constellation

      Город был погружён в тихую ночную тьму, когда Рюджин и Йеджи сидели на балконе старенькой пятиэтажки, молча наблюдая за яркими узорами звёзд на небе и стараясь поймать взглядом знакомые комбинации и те редкие падающие звезды, ради которых, в общем-то, и собрались дома у младшей.       Йеджи буквально чувствовала, как непробиваемый купол умиротворения охраняет их покой. Не было ни одного звука, который мог бы нарушить эту волшебную атмосферу: даже рёв одиноких машин или звонкий смех подростков снизу воспринимались как что-то отдалённое, совсем не касающееся девушек.       Рюджин изредка вздыхала слева от Хван, и Йеджи, понимая, что это просто уставшие вздохи облегчения, лишь мечтательно улыбалась и несильно отталкивалась свисающей с плетёного гамака ногой, не позволяя размеренным убаюкивающим покачиваниям прекратиться.       Шин успокаивающим голосом, будто напевая колыбельную, рассказывала о легендах, связанных с созвездием, название которого Йеджи не то что запомнить, даже выговорить не сможет, тыча пальцем в сторону неба и обводя им невидимые ниточки, связующие группу звёзд.       Она сжимала в ладонях высокую кружку с хвойным чаем, то делая парочку мелких глотков ароматной жидкости, то передавая посуду старшей. Йеджи прокрутила в руках остывающую керамику и, цепляясь глазами за броский принт, прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не проронить неуместный смешок. Это была её любимая кружка — с мультяшными котами и отпечатками лапок на фоне. Рюджин хранила её специально для Хван.       Йеджи задумалась на мгновение и поняла, сколько всего, любимого ею, собралось в эту ночь здесь, на крохотном балконе с пыльными окнами и порванными занавесками.       Йеджи любила ночь. Она дарила людям, суетливым и загруженным рутинными обязанностями, ту недосягаемую свободу, к которой они стремились в остальное время, но которую почему-то постоянно избегали. Ночью Йеджи могла почувствовать себя более живой и открытой миру, могла по-настоящему расслабиться и побыть собой, не загружая голову бессмысленным потоком информации.       Ночь была свободна от различных упрёков и наставлений, ей не страшны были человеческие проблемы, и Йеджи стремилась быть такой хотя бы пару часов в сутки. Она была воодушевлена кардинальными переменами, происходящими в своём восприятии мира, и она пыталась передать это восхищение Рюджин, делясь своими искорками в глазах.       Рюджин, кажется, полностью разделяла её вдохновение, приходящее по ночам. Она задумчиво изучала взглядом небесное полотно, будто пыталась отыскать на нём ответы, без конца волнующие её. Йеджи любила Рюджин.       Она знала, что не должна была влюбляться, но это произошло само собой, и Хван была уже не в силах что-то изменить. Её тянуло к младшей так же неосознанно, как тянется человеческий взгляд к полной Луне, стоит той воцарить в небе, прийдя на смену палящему Солнцу. Ночное Светило привлекало, гипнотизируя своим непринуждённым холодным светом, успокаивающим воспаленное сознание. Привлекала и Рюджин.       Йеджи борется с самой собой уже около полугода, всё не решаясь признаться девушке в чувствах и стараясь сдержать в себе это волнующее влечение. Она порой ощущала себя крохотной каплей воды, которую магнитом притягивало к небесному телу, слишком податливой и слабой, чтобы справиться с чарами Шин.       Но в такие волшебные ночи, как сегодняшняя, Йеджи хотелось отбросить подальше лишние сомнения и переживания, потому что Рюджин в любом случае не отказалась бы от неё, какую бы глупую ошибку она ни совершила. Это успокаивало и вселяло надежду. Бояться больше не хотелось. Хотелось жить счастливо, как того велит сердце.       Йеджи прерывисто вздыхает, когда отводит взгляд с неба и смотрит в сторону увлеченной звёздами девушки. На лице расцветает тёплая улыбка.       — Ты мне нравишься, Рюджин, — лепечет Йеджи, почему-то совсем не переживая из-за чужой непредсказуемой реакции.       Йеджи признается и чувствует себя так необычно легко, что дыхание спирает сладким восторгом.       Сейчас, тёмной звёздной ночью, заволоченной мягкой тишиной, эти сокровенные слова не кажутся такими страшными и обречёнными на провал.       И минутное молчание, которое она получает в ответ от Рюджин, почему-то воспринимается не как конец света и их хороших отношений, а как естественная задумчивая пауза, которой Рюджин даёт время подумать и себе, и Йеджи. Но Хван не о чем больше думать, она уверена, что поступила правильно.       Йеджи улыбается, потому что ей так легко дышать сейчас, когда на неё никто не смотрит, над головой — лишь драгоценный лоскут ткани, усеянный тысячами блестящих камней, а под боком копошится та, которую Йеджи, она надеется, вскоре сможет называть не просто лучшей подругой, а чем-то более подходящим.       Рюджин наконец поворачивается к ней, и Йеджи замечает на лице той не возможное презрение, которого она боялась раньше, а милую смущённую улыбку и горящие даже во тьме глаза. Йеджи кажется, она видит в них звезды даже ярче тех, что светят сейчас в далёком небе, на расстоянии триллионов километров. Впрочем, это совсем неважно, ведь у них теперь есть своя маленькая Вселенная.       Рюджин тоже любит ночь.       А ещё она любит Йеджи.       И запечатывает ответное признание в нежном поцелуе, который Йеджи запомнит лучше любого созвездия.       Вдалеке пролетает горящая звезда.