что-то, от чего можно было бы испытать какие-то особенно сильные эмоции, всё моментально растворяется в пустоте алкогольной пелены. Зато охрипший голос Дани он слышит отлично.       — Давно вернулся? — ласково, так тихо и нежно, словно… Скучал? Тушенцов сам не понял, в какой момент начал воспринимать эмоции Дани с удивлением. Словно тот никогда не испытывал их раньше или не прикасался к нему слишком часто. Просто… Да что скрывать, явно говорила обида, душащая парня по ночам. В самом начале отношений он думал, что проблем с этим не будет, ведь сам во внимании нуждался не в таком завидном постоянстве, как многие другие. С годами это переросло в проблему, о которой проще было молчать, чем пытаться решить. Не хотелось заставлять человека меняться, ведь стоило попросить, и рыжий готов был отдать не просто пару часов, но и весь свой день во владение Тушенцова. Просто иногда хотелось, чтобы это происходило не по просьбе.       — Только что, — выходит суховато, а потому, чтобы не упустить момент, он проходит внутрь, приближаясь как можно ближе к креслу, на котором сидел мужчина. Тусклый голубоватый свет освещает профиль, кондей едва раздувает мягкие рыжие пряди, наушники поднимают смешной хохолок.       — Как съездили? — снимает наушники, откидывая их на стол, смотрит всё так же в пол-оборота, надеясь вернуться к работе, как только закончит разговор. Хотелось бы шатену как-то отшутиться, придумать что-то, что они бы смогли разогнать до смешной сценки. Но почему-то в сознании не всплыло ни единой гнусной или похабной шутки. Только кроткое:       — Круто. Илья, как всегда, — «Как всегда» — это весёлый и громкий, смешащий одним только своим существованием. Тот звал выпить каждый раз, когда они оказывались в одном городе, Руслан не был против, потому что находил в Илье что-то до ахуения забавное. Он умел шутить в манере всем известного CMH, злорадно улыбался, подкалывая ужранных бугаев в баре, а потом качал права, не боясь, что получит в морду. Даня кивает, в какой-то степени даже жалеет, что не поехали вместе. Едва ощутимо вздрагивает, когда чувствует чужую ладонь на своём плече. Тонкие холодные пальцы скользят к шее, но, так её и не коснувшись, спускаются вниз, замирая на виднеющихся из-под бежевой футболки ключицах.       — Спать пойдёшь? — разворачивается к нему всем корпусом. Смотрит несколько секунд изучающе, обнимая за талию притягивает к себе между ног. Взгляд снизу вверх и пятерня чужих рук, запущенная в волосы на затылке. Пьяный мозг находит эту картину до такой степени грустной, что скопившаяся моментально в уголках глаз влага тонкой струйкой стекает по щеке, капая вниз, попадая ровно на данилину футболку. Тот удивляется, всматриваясь в лицо напротив, — Русь? — названный заламывает брови, жмурится и опускается на колени к Дане, прижимаясь к нему всем телом, будто это помогло бы излечить все кровоточащие душевные раны.       — Я так скучаю по тебе… — откровение интимнее, чем секс, именно поэтому выбивает из груди сломленный всхлип. Он себя за слабость заведомо ненавидит уже сейчас, ведь очевидно впоследствии захочет ненавидеть ещё сильнее. Ненавидит признавать свою слабость, особенно перед партнёром. Алкоголь развязывает язык и руки, сбивает дыхание и открывает закупоренную эмоциональность.       — Роднулькин… Руся… — совершенно забыв о своём прошлом занятии, Кашин гладит вздрагивающую спину, покрывает ласковыми поцелуями любимое лицо. Скулы, щеки, нос. Собирает касаниями губ созвездия на красивом лице. Спускаясь ниже, мокрыми мазками исследует любезно открытую шею. Руками давит на копчик и лопатки едва ощутимо, не хочет отпускать. Старший вздрагивает и немеет от каждого прикосновения. Уже неделю они почти не виделись, то Даня на разъездах и за работой, то Руслан на приглашённых концертах и съёмках. Едва успевали увидеться, перекинуться парой слов и задержаться в поцелуе на лишние секунды. Шатен давится вымученным стоном, сжимает рыжие волосы на затылке и подставляется, плавясь от желанных прикосновений и горячего дыхания. Сердце стучит в ушах, заглушая всё вокруг, слёзы текут по щекам от безысходности и радости. Устал, соскучился и безмерно любил. Любил молочную бледную кожу. Любил глаза-хамелеоны, горящие сейчас голубо-зелёным в тусклом свете подсветки за креслом. Любил грубые руки, умеющие прикасаться к телу с такой нежностью, что хотелось выть. Отстраняясь, сжимает веснушчатые щёки руками. Едва ощутимо поглаживает скулы большими пальцами, пристально смотрит в радужку красивых глаз. Ему хочется столько сказать, передать, выразить и объяснить, но слов не хватает даже на какие-то банальные фразы. В горле ком размером со вселенные, голова болезненно гудит, а тело ломает от прикосновений.       — Прошу, побудь со мной, — сбитый шёпот в самые губы. Дане стыдно, что его о подобном просят. Руслану стыдно, что он об этом говорит вслух. Жмётся как можно ближе к рукам, подставляется под прикосновения, словно тактильная кошка с нетактильным хозяином. Противоположности.       — Я в твоём распоряжении, Русь, — жмурится и прижимается к тёплой груди. Стыдно. Слушает, как быстро-быстро бьётся сердце. Любит. Тушенцов перебирает пальцами мягкие волосы, спускаясь к шее, пару раз кусает, ведёт дорожку прерывистых поцелуев, останавливаясь где-то у плеч. Шепчет тихо, обжигая мочку уха горячим дыханием:       — Пойдём в кровать, — невинный голос с лёгкой хрипотцой, словно сам не знает, зачем просит именно туда. Чёрные, как смоль, глаза отражают всю вселенную. Личный Данилин мир, в котором важен только Руслан и его чувства.       Младший поднимает Тушенцова, подхватывая за бёдра, просит обхватить свои ногами покрепче, перекладывает татуированные руки себе на плечи и целует так мягко и ненавязчиво, насколько может. Языком проходится по кромке зубов, мажет по языку и толкается глубже, преодолевая тем временем несколько пролётов меж комнатами. До спальни доходят, почти лишившись воздуха. Когда тело шатена продавливает матрас, они наконец отрываются. Нависающий сверху Кашин ставит руки по обе стороны от тёмноволосой головы, тяжело дышит и смотрит так, что сердце сжимается. Даня не был романтиком, слишком сухой, прямолинейный и не видящий смысла в постоянных комплиментах с пустого места. Зато очень любил смотреть. Смотреть так, что сводило ноги и ныло в груди. Рассматривал, неторопливо бегал глазами, цеплялся за каждую родинку и царапинку, неровность и старый, едва заметный шрам. Любил изучать смуглую кожу, бездумно оглаживать её руками, вырисовывать пальцами какие-то незамысловатые узоры. Признание в любви через прикосновение.       Русланова футболка с тела сползает предательски медленно, Даня не выкидывает куда подальше, а просто стаскивает, оставляя где-то у изголовья. Своими руками ведёт от плеч до ладоней партнёра, переплетает их пальцы и вновь целует. Тушенцов думает, что нежный Кашин определённо лучшее, что он мог бы сейчас получить. Внимательный, услужливый, заботливый, любящий. Целующий так, словно весь мир был создан лишь для того, чтобы в нём существовал его Руслан. Податливый, спокойный, самый любимый и такой невинно смущённый. Рыжий спускает одну руку на оголённое тело, задевает взбухший возбуждённый сосок и слышит, как резко ему в рот вырывается звонкий стон. Оглаживает ореол пальцами особенно медленно, сжимает, едва надавливая, и отрывается, пристально смотря, как выгибается чужая спина и в немом стоне раскрываются пухлые губы. Пока левая скользит по рёбрам в изучающем жесте, правая ладонь окончательно отпускает руки, присоединяясь ко второй. Этого тела он хотел касаться постоянно, оглаживать бархат кожи, чувствовать дрожь и собирать неровности в созвездия.       Стоит только пальцам невесомо обвести выпирающие бедренные косточки, как Руслан, позорно краснея, стонет на особенно громкой ноте. Закусывает несколько своих пальцев и неотрывно смотрит, как Данила удобнее устраивается меж его разведённых ног, поглаживая то ляжки от таза до колен, то заползая на внутреннюю часть бедра, заставляя судорожно втягивать воздух сквозь зубы. Возбуждение такое ощутимое и резкое, что становится душно, тёмные скинни болезненно сдавливают налитый кровью орган, а соблазнительно бегающие по стройным ногам руки доводят до пикового состояния. Бёдра непрерывно ёрзают, то сползая слишком далеко, то упираясь в чужие согнутые в коленях ноги. Руки то сжимают простынь, то тянутся к самому Кашину, пытаясь привлечь к себе внимание.       — Ты такой нетерпеливый, — хриплый шёпот, от которого туже затягивается узел в животе. Голова начинает кружиться от отсутствия воздуха, ситуация выходит за рамки всякого терпения.       Кашин заползает к чувствительному паху, едва касаясь пальцами, проводит под тугой тканью так любимых Тушенцовым скинни-джинс. Одним рывком расстёгивает молнию, но спешить не собирается. В привычной медленной манере расстёгивает пуговицу и помогает приподнять таз, чтобы стянуть злосчастную часть одежды. Чёрные боксеры обтягивают его слишком плотно, выдавая мокрое пятнышко на месте головки. Даня сглатывает, чаще дышит, подбирается ближе и, подхватив под колени, тянет к себе вплотную. Стоит чужой заднице задеть собственное возбуждение, и по комнате проходится томный стон, заставляющий Руслана покраснеть и прикрыть в удивлении глаза. Давно он такого от Кашина не слышал, хотя чувствительный рыжик на соблазнительные звуки мог исходиться довольно часто, отводя пристыженно глаза.       Даня обхватывает вставший член прямо через ткань. Руслан стонет так громко и резко, что ноты получаются неровными и иногда слишком высокими. Глаза беспорядочно бегают по всему вокруг. Руки бесцельно сжимают простынь. Кашин только большим пальцем поглаживает головку через одежду, чувствует скопившийся предэякулят. Когда и эта преграда ему надоедает, шатен облегчённо выдыхает, но так же быстро давится не менее громким стоном, когда горячие пальцы сжимают орган, давя на покрасневшую головку. Всё ещё слишком сухо, а потому приходится наклониться к тяжело вздымающейся груди старшего, с особенным трепетом покрывая открытые места поцелуями. Замирает, когда меж их лицами пара сантиметров. Неотрывно изучает замыленный взгляд карих глаз, приоткрытые от недостатка воздуха губы, качнувшийся кадык.       — Какой же ты, сука, красивый, — смазанный поцелуй где-то у губ, ещё несколько не менее ласковых под глазами. Комок в горле начинает разрастаться, что за ночь сегодня, банальная нежность доводит до приступа. Руслан закрывает глаза пальцами, надеется, что ночное время суток скроет горящие от смущения щёки, — Под подушкой, — несколько секунд, чтобы сообразить, к чему фраза, и рука, скатываясь с лица, тянется в нужном направлении. В самом углу, почти у изголовья, пальцы нащупывают заветный тёплый тюбик. Даня забирает, на несколько секунд переплетая пальцы, целует в губы без напора, несколько раз отрывается и припадает к губам снова. Оторваться от него бывает просто невозможно.       Когда несколько капель капают на чувствительную головку, Руслан несдержанно громко стонет, приподнимая таз и изгибаясь в спине. Кашин капает ещё несколько себе на пальцы и, вглядываясь в тёмный расслабленный профиль, обхватывает подрагивающий орган. Несколько движений на пробу, а шатен, закусывая пальцы, едва слышно мычит. Совершенно отвык от того, как к нему могут прикасаться эти руки. Голова кружится, а будоражащие размеренные движения никак не помогают найти удобное положение. Даня двигает рукой в каком-то своём темпе, слишком монотонно и медленно, проводя по всей длине, от касания пальцами красной головки до самых яиц, в какой-то степени имитируя проникновение. От этой мысли голове становится ещё хуже, почему-то именно сейчас любые похабные мысли ведут особенно сильно. Рыжий обводит каждую венку, то ускоряется, доводя до резких-резких вздохов, то резко замедляется, заставляя блаженно кусать губы и мычать что-то безобидно угрожающее. Стоит только пальцам сомкнуться под головкой, как Руслан несдержанно громко стонет, приподнимая бёдра, чтобы возобновить желанные движения.       — Сегодня только дрочкой? — в этой фразе будоражит абсолютно всё, от уточнения того, чем они будут заниматься, до того, что они будут делать это только сегодня. А завтра? Разве либидо может подняться так сильно за один день? Странные вопросы засыпают голову, сознание в полной дереализации, взгляд затуманен от возбуждения и тянущей сладкой боли в мышцах. Пока Тушенцов летает в облаках, Кашин убирает руки от его члена и вновь нависает над парнем, несколько раз чмокая в приоткрытые губы, — Русь, — шатен моргает несколько раз, приходя в себя. Однако стоит взгляду сфокусироваться, и он моментально замирает. Зрачки голубоватых глаз сильно расширены, расслаблены брови, едва заметна улыбка на искусанных губах, растрёпанные волосы, несколько прилипших огненных прядей ко лбу. И это он говорит Руслану, что некрасивый?       — Продолжишь так смотреть, я без рук кончу, — грудной тихий смех, несколько смазанных поцелуев, пробегающихся по лицу. Тушенцов ненавидит говорить вслух о желаниях, а потому, не разрывая зрительного контакта, трётся почти вплотную прижатыми бёдрами о Данины. Младший сдавленно, тихо стонет, закатывает глаза и сбито выдыхает. Иногда шатена поражает, насколько терпеливым может быть Кашин. Сам от любого прикосновения на звуки срывается, но продолжает тянуть, пока не услышит чёткого обозначения, пока не удовлетворит все желания партнёра.       — Только скажи, я сделаю всё, что пожелаешь, — в отместку резко толкается бёдрами в мягкую задницу, и следующий стон они делят напополам, крепко переплетая пальцы. Тушенцов краснеет, но, стоит горячим рукам огладить напряжённый живот и соблазнительно сжать кожу на внутренней стороне бёдер, терпение лопается.       — Блять, возьми меня уже, сука, — жмётся как можно ближе, гнётся в спине и разочарованно мычит, когда Даня отстраняется особенно сильно. В этот раз вещи всё же летят куда-то на пол через кровать, утром Руслан определённо ему этот бардак припомнит, а пока он собственное тело ладонями оглаживает и сам тянется за поцелуем, на них можно забить.       Рыжий нависает сверху, смотря в глаза с особенным блеском, забирает со второй половины кровати подушку и, поднимая бёдра партнёра, подпихивает её туда. Возвращается к разведённым ногам и несдержанно втягивает воздух — терпение начинает кончаться. Несколько минут, чтобы найти запутавшийся в скомканных простынях тюбик смазки, и сквозь зубы втянутый Русланом воздух — первый палец медленно скрывается в тугом колечке мышц. Несдержанное шипение и первые неприятные ощущения, ласковые расслабляющие поцелуи в бедро и впалый живот. Смазки оказалось идеально: не много, чтобы не вызывать неприятных ощущений, но и не мало, чтобы не брать на сухую. Несколько тяжёлых толчков, и к одному присоединяется второй. Новый тяжёлый вздох, едва похожий на всхлип, Даня голову задирает быстро, проверяет состояние, боится сделать больно. Руслан этой заботе всегда умилялся, потому и сейчас в благодарном жесте предплечье руки, держащей его бедро, сжимает. Глаза закатываются от удовольствия, когда пальцы расходятся на манер ножниц, растягивают тугие стенки и расслабляют напряжённое тело.       Даня всегда с растяжкой затягивает, даже если Тушенцов нетерпеливо бёдрами ёрзает, намекая, что этого хватит. Пару раз он на это повёлся, а потом долго морил себя виной, ведь оказалось мало и сделал больно. Хоть Руслан и честно старался не морщиться и не сжимать челюсть, чтобы перетерпеть быстрее, а рыжий был человеком очень чутким, всё видел. Когда внутри двигались уже три пальца, а шатен был на грани того, чтобы сорваться на мольбы, над ним всё же сжалились. Стоило пальцам пропасть, и внутри возникло противное чувство пустоты, вырвавшее из груди разочарованный стон. Кашин несколько раз проводит ладонью по своему члену, смазывает и подставляет крупную головку к растянутому отверстию. Нависает вновь сверху, переплетает с Русланом пальцы и тянется к губам. Входит резче нужного, оба судорожно выдыхают, глаза бегают, не могут друг на друге сосредоточиться. Пара секунд на привыкание, и бёдра плотно прижимаются к руслановой заднице, вошёл полностью. Сорвавшийся громкий стон они разделяют вместе, целуются долго, медленно, растягивают удовольствие, раскатывающееся по телу, словно гром по тёмному небу.       У Руслана в чёрных глазах горят звёзды, у Дани в ледяном лесу расцветают зелёными нитями чувства. Первые толчки особенно чувственные, вырывающие с губ старшего несдержанные, глубокие стоны. Голос хрипнет, голова кружится, вот-вот и он снова начнёт теряться. Кашин подхватывает расслабленные бёдра и начинает наращивать темп, тяжело выдыхая в искусанные губы партнёра. Входит резко и полностью, сбивается и меняет угол, вырывая из разнеженного всё более громкие звуки. Соседи им, очевидно, не скажут спасибо, на голосистого Тушенцова жаловались в любой квартире, где бы они ни побывали. То слишком громко днём музыку включит, фанатично подпевая, то, играя с ребятами во что-то, орёт на соперников так, будто это предназначается соседям, а не оппонентам в игре, то, как сейчас, совершенно себя не сдерживая, исходится на высокие, громкие, невероятно ласкающие слух стоны.       — Люблю тебя пиздец, — несколько раз пытаясь попасть в губы, сбитым шёпотом шепчет Кашин. Руслан царапает короткими ногтями спину и сжимает рыжие волосы до сладостной боли, обвивает крепче ногами чужие бёдра, прижимает так, чтобы входил глубже и быстрее. Смотрит в глаза, когда воздуха в лёгких почти не осталось, а голос окончательно осип.       — Пиздец, насколько это взаимно, — когда шатен начинает задыхаться и пальцами грубо сжимать плечи, Даня лбом в его грудь упирается и ускоряется, добивая последние толчки особенно глубоко. Оргазм накрывает обоих почти одновременно, выбивая остатки воздуха из охрипшего горла.       Даня падает рядом, пытаясь отдышаться и собрать мысли в кучу. Руслан бы с радостью упрекнул его по поводу того, что тот кончил внутрь, но так заебался сам, что может разве что, повернув голову, глупо улыбнуться, рассматривая запыхавшегося партнёра. Пара секунд тишины, прерываемой их тяжёлым дыханием. Даня поворачивает голову, едва сдерживая смех, обвивает руками талию шатена и прижимает ближе к себе, укрывая обоих скомканным где-то в ногах одеялом. Лунный свет через окно освещает их тускло, но этого вполне хватает, чтобы Тушенцов пристально рассмотрел мягкую улыбку на чужом лице.       — Мы грязные, — сипит Руслан, зарываясь пальцами в рыжие мокрые волосы. Не просто грязные, а затраханные. И постельное бельё завтра определённо придётся менять, и в душ идти придётся наперегонки.       — Тебе ли не похуй? — сонно отвечает Данила, расслабляясь от ласковых пальцев. Жмётся как можно ближе к родному телу и почти проваливается в дрёму, отсутствие нормального сна и присутствие родного человека рядом сказываются на нём вполне логично.       — Дань… — спустя несколько минут тишины тянет восстановивший дыхание Тушенцов. Выводит какие-то узоры на чужом затылке и рассматривает потолок, сон приходит к нему на удивление тяжело, что-то тянет, мучает. Обычно он подобное не озвучивает, ведь ответ заранее предвидит. Но сейчас что-то за язык настырно тянет.       — М? — сонно тянет младший, поглаживая ладонями лопатки. Выводит что-то в полудрёме и дышит размеренно, спокойно. Руслан сжимает губы, замолкает ненадолго и наконец шепчет с надеждой в голосе:       — Поехали со мной вечером на съёмки, — сглатывает, потому что знает, что Кашин такие вопросы ненавидит. У него много работы, там много людей, и он вполне может попасться кому-то на глаза, будучи там, где быть его не должно. Очередные надоедливые теории, заёбы на стриме, ему хочется подобного избежать. Тишина затягивается, Руслан, убирая руки от чужой головы, уже думал, что ответа не дождётся, но Даня осторожно целует в лоб, притираясь к мокрым волосам щекой.       — Хорошо, — пока Тушенцов, сам не зная, от чего, смущённо улыбается, притираясь к веснушчатой груди, Даня его по спине гладит, так и не открыв глаза. Иногда можно было отложить работу и дать время жизни. И пусть его жизнь состоит из одного только Руслана.