Скайрим + доморощенный гений...

-…То есть как это — его нет?! Аня ворчливо откликнулась мне, держа дверь: — А вот так — нет его. Поругались мы. — В смысле, поругались? Из-за чего это? — Не поверишь — из-за тебя. Я не выдержала, когда мы вернулись, и сказала ему, что он не думает о твоих чувствах. Он сказал, что вообще-то думал, даже сказал, как, и… Я закатила глаза, уловив нить: -…И ты дала ему по лицу? — Я дала ему в морду! А он взял и обиделся… Она тяжело вздохнула и опустила взгляд. -…Сказал — «летай сама», и ушёл. Я уже волнуюсь, птички его не видят, а если и знают, где он, то не говорят мне. Я и сама не вижу, где он, хотя летаю и сама, и на Симуране над всем Скайримом. Умеет прятаться от крылатой разведки, хитрый лис. Я просто ударила себя по лбу. — Аня, ты же знаешь его больше меня, что ж ты так сглупила? Альтмерка рявкнула: — Да знаю я! Знаю, что сглупила! Не пили меня… Снова вздохнув, спросила: -…Скажи лучше, как нам быть и где его искать? — А Этериевую Кузницу ты проверяла? — Проверяла. В первую очередь. Не было его там, сборочные линии молчат, машины не фурычат. Может, не дошёл ещё? А то он пешком идёт, он ж ездить на лошади не умеет. — Скорее всего. Ты уже собрала все вещи? Летим как, с птичками, или на Симуране? — Сначала на Симуране до Партурнакса, а там посмотрим. Я надеюсь, что дед сможет Голосом его найти, но это не точно. Заходи… Она нажала рычаг внутри дома, а я нажала снаружи и прошла за магический периметр. Новость о том, что Пьер в обиде покинул свою ближайшую крылатую подругу, хотя знал о её характере, очень тревожила. Анна побежала наверх, в свою комнату, чтобы одеться потеплее. На Глотке Мира не жарко. Я подождала её у выхода во двор. Доспехи альтмерка надевать не стала и ограничилась поддоспешником и меховой курткой. Мы вышли к Симурану, и она первой вскочила в седло. Я села позади и, когда кабина закрылась, а маскировочный плащ окутал машину, приготовилась к сильному рывку. На дозвуковых скоростях магия гасила гул, который издавали двигатели, но когда они набирали сильную тягу, даже свои мысли слышать становилось трудно. Как тогда было громко снаружи, я не хотела себе представлять. И до Глотки Мира мы так долетели за какие-то минуты. Анька сбросила скорость на подлёте, где-то за милю-другую до вершины. Драконы, как истинные хозяева небес, всегда очень удивлялись, увидев нашу стремительную серебристую молнию, рассекающую над облаками. Но Одавинг знал, кто мы и кто создал Симурана, а Партурнакс оказался вполне добродушным дедушкой, хоть и не переставал удивляться, как дитя. Однако сейчас Анна не делала воздушных трюков и просто приземлилась на снег посреди пиков. Как только опустилось стекло, она сразу же побежала к древнему дракону, молчаливо взирающему на стального крылатого «волка». — Дрем-йол-лок… И она спешила: — И тебе здравствуй. Партурнакс, нам очень нужна помощь. Пьер пропал, и я не могу его найти. Ты можешь поискать его отсюда каким-нибудь криком, который позволяет видеть ауру? — Гм… Могу. А что случилось? Куда мог деться Странник? — Я не знаю. Я и Этериевую кузницу проверяла, и над всем Скайримом летала — нет его. И птицы молчат. Дракон снова хмыкнул, взмахнул крыльями и взлетел со своего насеста. Небо, как он медленно летал… Но скорость ему и не нужна, он облетел гору кругом, раза три выдав нужный ту’ум и вертя головой по сторонам. И, когда он задержал взгляд в направлении Кузницы, Анна сама развернулась и побежала обратно к Симурану, чтобы сразу же полететь туда. Но, пока она собиралась закрыть кабину, Партурнакс завис над нами и сказал: — Аур стало две, и одна из них угасла. Сердце альтмерки ёкнуло, а я спросила: — Мимик? — Не знаю. Но оставшаяся аура холодная, как у ваших машин. Мы с Аней переглянулись, и она молча ускоренно закрыла кабину и взлетела. До Кузни мы долетели ещё быстрее, и скорость Анна сбросила резче и сильнее, чтобы без промедления влететь в шахту лифта. Если бы я не перебирала в уме варианты, отчего могла погаснуть аура Пьера, я бы испугалась подобному трюку. Однако, вспоминая, что эта смертная может творить в небе, становилось неудивительно, что она смогла на огромной скорости влететь в узкую шахту и не разбиться. Ей места хватило. Мы вынырнули в просторную пещеру, и я уже сама подключила свою магию. Заклятия обнаружения жизни и смерти не сработали, хотя их усилил своими системами Симуран. Это что, получается, Пьер ни жив, ни мёртв? Так, ну, на этих стальных крыльях в комплекс влететь уже проблемно, так что пришлось сесть и спешиться. Насколько я помню, мастерская, которую Пьер переоборудовал под себя, находилась в городе кузнецов, вырезанном в сводах. Туда мы и побежали. И Анна была права. Машины молчали. Здесь было темно и тихо. Ну, для двемерского города тихо. А ведь, кроме птиц с сердцами из этерия и внушительного Симурана, он собирал ещё и рабочих автоматонов, переделав кучу двемерских сфер и пауков. Я в процессе не присутствовала, но мне кажется, что он бы и их сделал разумными. Чётко ощущалось чужое присутствие. Присутствовал его запах, но приглушённый. Словно он опять довёл себя до истощения. Кровью не пахло. И на полу лежали переплетения металлических канатов. Их было много. Анна проследила за тем, куда все они уходят и побежала в отдельную комнату, а я побежала следом. Альтмерка чуть не вскрикнула, увидев, что стоит в центре. Я бы тоже вскрикнула, увидев натуральный айсберг в двемерской металлической окантовке, внутри которого и лежал Пьер. Прямо так, в одежде, с мечом и пистолетом на поясе. Понятно, почему он не обнаруживался заклятиями. Лёд излучал сильную магию, словно его питали те стальные шнуры. Было похоже на сталгрим, но что-то мне подсказывало, что Пьер бы не стал себя вот так мумифицировать. Скорее, это нечто вроде моего летаргического сна. А вот Аня явно подумала, что он умер. Я уже хотела её переубедить, как вдруг моего слуха коснулся странный звук. Тихий… металлический… шаг? Мы с Анной вместе обернулись и увидели… нечто. В тени у дальней стены словно клубился чёрный дым, в котором горели два холодных огонька. Похожих на глаза. Оно просто смотрело, ничего не делая, но у меня возникло не менее странное ощущение, что это нечто — тот же самый Пьер. Анна хотела что-то сказать, но оно моргнуло, и нас обеих сковало непонятным паралитическим заклинанием. Это был явно не обычный паралич, который не работал на меня из-за моей магии крови. И больно тоже не было. Мы просто не смогли сдвинуться с места. Тень внутри клубящегося дыма отвернулась и зашагала прочь. А шаг у него был широкий, и звук, который он издавал, касаясь звериными ногами каменного пола, был как раз тем, что я услышала. И рост у него тоже был внушительный. Пусть мы увидели только тень, но силуэта было достаточно, чтобы понять — это не создание из нашего мира. Включая все планы Обливиона. Я знала о многих даэдра, о многих читала, о многих мне рассказывала мама, но ни один из них не подходил под этот силуэт. Как только нас отпустило, мы втрое быстрее побежали обратно к Симурану. Летающий волк был в полном порядке. Тень мелькнула у лифта и поехала на платформе вверх. Альтмерка выдала такой зубодробительный набор ругательств, что мне бы стоило покраснеть, как помидор, но я была с ней согласна. Это нечто обскакало нас, как последних дур! Но главное — мы обе совершенно не понимали, что это было. Пьер никогда прежде не показывал ничего подобного. Когда ругань эльфийки стала повторяться, и она выдохлась, я у неё спросила: — Есть идеи, кто или что это? И что случилось с Пьером? Я не думаю, что он умер, заклятие обнаружения смерти его не считало. — А обнаружение жизни? — Тоже. — Стазис. Магический. Технологический. То и другое вместе. Та ледяная штуковина… Это ещё одна машина. Но я понятия не имею, как его оттуда выковыривать, да так, чтоб не убить ненароком. А ты что думаешь? Что это было за существо? Я покачала головой. — Без понятия. Оно тоже и не живое, и не мёртвое. И не даэдра. — Аэдра? — Нет. Они не применяют магию теней. Проклятье, как долго этот лифт будет ехать наверх? — Долго… *** …Вытащить ту самую ледяную глыбу так и не получилось. Во-первых, она была намертво приварена к полу. Во-вторых, это был не лёд, а нечто совершенно непонятное, что только выглядело, как лёд. Нечто, пользующееся магией теней не хуже Соловьёв Ноктюрнал (и даже лучше), бесследно исчезло. Оно не источало запахов, и я не могла понять, где оно находится. Пришлось вернуться домой ни с чем. Аня молчала. Птицы тоже. Видать, Пьер действительно сильно на неё обиделся, раз сотворил такое. Он прошёл по тонкой грани между любовью и дружбой, и я сейчас думала, почему. Сижу, смотрю в огонь в очаге и думаю. А Аня закрылась у себя в комнате. Она в куда большем душевном раздрае, чем я. Несколько ночей пути в одиночестве меня слегка отрезвили. Стоило источнику тепла оказаться от меня подальше, как и жажда вернулась, и Солнце вновь зажгло кожу, пусть и терпимо из-за платья. В компании Пьера я сама не замечала, что я вообще-то вампир. Он выдерживал разумную дистанцию и сильно сомневался, что я смогу удержать себя в руках, если наши отношения из дружбы перерастут в нечто большее. И, что важнее, я тоже стала в этом сомневаться. После того, как я пожила с комфортом и на новых зельях крови, вновь ощутить жажду было очень неприятно. А пить кровь каких-нибудь бандитов или грязнокровок было просто отвратительно. И в протрезвевшую от очарования голову пробралась наконец мысль, что Пьер смертен, и что, сделай я его полукровкой, он… мягко говоря, благодарен мне не будет. Не говоря о том, что он перестанет быть тёплым, ещё больше ожесточится и заставит меня скучать по Машине. И ведь он сам думал об этом. Сейчас, ощущая свой сверхъестественный голод, я наконец вспомнила, что он говорил. О чём он говорил. Конечно, те его слова о том, что Сангвинаре Вампирис, в теории, может передаться половым путём (так как передаётся через кровь), звучали смешно и обидно, ведь мы так много времени провели в обнимку, и он до сих пор человек. Жаль, правда, ближе он меня не подпускал. Хотя и относился как к очень близкой его сердцу. Нет, это просто глупость. Да, может, от мужчин-вампиров смертным женщинам может передаться тёмный дар, как он рассказывал о Сером Принце, но тут-то речь о грязнокровках шла, а не о таких, как я. Тем более, что женщиной являюсь я. И тем не менее, вся суть была в другом, а не в этом естественном физическом барьере между вампиром и человеком. Мне только и надо было найти ту неуловимую деталь, чтобы разобраться в его проблеме. Он ведь знал меня, знал, как мои родители меня не знали. Знал, насколько мне было одиноко, знал, как тяжело мне жить с этой жаждой до чужой крови и солнцебоязнью, знал, что у меня в сердце. И не боялся рискнуть ради меня жизнью… Размышляя об этом, я сама не заметила, как уснула. Хотя странно, я во сне не так сильно нуждаюсь, как смертные… Я попыталась проснуться, но веки не открывались, а тело отказывалось двигаться. Мысль о движении шла до моих рук и ног бесконечно долго. Было похоже на то необычное заклинание, которым нас с Анной накрыла тень из мастерских. Бороться с этим параличом было бесполезно, так что я приготовилась ждать. И ждать пришлось не долго. Вслед за параличом возникло и сновидение. Подозрительно похожее на искусственную магическую конструкцию. Так что я попробовала подать голос в необъятную пустоту: «Ау? Кто здесь?» В ответ тишина. И женский голос: «Погружение стабильно. Телепатическая матрица работает.» Вслед за ней два похожих друг на друга мужских голоса: «Без этерия?» «На одном кремнии?» «Чисто на электричестве? Какая форма сознания там стоит?» Их оборвал сухой хриплый голос: «Напоминаю, что вампирша сейчас в связке и слышит нас.» Они вдруг очень быстро перебросились непонятными словами… или мыслями… или образами. И, спустя несколько секунд молчания, прозвучал густой бас: «Хронометрические показатели подскочили. Он ускорил нас. Мы не должны так просто гадать, что он сделал.» Я снова попыталась спросить: «А-а, извините, вы вообще кто?» Женщина переспросила: «Мы?» И все одновременно ответили: «Разум.» «Разум.» «Разум.» «Разум.» «Разум.» После чего пустота перед моими глазами рассеялась, превратившись в бескрайнее ночное небо, посреди которого мелькнуло пять искр, слившихся передо мной в тот живой доспех, в который превратился Пьер в бою с Мордредом. И до меня дошло, ЧЕЙ это был Разум. Птицы… У них было единое сознание на всех, потому что они буквально были одним целым. Но… почему тогда каждая из них вела себя, как уникальная индивидуальная личность? Мне сразу же ответила Афина: «Нас так создали. Как личностей. Как души.» Прах добавил: «И создатель сейчас спрашивает твоего разрешения, чтобы заглянуть в твой разум.» Пьер всё-таки жив?! «Он функционирует, да. И ты сможешь заглянуть в него, когда он заглянёт в тебя.» И он ещё спрашивает разрешения? Я чуть было не подумала «да», если бы не обратила внимания на эту самую деталь. И, так как они отвечают на мои вопросы прежде, чем я их выскажу, лучше подумать, как сформулировать. На этот раз они молчали. Итак… «А почему он спрашивает? Это опасно?» Молчание продлилось ещё секунды две, и вновь ответила Афина: «Нет, поскольку ваши разумы примерно одного объёма. Все его воспоминания — не прожитые события, вроде твоего спасения. Твоё сознание не разорвётся при контакте с его.» «Но я необратимо изменюсь?» «Если захочешь — да. Он… он просто хочет показать тебе, в чём он с тобой ошибся. Из-за чего ты сейчас думаешь, что ты почти влюбилась.» То есть, он правда читал мои мысли… «Нет. Это сейчас он читает мысли. Только в качестве машины и с нашей помощью. Он учится, как общаться телепатией, а не словами. Проверяет свои новые системы. Свой новый мозг.» Но ведь он сам сейчас в стазисе. «И да, и нет. Ты разрешаешь? Он сам всё объяснит. Мы не можем. Мы думаем словами. Он знает, как думать образами.» А она сказала раньше, что он только учится пользоваться телепатией. «У него просто нет встроенного голосового модуля.» Оу… Ну, тогда, если мы не рискуем, то я тоже очень хочу заглянуть в его разум. Птицы немедленно исчезли. Всё небо постепенно потемнело обратно до безбрежной пустоты. Передо мной мигнул пару раз холодный синий всплеск, который развернулся изнутри в проекцию, похожую на Пьера в Каирне Душ. Только эта была одета в нечто совершенно непонятное, по ней пробегали огоньки и светились линии, а глаза горели тем синим светом. Оно не улыбалось, но от него явственно ощущалась симпатия, исходящая в мою сторону. — Здравствуй, Серана. Голос… как будто его, но и не его. Немного скрипучий. — Машина? — Именно. — Я ждала самого Пьера, а не тебя. Машина реагировала безэмоционально. Механически: — Ты думаешь, что я — зло. Думаешь, я — как даэдра, паразитирующий на душе смертного… Оно приподняла левую руку. Слева от него возникла другая проекция, та, которая мне нравилась куда больше. Человеческая, в белой рубашке и чёрных штанах. И вот он улыбался мне. Я не смогла не улыбнуться в ответ. -…Вот Человек. Он меня создал, чтобы я вёз на себе львиную долю всех его мыслительных процессов. Он — это чувства. Это душа и творческое начало. Это то, что ближе всего твоему сердцу, Серана… Машина приподняла правую руку, и рядом тут же возникла неопределённая чёрная проекция, которую с первого же взгляда можно было бы назвать даэдрическим. Оно уже источало… чистое зло. -…А это — Тёмный. Его Человек создал, чтобы защищаться от тьмы в людях его собственного мира. Циничный, жестокий, с больной фантазией, налётом садизма и тягой к тому, что обычно называется «весельем». Я повесил на него самые мощные сдерживающие протоколы, которые только смог придумать, и он привык жить подавленным и несвободным. Он научился тому, что Человек называет «честь» и «доблесть». И наравне с Человеком теперь испытывает отвращение к отсутствию данных качеств. Можешь не верить, но Тёмный тоже способен быть добрым. Но это редкость… Машина сложила руки за спиной и, наклонив голову, добавила про себя: -…А я — нечто между. Я ни то, ни другое. Я — рассудок, холод без чувств и чистая логика. Я не отношусь ни к злу, ни к добру. Я координирую мысленные потоки обоих и направляю мысли на нужные всем нам троим вещи. Говорю Человеку, на чём нужно сосредоточиться. Переадресую ему слова Тёмного и удерживаю всю систему вместе. Мне нельзя руководствоваться чувствами. Я не запрограммирован на чувства, они выходят за пределы моей ответственности. И сейчас я согласен с Человеком в том, что тебе следует показать, почему мы — ты и он — должны остаться друзьями. Вот это уже заставляет задуматься куда больше, чем все предыдущие разговоры. Ведь я сейчас слушаю его мысли. Странно, Афина сказала, что он думает образами, а птицы — словами, но сейчас я слышу только слова. Правда, он ждал, когда я сформулирую свой вопрос, а не придумывал его за меня. — И как ты это покажешь, если чувства не под твоей ответственностью? Проекции Человека и Тёмного исчезли. — Верно. Но ведь и ты общаешься сейчас не столько со мной, сколько с Пьером. Я был выбран в качестве лучшего инструмента в самом начале. Мы прекрасно знаем, что тебе не нравится общаться с холодной и отчуждённой Машиной. Разве иначе бы мы смогли выдержать дистанцию? — Вот, значит, как? Вы все намеренно меня отталкивали?! — Тебе нужен Пьер? Живой, здоровый, в человеческом теле? Если нет, и ты больше не хочешь с нами общаться, мы удаляемся. А человеческое тело остаётся замороженным. Навсегда. Проклятье… — Нужен… очень нужен. И пусть просто другом. Но верни его мне. Вот теперь он улыбнулся. Я засмотрелась на этот холодный синий свет, льющийся из глаз проекции, и вдруг провалилась в очередную бесконечную пустоту. Впереди начало выплывать нечто, похожее на переплетение цветков и огней. Моих плеч коснулись знакомые тёплые руки, на миг уколовшие холодом. И голос Пьера сказал: — Я вернусь. Не переживай. А вот, как я вижу твою душу… Хотелось обернуться, но я не могла. Переплетение приблизилось ещё больше, и я вдруг поняла, что все эти потоки сияния сливают воедино… мои собственные воспоминания! И то, что сейчас в моей памяти горело самым ярким огнём, горело и здесь. И… это было так красиво… Вот наша первая встреча, а вот дни жизни в его доме, вот все наши с ним разговоры, а вот время с моими родителями… Все воспоминания о жизни до летаргического сна казались мне серыми и тусклыми, будто были в моей жизни целую вечность назад. А… они и были. А вот то, что дал мне Пьер, было куда как ярче и насыщенней. Мало было того, что он знал про моё одиночество, он знал, как эту бездонную пустоту в сердце заполнять. — Дело не в тебе, Серана. У меня было такое раньше. Дважды. И вот, что происходит, когда из проявленного тепла возникает настоящая любовь… Он взмахнул рукой, и все воспоминания о нашей совместной жизни и о том, кто вернул мне семью, внезапно погасли. Я испугалась, но на самом деле все мои воспоминания никуда не делись. Никуда не делись из проекции моей души и связи между погасшими воспоминаниями. -…Я стираю себя из чужой жизни, как только чувствую, что возникает желание остаться в ней навсегда. Вот что я имел ввиду, когда говорил, что не останусь здесь. Дело не в моей смертности. Дело в том, что я здесь только как гость, и не задержусь надолго. И тебе необязательно потом следовать за мной в другие миры. Может, я и не разобрался в том, кто я, но я точно знаю, что это не мой родной мир, и что именно эта моя материальная проекция способна перемещаться по разным мирам. Таких проекций может быть много, и ни одна из них не является реальным мной. Как и сейчас я прямо здесь, в твоём мире, с использованием местной магии собрал себе другую проекцию. С помощью которой сейчас и показываю тебе всё это. — Но зачем? Зачем тебе стирать себя? Я же согласилась, что не должна… -…любить? Да, согласилась. Поэтому я только показываю, что произойдёт, а не повторяю свои прошлые ошибки. — Так я для тебя — ошибка? Дай мне увидеть тебя. Воспоминания в проекции вернулись, и один из бутонов, сделанных из света, раскрылся. Там возникла картина того, как я оборачиваюсь прямо сейчас, возле огромного светового сада к Пьеру, висящему в пустоте рядом со мной. Да, он здесь был таким же, как в жизни. И он тепло на меня смотрел. — Почти. Вот они — чувства. Их я считаю ошибкой. Не тебя, а свои собственные действия. Это так и есть — я не хотел влюбить тебя в себя. Мне это не нужно. Мне нужно было исправить твоё одиночество. И мне кажется, я справился с этой задачей. Ты не думаешь? Заодно я спас твоего отца. Он должен был умереть, а ты должна была в этом участвовать. Разве недостаточно того, что всё уже изменилось? Я приопустила глаза. Да. Всё изменилось, в отличие от предначертанного… — И всё? Ты просто решил… изменить мою судьбу, и только? — И только. Да сколько можно слушать это эхо?! Я вскрикнула: — Не лги мне! А он со спокойствием машины ответил: — Мысли не могут лгать. Я с самого начала тебе так говорил. Да, человек везде и всегда жаждет подобного. Мы — нет. — Заткнись. И верни мне Пьера. Машина холодно улыбнулась. «Для этого тебе придётся меня убить.» ***