Когда выглянет солнце

Дориан боялся одиночества. Окружающий мир, словно нарочно отторгал его как лишнюю деталь, ненужную шестеренку. Неудивительно, что он чувствовал себя призраком среди людей. Незамеченным, непонятым, изолированным от остальных. Казалось, что даже мёртвые принимали Дориана гораздо охотнее, чем живые. От этого становилось тошно. Тошно, что не получалось быть обычным. Нормальным. Единственный живой человек, с которым Хейзел не ощущал одиночество, всегда ждал в конторе. Дориан долго не решался раскрыть душу перед Валентайном, поделиться сокровенными страхами, боясь осуждения, но разговор состоялся в удачный на то момент. Ливень шёл на улице целый день. Потенциальные клиенты сидели дома из-за ненастной погоды. В контору никто не заходил. Валентайн от скуки читал вчерашний номер газеты. Дориан уныло смотрел в окно, изредка поглядывая на компаньона. Повисшее в воздухе молчание начало сильно настораживать. — Третий день льёт как из ведра, — начал Хейзел, расположившись рядом с другом. — Странно, что прогноз обещал солнце сегодня утром и последующие дни. — Я сам не в восторге, друг мой — сказал Смит, не отвлекаясь от газеты. — Сидеть без работы — великое мучение. Дориан закусил губу, обдумывая продолжение беседы. Валентайн отвлёкся от чтения и, заметив смятение друга, отложил газету в сторону. — Если вас что-то терзает, не ходите вокруг да около. Честное слово, в последнее время, выглядите, будто что-то стряслось, но умалчиваете. Неужели боитесь поведать о том, что на уме? Дориан смутился и отвёл глаза в сторону. — Боюсь. То есть, правильнее сказать, стыжусь, не буду скрывать. — Не нужно. Уверяю, передо мной вам нечего стыдиться. Я всегда готов выслушать. Дориан глубоко вздохнул и, собравшись с духом, принялся рассказывать о тревожащих мыслях. Валентайн не перебивал и внимательно слушал. Закончив рассказ, Хейзел посмотрел на компаньона, но тот лишь молчал и смотрел в упор. — Не смотрите так. — Как? — Валентайн, вы пожираете меня взглядом. — Отнюдь. Просто любуюсь. Не замечали, что прохожие часто засматриваются на ваши волосы? Я всё не мог понять, какая деталь их цепляет, а теперь вижу, что локоны немного отливают серебром. Не смущайтесь, друг мой. Неужели вы редко получаете комплименты в свою сторону? Дориану хотелось спрятаться от внимательного взгляда и приятных слов. В груди потеплело, щёки воспылали румянцем. Хейзел закрыл лицо руками, не в силах скрыть стеснение. — Вы невыносимы. — Я говорю правду. Не более. Валентайн любил дразнить. Любил смущать. А ещё у него великолепно выходило ободрять, поддерживать в тяжёлые минуты. Только Валентайн умел вывести из транса беспокойных мыслей одним словом, тихим шепотом над самым ухом. Временами это раздражало, вызывало слишком много непонятных чувств внутри, но Дориан всё равно ценил и принимал заботу компаньона. В такие моменты он чувствовал себя по-настоящему нужным. Важным. Живым. — Вы не собираетесь продолжать откровенничать? — Я рассказал всё, что хотел, — Дориан принял прежнее положение, немного успокоившись. — Позвольте тогда высказать мнение о ваших переживаниях, друг мой. Моё представление о вас весьма расходится с тем, как вы видите себя сами. Ранее я не встречал людей со столь глубокими размышлениями и внутренним миром. И, по-моему, это прекрасно. Вы очаровательный молодой человек. Никогда, слышите, никогда не притворяйтесь кем-то другим, будьте собой — неотразимым. Дориан, не выдержав напора лести, снова скрыл краснеющее лицо и тихо ответил: — Валентайн, ради всего Святого, прекратите! Я хочу провалиться сквозь землю от вещей, что вы говорите. — К сожалению, наш крепкий пол не позволит этого сделать, Дориан, — тихонько рассмеялся Смит. — Ох, да вы поглядите, солнышко решило наконец-то выглянуть. Хейзел нервно вздохнул, так и не поменяв позы. За окном расходились тучи. И на сердце тоже.