Серебряное проклятие

﹏﹏﹏~ஜ✤ஜ~﹏﹏﹏

      Хо не осознавал всех масштабов катастрофы, которую сам же и устроил. Его одурманенный чувствами разум не давал разглядеть за нежным образом веснушчатого улыбчивого ангелочка вполне себе взрослый, хитрый и коварный разум. Удивительные способности Ликси его не пугали так, как отшельника Хенджина, а напротив — восхищали. Этот мальчик был воплощением света, хрупкости и волшебства, которых так не хватало Минхо долгие столетия. И он даже не задумывался о том, почему, собственно, так желает и ищет всю эту нежность, отринув скептицизм и холод прошлого. Минхо будто бы переродился. Минхо будто бы обрел крылья и парил где-то меж облаков.       Пока не пришлось упасть.       Посреди гостиной кузена стояли бок о бок двое молодых вампирчиков. Один — серебряное чудо в белой летящей рубашке с легким кружевом у горла, темных тонких брюках и коротком приталенном черном пиджачке. Само воплощение нежности и элегантности. Идеал, который не стыдно любить. Второй — лохматое недоразумение в рваных широких джинсах, безразмерном худи и с огромными яркими наушниками на смуглой шее. У незнакомого вампиренка были пухлые милые щёчки, очаровательно-наивный взгляд глаз, маленький ротик и в целом какое-то трогательно-детское личико. Но все же каноничным стандартам вампирической ослепительности этот парень не соответствовал. Милый? Да. Но так же неряшливый, нескладный и уж точно не такой ослепительно прекрасный, как Ликси или сам Минхо.       Минхо не понимал, что происходит, а Ликси радостно вещал:       — Хо, я обратил Джисона сегодня в клубе! Он уже очень давно хотел познакомиться с тобой! Ты ему сильно нравишься. И я подумал, что это было бы прекрасно! Мы бы жили двумя счастливыми парами. Вот ты с Джи, а я с Хенджином. Ну, Джи, скажи же что-нибудь!       Юный вампирчик неловко улыбнулся, помахал рукой и потупил взор. Ему явно было неуютно во всей этой ситуации и в окружении инфернальных незнакомцев.       Минхо нервно постучал пальцами по бедру и нахмурился. Серебряный ангел как всегда нес проблемы в их жизнь. Прямо таки ворох проблем.       — Ликси, солнце, скажи ещё раз, пожалуйста. Где ты взял этого вампиренка? — поинтересовался Хо осторожно, все ещё надеясь, что ослышался.       — Да, Ликси, солнце, расскажи-ка по подробнее! Нам очень интересно! — издевательски протянул Хенджин.       Его эта ситуация явно каким-то нездоровым образом забавляла. И Минхо решительно не понимал, что брат находит в этом забавного.       Феликс просиял ярчайшей из улыбок, услышав просьбу от Хенджина. Обожание, льющееся из его глаз, было таким очевидным, что Хо хотелось то ли блевануть, то ли удавиться.       — Я познакомился с Джи неделю назад, — захлебываясь желанием рассказать все своему крашу, затараторил Феликс, — он сразу признался, что ему нравится наш Хо, а я понаблюдал немного и решил, что Джи отличный парень и подходит Хо, вот! Поэтому я обратил его и привел сюда.       — Боже, Ликси, но так нельзя! — схватился за голову в отчаянии Минхо.       — Почему? — Надул губки серебряный. — Ты же вот меня так и обратил!       — Мне пять веков, Ликси, а не пять недель! Я полноценный взрослый вампир, знающий все правила и способный воспитать потомка.       — Ага, поэтому ты обратил его чужой кровью без спроса? — хмыкнул все ещё нездорово весёлый Хенджин.       — Это тут ни при чем в данный момент! Я не спросил, да, но твоя кровь, Хенджин, тоже кровь взрослого вампира.       — А что не так с моей кровью? — немного обиженно протянул Феликс.       — Дело не в крови, солнце, а в том, что ты не можешь пока нести ответственность за чужую жизнь. Если твоего Джи обнаружат, то его, вероятно, заберут у нас, а может, даже решат, что он не может жить дальше среди вампиров.       — То есть его прогонят?       — Нет, дурак, его убьют, — совсем не деликатно пояснил Хенджин.       Молчавший до этого Джи нервно сглотнул и пропищал испуганным фальцетом:       — Я не хочу умирать!       Хо бросил на друга осуждающий взгляд и поднял руки в примирительном жесте:       — Все хорошо, Джисон, никто тебя не убьет. Но какое-то время суть твоего происхождения лучше держать в тайне. Я вполне смогу солгать, что ты мой потомок, лет через десять, когда ваша связь с Феликсом ослабеет. А пока тебе придется скрываться.       — Удачи вам в этом, — растянул губы в злорадной улыбке Хенджин.       — Это ещё что за намек? — нахмурился Хо, чуя подвох.       — Никакого намека, просто я жду гостей.       — К-каких гостей?       — Бан Чана.       Хо вздрогнул и шокированно обернулся к кузену. Тот невозмутимо изучал свежий черный лак на своих ногтях.       — Какого хрена, Хенджин?       — Ребята, если что, я не завершил оборот Джисона. Ну и… Мы могли бы его не завершать? — внёс идиотское предложение Феликс.       Минхо поразился такой жестокой идее, исходящей от ангельского создания, каким виделся ему Феликс. Джи нервно сглотнул. Сути он явно не понял, но напряжённую атмосферу уловил.       — Вообще-то за убийство людей полагается наказание. А так как ты, Феликс, мое дитя, то и наказание буду нести я. Так что, дайте этому вашему Джи крови и будем решать проблемы по мере возникновения! — возразил Хенджин, а затем добавил, укоризненно заглянув Хо в глаза, — И чему ты его только учишь?       — Тому, чему должен ты! — проворчал недовольно Хо.       — К-кровь? — испуганно протянул вдруг лохматый вампиренок, очнувшись от своей странной прострации.       Все взгляды обратились в его сторону. Вид парнишка имел странно-болезненный. Какой-то чересчур бледный для новообращенного и до жути испуганный.       — Никакой крови! — вскрикнул он неожиданно громко и истерично, а затем судорожно и беспрерывно замотал головой.       — Феликс? — протянул Хенджин как-то совсем не добро.       — Малыш, как ты собираешься стать вампиром, если не будешь пить кровь? — мягко спросил у лохматого Минхо.       — В-вампиром? — переспросил парнишка, побледнев ещё больше, хотя казалось бы, куда уж больше-то.       Он будто и не слышал всех тех разговоров, что до этого звучали в гостиной.       — Ликси, солнце, ты объяснил, куда и зачем ведёшь парнишку? — спросил Минхо, чувствуя, как начинает терять самообладание.       — Я спросил у него, на что он готов, чтобы быть с тобой. Джи сказал, что на все. Я его заворожил, чтобы он не пугался, и обратил, — немного растерянно ответил Феликс.       — Класс, — с явным сарказмом всплеснул руками Хенджин, а после перевел взгляд на затравленно сжавшегося в углу Джисона. — Ну, раз был готов на все, значит, пей кровь!       — Нет! — взвизгнул бледный парень и мелко затрясся.       — Да почему нет-то? — возмутился Феликс.       — Я… Я ее боюсь, — опустив пониже голову и резко снизив громкость почти до шёпота, пробормотал вампиренок.       Тут Хенджин не выдержал и расхохотался. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Нежность губ была пикантно окрашена ярким привкусом свежей крови. Крови, что совсем недавно покинула податливое, влажное от пота тело, льнущее к рукам Хенджина и изгибающиеся в такт ритмичным движениям.       Накормить свою жертву ее же жизненным эликсиром — это был какой-то отдельный странный пунктик в голове вампира. Всякий раз, когда юркий язычок жадно слизывал бордовую влагу с губ, трепещущих от лихорадочного сбивчивого дыхания, черное вампирское сердце заходилось в экстазе эйфории. Это было так безумно сексуально, сакрально, волшебно…       Пальцы двинулись вдоль скользкой потной спины, чтобы перехватить дрожащую жертву удобнее и ускорить ритм, насколько хватит сил.       Мальчишку хотелось выпить до дна, а после еще долго трахать мягкое податливое тело, заглядывая в шоколад глаз и наблюдая, как жизнь ускользает из них, растворяясь в венах сытого вампира.       Такого себе Хенджин позволить не мог. Уже много веков не делал подобного. Но и желаний таких давно не возникало. Этот маленький серебряный лучик то ли солнца, то ли далекой волшебной звезды, был настоящим произведением искусства. Подобного ему художник в душе Хенджина давно не встречал. Вот и лезли теперь в голову идеи украсть волшебство из юного тела и присвоить себе навсегда.       Но все, что Хенджин мог себе позволить, это рассыпать рваные поцелуи на веснушчатых плечах, наслаждаться дурманящим ароматом нежной кожи и делать редкие драгоценные глотки из горячего открытого источника на подставляющейся под его клыки, гибкой шее.       Хенджин уплыл на миг в эйфорию размышлений, но требовательно захныкавшее тело под ним вернуло с небес в жар постельного безумия.       Он отпустил хватку, и мальчишка бессильно упал на смятые простыни, извиваясь в сладкой истоме, заламывая красивые брови в муке желания, протягивая руки к вампиру и бессильно хватая воздух пальцами. Хенджин любовался.       Ему хотелось сохранить этот образ и пронести с собой сквозь летаргию сна, чтобы потом запечатлеть на холсте эти ломкие странные позы ищущих рук, эти распахнутые в жажде стройные ноги, этот вздымающийся часто, украшенный штрихами пресса живот и влажную полупрозрачную ниточку на нем, идущую от налившейся кровью ярко-розовой головки красивого, увитого кружевом синеватых вен члена. Тело мальчишки со всеми этими трогательными веснушками и плавными рельефами напряженных мышц было таким же прекрасным, как и его лицо. Он весь был словно соткан из солнечного света и жара желания.       Хенджин не мог долго любоваться, не мог терпеть жажды внутри себя. Слишком сладкой была жертва. Слишком сильным соблазн.       Припадая коршуном к этому невозможному созданию, он слизывал капли сладко-соленой влаги со вздрагивающего пресса и слушал музыку чужих высоких стонов.       — Хенджин, — пели пухлые губы, — Теперь ты навсегда мой, Хенджин, теперь я могу делать с тобой все, что захочу, как ты со мной тогда.       Голос стал ниже, пуская рябь мурашек по коже Хенджина. В таком тембре этот голос был ещё краше, ещё желанней. Губы распахнулись, чтобы сомкнуться на влажной манящей головке чужого члена, а нашли только воздух, вырывающийся со свистом из собственной груди.       Хенджин распахнул глаза, совершенно дезориентированный и теми грезами, что все ещё мелькали перед глазами, и самим фактом своего сна.       Он не пил крови уже пару месяцев. Слишком долго. Такие вот провалы в летаргию являлись ненавязчивыми звоночками для всякого вампира, что стоит оборвать период воздержания. Но Хенджин не любил «мертвой» крови из пакета, а «живая»… После Феликса ему претили жертвы, что не были хотя бы так же хороши. Ему хотелось идеальности. Идеальность найти было слишком сложно.       Однако сны в летаргии, да еще такие яркие, это что-то новенькое. Как правило, в состоянии слишком долгого воздержания от крови он становился медлительным, флегматичным, равнодушным ко всему и до крайности безэмоциональным.       Тогда откуда же эти дурацкие эротические грезы?       Хенджин точно помнил, что начались они с попытки гипноза от Феликса, но объяснить себе все равно их наличие никак не мог.       Он вздохнул, успокаиваясь и пытаясь отстраниться от соблазнительной картинки перед глазами, закрыл глаза и растер рукой сонное лицо.       — Проснулся, мой любимый, — раздался вдруг тягучий шепот в самое ухо.       Хенджин резко подскочил на кровати и дернулся в сторону, будто от змеи, что может ужалить. Рядом сидел серебряный вампиреныш, по пояс завернутый в мягкую ткань шелковой простыни, а выше пояса обнаженный и сияющий всем великолепием волшебных линий из предательского сна.       Взгляд Хенджина застыл на плечах, усыпанных бледными веснушками, будто примагниченный. В горло пробрался странный страх, сковавший связки и не дающий вымолвить и слова возмущения.       — Ты сейчас такой дезориентированный и такой слабый, мой Хенджина. Стоит попробовать ещё раз, как думаешь? — сказало это прекрасное чудовище и ослепило яркой клыкастой улыбкой.       Хенджин мгновенно почувствовал, что Феликс, еще ничего не приказав, уже накрепко сковал его душу своим гипнотическим тембром. Внутренне он бился в отчаянии, но какая-то его часть уже покорно сдавалась и лишь ждала, что же будет дальше…       — Мне кажется, такому усталому вампирчику не помешает расслабляющая теплая ванна с морской солью и лепестками роз, как думаешь? — обманчиво-ласково пропело приговор Хенджину милое создание перед ним.       В глазах загорелся неподдельный ужас. Тело мелко задрожало в попытке сопротивляться, но Хенджин чувствовал, что его ноги уже готовы подчиниться и идти, куда велят. Вот только он не знал куда. Ведь в его доме такого орудия пыток, как ванна, никогда не водилось.       Маленькая ладонь ласково погладила темные пряди у лба Хенджина, отвела их в сторону и заправила за ухо. Вампиреныш снова счастливо и безумно улыбнулся, а затем успокаивающе протянул:       — Я все знаю, Хенджина, тебе нечего бояться. Порой просто нужно отпустить ситуацию и плыть по течению. Я купил нужный нам предмет интерьера, не бойся. Ванна в моей комнате. Ты ведь ни разу у меня не был? Пойдем! Тебе очень понравится. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Минхо флегматично переливал самый безумный в его жизни коктейль в непрозрачный пластик стакана, планируя потом накрыть его такой же непрозрачной крышкой, воткнуть трубочку, отнести Джисону и молиться, чтобы хоть на этот раз попытка кормления не вылилась в паническую атаку. Рецепт был безумен, но внушал надежду. Густая бледно-розовая жидкость пахла клубничным ароматизатором и ничем не напоминала то, что на самом деле положено употреблять вампирам. Молоко, мороженое, клубничный сироп, клубничный ароматизатор, чтобы уж наверняка, и первая положительная из пакета.       Идеально, не правда ли?       На взгляд Минхо это было определено идеально, только вот все ещё оставалось не ясным, какого черта именно он всем этим занимался. Дурацкий лохматый новообращенный с дурацкой гемофобией был, конечно, подарком для Хо. Но формально все же являлся потомком Феликса, а значит, и Хенджина. Да и в целом, был этот подарок какой-то совсем не подарок! Разве что улыбался Минхо так, будто он не вампир, а выигрышный лотерейный билетик.       Все в душе Хо бунтовало против несправедливости жизни, когда проплывшие мимо него в сторону комнаты Ликси, полностью обнаженные Хенджин и серебряный ангел сделали этот день еще гаже. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Хенджин ощущал себя медузой, пережеванной острыми краями прибрежных скал и равнодушно выплюнутой на берег с очередным приливом. Существом, что бесформенной желеобразной массой обречено погибать под лучами жалящего солнца. Медузой без воли и сил, без права на выбор и надежды на спасение. Жалкой, слабой и до крайности глупой медузой, которая в наивности своей подплыла сама так близко к погибели.       Солнце, что так страшило дрожащаю прозрачную медузовую душу Хенджина, сидело рядом. Перебирало маленьким пальчиком алые лепестки, плававшие на поверхности проклятой воды, и шептало то ли сладко, то ли зловеще:       — Тебе нечего бояться, мой любимый вампир, я помогу тебе преодолеть эту слабость, а сейчас просто отдайся ей, прочувствуй каждой клеточкой. Вы, глупые старички, так воды боитесь и так мечтаете почувствовать хоть на миг снова, каково быть человеком. Знаешь, каково? Вот прямо так, как тебе сейчас! Расслабься и чувствуй.       Хенджин чувствовал.       Страх. Бессилие. Покорность чужой навязанной воле. Неизвестность впереди.       Хенджин чувствовал… Смертность?       Это было ужасно, но так завораживающе, что он на миг даже отпустил все свое непримиримое стремление вырваться из плена чужого гипноза. Казалось, еще чуть-чуть и по его черным венам побежит алая жизнь, впитанная сквозь поры кожи прямо из плавающих в воде густым ковром живых лепестков. Чувство слабости стало вдруг музыкой в теле, а не кошмаром безысходности.       Хенджин в неожиданном наслаждении прикрыл ресницы и откинул расслабленно голову на разогретый водой металлический бортик его личной пыточной. Он понял по дыханию на щеке, что лицо Феликса приблизилось, за секунду до того, как мягкие губы коснулись скулы. И это прикосновение тоже было каким-то не таким. Более ярким и более опасным. Будто под губами мальчишки был вовсе не мягкий упругий шелк кожи, а древний истлевший от прожитых столетий пергамент. Казалось, стоит тронуть — рассыпется в пыль и смешается с благоухающей водой, превращая ту в грязную муть застоявшегося пруда.       Но Феликс тронул. А затем тронул еще. Проложил легкую тропинку нежных касаний от скулы к губам. И Хенджин не рассыпался. Разве что в затаенном в глубине души, постыдном удовольствии.       Хенджин плавился в этом погибельном таинстве, не открывая глаз и не смея подавать признаков собственного странного наслаждения. Прохладные губы рисовали узоры нежных поцелуев, танцуя по всему лицу Хенджина, но всякий раз замирая у приоткрытого рта, будто в нерешительности. Маленькие пальчики плясали по груди, плечам, шее, но не спускались под воду. И всему этому время от времени вторил тихий шепот:       — Разве это так сложно, Хенджина?.. Просто будь со мной… Мне больше ничего не нужно… Только твоя любовь… Я ведь не виноват в том, что ты меня так жестоко собой покорил… У меня все мысли путаются, когда твое прекрасное лицо вижу… Ты само божество, мой любимый… Просто прими это… Прими меня… И полюби… Хотя бы чуть-чуть…       Хенджин не слышал магии гипноза в этом вкрадчивом шепоте. Но тот будто вонзался в его вампирское сердце невидимыми нитями, оплетал его черноту плотным коконом и тянул. Тянул на себя до боли, заставляя сочувственно сжиматься в ответ на звучащее в откровенных словах отчаяние. Хенджин не хотел отвечать на эти голодные неправильные чувства. Вот только, кажется, сам не заметил, что и сам в них давным давно увяз.       Сквозь туман невозможной расслабленности почти уплывшего сознания Хенджин ощутил, как неожиданно сильные руки Феликса вытаскивают его из воды, вытирают насухо ватное тело, подхватывают под коленями, вскидывают в воздух и несут на широкую кровать, стоящую в углу той же комнаты. Комнаты Феликса, где Хенджин никогда прежде не был.       Странный интерьер он разглядывать сейчас был не в силах. Он был лишь в силах мысленно примиряться с тем, что вот-вот грозило последовать дальше. Его тело слабое, ломкое, безвольное, почти безжизненное, должен был забрать себе целиком и полностью маленький серебряный демон. Хенджин не смог бы с этим жить. Как только Феликс закончил бы и напоил кровью, он хотел выйти из квартиры и встретить свой последний рассвет, развеявшись пеплом. Хенджин не желал достаться Феликсу. Желал остаться верным себе хотя бы душой.       Вот только…       Мальчишка взял графин с темно-красной жидкостью с прикроватного столика и улегся рядом с Хенджином. Юная красивая кожа почти сияла в мягком свете торшера, приковывая взгляд обессиленного старшего. Серебряный повернул голову лицом к Хенджину, позволяя тени соблазнительно очертить овал лица, чуть прогнулся в спине и наклонил графин, проливая бордовую жидкость прямо на свое безупречное тело, позволяя брызгам рисовать на нем новые веснушки и разукрашивать узорами ткань постели.       Хенджин в отчаянии и растерянности ощущал, как в груди формируется горячий ком желания, пусть тело сейчас было слишком ослабленно и не реагировало на призывные картины, что рисовал так смело Феликс. Вместе с желанием росло и смятение. Хенджин не понимал, с чего вдруг ему что-то предлагают, а не берут. Язык рефлекторно облизывал губы, а горло сжало спазмом жажды, едва в ноздри вполз аромат пусть и «мертвой», но все же крови. — Пей, Хенджина, — промурчал Феликс совсем по-кошачьи, — ты ведь хочешь, я знаю.       И Хенджин сорвался с места, дивясь тому, что нашел в себе силы на хоть какие-то действия. Он жадно навис над телом из своих летаргических грез, слизывая желанную кровавую влагу. Язык блуждал по коже, очерчивая каждый изгиб, которого коснулась чужая кровь, а сердце разгонялись в груди с каждым сглатыванием вязкой слюны, щедро сдобренной алым наркотиком.       Наркотиком?..       Что-то было не так…       Сознание отмечало данный факт самым краем, едва заметным отблеском, пока губы впивались в уже начисто вылизанную кожу все сильнее, в паху тяжелело от совсем другой жажды, а голова все сильнее кружилась в странной эйфории.       — Ч…Что с-со мной? — выдавил с трудом Хенджин из себя, ощущая, что сил в теле все больше, а контроль напротив стремительно тает.       — Ты пьян, — хитро улыбнулся Феликс, сверкая неприкрытой похотью в шоколадных радужках и податливо прогибаясь навстречу поцелуям.       — Что ты мне подсунул? — просипел Хенджин чуть увереннее, не забывая лихорадочно ласкать губами чужие плечи и тереться возбуждением о встречное возбуждение.       Чужой шепот был сбивчивым, но все же осознанным и сильным, совсем не как его голос опьяненный кровью и страстью.       — Хенджина, не строй из себя жертву. Да, это кровь с долей наркотика. Но я не приказывал тебе сейчас ни вылизывать меня дочиста, ни после целовать мое тело. Я не гипнотизировал тебя, а лишь немного опоил, чтобы ты расслабился и выпустил на волю потаённые желания. Так скажи, Хенджина, чего желаешь сейчас?       Хенджин желал, чтобы это создание под ним не вело таких осознанных речей, а жадно стонало и молило о пощаде. Хенджин желал запечатлеть в памяти, в сердце и на сотнях холстов серебро разметавшихся волос и голодный блеск глаз. Хенджин желал…       — Тебя, — выдохнул он и впился в прекрасные губы, кусая до боли, терзая так, как этот маленький демон до этого терзал уставшую вампирскую душу, присваивая и заполняя влажный рот своим языком.       Пока только рот и только языком, но Хёнджин точно не планировал останавливаться. Руки жадно блуждали по телу, однако в этот раз Феликс не отставал. Его пальцы требовательно ткнулись в губы вампира, заставив того влажно пройтись языком сначала по ним, а затем и по всей ладони. После же эта ладонь решительно легла на член Хенджина и задвигалась в такт наркотическому желанию, бегущему в венах. Хенджин застонал от чужих ласк, чужой инициативы, чужой страсти, зеркалящей его собственную. Брать все, чего захочет, было понятно, знакомо и привычно, а вот получать что-то взамен — совершенно неожиданно и крышесносно.       Безумие, разгорающееся между двух тел, сплетающихся на кровати, росло в геометрической прогрессии. Оно палило Хенджина как желанием, так и щедрым удовольствием. Заставляло захлёбываться в похоти. Заставляло рвано дышать загнанным зверем и чувствовать себя таким беспомощно, оголенно, бесповоротно живым, что хотелось плакать. Но плакал лишь Феликс. Разводя ноги и призывно прогибаясь навстречу пальцам, скользящим внутри.       Серебряный мальчишка был чист и растянут. Он явно готовился ко всему происходящему. Может быть, даже не в первый раз. Может быть даже в каждый день с момента, как попал в обитель Хенджина. Это трогало и ранило одновременно. Хенджин чувствовал себя отчего-то таким виноватым перед этим опаляющим душу совершенством, что хотелось упасть и валяться перед ним на коленях, моля о прощении. Но все, что он мог, это дарить нежные ласки, осыпать разгоряченное тело поцелуями и ловить музыкальные стоны, вибрирующие чистым расплавленным удовольствием где-то в барабанных перепонках.       Феликсу таких ласк было мало. Этот новый, осознанный Феликс не витал в облаках наведенных грез. Он четко знал, чего хотел. Его цепкие пальчики ухватили член Хенджина и притянули того за уязвимую возбуждённую часть тела ближе, к самому входу. Вторая же рука парня бесцеремонно оттолкнула ладонь Хенджина, заставляя пальцы покинуть его нутро, а после развела ягодицы пошире. Феликс приставил влажную головку возбуждения к своему жадно пульсирующему входу, а после пробежался пальцем вдоль ствола, юрко нырнул под мошонку и надавил на чувствительную точку сразу под нею, призывая этим жестом к действию.       Все это произошло за какие-то секунды, но успело опалить Хенджина кислотой усилившегося желания, расплавить его мозг и заставить покорно толкнуться бедрами в заданном направлении. Узость чужого тела окончательно свела с ума. Решительно впившиеся в плечо и левую ягодицу ноготки смело задавали ритм, которого требовало голодное веснушчатое тело под Хенджином. А сам Хенджин таял в эйфории и не понимал, почему отказывал себе в этом удовольствии раньше.       — Хенджина, — хныкали капризно красивые губы.       Быть может, Феликс хотел что-то попросить или сказать, но все, что он мог, это повторять имя, заставляя в ответ мурчать кошкой от удовольствия.       Движения навстречу друг другу становились все более рваными и аритмичными. Тело Феликса жадно сжималось в легкой пульсации на члене Хенджина, приближая разрядку. Воздух полнился стонами, влажными безумными звуками и бессвязным шепотом. Казалось, этому безумию нет края.       А потом все закончилось.       Феликс излился первым, так и не коснувшись собственного члена, а Хенджин последовал за ним, чтобы тут же покинуть содрогающееся в экстазе нутро и припасть губами к опадающему возбуждению своего серебряного ангела, слизывая с того подтеки белесой жидкости и жадно их глотая, как глотал обычно только кровь.              Когда Феликс был тщательно вылизан, уже во второй раз за сегодня, голова Хенджина устало опустилась на его грудь. В ней, той голове, звенела блаженная пустота.       — Я тебя люблю, ты ведь знаешь? — провибрировало прямо под ухом плывущего в туманной неге Хенджина.       Сил отвечать не было, но прозвучавшие слова будто против воли зажгли маленькое солнце где-то в гортани, щекоча и заставляя выплюнуть неуверенное:       — Я… Тоже?       Феликс приподнялся на локтях, заставляя Хенджина оторвать от его груди тяжелую голову и заглянуть в шоколадные глаза.       — То есть ты спрашиваешь ещё? — нахмурился мальчишка недовольно.       «Неугомонный» — отметило устало сознание Хенджина, а губы растянулись в улыбке и мягко выдохнули:       — Просто не привык, но, видимо, люблю.       Похоже, на сегодня такое признание Феликса устраивало, потому что он просиял своей фирменной солнечной улыбкой и игриво предложил:       — Еще по глоточку крови и продолжим?       Хенджин закатил глаза, припоминая, каким был ненасытным этот упыреныш еще в человеческом теле.       — Фу, она мертвая и пьяная, — капризно фыркнул он.       — Но тебе же понравилось! — возмутился в ответ Феликс.       И Хенджину пришлось с прискорбием признать. Понравилось просто безумно. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Минхо тоскливо поглядывал на дверь Феликсовой комнаты, пока пальцы его неосознанно перебирали лохматые пряди волос сморенного летаргией вампиренка, лежащего на его коленях. С третьей попытки и третьего рецепта коктейль с кровью таки удалось впихнуть в тело этого глупыша, так что за его жизнь можно было больше не опасаться.       Но облегчение от решенной задачи с лихвой перекрывала тоска по веснушчатому мальчишке. Феликс с самого начала смотрел только на Хенджина, мечтал только о нем и говорил тоже. Никакие доводы Минхо не смогли спустить серебряное чудо с небес на землю. Минхо было жаль парня в те времена, когда Хенджин ершился и колол того своими глупыми нападками, но порадоваться теперь, когда Феликс заполучил желаемое, не выходило.       Чувство одиночества грызло заживо его усталую старую душу, и даже голова на коленях, в волосах которой Минхо пальцами скручивал все новые и новые локоны, не помогала почувствовать себя хоть кому-то нужным.       Но все же он был здесь, в гостиной комнате своего друга. Так близко к тому, кто успел украсть его сердце. И еще совсем уж рядом с тем, кто готов был отдать свое сердце самому Минхо. Все не так уж плохо. Минхо почти верил, что все уляжется на свои места и превратится со временем в уютную гармонию. Хотел верить.       И тут входная дверь без стука и спроса распахнулась.       На пороге стоял широкоплечий мужчина в старомодном плаще. Красивые полные губы были плотно сжаты, на щеках играли желваки, брови нахмурены. Весь его вид кричал о готовности вступить в битву.       Минхо нервно сглотнул. Кажется, он поторопился с выводами о возможном светлом будущем.       — Привет, Кристофер, — проговорил он робко.       — Хо? — удивился гость, вскидывая брови в красивом жесте, — А где, блять, Хенджин и его так называемая проблема?       Минхо инстинктивно прижал голову спящего вампиренка теснее к себе и кивнул жестом на дверь Феликсовой спальни. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Три вампира сидели в ряд на белоснежном диване и изображали своими лицами святую невинность. Улика, говорящая об их обмане, мирно сопела в противоположном углу того же дивана, не подозревая о том, что ее судьба, как и судьбы этих трёх, сейчас решается ещё одним присутствующим в гостиной.       — Да уж, заварили вы кашу, — протянул задумчиво Чан.       В целом игры детей его не слишком волновали. Но глупая шалость Минхо в итоге вылилась в откровенное нарушение закона. Это накладывало тень на репутацию всего клана, в случае если бы кто-то о нарушении узнал.       Чану стоило бы наказать Минхо и Хенджина. А этих двух зелёных юнцов отдать суду Верховных. Но…       Удивительный дар Феликса открывал в будущем немалые перспективы для их клана. Бизнес — вот что правило любым обществом в двадцать первом веке. Даже таким древним и консервативным обществом, как вампирское. Иметь же среди своих потомков кого-то, способного уболтать целую толпу, а то и склонить к желательным решениям другого вампира, было тем ещё тузом в рукаве. Тузы в рукавах Чан очень любил. И упустить такой козырной никак не мог. Оставалась ещё опасность, что маленький вампирчик захочет сам быть у власти и подчинить себе клан Кристофера. Но тут он целиком и полностью рассчитывал на Хенджина. То, какими влюбленными глазами новообращённый мальчик смотрел на его сына, внушало Чану уверенность, что точка воздействия на маленького манипулятора у него под рукой.       — Что ж, мое решение таково. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏       Хенджин заученно улыбался, кланялся, кивал и поддакивал, словно заведенный, выпроваживая своего родителя.       Он успел несколько раз проклясть себя за дурацкую идею избавиться от Феликса руками Чана. Так мало времени прошло. А избавляться уже не хотелось. Хотелось, наоборот, уберечь любыми способами от всех возможных опасностей.       К счастью, поначалу бушевавший гневом, Чан все же сменил его на милость. Оставил жизнь и покой не только Феликсу, но и его странному потомку, который боялся крови и не понятно как вообще выживать планировал. Родитель даже подсказал, к кому обратиться за сывороткой, скрывающей связь между вампиром и его создателем. Хенджин ведьм не сильно жаловал и надеялся справиться как-нибудь своими силами, но был Чану благодарен за такую заботу.       Чан уезжал. Буря миновала, ещё не начавшись. Счастье цвело в груди кровавым цветом, заставляя чувствовать себя не просто живым, а каким-то юным, наивным и до жути неопытным.       Все же отношений в его долгой жизни давненько не случалось.       — Хенджина, — раздалось за его спиной, едва Чан покинул, наконец, квартиру, — У тебя такой забавный папа. Строит из себя крутого, а сам та ещё булочка! Совсем как ты! Я вот только одного не понял. Если нам надо скрываться и скрывать Джи целых десять лет, то когда же мы с тобой поженимся?       Хенджин лишь устало вздохнул в ответ на счастливый щебет своего непрошибаемого серебряного солнца.       Отношения — штука сложная. ೋ﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏