трёшка в питере

С соседней комнаты доносились голоса вперемешку с музыкой. Запах алкоголя и сигарет витал в воздухе, кажется, что он въелся в обои, мебель и одежду. Ничем не примечательная трёшка в Питере стала уже родной, как и ее хозяин. Несмотря на не очень свежий ремонт и контингент, каждый миллиметр веял комфортом. Сидя на кухне, вдалеке от суеты и бесконечной толпы людей, мы были друг у друга, всегда были, сколько бы говна не происходило здесь, тогда или сейчас, мы были всегда. Это нас убивало. Два человека, которых связывало больше, чем всё, тянули друг друга на дно. Хотя это уже дно – быть здесь, жить здесь, употреблять здесь. У нас никогда не было определенности, формальностей, это просто происходило и все. Роднее, чем она, у меня никого не будет. Найтись в самых паршивых обстоятельствах и держаться друг за друга, как за проткнутый спасательный круг. Может если бы наши жизни не были никчемны и все было бы хоть чуть-чуть иначе, мы бы смогли идти, но есть так, как есть. Есть мы, обреченные, никому не нужные, кроме друг друга, люди. Мы всегда вытаскивали друг друга. Когда я блевала в туалете какого-то клуба, мои волосы держала она, умывала холодной водой, пытаясь привести в чувства, только ей было не похуй. Она помогла мне добраться до дома и уложила спать, а сама сидела напротив и следила, чтобы при очередном позыве, я не захлебнулась в собственной блевоте и не сдохла. Я вытаскивала ее из обезьянника по причине пьяного дебоша. Тогда, после этого, мы шли по улице, я держала ее под руку, потому что самостоятельно ей не давал передвигаться алкоголь. Она орала на весь переулок, как сильно меня любит, что я спасла ее от вечного заключения и что мусора уроды, конечно, вечным заключением там не пахло, максимум 15 суток. До сих пор удивляюсь, как в таком состоянии она смогла вспомнить мой номер. В очередной раз, на той же самой кухне, мы снова убиваем друг друга. Все настолько обыденно. Высыпать, вдохнуть и наслаждаться трипом. Повернув голову, я смотрю в ее черные глаза, которые всегда говорят больше, чем слова. Ее татуировки сводят меня с ума, и только я знаю, что за ними она прячет себя. Я улыбнулась, поднесла свою руку к нее лицу, провела по скуле и заправила прядь волос за ухо. Так больно от того, что родной человек смотрит на тебя упоротым взглядом, полным любви, и глупо, по-детски улыбается. По щеке течет слеза от сожаления, от боли, и она сразу ее замечает, берет мое лицо в свои руки и целует щеки, шепчет, что все будет хорошо, хотя это не так. Мы обе знаем, что хорошо не будет. Ну почему мы встретились именно в этой жизни, почему? Если бы все было иначе… Тем вечером мы так и отрубились, обдолбанные, в объятьях друг друга, на той кухне, в той трешке в Питере. А на утро я узнала, что ты оставила меня навсегда. «Ты обещала, что все будет хорошо» - срывая голос, кричала я, пока работники скорой оттаскивали меня от твоего тела. Я ведь знала, что хорошо не будет, но видимо, не была готова, как думала. Почему мой организм тоже не отказал в тот вечер? Ты ушла, а я осталась тащить эту боль и вину одна.