Need a needle

В столе лежала пачка, купленная неделю назад. Всего ничего — десяток самых тонких инсулиновых коротких игл. А так хотелось больше… Диаметр больше, толщину больше, и чтобы он смотрел, не отрывая взгляда. Он обязательно придёт, когда я соберу всю коллекцию. Он порадуется. Я пошла в аптеку на другой проспект, чтобы не вызвать подозрений в местной. Почему-то мне казалось, что фармацевты за углом меня запомнили и осудили, когда я приходила к ним позавчера спрашивать, нет ли 18g. Все раскупили, зато были 23g. Не смогла купить и двух игл, взяла абсолютно ненужные пластыри и йод. Йод, может, пригодиться. Я знаю, что нет. Он расстроился. Написал: «Плохо». Я обещала купить 30g и не сдержала слова. Вот бы найти ещё хирургические лезвия… Но в свободной продаже это сложно, а мне не продадут тем более. Я так хочу достать 18, а он говорит, что это слишком для меня. Жалеет меня и требует тридцатку. Самую тонкую. И вправду, как комарик укусит. Так меня пугали в детском садике. Я ещё тогда поняла, что «как комарик» — это не больно, но очень страшно. Даже после легкого разочарования в напускной степени болезненности намочила Манту назло. Чтобы медсестры не врали, что это немного больно. Это едва ли чувствовалось вообще… В аптеке на меня снова смотрели с подозрением. Они будто знали, для чего мне иглы. Они точно знали, что я не буду колоть лекарства. Продавцы как-то вычислили меня, залезли в мозг, сняв скальп тонким лезвием хирургического ножика с холодной сталью, так желаемого мною. Они увидели, что у меня в голове, и хотели помочь. В глазах такая жалость, сострадание, что я разозлилась и сжала ладонь в кулак, утыкаясь ногтями в мягкую часть и оставляя бледно-красные лунки. Ногти сточились, до крови прожимать пальцы никогда не получалось. Говорят, это возможно. Не уверена в этом. У них тоже нет тридцатки. Самый ходовой товар для диабетиков, только я не страдаю диабетом. Я страдаю по нему. С ним. Прошло ещё две недели, а моя коллекция так и не завершилась. Мне плохо, я хочу, чтобы он пришёл. Мне нельзя себя касаться, нельзя трогать, нельзя выходить за рамки допустимого. Я слишком чистая и это неправильно. Мне плохо от этой чистоты, будто он полощет меня в хлорке множество раз, вымывая каждую соринку и отбеливая до иррационального сияния. Будто он желает ослепнуть. Милый, переверни… Ты не видишь, что с обратной стороны, где-то внутри меня огромное чёрное пятно, которое надо покормить, и его не свести никаким отбеливателем. У меня есть секрет. Маленький, длинной в 0,7 миллиметра и такой тонкий. Я достала лезвие из бритвы, порезав кожу у пальца и с наслаждением слизав каплю крови. Испытала такую эйфорию на долю секунды, которая резко сменилась осуждением себя же. Я ослушалась. Он наверняка заметит крохотный след. Наверняка обидится. Только бы не прервал процесс, когда мы встретимся! Рана меньше сантиметра лишила меня сна — я накрутила себя его возможным недовольством и злостью. Я голодна. Мои сообщения не получают ответа от него. Ни один отчёт не получил даже «Ок». Он игнорирует, изводит меня до состояния подвывания. Я буквально ложусь на пол и пытаюсь подавить в себе желание, которое бурлит словно вскипевшая лава, готовая вот-вот вылиться наружу и оставить ожоги. Мне жарко, мне холодно, мне плохо, меня ломает изнутри… Я хочу свежих эмоций, крови и его серьёзного взгляда. Новый день — новая аптека. Сегодня повезло, мне попалась приветливая девушка, которая бодро заявила, что тридцатка имелась в количестве 500 штук. Мне нужно 100. Возьму больше, он покачает головой, но улыбнётся моей запасливости. Придя домой, я открыла ящик. Я собрала коллекцию всех игл. Это заставило что-то трепыхаться внутри, предвкушая его приход. Аккуратно разложила по списку все иглы, хлоргексидин, йод, бинты и пластыри. Идиотские пластыри, мне продали их с каким-то пошлым розовым рисунком, а не обычные бежевые или белые. Сфотографировала свой натюрморт и отправила ему. Я же вижу, что ты прочитал и молчишь! Пожалуйста, приедь, мне так плохо без тебя! Напиши дату и время, умоляю! Сегодняшнюю, ты же тоже хочешь насладиться и ждёшь долгое время. Неужели так сложно написать сразу же??? Я ведь знаю, что ты в сети. Ужасно долго мелькает строчка «печатает…». Сколько можно печатать? Можно уже было написать свой роман, так долго это продолжалось! Одна, две, три минуты, и я на грани срыва. «Не сегодня», — короткий ответ на мою фотку. Почему? А когда? Завтра? Напиши же когда! Ты же знаешь, что я имею право тебе отправить только отчёты о покупке игл и не более того! Сука, ну напиши ты время! Он был в сети «5 минут назад», а я намотала с десяток кругов по комнате. Неизвестность изводила, заставляя мучить себя же. Накручивать снова и снова. Идиотка, я слишком долго покупала иглы, он не хочет встречи. Потерял ко мне интерес. Выбросит меня, а я и рада этому. Сколько месяцев буду доводить себя? Я разбила тарелку об стену. Ему нравился рисунок с гусями на ней. Это невыносимо! Он ничего не пишет. Занят, наверное. И что? Не может найти и минуты для назначения моего суда?! Где-то внутри я знала, что он сделал это специально, зная, что я буду морально страдать и грызть себя. Паршивец улыбался где-то там, у себя в квартире или на совещании. Точно рад и посмеивался надо мной. Я такая жалкая и зависимая от него, что просто тошно. Хочется разорвать с ним связь, бросить в чёрный список и закрыться одной в ванной. Но мне страшно сделать это. Его реакция полностью непредсказуемая. Ночью я плохо спала. Мне снились страшные сны, в которых он уходил, не сказав ни слова. Что я сделала не так, что он не написал дату? Я хочу заплакать. Я жду его уже почти месяц с прошлого раза. Тогда мы всё обговорили и договорились. Если бы я умела плакать по щелчку пальцев… Ещё три дня смешались в серый безжизненный комок. Я лежала и смотрела в потолок, ожидая его сообщения. Ни вибросигнала. Ни звонка, ничего. Только тикающие часы, и жужжание мелкой мошки, прилетевшей из фикуса на окне. На пятый я уже была с синяками под глазами и с помятым лицом. Ни умывание, ни крем не спасали ситуацию. Спасти мог только он. Концентрация на учёбе растворялась между пальцев. Буквы сливались воедино, создавая непонятное месиво. На лекциях я не слушала преподавателей, рисуя закорючки в тетради. Числа, задачи, сроки: всё это не имеет смысла, когда я хочу одного. Я вечно гоняла мысли по кругу и пересматривала отправленную фотку. Вдруг что-то не так? Вдруг я ошиблась и отправила не то? Может, что-то лишнее попало в кадр? Нет, всё именно так, как он требовал. Я ничего и никуда не выкладываю, мало с кем общаюсь. Моё поведение в обществе вряд ли могло его бесить. Вела себя тихо и не отсвечивала, как он приказал. С одногруппниками общалась не слишком близко — только на тему учёбы и ничего личного. Ни грамма макияжа, закрытая одежда, никаких коротких юбок, платьев. Никакого лака на ногтях — он его раздражал, напоминая какую-то женщину из его прошлого. Я не спрашивала, мне не положено. Решила выпить травяной чай. Говорят, что помогает успокоиться. Я уже свыклась с тупой мыслью, что он бросил меня, оставив без сладкого, как пятилетку в наказание за истерику посреди улицы. Только вот я не истерила при нём. Я злюсь внутри себя, подавляя желание поругаться с ним и высказать всё, что я думаю о нём. А думаю я о нём постоянно. Мне его не хватает. Короткое сообщение: «Набери ванну на треть. Я буду через 20 минут». Я была обижена на него и не сразу пошла включать воду. Как можно так внезапно писать? Разве это ответственно? Может, у меня планы или важные дела, которые я не могу бросить по его велению? Впрочем, он лучше меня знал, что никаких дел, кроме покупки игл и учёбы в универе с лабораторными на дом, у меня не было. Все эти мысли пронеслись в голове за пару минут, а я так и стояла с кружкой в руке. Он приедет. Он не забыл про меня! Злость сменилась восторгом по отношению к нему, и я побежала готовиться. Первым делом надо было раздеться. Принесла табуретку в ванную комнату, ровненько разложила салфетку и свою коллекцию на неё. Оставалось десять минут до его приезда, а я отчаянно расчёсывала волосы, пытаясь привести себя в хоть немного презентабельный вид. Почистила зубы на всякий случай, умылась и с ужасом взглянула на себя в зеркало. Я забыла про ванну!!! Судорожно открыла кран, проверила температуру воды. Дно едва покрыто, а уже раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок. На лестнице никого, кроме него. Открыла дверь и впустила долгожданного гостя. — Привет, — сказала я, опускаясь на колени. — Это лишнее. Сегодня не так. Встань. Встала, переминаясь на холодном кафеле в коридоре и поглядывая на него. Стоять голой было немного стыдно, ощущение, будто на меня смотрел не только он, а целая толпа на площади. Я заметила в его руках пакет, который он оставил у входа в квартиру. Повесил куртку на крючок, достал бутылку с водкой и положил свою руку мне на спину, приглашая в комнату. Зайдя в ванную, он выключил воду и дал мне руку, чтобы я села в воду. Оглядел вещи на табуретке, добавил спирт и едва улыбнулся. — Уже всё приготовила. Молодец. Посмотри на меня и скажи честно, ты себя хорошо вела в моё отсутствие? Он взял меня за подбородок, поглаживая щеку и убирая мешавшие волосы. — Я порезалась. Специально. Доставала лезвие из бритвы. Их нигде не продают по отдельности, только сменные станки. Может, в интернете и есть, но ты хочешь, чтобы я покупала только в магазинах оффлайн. Один день — один магазин. Не могу ему врать, глядя в глаза. Протянула указательный с тонкой, почти зашившей полоской. Он зачем-то поцеловал это место и погладил меня по голове, дотронувшись до шеи второй рукой. — Может, что-то ещё? — Я плохо спала. Не получается нормально учиться. Ещё разбила твою любимую тарелку. Ту, с гусями и синими лентами. Я обиделась, что ты долго не назначал время встречи. — Бывает, не страшно. Твой недосып заметен, солнышко. Ты выбросила осколки? Я не понимаю, почему он не злится за порез и за тарелку, ещё и ведёт себя так ласково. Это обман, он часто врёт в своём поведении. От него можно ожидать чего угодно, и это пугает, заставляя меня подрагивать. Может, это от холода. Это от предвкушения. — Да. — Жаль. Они ведь острые, можно было бы так интересно использовать. Я разочарован, что ты не догадалась. Впрочем, не будем отходить от плана. У меня ещё пару сюрпризов для тебя, если будешь себя хорошо вести. Ты хотела 18? Начнём с 27. Согни колени. Он достал ручку, торчащую из кармана рубашки, и начал рисовать штрихи на моём бедре возле коленки. Всего 11 полосок. Погладил кожу, икры и сел на стиральную машинку, уставившись на меня. Он разочарован… Так равнодушно смотрел на меня, будто делал мне одолжение своим приходом. Хочу доказать ему обратное, что я не такая уж и не смекалистая, как он считал. — Это будет солнышко, как ты. У меня есть лента, давай сделаем и на второй ножке? — Да, хорошо. Можно самой крупной? Ты хочешь форму корсета? А спина? — На спину другие планы, милая. Крупную воткну я, если солнце получится ровным. Да, корсетом. Давай начинать. Сначала я протёрла всю поверхность бедра водкой. Он открыл упаковку иглы и протянул мне, чтобы я воткнула сама. Он плохо колол: не умел оттягивать кожу. Я взяла в руки иглу и уставилась на нарисованные полосы. С какой начать? Это не имеет смысла, главное начать. Мне стало страшно. Внутри всё резко запротестовало, я понимала, что медленно протыкать кожу — это больно. И этой только будущей боли инстинкт самосохранения отчаянно начал сопротивляться. Поднесла остриё к линии и чаще задышала, не решаясь коснуться. — Втыкай, а то вместо подарка получишь то, что тебе не понравится. Я медлила. Посмотрела на него — он сидел надо мной на стиралке и глядел, словно надзиратель, натирая свой выпирающий перстень на пальце. Несмотря на то, что я видела, как сжималась в неудовольствие его челюсть, вогнать иглу под кожу было сложно. У меня задрожала рука, а он шумно выдохнул, начиная отсчёт с пяти до нуля. Если я прямо сейчас не вгоню остриё под кожу, его терпение лопнет. Я зажала пальцами кожу, зажмурилась, резко открыла глаза и проткнула насквозь. Дальше он едва успевал открывать новые иглы. Упаковки летели прямо на пол, образовывая несуразную кучку, а защитные крышки он складывал рядом с собой. После первой иглы я всегда начинала испытывать ненависть к себе, желая заглушить её снова и снова в причинении себе боли. Впрочем, сама боль была не сильной. Я чувствовала, как он смотрел на меня не отрываясь, и размеренно дышал. Солнышко, больше похожее на обычный круг, было заполнено, а я опрокинула голову назад и прикрыла глаза. Этого недостаточно. Просто тупая пульсация в бедре, что начинала злить меня от своей незначительности. Смотрела на него в немой просьбе доставить ещё боли мне. — Я хочу ещё. Сделаешь вторую ногу? — Нет, сделаешь ты, у тебя лучше получается. Дам тебе 25. Выйдет чуть поменьше проколов, чем у солнца. Да и вот этот прокол вышел кривовато, не так, как хотел я… Сама игла кривая, а не прокол плохой. Он придирается. Или просто не хочет сам вгонять иглы в моё тело. Боится задеть кости, нервы или сухожилия. Совершить ошибку. Я знаю, ему нравится смотреть, как во мне борется желание не делать этого, но сам он хочет проткнуть кожу, оставляя след. Войти в меня. Я видела, как он почесывал руку, трогая упаковки с иглами. Игла проникла под кожу и вышла наружу остриём вверх. Напротив первого прокола я сделала второй. Он сложил ленту пополам и завёл на иглы. Далее пошло плетение. Очередные проколы, и моё глубокое дыхание, чтобы лучше сосредоточиться на задаче и сглотнуть подступающие слёзы. Пару игл вошли не так, как надо, и потекла кровь, которую он собрал пальцем. Я смотрела, как он слизал красное, и прикусила губу. Вода в ванной давно остыла, а мне казалось, что я в бане — так жарко стало. Он заметил, как я прошлась кончиками пальцев по пластмассовому основанию игл, будто по заборчику палкой. Он пошевелил одну из игл, вызывая неприятные ощущения у меня, из-за чего я поморщилась. Закончив корсет и перевязав кончики ленты, он взял самую большую иглу из имеющихся. 18 размер был так желаем мною. Я его ещё ни разу не пробовала. Внутри меня расплескалась такая приятная нега, в которую не разрешала целиком окунаться боль. Он взял пустой шприц и насадил иглу на него. Я смотрела на его руки и плавные движения, будто он танцевал, и глупо улыбалась, прикрывая глаза снова. Он резко вогнал иглу до основания прямо в ногу, из-за чего я крикнула, судорожно хватаясь за бортик ванны. Слишком неожиданно. Кажется, он попал куда-то не туда. Вынул шприц, а из прокола потекла кровь. Я её попыталась остановить, заткнув пальцем и инстинктивно потянувшись за хлоргексидином. Ему не понравилась моя реакция. Он дал мне пощечину, от чего я невольно стукнулась головой о кафель. Вода начала окрашиваться красным, а сердце забилось чаще. Мне стало страшно от незнания, что он будет делать дальше. — Я же говорил тебе, что 18 слишком много! Ты получишь за это. Он ушёл в коридор и вернулся с пакетом, а я пыталась выровнять сбившееся дыхание. Кровь так и стекала по коленям и бедрам, вырисовывая красные кривые полоски. Включил душ и начал поливать меня ледяной водой. Он лил воду мне на голову, чтобы намокли волосы и не мешались лишний раз. Когда моя кожа покрылась мурашками, он переключил на тёплую, даже обжигающую воду, которая лилась прямо на воткнутые иглы. Колени краснели, а я смотрела на него с обожанием. Было прекрасно отвратительно. Кровь от 18 не переставала идти. То место тупо пульсировало, перетягивая моё внимание на себя. Кажется, немного посинела кожа возле его прокола, а может, мне так лишь казалось. Остальные места проколов чесались и зудели, будто проникали внутрь меня и издевались, а я неправильно злилась и радовалась этому. Хотелось всё вынуть и уйти или наоборот — проколоть ещё больше и расплакаться. От воды шёл жар. От меня тоже шёл жар. Становилось душно, а я всё глубже погружалась в бредовое состояние. Он заметил это и выключил воду. Ванна наполнилась почти целиком. Кровь идти наконец-то перестала. Он начал раздеваться, ловя мой жадный помутневший взгляд. Остался в одной рубашке, закатив рукава, а мне захотелось прикоснуться к его бедрам, но было нельзя. — Я хочу тебя, только иглы… Я не успела договорить, как он схватил меня за голову и окунул под воду. Меня будто оглушили и выдернули из приятных ощущений, добавляя сумасшедшую дозу адреналина. Вкалывая прямо в кровь. Он вынул меня обратно и снова дал пощечину. Я закашлялась, вдыхая кислород отчаянно глубоко. Вдруг не дадут дышать снова? Волосы налипли на лицо, а сердце забилось совсем быстро. Я не заметила, как он взял полотенце с крючка, накинул мне на плечи и перетянул. Воздуха снова не хватало, полотенце намокло и обвивало шею. Издав хриплый полустон, я дернулась ногой и взяла руками полотенце, пытаясь хотя бы немного оттянуть его для доступа спасительного воздуха. Его злой взгляд заставлял меня бояться его. Лишь бы не перетянул. Иглы в ногах больше не ощущались. Только ужасный страх вперемешку с желанием. Я продолжала дергаться и сопротивляться, лишь бы он прекратил. Он ослабил хватку и приказал встать. Я знала, что он не задушит меня. Наверное, это знание перекрывало разум, кричащий, что надо сбежать из ванной подальше от него. Полотенце он откинул в сторону, я кое-как поднялась, всё ещё судорожно хватая воздух и трясясь. Кислорода ужасно не хватало в душной ванной комнатке. Новые вдохи не давали насыщения, казалось, что я вдыхаю яд, который проникал в меня и заставлял паниковать. Зеркало давно запотело, и по нему скатывались капельки собравшейся влаги. По щеке потекло пару слезинок, будто он перевернул меня изнутри. Было очень страшно, но почему-то хотелось ещё — задохнуться в его злобе. Руки дрожали, мне хотелось то ли убежать, то ли снова нырнуть под воду и утонуть. Больше всего мне хотелось утонуть в своих чувствах и порадовать его, но что-то незримое всё ещё держало меня на ниточке. Он залез ко мне в ванну, открыл затычку, и мутноватая едва заметно окровавленная вода начала постепенно уходить вместе с кусками чего-то стоящего для меня. Почему-то именно слив воды заставил меня ссутулиться и начать беззвучно плакать. Он стоял слишком близко. Я не хотела, чтобы он видел меня такой. Это было слишком унизительно, потому что мне всегда говорили быть сильной. Показывать свою слабость и боль крайне интимно. — Я достану иглы, а ты подавай колпачки. Он вынул одну иголку из солнца, а мне стало больно. Он делал это очень медленно, точно издеваясь надо мной. Всего 19 использованных, а мои ноги стали неметь. Обычно, подобное происходило после введения лекарства, но сейчас, видимо, иглы были слишком долго во мне. Или мне не хотелось стоять с ним на одном уровне. Я облила ноги водкой, протёрла салфеткой. Пластыри всё же пригодились на парочку мест. В глаза ему не хотелось смотреть. Я всё-таки самоучка и никогда нормально не умела делать уколы, а проколы насквозь — тем более. Сидела внизу, в ванной, у его ног и беззвучно плакала, толком не понимая из-за чего именно. Я посмотрела на него покрасневшими глазами, а он вылез из ванны, осматриваясь по сторонам. Пакет. Он засунул руку в пакет, чтобы что-то достать оттуда. — Ты не хочешь пить? — я замотала головой, а он кивнул. — Встань ко мне спиной и обопрись об стену. Не поворачивайся. У меня подрагивали руки. Мысль про содержимое пакета не давало покоя. За спиной шорохи, шуршание и его дыхание. Я не сдержалась, повернулась к нему и увидела в руках детскую скакалку. — Не надо… Только не скакалкой. Как будто моя просьба остановила бы его. Не знаю, сколько раз он ударил. Никто из нас не считал и не думал считать. Может, всего раз пять, а может, все пятнадцать. Он откинул скакалку куда-то и опять зашуршал пакетом. Начал бить чем-то другим и по ягодицам. Я не понимала, что это. Даже если бы понимала, не знала бы название. Сначала было едва ощутимо, потом стало больнее, больно, а в конце уже не чувствовалось. Он ударил ещё пару раз по спине, освежая розово-красный оттенок с полосами. Он остановился только когда я начала рыдать в полное горло. Ему это нравилось — слушать, как я плакала навзрыд. Его это возбуждало. Я сползла со стенки вниз, села и никак не могла перестать рыдать. Всё лицо немело, а я не могла сосредоточиться ни на чем. Ни на боли в спине, ни на пульсации в бедрах, ни на своём желании. У меня будто улучшилось зрение — я видела только его. Везде. Весь мир состоял только из него. Он сел ко мне, обвил меня своими руками, поглаживая живот и спускаясь ниже. Заставил расставить ноги, упираясь в бортики ванны. Дотронулся до клитора и вставил палец во влагалище, от чего я рвано выдохнула. Именно этого и не хватало, чтобы снова провалиться и начать тонуть в чувствах. Я не понимала, хотелось ли мне, чтобы он меня так успокаивал, или это наоборот заставляло меня плакать лишь сильнее. Никогда не нравились утешения, а такие вызывали смешанные эмоции. Мне это отвратительно нравилось и не нравилось одновременно. Инстинкт защиты спорил с инстинктом желания, а где-то ещё кричал разум и логика с мыслями, что нормальный человек не поступил бы так со мной. Но я ничего не слышала, только свои всхлипы и его бред над моим ухом. — Ты такая мокрая. Вся мокрая. И вся моя. Встань. Я встала и поморщилась от ощущений в спине. Его пальцы начали быстро входить и выходить, а второй рукой он с силой нажал на ягодицу, впечатывая свой острый перстень. Ударил пару раз с размахом, чтобы остался след, только маленький кусочек кожи травмировался, и из него слабо потекла кровь, собираясь по краям ранки. Бить кольцом до крови у него получалось замечательно. Он засунул свои пальцы мне в рот, а я его укусила. Ему это, вполне ожидаемо, не понравилось. — П-прости, я не специально… Тихо проговорила я. Кажется, его это взбесило сильнее. Не стоило извиняться, лучше бы я молчала и просто облизала пальцы. — Ты хотела, чтобы я прокалывал? Ты это получишь. Он прекратил меня ласкать, вылез из ванны и кинул мне пачку с тридцаткой. Стало опять ужасно страшно. От такого точно может выскочить наружу сердце. — Но ты ведь не умеешь… Он грубо взял меня за волосы, плюнул в лицо и прошептал: — Заткнись. Я выведу полосу. Ты уже наговорилась, поэтому в твоих же интересах молчать. Он подвинул мои мокрые волосы в сторону, приложил руку как линейку и наметил точки у будущих проколов. Небрежно вылил из бутылки спирт и протянул руку, чтобы взять иглу. Он прокалывал ужасно: медленно вводя иглу под кожу. Я чувствовала его дыхание над своим ухом и рыдала. Делать проколы себе и когда делают тебе — две разные вещи. Тем более, когда спина постоянно дергается из-за плача и саднит от ударов скакалкой. — Их надо вставлять остриём либо наверх, либо вниз, но не в бок, — запинаясь, сказала я. — Думаешь, я тупой? Я уже просил тебя заткнуться. Его задело моё замечание. Следующие проколы он специально проворачивал, покручивая иглы под кожей. На следах от скакалки выходило особенно болезненно, несмотря на тонкий диаметр иглы. Он отошел в сторону, насколько позволяло закрытое пространство ванной комнаты, и постучал пальцами по стиралке. Я сидела, смотрела на влажный кафель и выла, растворяясь в боли и думая, что это всё когда-то обязательно закончится. Он прокашлялся и ударил скакалкой по другой стороне спине, на которой не было игл. Чтобы я стала плакать сильнее. — На, возьми, — протянул мне лезвие бритвы. — Порежь возле колена. Рука тряслась, я едва не выронила лезвие. Он знал, что я испытываю в эту минуту. Только он и знал, почему мне нравились проколы, кровь, скакалка, и почему я это всё ненавидела одновременно. Провела едва касаясь лезвием, а кровь так и не пошла, но этого было и не надо ни ему, ни мне. Он добил меня этим лезвием. Мне стало настолько плохо, что весь мир, казалось, резко стал чёрным. Всё вокруг давило на меня, стены стали такими низкими, воздуха не хватало, а чернота заливалась прямо в меня. Я начала рассказывать ему всё то, что не позволяла говорить никому. — Убей меня. Я ужасный человек. Когда её забирали, я сидела и тупо пялилась в тетрадь. Я даже не встала сказать «Пока», понимаешь? Я так жалею об этом. Она это знает, говорит, что это уже давно в прошлом и не обижается на меня… Но я же знаю, как на самом деле. Я же вижу. Хотя бы ударь меня ещё раз. — Нет. У меня подарок для тебя, милая. Он достал небольшую коробочку, а внутри был набор качественных хирургических скальпелей из стали. Узкое и тонкое лезвие холодило пылающую кожу, приятно и абсолютно неправильно успокаивая. У самого плеча он коснулся лезвием, рисуя тонкую красную полосу. Будто мало полос нарисовал за всё время. Я рыдала, пытаясь хотя бы немного успокоиться. Только вот каждый вдох получался хуже предыдущего. Я едва не задыхалась. — Поплачь ещё, милая. Пореви для меня. Ты ведь такая жалкая. Любишь жесть и всякую грязь. Хорошим девочкам такое не нравится. Он пару раз провёл ритмично провёл рукой по своему стоячему члену и кончил мне на спину. На иглы, на порез и на покрасневшую кожу. А я не могла перестать плакать, только уже беззвучно. Меня накрыло всеми скопившимися эмоциями и никак не хотело отпускать. — Теперь красиво. Всегда любил геометрию. — А я нет. Особенно в старших классах не нравилась, — пробормотала я. — Ты не видишь себя со стороны. Тоже бы понравилось. Точно нет. Мне бы не понравилось бить кого-то скакалкой, втыкать иглы, резать кожу и топить. Он провел по спине и показал мне свой окровавленный палец. Почему-то стало капельку спокойнее. Вид собственной крови вперемешку с его спермой давал непонятное ощущение радости. Я увидела, как он улыбался и аккуратно убрал мои волосы от лица. От этого стало немного легче. — Я выну иглы. Пока он доставал и складывал использованные иглы, я упёрлась лицом в колени и тёрла опухшие глаза руками. Больно было не физически, а морально. Ему удалось окунуть меня с головой в мой кошмар. — Если захочешь, можешь помыться. Я буду ждать тебя на кухне, поставлю чайник. Он ушёл, оставив дверь открытой. Мыться не хотелось, но я включила воду и тупо пялилась на струю несколько минут. Пару раз всхлипнула, набрала воду в рот и выплюнула. Смыла его следы со спины. Отчего-то стало смешно. Мне стало так весело, что я начала смеяться в голос. Вылезла из ванны и пошла на четвереньках к нему. Он сидел с задумчивый лицом и втыкал зубочистку себе в подушечки пальца. Я улыбнулась и рассмеялась. Потёрлась о его ногу головой, после села и начала судорожно смеяться, обхватив его икры. Так сильно хохотала, что щёки начало тянуть от напряжения. — Спасибо тебе, — прошептала я. — Всегда рад помочь. Хочешь чая? — Нет. Ты такой хороший. И красивый. Я могу что-нибудь сделать для тебя ещё? — Ты ошибаешься. И на сегодня достаточно, — сказал он и отпил горячего чая. — Ты добрый. Я знаю это. Моя фраза заставила его как-то странно посмотреть на меня вниз. Он криво улыбнулся и сглотнул. — Надень хотя бы халат и сядь рядом. А то замёрзнешь на полу голой сидеть. Я поползла обратно в ванную комнату, взяла с крючка халат и надела на себя. Вернувшись к нему, он жестом приказал сесть рядом с ним на стул. — Я хочу сделать кое-что с тобой. Это не секс и не сессии. Это про другое. Тебе понравится.