Назови меня своим именем

      В спальне Дома Блаженства мягко горели свечи, расставленные по всей комнате, отбрасывая лёгкие, вечно колышащиеся от любого движения тени, на низком столике давно потухли благовония и их запах почти развеялся, смешавшись со свежим ночным воздухом, задувающим из приоткрытых окон. Над Призрачным городом уже светит луна, разбросав по тёмному полотну небосвода маленькие блестящие звёзды, что так сильно иногда напоминают Се Ляню призрачных бабочек, растворяющихся вдалеке.       Во всей резиденции тихо и не слышно шумной болтовни городских улиц, не ходят туда-сюда немногочисленные слуги, только мягко стрекочут сверчки в саду, усыпанном сотней цветов, среди которых так приятно гулять, держась за руки. И только в одной комнате, в одних роскошных покоях Градоначальника и его супруга можно услышать тихие разговоры и лёгкие смешки, нет-нет да прерываемые влажными звуками коротких, шутливых поцелуев. И никто не посмеет нарушить эту идиллию, если только снова не сгорит Небесная столица — да и в таком случае Князь Демонов будет долго упрямиться, не желая отпускать никуда своего принца, прежде чем всё же вздохнет обречённо (и очень театрально) и согласится помочь. Но не другим богам — а только своему.       Поэтому сейчас они могли позволить себе забыть обо всем остальном мире, наслаждаясь только друг другом. Хуа Чэн срывал лёгкие, невесомые поцелуи с губ Его Высочества, прижимая его ближе и запуская ладонь в распущенные волосы, путаясь пальцами меж длинных прядей. Се Лянь улыбался в поцелуй, положив руки на грудь демону и слегка сжимая красный шелк домашнего халата, в котором Хуа Чэн куда больше напоминал богатого аристократа, чем Князя Демонов. И, по правде говоря, Се Лянь обожал любой его образ: будь то облик взрослого мужчины, Собирателя цветов под кровавым дождём, или озорного, красивого юноши Сань Лана, в чьём характере и поведении так ярко проступало лёгкое кокетство и свойственная подросткам беззаботность.       Се Лянь любил всё это, потому что всем этим был его муж. И совсем не важно, как он выглядел, ведь Се Лянь любил его не за это.       Даже если и считает Хуа Чэна самым красивым мужчиной, которого он когда-либо встречал.       Демон умело отвлекает его от мыслей, спускаясь поцелуями ниже, очерчивая линию челюсти и аккуратно прикусывая, вызывая у небожителя тихий смех.       — У Сань Лана сегодня игривое настроение? — весело произносит Се Лянь, чуть приподнимая голову, когда губы целуют уже ниже, касаясь местечка за ухом и идя дальше вниз, останавливаясь у кромки нижних одежд. Хуа Чэн тихо фыркает, потираясь носом о светлую кожу, по которой тут же бегут мурашки от чужого дыхания.       — У меня всегда игривое настроение, когда мы наедине, — отзывается демон, забираясь пальцами под подол рубашки и слегка щекоча чувствительные бока, отчего Се Лянь вздрагивает в его объятиях, но даже не думает отстраняться.       — Сань Лан — настоящий проказник, — с притворной строгостью журит его Се Лянь, наслаждаясь близостью мужа.       Хуа Чэн хмыкает, поднимаясь выше и целуя ушную раковину, проходясь по ней юрким язычком.       — Гэгэ может наказать меня, — порочно шепчет Хуа Чэн на ухо своим низким голосом, и Се Лянь чувствует, как краска медленно ложится на его щёки.       За столько лет, что они живут вместе, близость стала для них чем-то естественным — для Се Ляня в особенности. Он уже больше не боялся так, как раньше, и даже время от времени сам озвучивал свои желания, — и Хуа Чэн был от этого в восторге. И пусть иногда всё так же краснели щёки от смущения, Се Лянь больше был за то, чтобы пробовать что-то новое. И хотя смена позиций уже не была чем-то новым — Се Лянь довольно быстро понял, что Хуа Чэну нравится быть снизу так же сильно, — это всегда вызывало беспричинный трепет. Возможно потому, что даже по прошествии лет Се Ляню было сложно представить, как его гордый супруг будет умолять его и краснеть от смущения. Даже если принц уже становился свидетелем таких сцен, и они, если уж быть совсем честными, очень возбуждали. К тому же, Хуа Чэн сам был только рад поддаться своему принцу, преданно и с ноткой вызова глядя на него снизу вверх, растянув тонкие губы в шальной ухмылке.       Сложно отрицать, что Се Ляню нравилось на это смотреть. И теперь, после слов Хуа Чэна и его фривольных заигрываний, знакомое предвкушение уже поселилось в груди, недвусмысленно перетекая куда-то ниже.       — Мой Сань Лан так этого хочет? — Се Лянь принимает правила игры, тут же чувствуя улыбку на чужих губах, когда демон украдкой целует его волосы.       — Гэгэ может делать со мной всё, что ему захочется. Этот Сань Лан полностью в его руках.       Голос Хуа Чэна — чистый грех, и Се Лянь будет вообще не удивлён, если окажется, что его муж был демоном-искусителем в прошлой жизни. Впрочем, у него и в этой неплохо получается искушать одного небожителя. Не то чтобы он был против, но всё же.       — Я не хочу тебя мучить, Сань Лан.       — Я не против, чтобы меня помучили, — мурлычет Хуа Чэн, прижимаясь к принцу всем телом, чтобы он смог почувствовать его возбуждение.       Ох…такое предложение звучит очень заманчиво. Раньше Се Лянь бы жутко покраснел от одной только мысли о том, чтобы мучить сладкой пыткой своего супруга, но теперь…что ж, теперь Се Лянь знал, что это не менее приятно, чем задыхаться в чужих руках самому. То, как Хуа Чэн отводит взгляд, когда принц проявляет инициативу, как очаровательно краснеют его скулы стыдливым румянцем, — сразу кажется, что перед тобой не Князь Демонов, а только хорошенький юноша, что попал в собственную ловушку, поддавшись страсти. В такие моменты Се Лянь прекрасно понимает, почему Хуа Чэн так любит его дразнить и смущать — зрелище действительно восхитительное и не менее возбуждающее.       — Чего именно хочет мой супруг? — хмыкает Се Лянь, зарываясь пальцами в черные густые волосы и отрывая чужую голову от своей шеи, заставляя посмотреть в глаза. И, боже, Се Лянь чувствует, как кипит в нём кровь, когда Хуа Чэн смотрит на него так.       Он всегда поражался, как в одном взгляде могут смешиваться дерзость и уверенность, а вместе с ними — полная покорность и желание угодить во всём, о чём только не попросят. Но Хуа Чэн, кажется, действительно был мастером во всём, — кроме каллиграфии, — и преуспевал даже тут. Поэтому сейчас, пусть из-за разницы в росте он и глядел на своего принца сверху вниз, его взгляд горел от желания и восторга, когда Се Лянь удерживал его за волосы и не давал приблизиться. Он готов был хоть сейчас упасть на колени к чужим ногам, чтобы смотреть на своего бога снизу вверх, так, как и положено самому преданному и истинному верующему.       Но Се Лянь хотел сейчас не этого, хотя его невероятно пьянило и возбуждало видеть Князя демонов на коленях перед собой.       — Всё, что его принц готов ему предложить, — в конце концов отвечает Хуа Чэн. — Я ведь уже сказал, гэгэ, ты можешь делать всё, что захочешь.       И пусть подобная вседозволенность развязывала руки, они оба знали, что за пределы разумного ни один из них не зайдет — их секс был актом любви, их близость была проявлением искреннего доверия и взаимного желания, и даже если оно иногда проявлялось в подобных играх — в них не было места для насилия и злоупотребления полученной властью. Хуа Чэн бы просто никогда не позволил ничего подобного — он даже в мыслях не допускает такой исход, а Се Лянь просто не может причинить вред своему возлюбленному, даже если тот и уверяет, что согласен на всё. Принц ни за что не воспользуется этим доверием и любовью своего Сань Лана в таких целях.       Поэтому в их контексте слова «делай всё, что захочешь» значат — «я знаю, что ты не причинишь мне вреда».       И Се Лянь невероятно ценит это безмолвное соглашение, которое никогда не подвергалось сомнению.       Так что он без зазрения совести принимает правила игры, позволяя уверенной улыбке коснуться его губ, а взгляду оценивающе скользнуть по чужому телу с ног до головы.       — Тогда с удовольствием я приму это подношение, — шепчет тихо, но со стальными нотками в голосе, зная, как его Сань Лан это любит. С каким восхищением он смотрит на него каждый раз, когда Се Лянь начинает вести себя соответственно своему статусу — как Бог Войны и Наследный принц, которым он и являлся.       И этот раз не исключение: в чужом глазу загорается шальной огонёк, который Се Ляню нужно будет сегодня потушить, ведь именно он сейчас главный и именно он хочет увидеть, как его супруг будет краснеть и сладко смущаться.       Он отпускает длинные пряди, проскальзывая рукой ниже и распахивая шелковый халат на крепкой груди, слегка царапает её ноготками, чувствуя, как его Сань Лан слегка вздрагивает, но даже не думает шевелиться, в томительном ожидании наблюдая за своим принцем. Рука ведёт ниже, цепляя пояс халата и небрежно развязывая его, откидывая на пол. Туда же падает и сам халат, легко соскальзывая с широких плеч, оставляя демона только в штанах. Он ждёт, что Се Лянь снимет и их, оставив Хуа Чэна полностью обнаженным по сравнению с собой, но принц лишь одобрительно хмыкает, с явным удовольствием рассматривая рельефное и подтянутое тело своего возлюбленного, чуть вздёргивая тонкую бровь, когда замечает чужую реакцию сквозь тонкую ткань штанов.       Пальцы касаются обнаженной груди, и Се Лянь легко подталкивает демона в сторону кровати, вынуждая его идти спиной вперёд и ни на мгновение не прервывать зрительный контакт. Стоит его ногам коснуться матраса, как Хуа Чэн садится на него, ведомый чужой волей, и отодвигается назад, давая Се Ляню больше места.       Принц тихо вздыхает, глядя на своего мужа, и заставляет себя сдержать порыв наброситься на него и зацеловать до потери пульса. Уж слишком соблазнительно выглядит его Сань Лан с этой неизменной ухмылкой на лице и озорными искрами в единственном глазу. Грех во плоти. Такого Сань Лана не должен видеть никто, кроме него, и Се Лянь втайне наслаждается этим чувством.       Он подходит к кровати, забираяясь на неё и скидывая с себя ночную рубашку, параллельно поддевая кромку чужих штанов и, наконец, снимая их, оставляя Хуа Чэна полностью обнажённым. С губ демона срывается тихий вздох, сопровождаемый, правда, всё той же уверенной ухмылкой, когда он приглашающе раздвигает ноги, показывая принцу всего себя. Предлагая себя.       И кто Се Лянь такой, чтобы отказываться от подобного подношения?       Но сегодня у него немножко другие планы. Он поддевает острый подбородок пальцами, подтягивая демона к себе и вынуждая его слегка приподняться над кроватью, и глубоко целует, сминая губы в чувственном прикосновении, таком, что прекрасно отвлекает Хуа Чэна — настолько, что ему остаётся лишь удивлённо простонать в чужие губы, всё ещё терзающие его рот, когда одна белая лента вдруг заводит его руки за спину, обматываясь вокруг предплечий и сковывая движения.       Хуа Чэн дёргается на пробу, но всё бесполезно — лента держит крепко, не шевельнуться.       — Не порви её, Сань Лан.       — Конечно нет, гэгэ, — покорно отвечает демон, сдаваясь под чужим напором. В этом и самая прелесть использовать Жое: как бы сильно Хуа Чэн не хотел вырваться — он не мог позволить себе порвать ленту, а значит — он должен был быть послушным и терпеливым, добровольно соглашаясь обездвижить себя и не пытаясь бороться. Сдаваясь на милость принцу и позволяя делать с собой всё, что угодно.       Се Лянь остаётся удовлетворенным таким ответом и теперь с ещё большим желанием смотрит на фигуру своего супруга: средь красных шелков, с разметавшимся по покрывалу черным веером волос, с заведёнными за спину руками, из-за чего его тело красиво изгибается, словно предлагая себя, и с широко раздвинутыми ногами, меж которыми занял своё место принц.       Полностью в его, Се Ляня, власти. И это осознание опьяняет и бежит по телу вниз, скапливаясь внизу живота, что не укрывается от внимания принца. Он знает, как его Сань Лан любит красоваться перед ним, и этот раз не исключение. Даже когда он лежит в такой развратной позе, абсолютно беспомощный.       Масло вязко течёт по пальцам, наполняя комнату лёгким цветочным запахом, и с губ демона срывается тихий вздох, когда один палец осторожно проникает в него, растягивая и разрабатывая тугие стенки. Он чуть шире расставляет ноги, когда Се Лянь наклоняется, чтобы покрыть его грудь вереницей поцелуев, уделяя особое внимание шее, — он знает, что Хуа Чэн никогда не стесняется любовных меток, оставленных его мужем, — слыша, как демон сладко стонет, когда он чуть прикусывает бледную кожу, на которой тут же распускается красивый розовый бутон.       Се Лянь движется ниже, не забывая подготавливать чужое тело для себя, вводя ещё один палец, и вместе с тем накрывает губами сосок, чуть посасывая и аккуратно захватывая зубами, слегка оттягивая, чтобы услышать высокий стон откуда-то сверху и почувствовать, как вздрагивает под ним Хуа Чэн, вынужденный принимать любые ласки, которыми сегодня решит наградить его принц. Под кожей искрится возбуждение, и с губ демона срываются соблазнительные, несдержанные звуки, пока Се Лянь играется с его грудью, покрывая её сетью засосов и лёгких укусов, а его длинные ловкие пальцы безошибочно находят чувствительное местечко внутри, тут же надавливая на него.       Хуа Чэн дёргается, невольно насаживаясь на пальцы сильнее, и позволяет своему голосу звучать громче и непристойнее, когда Се Лянь продолжает терзать то место, то надавливая, то слегка поглаживая, словно играется со своим супругом, доводя его до невнятных вздохов одной только растяжкой.       Он знает, как это пьянит и возбуждает, ведь Хуа Чэн частенько делает то же самое с ним. Так что это прекрасный шанс немного отыграться на его муже, чтобы тот на себе прочувствовал всю прелесть и тягость этой сладкой пытки.       — Гэ–ах!       Голос демона срывается в высоком стоне, когда Се Лянь нарочно надавливает на простату ровно в тот момент, когда Хуа Чэн начинает говорить.       — Ты что-то хотел сказать, Сань Лан? — елейным голосом произносит принц, совершенно очевидно дразнясь. Уж очень ему нравится видеть смущенно-возмущенный румянец на чужих бледных щеках.       — Ты…м!       Очередная попытка сформировать цельную фразу проваливается в самом начале, потому что Се Лянь делает то же самое, вместе с тем вводя внутрь третий палец и сильнее разрабатывая мягкие стеночки, и Хуа Чэн быстро сдаётся под его напором, переставая сопротивляться и позволяя принцу основательно растянуть его, очаровательно краснея щеками от влажных, неприличных звуков, что доносятся от того места, где чужие пальцы входят в его тело.       Се Лянь довольно улыбается собственной шалости, чувствуя беспричинный азарт и дикое желание, что уже заметно натягивает его штаны в области паха, но он пока не спешит к себе прикасаться. Нет, он должен сначала извести Хуа Чэна. Как он сказал?       Хочет, чтобы принц помучил его?       Что ж, это легко устроить. Посмотрим, сколько он выдержит.       Хуа Чэн нетерпеливо ведёт бедрами, как бы намекая, что можно переходить к следующему этапу, но лишь разочарованно стонет, когда вместо этого Се Лянь прекращает его растягивать, не вынимая пальцев из его тела, и спускается к крепким бедрам, что сейчас так напряжены от возбуждения и желания, касаясь молочной кожи губами и засасывая её, слегка задевая зубами. Хуа Чэн выгибается, тихо постанывая от приятных ощущений так близко к его ноющему члену и от необходимости срочно что-то сделать с замершими в нём пальцами, что растягивают приятно, но так мало. Он чуть ёрзает, пытаясь насадиться на них, но тут же оказывается остановлен сильной рукой, что железной хваткой сжимает его задницу, не позволяя самовольничать.       — Мой Сань Лан такой нетерпеливый, — разочарованно произносит Се Лянь, оставляя ещё один засос прямо рядом со входом, отчего Хуа Чэн поражённо ахает, крупно вздрагивая. — Разве не ты говорил, что я могу тебя помучить?       Демон глухо стонет, принимая поражение и опрометчивость собственных слов, но он бы ни за что не взял их обратно — подобная пытка только сильнее разжигает огонь возбуждения в его теле, а необходимость повиноваться своему принцу только подкидывает уголь в костёр. Он вскрикивает от неожиданности, когда пальцы внутри снова двигаются, касаясь чувствительных мест, и вздрагивает, не в силах пошевелиться в чужой стальной хватке. Не исключено, что у него на заднице останутся синяки от того, как крепко держит его Се Лянь, но кто сказал, что Хуа Чэн не жаждет этого? Он хочет быть покрыт следами чужой страсти с ног до головы, и не важно, будет ли это аккуратный засос на его бледной шее или же сильный укус прямо на заднице. Он хочет всё это и искренне наслаждается моментами, когда его принц применяет силу и показывает свою власть над этим несчастным демоном.       Хуа Чэн обожает это и, может быть, иногда специально провоцирует Се Ляня, чтобы тот был чуть грубее с ним. Ведь испытывать на себе мощь чужой страсти и желания приятно до сорванного в криках горла и слёз в уголке глаза.       Се Лянь, кажется, всё же сжаливается над ним, или нет — кто знает, что творится сейчас у него в голове, когда он смотрит на раскинувшегося на красных простынях своего супруга, с такими же красными щеками, затуманенным взглядом и приоткрытыми в частых вздохах губами, даже если демону на самом деле не нужно дышать, но Хуа Чэн всегда делает своё тело более «человечным», когда они занимаются любовью, чтобы в полной мере прочувствовать все прелести этого процесса, — и вынимает, наконец, пальцы, избавляясь от последнего элемента одежды и подтягивая Хуа Чэна за бёдра к себе ближе, заставляя его проехаться спиной по кровати.       Подобная демонстрация силы, кажется, приводит Хуа Чэна в восторг, и он долго и высоко стонет, когда Се Лянь входит в него, сильнее растягивая и так подготовленное тело, не прерываясь для того, чтобы демон привык к его размеру, а заполняя его одним медленным движением, давая прочувствовать каждый сантиметр своего члена. Се Лянь на мгновение прикрывает глаза, делая глубокий вдох и заставляя себя не сорваться сразу же на быстрый темп, втрахивая своего мило стонущего супруга в кровать, как он хочет. Нет, Се Лянь должен его слегка помучить.       Он подхватывает чужие бедра, сжимая в ладонях ягодицы и закидывая на свои предплечья длинные ноги, из-за чего они раздвигаются шире, давая Се Ляню удобней устроиться между ними и делая картину перед его глазами более развратной. Хуа Чэну приходится сильнее прогнуться в спине, касаясь кровати только плечами и связанными сзади руками, перенося почти весь свой вес на руки Се Ляня, и он коротко стонет, в неожиданно сильном смущении отворачивая голову, когда понимает, в каком безвольном и беззащитном положении оказался. Он может лишь сильнее выгибаться, давая Се Ляню больший доступ к своему телу, и шире разводить ноги, показывая всего себя, но не в состоянии пошевелиться или отстраниться, пока принц крепко удерживает его в своих руках.       И подобное положение заставляет его кровь кипеть.       Се Лянь оценивающе смотрит на своего супруга, откровенно довольствуясь представленным видом, и делает первый толчок, срывая с этих греховных губ высокий несдержанный стон, что красивой мелодией разливается по комнате, повторяясь раз за разом по мере того, как Се Лянь вбивается в податливое тело, входя резко и глубоко, задевая простату с каждым толчком, заставляя своего мужа извиваться в его руках без возможности сделать хоть что-то.       Музыка чужих стонов доставляет настоящее удовольствие, и Се Лянь не может удержаться от того, чтобы наклониться, сгибая чужое тело и входя в него глубже, и, наконец-то, крепко поцеловать, тут же врываясь в податливый рот языком и вылизывая его изнутри, глотая тихие вздохи. Хуа Чэн мычит в поцелуй, послушно раскрывая губы и позволяя Се Ляню вести, сбивчиво вскрикивая, когда в него снова входят, но в таком положении это ощущается куда глубже и сильнее. Се Лянь не даёт ему отстраниться, продолжая глубоко целовать своего мужа, делая мелкие, но быстрые толчки, позволяя демону прочувствовать каждый сантиметр его члена, каждую тонкую венку на нём, и Хуа Чэн извивается в его руках, впрочем, безрезультатно.       Подобная власть над своим мужем пьянит не хуже дорого вина, к которому Се Лянь, в отличие от секса, так и не пристрастился, и он сам стонет в истерзанные губы, оглаживая своим языком чужой. Обычно они оба предпочитают другие роли, и Се Ляню приятно чувствовать себя во власти супруга, принимать его ласку, страсть и похоть. Он любит чувствовать крупное тело Хуа Чэна над собой, касания его нежных, но сильных рук по всему телу, его губы на его собственных, на его коже, члене и даже в заднице, пусть сам он пока не решался удостоить Хуа Чэна подобной лаской.       И всё же не менее сильно ему нравится видеть самого демона в таком уязвимом положении, прекрасно понимая, что именно он испытывает и чего желает. Как дрожит его тело в невозможности кончить, как часто вздымается грудь от быстрых вздохов и как каждый собственный стон дурманит разум и смущает до покрасневших щёк.       Раньше он бы ни за что не подумал, что близость двух людей, единение двух тел может быть таким приятным. Что ж, благодаря одному демону и его безграничной любви, теперь он убедился в этом сполна.       И совсем не против применить знания на практике.       Се Лянь, наконец, отстраняется от покрасневших губ, что так жадно хватают воздух, словно их хозяин действительно в нём нуждается, и с удовлетворением смотрит на демона, чей взгляд подёрнут мутной поволокой, а в уголке глаза искрится в неверном пламени свечей маленькая слеза, которую Се Лянь заботливо стирает пальцем. Его муж сейчас выглядит таким сладким и нуждающимся, что Се Ляню почти совестно за то, что он выходит из расслабленного тела, вызывая у Хуа Чэна протестующий стон.       Он был так близко к разрядке, ещё немного, и он бы смог кончить, но без члена в его заднице это не представляется возможным, поэтому ему остаётся только недовольно скулить, упрашивая принца сжалиться над ним и закончить начатое.       — Потерпи немного, Сань Лан, — мягко шепчет Се Лянь, видя заведённое состояние своего мужа. — Будь послушным, хорошо?       Хуа Чэн судорожно вздыхает, чувствуя, как дрожат его широко разведённые ноги, и несдержанно стонет, когда чужой член проходится по ложбинке между его ягодиц так близко ко входу, но Се Лянь не даёт ему того, чего демон сейчас желает больше всего, и играется с ним, как сам Хуа Чэн время от времени любит дразнить своего принца. И тем приятнее пытка и сильнее смущение, когда понимаешь, что на тебе отыгрываются за все предыдущие разы, что изводят так же, как ты изводил их.       — Я жду ответа, Сань Лан, — напоминает принц, чуть сильнее сжимая в ладонях задницу, чтобы привлечь внимание Хуа Чэна.       Тот коротко стонет, согласно кивая, но, когда ничего не происходит и Се Лянь не начинает двигаться снова, всё-таки открывает рот.       — Буду… Я буду послушным для вас, Ваше Высочество.       Теперь уже очередь Се Ляня стонать, но не от возбуждения, хотя и оно никуда не делось, но от покорности и восхищения в чужом голосе, в этом тихом умоляющем шепоте. Хуа Чэн когда-нибудь его с ума сведёт своим греховным языком и проникновенными фразочками.       И как же он после такого может не удовлетворить просьбу своего возлюбленного?       С губ демона срывается удивленный стон, когда его ноги опускают на кровать, но Се Лянь не оставляет его без прикосновений надолго: вместо этого он переворачивает Хуа Чэна на живот, подтягивая его за талию выше и вынуждая встать на колени, красиво изогнув спину и задрав задницу, оперевшись грудью на кровать. Подобная поза ужасно смущает и на лице расцветает яркий румянец, но Хуа Чэн и не думает жаловаться: если его гэгэ хочет трахнуть своего демона именно так — Хуа Чэн будет только «за».       Он нетерпеливо ёрзает, сильнее выгибая спину и расставляя ноги чуть шире, предлагая принцу закончить начатое. И всё же он не сдерживает громкого стона, когда Се Лянь без предупреждения входит в него, вбиваясь резко и так глубоко, и запускает одну руку в его длинные растрёпанные волосы, прижимая голову демона к матрасу и фиксируя его тело в этом положении. С нового ракурса Се Лянь может видеть, как сильно напрягаются чужие руки в попытках избавиться от оков и как из-за этого Жое сжимает их лишь сильнее, как красиво изгибается спина и очерчиваются сильные мышцы под бледной, слегка покрасневшей кожей, и не может отказать себе в удовольствии прочертить линию позвоночника языком, ложась на Хуа Чэна сверху и зацеловывая его плечи и спину, чуть прикусывая загривок, из-за чего демон стыдливо скулит, чувствуя острую потребность прекратить брыкаться и полностью повиноваться воле своего принца. Этот жест, этот незатейливый укус, призванный чуть больше возбудить и так заведенного демона, словно укрощает его, заставляя расслабиться и отдаться в чужие руки, из-за чего скольжение становится проще и член входит в него ещё легче, вообще не встречая сопротивления.       Изменения в его поведении не остаются незамеченными, и Се Лянь чуть отстраняется, чтобы заправить чёрную прядь за покрасневшее ухо.       — Что такое, Сань Лан? Ты вдруг стал совсем ручным, — не без доли удивления шепчет принц, наслаждаясь дрожью, прошедшей через все тело его возлюбленного. Но через мгновение его глаза загораются от неожиданной догадки. — Тебе понравилось, когда я сделал так?       Хуа Чэн не успевает его никак остановить, и Се Лянь вновь прикусывает его шею прямо под линией роста волос, но в этот раз задерживается там дольше, не прекращая прикосновение так скоро и засасывая нежную кожу, отчего его Сань Лан удивлённо вскрикивает, скулит, чувствуя, как по щеке катятся слёзы от резкого прилива удовольствия.       Хуа Чэн сам не ожидал подобной реакции от своего тела, он даже не знал, что подобные ласки могут быть такими ошеломляюще приятными. Он сам иногда делал что-то подобное с принцем, но тот никогда не реагировал так бурно, в отличие от самого демона, который теперь, кажется, сдал с потрохами одну новую слабость, которой Се Лянь, он уверен, не постесняется воспользоваться в следующий раз.       Он обмякает, полностью расслабившись и чувствуя себя невероятно комфортно, когда его вот так накрывает чужое тело, удерживая на месте и не позволяя двигаться.       — Боже, Сань Лан, ты такой послушный, — поражённо стонет Се Лянь, слыша, как его драгоценный супруг сладко скулит от подобной похвалы. — Кажется, я должен наградить тебя за такое поведение.       Хуа Чэн вздыхает в предвкушении, ожидая, что Се Лянь, наконец, оттрахает его так, как он этого заслуживает, но принц снова удивляет его, когда приобнимает его за торс, поднимая над кроватью и вынуждая сесть к себе на колени, прижавшись спиной и связанными руками к своей груди. В ногах совсем не остаётся сил, и Хуа Чэн резко расслабляется, перенося весь свой вес на Се Ляня и полностью насаживаясь на чужой член, что теперь входит так восхитительно глубоко, задевает все чувствительные точки, что демону остаётся только хватать ртом воздух, когда Се Лянь начинает медленно, издевательски медленно толкаться в него, приподнимая и опуская обратно на свой член.       Это самая настоящая пытка, и обессиленный от её продолжительности Хуа Чэн может только стонать от удовольствия и тихо скулить, потому что Се Лянь, кажется, не собирается прикасаться к его члену и помогать достичь оргазма.       — Ты молодец, Сань Лан, — горячо шепчет принц, в неожиданном порыве обхватывая шею демона и слегка сжимая. Он знает, что его муж любит, когда его хвалят и говорят комплименты. И если при обычных обстоятельствах Хуа Чэн бы просто улыбнулся и заурчал, словно ручной лисёнок, то в постели… Что ж, когда они в постели, это имеет совсем другой эффект. — Ты прекрасно справляешься, мой милый, послушный Князь Демонов.       Слышать собственный статус в таком уязвимом положении ужасно смущает, и Хуа Чэн не помнит, когда Се Лянь в последний раз был настолько страстным и напористым. И то, как он держит его горло, чуть придушивая и вынуждая изогнуться в его руках сильнее, заставляет Хуа Чэна громко застонать, позорно всхлипывая, когда принц вдруг начинает вбиваться в него резче и сильнее, задевая какую-то точку особенно глубоко внутри.       А Се Лянь поражённо смотрит на своего мужа, не в силах отвести взгляд от такой чувственной и эротичной картины: голова демона откинута назад, длинные волосы непослушно лежат на плечах и струятся вдоль спины, красиво обрамляя раскрасневшееся личико, единственный глаз прикрыт в неожиданном и сильном наслаждении, а греховно прекрасные губы распахнуты в идеальной букве «о».       Он ещё никогда не видел Хуа Чэна таким. Таким восхитительно соблазнительным и нуждающимся, потерявшимся в удовольствии и абсолютно покорным. Се Лянь настолько заворожен открывшимся видом, что даже не замечает, как сжимает руку на чужом горле сильнее, из-за чего с красных от поцелуев губ срывается тихое «ах!», а глаз раскрывается от удивления и неожиданного наслаждения.       Се Лянь вбивается в него сильнее, на этот раз не прекращая движений и желая довести своего супруга до пика, желая увидеть, как он будет выглядеть в этот миг. Хуа Чэн всегда был красив, чертовски привлекателен и соблазнителен, что удивительно гармонично сочеталось с его изяществом и мальчишеским очарованием, но сейчас, в эту самую минуту, с завязанными за спиной руками, с членом, погруженным глубоко в его задницу и раскрасневшимися щеками Хуа Чэн был самым настоящим грехом во плоти.       Прохладный, пропитанный запахом масла и секса воздух разрезает громкий вскрик, когда Се Лянь касается напряженного члена, чуть сжимая его в ладони и проводя по всей длине. Хуа Чэн дёргается в его руках в погоне за удовольствием, пытаясь одновременно насадиться на чужой член и толкнуться своим в руку, что так восхитительно его удерживает, и Се Лянь поощряет его действия, ускоряясь и вместе с тем сильнее входя в расслабленное тело, сбиваясь на нечёткий ритм, когда Хуа Чэн вдруг выгибается в его руках, а в его горле застывает беззвучный вскрик, и он сжимает в себе чужой член, доходя до пика и кончая, пачкая собственную грудь и ладонь Се Ляня.       Принц глухо стонет от неожиданной тесноты и делает последние толчки, изливаясь внутрь и замирая вот так, всё ещё медленно надрачивая своему супругу, что теперь тихо хнычет от переизбытка ощущений, вздрагивая и пытаясь вывернуться из удушающих объятий, но Се Лянь держит крепко, не убирая руки с шеи Хуа Чэна и полностью контролируя его оргазм.       Лишь когда демон замирает в его руках, Се Лянь отпускает его, медленно опуская на кровать и отзывая Жое, что тут же стыдливо забивается в другой конец комнаты. Немного нечестно использовать её для подобных развлечений, но Се Лянь извинится перед ней позже. К тому же, это происходит уже не впервые, так что лента уже привыкла, иногда с особенным энтузиазмом связывая Хуа Чэна или своего хозяина, чтобы покрасоваться перед ними.       Что ж, сейчас Се Ляню слегка не до неё, и он возвращает всё своё внимание супругу, разминая его затёкшие руки и замечая на них красные следы от того, как сильно он вырывался. В любом случае, Хуа Чэну подобное нравится, так что Се Ляню ни капельки не стыдно.       Он ложится на него сверху, заботливо убирая волосы вбок и ласково целуя напряженные плечи, с которых ещё не сошёл стыдливый румянец. Его Сань Лан может быть таким милым время от времени, особенно после их близости. Хотя кого Се Лянь обманывает — Хуа Чэн всегда милый, просто не всем дано это увидеть.       Принц слегка приподнимается на локтях, когда демон под ним приходит в себя, чуть поворачивая голову влево, чтобы встретиться слегка смущённым взглядом со своим богом. Се Лянь целует его в щеку, мягко вытирая слезы, замершие в уголке глаза, и улыбается.       — Сань Лан в порядке? — обычно подобными фразочками его дразнит Хуа Чэн, и даже если ему действительно интересно состояние супруга, он не упустит случая над ним безобидно пошутить.       Но сейчас эту роль берёт на себя Се Лянь, и демон обиженно стонет.       — Гэгэ меня измучил.       — Но разве Сань Лан не просил о подобном? К тому же, — Се Лянь коварно улыбается, слегка двигая бёдрами, и его член, всё ещё погруженный глубоко в Хуа Чэна, заставляет того сдавленно простонать, зардевшись очаровательным румянцем. — Тебе это понравилось.       — Гэгэ дразнится, — бормочет демон, и принц смеётся.       — Я научился этому у тебя.       Хуа Чэн фыркает, тихо вздыхая, когда Се Лянь всё же выходит из него, несколько секунд наблюдая, как белесая жидкость пачкает покрасневшие бедра, и переворачивает на спину, чтобы наконец коснуться губ своего супруга, но тут же останавливается, в панике расширяя глаза.       — Сань Лан! Ох, боже, прости, я…я не хотел сделать тебе больно!       Хуа Чэн непонимающе хмурит брови и пытается понять, чего именно так испугался его принц, когда понимает, что тот смотрит на его шею. А посмотреть есть на что: на бледной, тонкой шее, словно гранатовое ожерелье, пестрят в приглушенном свете синяки в форме ладони, сжимающей горло. Се Лянь держал его так крепко, что оставил следы, и теперь ему бесконечно стыдно перед своим мужем.       Так что Хуа Чэн просто обязан его успокоить.       — Всё в порядке, гэгэ, мне было не больно.       — Но…но я же мог тебя задушить!       Хуа Чэн только смеётся, обнимая своего драгоценного принца и укладывая его на себя.       — Гэгэ, при всём моём уважении и восхищении твоей силой, ты бы не смог меня задушить, сколько бы ни пытался, — мягко напоминает ему демон, и Се Лянь тихо ахает, словно только сейчас вспоминая этот печальный факт, на который Хуа Чэн, впрочем, смотрит с улыбкой. — Так что, когда Ваше Высочество душил меня, мне было очень приятно и совсем не больно.       Се Лянь молчит мгновение, прижимаясь головой к чужой груди, чтобы не видеть деяния рук своих.       — Тебе правда понравилось? Это же было так…грубо.       Хуа Чэн ухмыляется, успокаивающе целуя чужие волосы.       — Я уже говорил тебе, гэгэ, но скажу ещё раз, чтобы ты точно запомнил: мне нравится, когда ты ведёшь себя заботливо и нежно со мной, и нравится, когда проявляешь больше инициативы и действуешь грубее и жёстче, словно хочешь заявить на меня свои права. Мне нравится всё это, и тебе не нужно стесняться, если тебе нравится что-то в таком же духе. Если мне будет что-то действительно неприятно, я тебе скажу. Достаточно убедительно?       Се Лянь молчит, согласно кивая и подставляя лицо под поцелуи, чувствуя искреннюю радость от того, что они уже давно достигли той стадии их отношений, когда ни один, ни второй не боятся сказать о своих чувствах и желаниях, зная, что другой его обязательно поддержит и поможет в случае чего. По правде говоря, Се Лянь не испытывал такого уровня доверия ни к кому, кроме Хуа Чэна. И тот факт, что они являются первыми и единственными друг для друга, что Се Ляню так повезло с партнёром и супругом с первого раза, делает невероятно счастливым. Он не хотел бы иметь неприятный опыт в отношениях (даже если никогда не задумывался о них из-за своих обетов), но Хуа Чэн полностью стёр все его сомнения своей добротой и искренностью. И Се Лянь счастлив отвечать ему тем же.       Он расслабленно лежит в тёплых, родных объятиях и рассеянно поглаживает чужое предплечье, на котором твердой рукой сотни лет назад Хуа Чэн выгравировал его имя, словно в самой искренней молитве посвящая всего себя своему богу. Се Ляня каждый раз охватывала тоска и печаль, когда он представлял, как ещё совсем мальчишкой Хуа Чэн сидел в его храме, забивая чернила себе под кожу и обещая самому себе, что будет следовать за принцем так долго, как только сможет.       Се Ляню действительно повезло с ним. Самая большая его удача после восьми сотен лет несчастий. И если все они были его испытанием, чтобы в конце концов он мог встретить Хуа Чэна — Се Лянь не жалеет ни об одном дне.       — Сань Лан, — тихо зовет принц, когда демон уже думал, что он заснул. — Я хочу себе татуировку с твоим именем.       Се Лянь произносит это так неожиданно, что Хуа Чэн напрягается, а лёгкая нега и сонливость тут же исчезают с его лица, оставляя только напряженную задумчивость.       — Не стоит, гэгэ.       — Но почему? Ты же носишь такую же с моим именем, почему мне нельзя? — искренне недоумевает Се Лянь, поднимая голову и встречаясь с обеспокоенным взглядом супруга.       — Тебе всё можно, гэгэ, — тут же пытается реабилитироваться Хуа Чэн, тщательней подбирая слова. — Просто…я не хочу пачкать твою кожу своим именем.       — Ты не испачкаешь её, Сань Лан! И только не говори, что ты этого не заслуживаешь, — опережает его Се Лянь, догадавшись о том, какие мысли витают в голове у его мужа, и Хуа Чэн захлопывает рот, пристыженно опуская взгляд.       — Но это…разве это не богохульство — своими же руками набивать своё же имя на теле бога?       Се Лянь удивлённо приподнимает брови и пораженно вздыхает, а на губы ложится снисходительная усмешка.       — Богохульство? А не большим ли богохульством были те моменты, когда ты ублажал своего бога языком? — он чуть ухмыляется, когда на скулах демона вспыхивает румянец от неожиданного сравнения. — Или когда занимался с ним сексом полночи, доводя до изнеможения и заставляя его умолять тебя? Или, может быть, когда ты брал меня прямо за пологом в Игорном доме, когда толпа демонов внизу делала ставки? Это ли не богохульство, если уж на то пошло? Я могу продолжать дальше.       — Последнее было твоей идеей! — словно пытаясь оправдаться, чуть обиженно произносит Хуа Чэн, очаровательно дуясь, когда Се Лянь поглаживает его по голове с довольной улыбкой на лице. — И я больше склонен думать, что это своего рода поклонение, а не богохульство.       Се Лянь фыркает, останавливаясь на ничьей в этом споре, и уже мягче смотрит на своего возлюбленного.       — Сань Лан, милый, я правда не вижу в этом ничего плохого. Я просто…ты столько для меня делаешь, даже отдал свой прах, всеми своими поступками показывая, что любишь меня, но не даёшь мне сделать того же. Я знаю, что мои чувства к тебе не сходятся на одной татуировке, но я искренне хочу это сделать, — он слегка приподнимает подбородок демона, заглядывая ему в глаз и видя там искры восхищения. — Я хочу показать тебе, что ты стоишь всей той любви, которую отдаешь мне сам. Что я люблю тебя не меньше. Ты позволишь мне это? Если ты сильно против, Сань Лан, я не буду её делать, но…       — Нет, — прерывает его Хуа Чэн, приподнимаясь над кроватью и ласково целуя мягкие губы. — Я…если гэгэ искренне этого хочет, я не буду против. Мне, на самом деле, безумно приятно, что ты хочешь это сделать для меня, — признаётся демон, улыбаясь в поцелуй и ловя благодарный взгляд своего принца. — Только я сам набью её тебе.       Се Лянь фыркает, целуя своего мужа в нос.       — Как будто я позволю кому-то другому сделать это.       Хуа Чэн ухмыляется и тянется за новым поцелуем.       — Куда ты хочешь, чтобы я набил её?       Се Лянь поджимает губы, задумчиво глядя на чужое тело и словно впервые об этом задумываясь. В конце концов он кладет руку на бледную грудь чуть выше того места, где когда-то билось сердце, и уверенно кивает.       — Здесь. Я хочу, чтобы ты набил её здесь.       Хуа Чэн потрясённо вздыхает, в который раз поражаясь тому, чем он заслужил такую любовь у своего бога, но больше он не задаёт этот вопрос — ведь Се Лянь так часто уже на него отвечал, просто иногда Хуа Чэн всё ещё, кажется, не готов это принять.       — Как пожелаешь, гэгэ.       Они проводят в кровати ещё какое-то время, лениво обмениваясь прикосновениями и объятиями, прежде чем всё же покидают супружеское ложе, чтобы исполнить задуманное. Они практически не приводят себя в порядок — только надевают штаны, чтобы не ходить по комнате совсем уж обнаженными и не соблазнять друг друга на ещё один заход, — и Се Лянь садится за маленький столик, беря в руки кисть.       — Напиши его так, как хочешь, а я потом перенесу его на твое тело, — кратко инструктирует его Хуа Чэн, и принц согласно кивает, приступая к работе.       Совсем скоро из-под его кисти вырисовываются изящные иероглифы, лёгкие и чуть более фривольные, чем он пишет обычно, но просто для того, что его собственное тату по стилю гармонировало с татуировкой Хуа Чэна. Даже если написано оно будет куда понятнее.       — Так пойдет? — интересуется он у мужа, что заглядывает ему через плечо, сидя за спиной.       — Идеально как всегда, гэгэ, — искренее произносит Хуа Чэн, вызывая на чужом лице лёгкий румянец.       В конце концов он просит Се Ляня лечь на кушетку, чтобы ему было удобнее работать, а сам собирает волосы в тугой пучок, чтобы ничего не помешало ему в процессе, и с помощью незатейливой магии переносит изящную роспись на тело своего принца. Сам бы писать он не рискнул.       Се Лянь с интересом разглядывает своего супруга, что с такой прической и яркими следами его любви, особенно на горле, кажется ему невероятно привлекательным.       — Гэгэ, если тебе будет больно, скажи, хорошо? — вырывает его из мыслей Хуа Чэн, и только тогда принц замечает в его руках длинную иглу.       — Мне не будет больно, Сань Лан, — заверяет его Се Лянь, но вскоре сдаётся под непреклонным взглядом демона. — Хорошо, скажу, не волнуйся.       Хуа Чэн коротко вздыхает, приступая к работе. Что-то ему подсказывает, что даже если принцу действительно будет больно, он всё равно об этом не скажет, чтобы не беспокоить своего супруга, но демон не хочет развивать этот спор. Первое касание иглы волнительное для них обоих, но Хуа Чэн перебарывает себя, аккуратно прокалывая нежную кожу и загоняя под неё чернила.       Он работает молча и крайне сосредоточенно — Се Лянь и не вспомнит, когда в последний раз видел Хуа Чэна настолько серьёзным, — даже не отвлекается на свои обычные шутки и бездумные фразы. Принц вздыхает, с интересом разглядывая чужое красивое лицо, совсем не чувствуя прикосновения иглы и ни о чём не волнуясь. Вдруг одна прядка выпутывается из прически Хуа Чэна, скользнув ему на лицо и очаровательно завиваясь у виска. Се Лянь чуть улыбается, поднимая руку, чтобы заправить его демону за ухо, — тот будто и не заметил её, не переставая работать, — как Хуа Чэн вдруг останавливается, замирая над ним с поднятой в руке иглой.       — Ваше Высочество, не шевелись, пожалуйста, я не хочу испортить работу.       — Ой, прости, Сань Лан, я не подумал, — неловко улыбается Се Лянь, всё же заправляя мешающуюся прядь за чужое ухо и послушно опуская руку.       Хуа Чэн лишь качает головой и, прежде, чем вернуться к работе, наколдовывает серебряную бабочку, что с интересом кружит вокруг принца, садясь ему на правую руку. Се Лянь улыбается, наблюдая за тем, как она ползает по его пальцам и щекочет ладонь, и больше не мешает своему супругу украшать его тело своим именем.       Спустя примерно полчаса Хуа Чэн, наконец, откладывает иглу, придирчиво рассматривая результат своей работы. Ему всё ещё непривычно видеть татуировку на совершенном теле его бога и он всё ещё чувствует себя неуместно из-за того, что собственными руками выгравировал свое же имя на коже принца, но Се Лянь действительно хотел этого, и Хуа Чэн ценит этот невероятно искренний порыв, так что он не будет ничего говорить и примет это как знак любви и внимания, как и хочет того Се Лянь.       — Покажи, Сань Лан.       Демон кивает, дожидаясь, когда Се Лянь сядет ровно на кушетке, и подносит к нему зеркало. На первый взгляд татуировка кажется чём-то чужеродным и странным, и Се Лянь с искренним удивлением рассматривает её, невесомо касаясь пальцами слегка онемевшей кожи. Чёрные иероглифы изящной росписью складываются в любимое имя, и Се Лянь довольно улыбается, радуясь тому, что его муж всё же исполнил его просьбу.       — Очень красиво, Сань Лан. Спасибо тебе, — он с нежностью смотрит на мужа, видя, как черты его лица медленно разглаживаются и уходят из них напряжение и серьёзность.       — Красотой я обязан гэгэ, ведь это он написал имя своего верующего так изящно, — в своей излюбленной манере произносит Хуа Чэн, вызывая у Се Ляня смешливое фырканье, но тут же идёт на попятную. — Но если ты захочешь когда-нибудь, я могу свести её, это не сложно.       Се Лянь вздыхает, неверяще качая головой, и ласково улыбается, касаясь губ возлюбленного в нежном поцелуе.       — Я сведу её, только если Сань Лан сделает то же самое со своей.       — Никогда, — категорично отвечает Хуа Чэн, не раздумывая ни секунды.       Се Лянь смеётся, обнимая его и с удовольствием чувствуя, как чужие руки притягивают его ближе.       — Значит, и я никогда, — улыбается он, не оставляя Хуа Чэну возможности для манёвра.       Демон принимает поражение, утыкаясь лицом в плечо принца и коротко его целуя.       — Спасибо, гэгэ. Правда. Это многое для меня значит, — в конце концов произносит он после небольшой паузы, обнимая чуть сильнее, когда принц начинает гладить его по голове.       Он скашивает взгляд, украдкой рассматривая чёрные узоры на коже Се Ляня прямо над сердцем, и не может сдержать эмоций. Хуа Чэн думал, что не сможет влюбиться в этого человека сильнее, но принц с каждым днём даёт для этого всё больше поводов.       А теперь он решил носить его, демона, имя прямо рядом с сердцем, словно показывая, как сильно он на самом деле дорожит Хуа Чэном. И прелесть в том, что кроме них никто эту татуировку больше не увидит — это только для них двоих, молчаливое признание, запечатлённое чернилами и закреплённое под кожей иглой.       Только теперь Хуа Чэн понимает, почему Се Лянь был так тронут, когда понял, что именно написано на его предплечье. Как это, оказывается, смущает и восхищает одновременно. И какую безграничную любовь в сердце это разжигает.       Он всё же поднимает голову, сталкиваясь с заботливым взглядом Се Ляня, что смотрит на него с такой нежностью, что Хуа Чэн не может удержаться от поцелуя. Принц улыбается, чувствуя себя невероятно счастливым.       — Спасибо тебе, гэгэ.       Хуа Чэн шепчет эти слова в его губы, и Се Лянь понимает, что нет ничего, что он не сделал бы для своего супруга, лишь бы тот чувствовал, что его любят.