Ignite animam

Закатные лучи пробирались меж листьев осин и сосен в лесу у академии Истона. Финн сейчас шёл здесь размеренными шагами, взглядом выискивая своего соседа по комнате. Мэш ушёл на тренировки относительно не так давно. Эймс ещё тогда был на дополнительных занятиях, поэтому в последний раз с Вандэдом виделся он лишь тогда, когда тот, вручив парню полный пакет кремовых прирожных, слабо улыбнулся и сказал, что отлучится на некоторое время в лес. Финн тогда проводил удаляющуюся спину взглядом и направился к аудитории, в мыслях отвечая большое желание поскорее увидеться с Мэшом. И сейчас Финн не сдержал на лице улыбки, когда он завидел тёмную копну волос меж деревьев. Мэш всё так же упражнялся, тренировал косые мышцы живота. — Мэш! — Финн ускорился и перешел на лёгкий бег. Сам Мэш обернулся на зов и слегка в удивлении открыл рот, отходя от тренажера и направляясь к Эймсу. — Финн? Ты уже вернулся с дополнительных? — Мэш шагом приблизился к подбегающему к нему Финну. Он слегка выставил руки вперёд, позволяя холодным рукам с нежностью схватить свои тёплые. Парень знал, что для Финна это очень важно — чувствовать теплоту рук человека и знать, что всё хорошо. Тонкие пальцы Финна примкнули к чужой ладони, а в груди его пролилось что-то умиротворенно горячее. Мэш не менял своего выражения, но при виде улыбающегося Финна в его зрачках заискрилось что-то малозаметное, но тёплое. Он несильно сжал чужие ладони, которые по размерам были меньше и холоднее, этим давая понять, что рад его видеть. Финн это заметил и улыбнулся, заглядывая в чужие глаза. Краткий поцелуй в губы, от которого по нутру прошёлся слабый приятный ток. Финн не привык целоваться. До Мэша никого не целовал, а когда начал делать это без спроса разрешения и в неожиданные для себя и Мэша моменты, то всегда наблюдал за собой неуверенные действия и чувствовал себя нерешительным, всё равно продолжая это делать. А Мэш никогда не претензировал. Позволял Финну неумело целовать себя и слабо улыбался, как всегда улыбалась мама кошка при виде первых шагов своих котят. У Финна губы мягкие и нежные, а у Мэша сладкие от кремовых пирожных и слегка тонкие. Вандэд для себя в один момент осознал, что, целуя Финна, он словно лакомится более сладкими пирожными, нежели какие он ел сам, и озвучил эту мысль Эймсу. Парень в тот момент просто спрятал кончик носа у основания шеи Мэша и просидел так несколько минут в ожидании успокоения крутящего двойные кульбиты сердце, пока второй перебирал светлые передние пряди, мысленно удивляясь их мягкости. Эймс даже не скажет, что назовёт их с Мэшом поцелуи полноценными. Обычное детское соприкосновение губами, на которое он всегда реагировал как ребёнок — краснел и смущался, пока Мэш без слов наблюдал за его округленными искрящимися глазами, за его пунцовыми на фоне бледного лица щеками, и сам делал первые шаги, когда Финн желал, но не решался. Финну никогда до этого не удавалось в кого-то влюбляться. Парень особо даже и не думал, что его кто-то может любить. Ему всегда казалось, что для заполучения любви нужно прикладывать много усилий и посвящать большую часть своих улыбок и сил партнёру. А Мэш был тем, кто доказал ему обратное: не просил ничего взамен и просто наслаждался присутствием своего первого друга, а в последствии и первой второй половинки, показавшего настоящую дружбу и подарившего ту доброту, которую ему не дарил никто другой, за исключением приёмного отца. Финн всегда старался поддерживать своих друзей: был на их стороне, провожал закатным взглядом, благодарил всех за оказанную помощь. Правда, не все этого замечали. Тёплый взор, тихое «ты справишься», несильное поглаживание по плечу — Финн никогда не пытался оставлять близких ему людей даже без самых незначительных языков поддержки. А Мэш всё замечал. На тёплый взгляд солнечных глаз адресовывал не менее тёплый лунный свет радужек, на тихое «ты молодец» отвечал таким же немногословным «спасибо», и на каждые поддерживающие прикосновения одаривал хрупким поднятием уголков рта, иногда покрывая холодные и тонкие пальцы своими тёплыми в знак благодарности. И у Финна с каждым новым ответным взглядом лунных зрачков над грудиной возгоралось слабо теплящееся чувство, которое он в первое время прятал глубоко в себе. В действительности, до того, как Финн осознал свои чувства к Мэшу, было очень сложно. Может, хорошо, может, иногда приятно, может, чаще плохо, но сложно было. И очень. Эймс сам не понимал, отчего он всё больше чувствовал себя неуверенным, когда находился в присутствии Вандэда. Не связывал больше трёх слов, говорил что-то невнятное, прятал взгляд. Порывами мог ничего не есть или, вообще, задерживать свой взор на одной точке доски посреди занятий, когда от него требовали написать что-нибудь элементарное, а иногда вытворял то, от чего после с округленными глазами и немым вопросом «что я только что сделал?» смотрел себе под ноги: во весь свой хилый голос выкрикивал имя Мэша с трибун, когда тот стоял в отдышке посреди битвы, или чувствовал себя потерянным, когда Мэш, направив свои жёлтые радужки на оконную раму, думал о том, что он недалекий. Финну на тот момент больше всего хотелось доказать соседу, что он самый хороший в жизни людей человек, только на тот момент рот Эймса не выдавливал ни единого слова. Мэш казался совсем взрослым и сильным, когда приносил Адлеру ещё одну победу, ухваченную собственными кулаками, и совсем беспомощным ребёнком, когда после всех сражений поздними вечерами Финн садился рядом с ним и аккуратно клеил тому на костяшки маленькие пластыри, потому что смотреть на окровавленную кожу соседа не было никаких сил. Финн сам не понимал, почему он заботился о Мэше, и на мысленные вопросы, которые заставляли его в смущении тупить взгляд, отвечал, что просто привык заботиться обо всех своих друзьях. У Мэша руки сильные, жилистые, мягкие, и Финн старался понять, что чувствовал, когда всегда бережно касался их, будь то клеил пластыри или брал с его рук кремовые пирожные, которыми тот периодически угощал Эймса. Ответные заботливые отношения не ограничивались пирожными, и Финн, всегда получая в свой адрес что-либо добротное от Мэша, ощущал в животе лёгкие похлопывания крыльев маленьких бабочек, которых он никак не мог брать под контроль или хотя бы успокаивать. Как-то раз Мэш во время ливня с грозой усадил дрожащего от холода и страха Финна на свою кровать, потому что она находилась от окна подальше, чем кровать Эймса, окутал его своим одеялом и принес горячий чай с профитролями. Финн тогда с бледным от страха и красным от непонятного смущения лицом сидел на чужой кровати, пытаясь не уронить чашку с чаем и не обжечься самому, пока Мэш тренировал свои мышцы рядом. Со временем Эймс успокоился и так и заснул на чужой кровати, облокотившись о стену. Мэш оставил его в тишине и ушёл тренироваться в другое место, а когда вернулся, то застал тихо сопящего и расслабленного в неудобной для шеи позы парня у себя на кровати. Передние пряди Финна неаккуратно лежали на его лице, и Мэш невольно потянулся к нему пальцами и заправил их тому за ухо, засматриваясь на чужом веснушчатом лице. А потом, когда взгляд его упал на содрогающиеся от кошмара ресницы с подрагивающим носом, он взял обе его руки в свои и просидел так, пока дыхание Финна снова не стало ровным и спокойным, только потом отпустил его. Проснулся Эймс потом уже на своей кровати рано утром, а ладони, до сих пор чувствовавшие чужое тепло, казались тогда ему совсем незнакомыми и мягкими. Если бы кто тогда имел возможность видеть выражение лица парня, смотрящего на спящего Мэша в соседней кровати в нескольких метрах от него, сказал бы, что видел хоть и краткую, но самую искреннюю улыбку с такими же яркими искрами в жёлтых глазах. Однажды Мэш несильно обхватил руками тело Финна, от бессилия носом прижимаясь к хрупкой груди, когда Ланс с Дотом в очередной раз напомнили ему, что из-за его оценок он с треском грозился вылететь из Истона. Финн, одной рукой обняв его в ответ, а второй поглаживая по плечу, старался убедить его в том, что всё хорошо. Тогда ему самому было страшно: за Мэша и почему-то за себя. За себя, потому что сердце не просто билось через раз, а ещё и по ощущениям крутило двойные кульбиты — то ли от вида падшего духом Мэша, то ли от его тёплого дыхания на своей грудной клетке, которое Финн чувствовал даже через одежду. «Я не сомневаюсь в тебе. Ты сможешь выпуститься из Истона», — в словах Эймса ни капли лжи, он говорит от сердца, сжимает пальцы, а Мэш поднимает на него взгляд, который Финн до этого никогда не видел. Глаза Вандэда, полные света и тени одновременно, смотрели точно в глаза Эймса, чьи радужки напоминали цитрин. «Спасибо, Финн», — тихая благодарность, взгляд Мэша опускается обратно, а Эймс чувствует пархающих бабочек внутри, которые своими горячими и щекотящими крыльями разливали по нутру безмятежные чувства. Но что ещё, Эймс никогда не отказывал, когда Мэш спрашивал разрешения сесть рядом, и так же никогда не задавал лишних вопросов, когда тот садился и обнимал руками свои колени, пряча в них лицо. Эймс просто позволял Мэшу сидеть рядом, иногда находя в себе силы поддержать его поглаживанием по плечу или обычными словами вида «мы обязательно выпустимся все вместе». Мэш благодарил его за поддержку, а Финн снова ловил себя на странном ощущении внутри при виде слабой улыбки соседа. А одним вечером, когда Финн так же сидел в тишине рядом с Вандэдом, читая про себя раздел по зельеварению, Мэш ни с того ни с сего поднял на него свои янтарные глаза, освещаемые закатными лучами, и выдавил размеренное «можно поцеловать тебя?», глядя куда-то вперёд. Финн тогда в немом шоке и смущении округлил глаза, пытаясь понять, не ошибся ли он и не спросили ли у него чего другого, но когда Мэш повернул к нему голову в ожидании, то понял, что всё расслышал правильно. Финн не спешил с ответом, в то время как Мэш просто ждал. Сидел рядом с ним и ждал любого ответа. В его смотрящих по-детски глазах словно плыл завораживающий космос, и парень невольно даже засмотрелся бы на них, если бы не чувствовал жары в теле и медленно розовеющих щек. Он даже никогда не целовался. Финн отказывать людям не мог, но тогда он вдруг понял, что вообще отказывать не хотел. Поэтому он, спрятав глаза под чёрными ресницами, тихо произнёс хриплое «можно», через мучительные секунды ощутив на своих губах соприкосновение чужих мягких губ, от которых внутри всё перевернулось, а после растеклось приятным ощущением. И вот тогда Финн окончательно понял, что всё время кружило ему голову и внутренние органы в двойном кульбите — влюблённость. После этого они с Мэшом ничего друг другу не сказали. Вандэд остался сидеть рядом с ним на кровати, переплетая их с Финном указательные пальцы, пока сам Эймс унимал отбивающее отбойным молоточком сердце и пытался понять, насколько его щеки окрасились розовым оттенком. Через смущающую минуту он решился и положил голову на плечо Мэша, только потом окончательно успокаиваясь. Он понял, что Мэш так же, как и он, целовался впервые, что на мгновение успокоило, но кончик своего носа Финн всё равно спрятал в рукаве тёплой кофты. Их взаимоотношения не сильно изменились, только Мэш более бережнее относился к Финну: спрашивал о самочувствии, кормил, провожал долгим любопытным взглядом. А Финн смущался, чувствовал бешенное сердце, частое потоотделение и жар. Понимал, что влюблён в Мэша, но всё равно никому не говорил. А потом совсем стало плохо. И, когда Мэш в очередной раз сел рядом, вслушиваясь в чужое дыхание, Финн решил и признался. Только сказал немногословное «Мэш, я думаю, что я в тебя влюблен», и больше ничего не произнес. А Вандэд помолчал несколько секунд, посмотрел на соседа, ответил «это взаимно» и метнул взгляд в садящееся за горизонт солнце. Они посидели несколько минут в тишине, только потом, когда Финн неуверенно положил голову на крепкое плечо, заснули. Оффициального «давай встречаться» друг другу не говорили. Просто сидели в тишине комнаты рядом, думали о своём или ни о чем в присутствим друг друга. Иногда обнимались, чуть реже целовали друг друга после тихих «могу сделать это?». А потом они начали привыкать. Всё так же робко радовали друг друга, но делали это уже более уверенно. Они дарили друг другу всякие подарки: Мэш не особо знал, что дарят своим возлюбленным, поэтому просто выражал свои чувства через готовку кремовых прирожных, иногда покупал плюшевых дельфинов, да и просто дарил Финну всё, что по его мнению понравилось бы ему. Поначалу покупал небольшие букеты цветов, но Эймс с растеряным и покрасневшим лицом говорил, что дарить цветы ему не стоит, поэтому Мэш обходился простыми сладостями и игрушками. А сам Финн, хоть и был смущён по этому поводу, старался так же радовать своего партнёра: иногда дарил самодельные брелки с изображением Мэша, иногда покупал не слишком калорийные угощения, а иногда просто обнимал, тупля взгляд куда-то в пол. Мэш всё принимал, за всё благодарил, всем обнимашкам отвечал детским поцелуем в румяную щеку. Финну, честно говоря, даже обычных объятий хватало для полного счастья. И сейчас, когда он стоял рядом с Мэшом в лесу у академии, он не мог насытиться радостью своих первых отношений. Финн чувствует проливающееся тепло в теле от соприкосновения тёплых ладоней к его собственным — такое же тепло, которое чувствовал при первом поцелуе с Мэшом.