Некоторые проблемы походной романтики

Над головой солидно шепчутся дубы и сосны. Солнце, кокетливо извернувшись, пролезает сквозь сонмы листьев, чтобы маленькими лучиками падать на Курильщиково сонное лицо. Чёрный пыхтит. Этому есть крепко спящая причина, которая висит у него на спине, расслабившись во сне, а потому почти не держась, так что на Чёрного возлагается ответственность не только донести Курильщика до пункта назначения, но и не уронить по дороге. Ещё на Чёрного возлагается мольберт с красками. Так, до кучи. Слава Богу, хоть собака не возлагается. Булька, эта бестия, крутится под ногами, всем своим видом прямо-таки излучая довольствие и жизнерадостность. Оно и понятно: в лес отвезли, поводок отстегнули, тушенку на неё «случайно» уронили, в реке искупали — не жизнь, а сказка! — А ну, не путайся под ногами! — Раздраженно шипит Чёрный, боясь разбудить Курильщика. Справа от тропинки многообещающе журчит грязная вода в канаве, и свалиться туда очень не хочется. — А? — Сонно выдыхает Курильщик ему в ухо. Раздражение тут же куда-то улетучивается, и Чёрный почти нежно отвечает: — Это я не тебе. Ты спи, только держись покрепче. — Он поудобнее перехватывает Курильщика, собираясь продолжить путь. Однако процесс уже запущен, природное равновесие нарушено, судьбу не остановить. Чёрный как будто в замедленном режиме наблюдает, как мимо Бульки в его сторону пролетает огромный сочный слепень. Если бы его положение не было таким неустойчивым! Если бы у него было побольше точек опоры! Если бы руки были свободны! Тогда такое маленькое происшествие, как Булькина охота на бедного насекомого, они бы легко пережили. Но, как назло, Чёрный еле стоит на земле! Он делает последнюю попытку предостеречь пятнистую бестию взглядом, в который, кажется, вкладывает все свое умение убеждать. За секунду он пытается вылить на Бульку всю харизму и убедительность всех обитателей Дома. Отчаянно пробует заморозить собаку фирменным взглядом Слепого, от которого дохли мухи у них на подоконнике. Все старания оказываются тщетны. Его собака оказывается умнее мух. Она просто не смотрит на Чёрного, поглощенная полётом слепня. В следующую секунду она радостно летит на Чёрного с Курильщиком, щёлкая пастью. — Нет! — Пищит Курильщик. Поздно. Булька своего добилась — слепень оказывается у неё во рту, однако остановить полёт невозможно, и собака под аккомпанемент Курильщиковых визгов на полном разгоне влетает в Чёрного. — Ой. — Многозначительно изрекает Чёрный, пока лесной пейзаж странно кувыркается перед глазами. С характерным звуком они плюхаются в канаву. — Аааай! — шипит Курильщик. Чёрный чувствует, как камуфляжные штаны под действием грязной воды становятся ещё более камуфляжными. Булька смотрит на них и весело виляет обрубком хвоста. Эта морда, если бы могла, сейчас светилась бы самой искренней улыбкой во все тридцать два. Она и правда не считает себя виноватой — ну, подумаешь, искупались немножко. Проблем-то. Курильщик кидает на неё недобрый взгляд и неосознанно тянется к Чёрному, чтобы тот пожалел. — Где ушибся? — Заботливо поворачивается к нему Чёрный. — Подожди, давай хоть вылезем. Мокрый и грязный, он вылезает из канавы, а потом вытягивает оттуда Курильщика. У того уже почти ничего не болит — одно прикосновение рук Чёрного волшебным образом всегда возвращает его в норму. Курильщика сажают на траву, чтобы осмотреть, но тут он вспоминает: — Мольберт! Мольберт пострадал больше. Листы с эскизами, хранимые вместе с ним, теперь представляют собой жалкие размоченные бумажки. А вот это и правда удар. Курильщик чувствует, как к горлу подступает разочарование. Он целых четыре дня потратил на эскизы лесных пейзажей, а главное — на то, чтобы украдкой набрасывать на бумагу Чёрного, его фигуру, склонившуюся над собакой, его мускулы, когда он купался, его лицо, облизанное мягким светом костра. Всего этого теперь нет. Курильщик зло смотрит на Бульку. — Безмозглая псина! Чёрный в замешательстве. Он разрывается между любимым человеком и любимой собакой. Она, конечно, виновата, но она ведь просто собака! Он молча пытается протереть мольберт собственной майкой. Видя его старания, Курильщик тает сердцем: — Ладно, ничего страшного. Нарисую новые. — Правда? — Чёрный безумно рад, что Курильщик, кажется, не расстраивается. Спустя немного времени он, предупреждающе глядя на Бульку, снова взваливает на себя свою тяжёлую ношу и устремляется назад, в лагерь. Сушиться и переодеваться. Вообще-то они хотели выйти к живописному скалистому берегу, чтобы Курильщик набросал очередной пейзаж, но судьба (или Булька?) распорядилась по-другому. Так что теперь она мирно посапывает прямо на земле, а Курильщик, сидящий у костра, имитирует сушилку для мокрой одежды, держа её около огня. Чёрный, лишённый футболки, бродит по поляне, не находя себе места. — Иди сюда, — зовёт Курильщик. — А то простудишься ещё. Чёрный улыбается и садится рядом. Они тут же переплетаются конечностями. — Эй, смотри, штаны не спалИ! — мягко упрекает Чёрный, забирая у Курильщика свой не совсем высохший камуфляж. — Не сердишься? — Спрашивает он после недолгого молчания. — На собаку-то? — Поворачивается к нему Курильщик. — Нет, не сержусь. Она же просто собака. Но… — Он мнётся. — Там были некоторые очень важные для меня работы. Поможешь их восстановить? Чёрный кивает, запоздало понимая, что не знает, что делать. Курильщик смотрит ему в глаза. Заметил ли он те наброски, вовсе не пейзажные, которые так запали Курильщику в сердце? — А что надо делать? — Басит Чёрный, и свет от костра особенно выгодно подчёркивает его правильные черты лица. — Ничего не надо! — Порывисто выдыхает Курильщик. — Вот совсем ничего! Особенно двигаться! Чёрный непонимающе застывает, и красноватый тёплый свет мягко обнимает его точеные губы. Курильщик чувствует, что не в состоянии сдержаться, и легко касается их своими губами. Дотягивается до карандаша и бумаги, пока Чёрный немного ошеломленно хлопает длинными ресницами, и принимается за портрет. Может быть, даже хорошо, что прошлые рисунки утопли, иначе Курильщик сейчас вряд ли сидел бы так уютно, рождая на бумаге любимого человека.