Вдохновение

Кавех просто обожал воскресенья. Возможность проваляться весь день в кровати с чашечкой чая и любимой книгой, о чем еще можно было мечтать? День мог стать еще лучше, если один из его учеников или друзей вручал ему новый кинематографичекский шедевр из Фонтейна и в таком случае, он мог весь день сидеть и пересматривать фильм, подмечая для себя интересные пейзажи, здания и образы. Ему так нравилась сама возможность за один день прожить жизнь другого человека или людей, прочувствовать их эмоции, оказаться мысленно в местах, в которых не бывал и вряд ли побываешь. Это воскресенье обещало быть таким же как и всегда: размеренным, наполненным лишь отдыхом и расслаблением. Но от чего-то настроения на это совсем не было. За окном шел дождь, настукивая свой ритм, дом полнился шумом и шорохами, порывами ветра, которые проникали в него через полуоткрытые ставни. Эта погода, казалось, была идеальной для вот такого ленивого дня, на улицу не выйдешь, даже если очень хочется, а за сутки проведенные в своей комнате тебя никто не осудит. Но дома не сиделось и не лежалось. Кави бродил из комнаты в комнату силясь придумать себе занятие. Рисовать он не хотел намеренно, потому что дело, которое являлось и хобби и работой, дело, которое проследовало его наяву и во снах, нужно было откладывать хотя бы на один день, чтобы оно не возненавиделось и не наскучило. Сдавшись в своих попытках заняться чем-то новым, Кавех вошел в кухню- гостиную, сел за высокий стол и уставился в глубь комнаты. Там он нашел привычные стеллажи, доверху заполненные книгами, которые к слову были все прочитаны, нашел изящные лампы, отбрасывающие теплый свет, столь же привычный зеленый диван и человека, лежавшего на нем. Не смотря на весь тот список различий и противоречий которые были между Кавехом и аль-Хайтамом, в одном они обоюдно сходились и этим был отдых в свободное время. Они никогда не шумели по выходным, никогда не ругались, не спорили и вообще старались друг друга не видеть, дабы соблюсти все предыдущие пункты. Но сегодня случай был по истине исключительный, поэтому собравшись Кави жалобно протянул: -Хайтааам, может сыграем в «Призыв»? Человек, лежавший на диване не повернул головы, даже не повел глаз в его сторону, кажется он даже не услышал вопроса. Кавех совсем сник… Опустившись на столешницу и оперев голову на руки он закрыл глаза. В сознании стали мелькать образы и картинки, в голове крутились мысли по поводу заказов и новых проектов, работа действительно его не отпускала…работа, работа, а так хотелось сделать что то для себя… Ну, ну точно для себя!!! Как давно он рисовал что то потому, что ему этого хотелось, не новый план, не академические рисунки, просто что-нибудь для души? Кажется это было в прошлом году. Эта мысль разошлась по телу волной адреналина и радости, он подскочил со стула и побежал в свою комнату. Нацепил первую попавшуюся одежду: льняную рубашку и домашние шаровары, на ноги натянул кожаные сапоги, подхватил зон и выбежал в непогоду. В настоящий живой мир с его стихией. Одежда не спасала.За первую минуту вне дома зонт вывернуло раз десять, пользы от него было еще меньше чем от одежды, поэтому Кавех смиренно его сложил и решил наслаждаться холодным ливнем (если в нем вообще можно было найти что то приятное). Побежал через все пролеты на самых верх главного здания Сумеру — академии. В ней он имел честь обладать личным кабинетом, которым мог распоряжаться по собственному усмотрению. Несомненно он сделал там художественную мастерскую. Добравшись до верха и завидев охранников он очень искренне попросил их пустить его по срочным рабочим делам. Ну как они могли отказать столь уважаемому и выдающемуся человеку? День был коротким и нерабочим для большинства служащих, поэтому они спешно предупредили его, что здание нужно будет покинуть не позже десяти вечера. Кавех понятливо закивал головой и поблагодарив двух мужчин вошел внутрь. Вода стекала с его волос и одежды тонкими ручейками, оставляя на полу целую дорожку следов. А теперь, подумал он, направо, вверх на три пролета, потом в коридор налево, вперед вперед и вот он, тринадцатый кабинет. Как только Кавех вошел внутрь, в нос ударил такой родной и приятный запах красок. Не каких отдельных, а всех сразу: масляных, акварельных, акриловых. Этот аромат волшебным образом смешивался с запахом древесины, льна их хлопка, которые использовали в холстах. Одежда промокла насквозь, и Кави принял решение высушить хоты бы рубашку. Он не слишком любил оголяться так как его телосложение было ближе к худощавому, нежели к спортивному. Ничего плохого он в этом конечно не видел, но на людях старался не раздеваться. А так как в кабинете никого не было и скорее всего никого не появится он быстро стащил одежду через голову и повесил на первый попавшийся стул. После этого, из одного угла небольшой комнатки он взял деревянную табуретку, в другом нашел чистый кусок ватмана. Бережно натянув его на мольберт, он уселся на табуретку в каком-то странном и неестественном для себя положении: ноги его были сложены в позе лотоса5, а тело повернуто куда то в бок, голова же была подперта ладонью левой руки. А вот и новая незадача. Он очень хотел написать что-то от себя и для себя, но ничего не шло. Здания получались некрасивыми и угловатыми, деревья и цветы статичными и неживыми, одежда странной, тела людей непропорциональными. Со стороны выглядело все так, будто он вообще не умел рисовать и кисть держал в руках впервые. Необходимо было вложить в картину всю душу, нужно было вложить всего себя. Предприняв еще пару попыток он с легкой досадой и злостью сорвал неполучившуюся работу и отбросил куда то за спину. С той же стороны находились часы и к слову пробило уже три часа дня. Время поджимало, но чего Кавех не любил больше всего, так это торопиться. Торопиться в искусстве было нельзя, иначе терялась вся суть. Не уделил работе лишний час, день или даже месяц? Будь готов к тому, что не только ты, но и окружающее увидят ее изъяны и недочеты, а что самое страшное, не увидят в ней твоей души, которую ты должен был вложить. Она, душа, проявляется в мелочах и деталях, в цвета и оттенках, формах и фигурах. И сослаться на « Я автор, я так вижу» уже нельзя, ведь ты не видел работу такой, какой она получилась, а значит обманываешь не только других но и себя. Именно поэтому принцип «Не спешить» был у Кавеха главным. Поднявшись, он подвигал всеми частями тела. Руки и ноги затекли и задеревенел, их было просто необходимо размять. Поэтому Кави трижды медленно обошел мастерскую. Первый раз он просто наблюдал и рассматривал. Наблюдал за движением объектов вокруг себя, а рассматривал работы учеников. Приходить в его «кабинет» не только не возбранялось, но даже приветствовалось. Все студенты прекрасно знали, что предупреждать ни о чем не нужно, просто заходи и занимайся творчеством в свое удовольствие. Поэтому стены были увешаны набросками, зарисовками и полноценными работами. Это были здания, сады, цветы, люди, животные, абстракции. Найти можно было все что угодно, а самое удивительное, что Кави мог безошибочно определить, где чья работа. Он удивлялся, как эти заваленные учебой люди, успевали найти время для себя. Во второй раз, он взял с полки холст и прошелся с ним до мольберта, поставив на законное место. Третий, самые неспешный и долгий, круг стал решающим. Кави все прокручивал в голове свои дни и его разум никак не мог зацепиться за что-то важное, за что то вдохновляющее. Его вообще то вдохновляло все, но именно в этот момент времени, будто бы и ничего. Обычная красота, окружающая его, следующая за ним по пятам, казалась чем-то не достойным его картины, уж точно не для сегодняшней. Сколько раз он писал утонченные здания, восхитительных женщин, которые были способны пленить своей красотой, сложные предметы декора? Сотни, тысячи раз. А если он все делает не так? Что если написать что-то совсем простое, что-то, что знакомо ни чуть не хуже, чем лист бумаги? Написать дом. С его этими высоченными стеллажами и резными ставнями, с его узорчатым ковром и витражными стеклами. И не стоит забывать о человеке, без которого это здание, домом бы никогда не стало… Вот и родилась в голове картина. Кавех взял все нужные краски, необходимые кисти и палитру. А дальше только монотонное постукивание капель за окном, шуршание кисти по холсту, запах воды и лета. Кави было даже немного смешно от того, как часто он лицезрел эту картину, а нашёл ее столь прекрасной только сейчас. Каждые выходные, весь дом будто застывал в этом моменте и никто не смел потревожить установленный порядок. Мягкими, но точными мазками он воссоздавал каждую деталь, которая так точно засела в памяти, все текстуры, формы и тени выходили по истине превосходными. Но вот был один, объект, которого художник избегал намеренно. Его толи бывший, толи уже настоящий друг, гениальный ученый, превосходный секретарь, страшно заносчивый человек. Человек, который ему ужасно нравился… Эту мысль в свое сознание Кавех пропускал крайне редко, старался ее игнорировать, каких бы усилий это не стоило. Он никогда не отрицал того, что ему могут нравится и мужчины, и женщины, но чтобы ему мог нравится он? Уж простите, но избавьте меня от этой участи, кто угодно на этом материке, но только не аль-Хайтам. Так Кави думал, ну или старательно себя убеждал, потому что Хайтам с каждым днем становился чем-то большим. Вздор, бред, говорил себе художник, а без него уже и не мог представить своего дня. Все началось с одной пятницы, когда ученый как бы невзначай сказал: «Не хочешь выпить?», и от чего то Кавех согласился. Язык развязался сам собой и вот они обсуждают все произошедшее за последние годы. И это повторялось, снова и снова, каждую пятницу и переросло в событие, которое происходило по умолчанию, ни одному их них не требовалось приглашения. Они просто садились за высокий стол, каждую, о Архонты, пятницу, и разговаривали, за бокалом вина. А потом эти разговоры переросли в случайные прикосновения, потом переместились на диван. И вот Кави лежит на коленях Хайтама и час рассказывает как же его достало начальство, которое хочет от бедных его учеников невозможного, за столь короткие сроки. Тот всегда слушал. Мог, конечно, вставить язвительный комментарий, но всегда по делу. Сам же аль-Хайтам лишь изредка изливал свою душу. Порой казалось, что у него ее совсем нет, но пятничный вечер и пара бокалов вина моментально развязывали ему язык. Он часто рассказывал о новых экспериментах и исследованиях, еще чаще жаловался на мудрецов академии, которые по его мнению ничего из себя не представляли. Хайтам вообще не имел привычки называть их мудрецам, « те самые служащие» — и это лучшее звание которое можно было услышать от главного секретаря. А еще он на дух не выносил всех тех людей, которые получению знаний, предпочитали акашу. Он конечно прекрасно понимал, на сколько это быстрый способ получения знаний, но в тоже время был уверен, что терялась вся суть информации. Какой смысл быть специалистом, если ради достижения этой цели ты не сделал ничего? Не прочитал, не проанализировал, не оступился, не сделал ошибок? Твоя голова переполнена тысячами слов и текстов, но на деле, они лишь глухой звук мелодии, которая должна играть во всю мощь. Кави прекрасно знал о его убеждениях и поэтому при ссорах ему ужасно льстило, когда аль-Хайтам называл его мудрецом. Назвал он его так, пытаясь задеть, говоря: «И как такой мудрец как ты, мог столь глупо оступиться». Это могло бы опустить самооценку другого, но Кавеху был приятно знать о том, что сколько бы плохого он не услышал от соседа, тот все равно его уважает и по крайне мере считает умным. Все эти мысли проносились в голове клубами дыма, то появляясь, то рассеиваясь, не оставляя после себя и следа. А он так и сидел в статичной позе на стуле, не в силах сделать первый мазок. Ему было страшно, просто панически страшно начать, но в тоже время, он желал этого сильнее всего в эту минуту. И как-то сами собой, руки начали движение, и вот уже появились очертания головы и туловища, ног и изящных кистей. Кавех проводил мягким ворсом кисти по шее, груди, затем по корпусу, ягодицам, бедрам и ступням. Они как по волшебству становились более рельефными и выразительными. Старался он это делать чисто механически, добавляя теней, не более. Но в голове…в голове вовсе не кисточка скользила по холсту, а руки по телу другого мужчины. Как было бы интересно дотронутся, рассмотреть и изучить… Но вот ноги скрылись под тканью штанов, а верх под складками рубашки. Волосами художник уделил больше всего внимания. Они переливались серебром в лучах солнца, которое мягко светило в окно. Каждая прядь, каждый оттенок, все казало таким реальным, что ну вот, протяни руки и зароешься в копну мягких волос. Основная композиция была закончена и вот главные элементы-название и подпись. Кави взял невероятного оттенка золотую краску (она была его визитной карточкой и уникальным почерком) и изящно вывел на тейватском «Дом», а затем свои инициалы « КМ». И она получилась именно такой какой он хотел, теплой, уютной и домашней. В этой картине он видел все то, что когда-то давно потерял. И дом, и любовь, и семью… Он словно заворожённый переводил взгляд то туда, то сюда, пытаясь понять, к чему бы придраться, что бы исправить. Но все будто бы было идеально. Из столько глубоких и забвенных рассуждений вырвал шум, раздававшийся из коридора. Шум ударов сапогов о кафель. Кто то шел именно сюда. Времени думать, кто бы мог заглянуть к нему в такой час, не было, надо было спрятать картину, скрыть и утаить. На это времени не было тоже, поэтому одним резким движением Кави крутанул мольберт к стене, а сам встал спереди, дабы закрыть его полностью. А звук все приближался и приближался, и вот в проходе показалась высокая тень. Дверь приоткрылась и человек наконец вошел. Он был мокрым до нитки, с него не просто текла, а лилась вода. Кави лишь подумал: «Странно, мне ведь казалось, что дождь давно закончился». Но ощущение это было крайне обманчивым. Дыхание вошедшего было не ровным и сбивчивым, видимо он очень спешил или же переживал. Мысли Кави все еще находились где-то далеко от реальности, поэтому ему хватило фантазии лишь на: -Привет, Хайтам. Тот впивался в него гневным и крайне неодобрительным взглядом, смешанным то ли с волнением, т о ли с облегчением. Ученый сделал еще пару шагов в сторону художника, а Кавех же машинально отодвинулся назад… -Я искал тебя по всему Сумеру…- выдавил из себя Аль-Хайтам.- Ты выбежал из дома в чертов ураган не удосужившись и слова сказать, а зная тебя, ты бы посчитал своим моральным долом помочь заблудившемуся, а потом бы сгинул где нибудь в лесу от лап животного. -Прости…- ответил Кави в тон собеседнику. В его голове не было и тени мысли о том, что Хайтам может за него волноваться. Он вообще не умел волноваться, тем более за кого то, как Кавех. Они еще с пару мгновений стояли молча, гляда друг на друга после чего аль-Хайтам развернулся и пошел к двери. -Удосужся хотя бы взглянуть на время, уже половина двенадцатого ночи. Если мы задержимся в академии еще хотя бы на минуту, завтра нам выпишут выговор с которым я не имею ни малейшего желания разбираться. — Он так и стоял к художнику спиной. Кажется, только после этих слов, до Кави начало доходить кто же к нему зашел. Сердце забилось быстро и беспорядочно, пытаясь найти отклик в движениях или эмоциях. Но Кавех застыл как вкопанный, после чего тихо произнес: -Я не могу уйти без картины… -Так бери ее, закрывай кабинет и пойдем. -Так тоже не могу.- Мысли метались в голове, в попытках найти выход из ситуации, придумать отговорку, фразу, хоть что-нибудь, чтобы не показывать ему картину. Хайтам медленно повернул голову в его сторону. В его изумрудных глазах полыхало дьявольское пламя. Кави и представить не мог что ему пришлось пережить, в попытках найти своего сожителя. -Что значит не можешь? У тебя там тайный шифр, послание или порнография? Если нет, то не морочь голову себе и мне. Просто пойдем домой. — Каждое его слово отскакивало от каменных стен и звоном заполняло все пространство. В голове у художника был диссонанс и кавардак. -Там нарисовано то, что я не могу никому показать. Я даже не знаю куда деть эту картину. — произнес он это на придыхании и с легким смешком, вот на столько абсурдной ему казалась ситуация. Может он и смог бы показать картину другому, другу или ученику, в обучающих целях. Те были бы в недоумении, потом бы посмеялись и забыли. Но аль-Хайтам. Реакция его была непредсказуема, и не дай бог испортить с ним отношения из-за куска бумаги с красками поверх. -Что же там нарисовано, позволь спросить? — его терпении было явно на исходе, он медленно, словно хищник на охоте, начал приближаться к художнику. -То, в чем я нашел…вдохновение. — с каждым словом звук его голоса понижался, пока не дошел до шепота. Сама фраза прозвучала до боли лживо, хотя признаться, Кави был уже ни в чем не уверен. И в причине написания картины, и в собственных чувствах, да что уж там, во всей жизни. -И в чем же ты нашел вдохновение? — серебристые брови плавно поднялись на лоб. -В тебе.- выпалил Кавех, кажется ни секунды не сомневаясь. Щеки его моментально залились румянцем, а сердце ускорилось в своем биении. Аль-Хайтам собирался открыть рот и что-то сказать, а может спросить, но художник такой возможности ему не предоставил. Каждая клеточка его тела отчаянно сопротивлялась, мышцы не собирались приводить в движение ни руки, ни ноги, но невидимая сила заставила седлать пару шагов и развернуть мольберт. Выражение искреннего удивления застыло на лице ученого. Такие эмоции из него не мог вытащить даже алкоголь, а тут он был трезвым как стеклышко, может только немного уставшим. Он переводил взгляд с художника на картину и в обратном направлении, а на губах застыл вопрос «Почему?» Во рту у Кави будто раскинулась пустыня, он не мог разлепить губы или пошевелить языком, к своему стыду и ужасу он понял, что стоит перед Хайтамом без рубашки, которая уже давно высохла, но так и покоилась на стуле. Он мог себе представить какие мысли проносились в голове у его друг. Ну а что можно будет взять с поехавшего головой художника, который стоял полуобаженным перед картиной, на которой был нарисован его старый друг в крайне интимной обстановке? -Аль-Хайтам, поверь, это не то, о чем ты подумал! — пробормотал Кави. -А о чем я по твоему подумал? Вопрос был исключительно хорошим, ответить на него со стопроцентной уверенностьбыло нельзя, но Кави постарался произнести со всем возможным спокойствием: -Ну наверное, что я извращенец и тайно рисую тебя на картинах в свободное время… -Невероятная догадка, — ученый улыбнулся уголками губ и в его глазах проскользнула искорка тепла.- Но я слишком хорошо тебя знаю, мог бы предположить что то подобное, но причина далеко не в этом. -Не в этом…-шепотом подтвердил художник. Он опустился на табуретку за своей спиной и запустил руки в волосы, пряча за пшеничными локонами все лицо. Он чувствовал себя глупым подростком, который боится признаться в чувствах человеку, который и так уже обо всем догадался. С боку послышался скрип дерева о пол, Кавех так и не поднял головы, но понял что Хайтам пододвинул стул и сел прямо напротив. -Так попробуй обьяснить. — произнес он своим будничным и вполне безразличным тоном. Кавех сделал пару глубокий вдохов и столь же глубоких и долгих выдохов. После чего встал, стараясь не смотреть на человека напротив, все же натянул свою рубашку, после чего принял прежнее положение. Слов было слишком много, слова между собой не вязались. С минуту художник просто сидел и не знал с какой фразы начать, как бы все объяснить, чтобы не звучало как дегенеративный бред и помешательство. Благо собеседник не торопил, лишь провожал глазами каждое его движение. Собрав остатки мужества и терпения, Кавех все же начал: -Мне будет тяжело объяснить, а тебе наверное тяжело поверить, но ты мне…нравишься, — его голос дрожал .- Глупо звучу, знаю, наверное даже как идиот. Мы постоянно ссоримся и миримся, и ругаемся, а потом от чего то…проводим каждый вечер пятницы вместе. О Архонты, я не знаю откуда это чувство, почему в моей голове ты стал для меня на столько близок и важен, но аль-Хайлам — ты стал. И эта картина, абсолютно глупая и где-то бездарная. Мне было важно ее написать потому, что ты стал для меня бесценным и незаменимым, ты стал домом…- от чего-то он запнулся, может от того, что мысль не сформировалась, а может от подступающих к горлу слез. Ученый сидел напротив в самой расслабленной позе, закинув ногу на ногу и внимательно слушал. Лицо его кажется не выражало никаких чувств. И куда они делись за столь короткое время? -Ты ведь не договорил, — мягко произнес аль-Хайтам, конечно, мягко на столько, на сколько он мог. — Продолжай. И Кавех продолжил. -Ты…ты помог выбраться из самого отвратительного состояния в моей жизни, ты помог найти мне работу, которой нравится заниматься не меньше, чем чертить и рисовать, ты помог забыть о плохом и погрузиться во что-то хорошее. По началу я это просто понимал и безмерно ценил, но потом начал видеть в тебе кого-то большего чем человека, которому просто благодарен. Его глаза и губы приобрели розовато-красноватый оттенок. Плакать хотелось отчаянно, а еще хотелось, чтобы ему ответили взаимностью. Но Кави прекрасно знал, что пока он полностью не закончит мысль, пока не объяснит абсолютно все, ему не ответят. Художник встал и вновь подошел к картине, после чего продолжил. -А это…просто сегодня я понял, что сколько бы обворожительно прекрасного не видел в жизни, тебя, в этой обстановке нахожу самым красивым. — он развернулся и посмотрел в глаза ученого.- Ты можешь считать меня недалеким глупцом, можешь начать презирать, но каждое мое слово — правда. Аль-Хайтам смотрел на него снизу вверх, внимательно изучая. Кажется его голова была не менее нагружена в этот момент. Для него явно было непривычно то, что по отношение к нему проявляют так много столько теплых чувств. Он слегка поёжился на стуле и спросил: -А что бы ты хотел от меня сейчас услышать? Кавех даже опешил от такого вопроса. Он хоть и был тем самым человеком, который никогда не имея отношений, всем раздавал советы, но Хайтам, этот человек не читался как открытая книга, его было невыносимо тяжело узнать и понять. Что бы он хотел услышать? То, чего его друг никогда не скажет. -Ничего, я не смогу решить это за тебя. Да черт, даже если бы хотел подсказать, я понятия не имею, о чем ты думаешь .- в голосе архитектора слышалось отчаяние. Стрелки часов перевалили за двенадцать ночи. Кавеху невыносимо хотелось спать, он был буквально одурманен усталостью, которую чувствовал. Ему хотелось уйти, сбежать, забыть о картине, об этом невыносимом человеке и оставить все как есть или же, как было. Кавех издал измученный стон и пошел к двери. -Плевать, просто плевать, умоляю, забудь обо всем что я сказал и о том что видишь перед глазами, а лучше порви. Может ничего не отвечать и не говорить, просто пойдем домой спать. — Он уже стоял на выходе из кабинета. Как вдруг почувствовал, что чужие руки обвили его талию со спины. Движение это было очень неуверенным и боязненным, но таким теплым и приятным. Тело Кавеха моментально напряглось и он выпалил: -Что ты делаешь? -Отвечаю.- произнес аль-Хайтам.