Потрачено.

                    

***

       «Я знаю не спасти, если тихо уже в груди. Я знаю, не спасти уже, пусть оно догорит...»              — Что ж, мистер Пак. Ваши анализы в порядке. В целом. Так что, я думаю, мы можем провести процедуру. Прямо сейчас. Чимин поднимает пустой взгляд на доктора, что смотрит на него исподлобья. Кивает сухо, вжикая молнией толстовки и скидывая её на стул позади себя.       — Подпишите докумены. К нему разворачивают бумаги. Он подписывает их, не глядя. Черкает ручкой на трёх листах и глотает слёзы, от которых глаза и горло болят уже. Падает в кресло, запрокидывая на мягкую подушку голову и укладывая руку на плоский подлокотник.       — Ещё раз предупрежу, — вздыхает доктор, поднимаясь с кресла и подключая аппараты. — Это будет очень больно.       — Не страшно, — скрипит сорванным голосом Чимин.       — Морально. Не физически.       — Я привыкший. Справлюсь. Он сжимает губы в плотную белую линию и закрывает глаза. Голой кожи его груди касаются липкие датчики то тут, то там. Вокруг запятстья оборачивается тонкая полоса танометра. К вискам прилипают ещё квадратики с проводами. Он даже не вздагивает, когда в вену вводят иглу. Это даже не боль. Это смешно.       — Сейчас раствор подействует. Будьте готовы. Чимин готов давно. С того дня, как понял, что больше не может выживать на энергетиках, потому что не спит из-за кошмаров о нём. С того дня, как начал не просто плакать, а выть в подушку, а его сосед перестал ночевать дома, уставший слушать одичалые вопли. С того дня, как перечитываемый изо дня в день диалог вдруг оказался пустым. Удалённым, стёртым под корень. Не Чимином. У него бы никогда не поднялась рука. Также пусто, как на экране, у Чимина вдруг стало внутри. И насквозь пронзительный, ледяной ветер.       — Вдохните поглубже, — слышится приглушённо голос доктора. Писк аппарата, измеряющего пульс сперва замедляется. А потом несётся галопом, а зубы Чимина сжимаются от резкой рези в висках и груди. Поезд мерно отстукивает колёсами по рельсам. За окном бескрайние деревья и тёмно-синее беззвёздное небо. Позади Пусан, в котором они прожили большую часть жизни. Впереди Сеул. Большой, чужой, неизвестный. Рука Чонгука, держащая руку Чимина через проход над верхними полками в вагоне, потому что страшно отпустить. Даже страшно уснуть и проснуться — не найдя родных карих глаз напротив. Чимин вцепляется в длинные пальцы, как в последний раз. Ощущает ответное сжатие ладони. Тепло. Спокойно. Безопасно. Первые слезинки катятся из уголков глаз. Пульс подскакивает до девяноста. Нежные поцелуи под тёплым пуховым одеялом. Крепкие объятия, нежная кожа и сверкающие в темноте глаза. Почти чёрные. Мягкие волосы сквозь пальцы и широкие плечи, за которые Чимин держится.       — Я люблю тебя, Мими.       — Я тоже люблю тебя, Чонгу. Запальчивое, горячее, любящее. Невыносимо трепетное и бесценное. Тихий стон в губы друг друга. Чимин сжимает пальцы в кулаки и до скрежета сжимает зубы. Пушистый снег кружит город в мажорном вальсе. Счастливые улыбки, рука в руке и отражение золотых огней в глубине карих глаз.       — С новым годом, Чонгу.       — С новым годом, Мими. Снежинки оседают на длинных ресницах, путаются в пшеничных волосах.       — Хватит… — едва слышно скулит Чимин, заливаясь слезами. Пульс почти верещит на весь кабинет. Сладкие стоны, влажные поцелуи по обнажённой коже. Напряжённые мышцы бёдер, обхватывающих другие. Чимин смазанно целует губы Чонгука, двигаясь на нём из последних сил. Вплетается в тёмные волны волос, прижимая голодный рот к своей шее крепче. Царапает короткими ногтями лопатки, плечи.       — Люблю тебя… Оргазм взрывается яркой вспышкой и несдержаным рыком в золотистую кожу. Чимин растекается безвольным телом по креслу, беззвучно уже рыдая. В сердце становится нестерпимо больно, словно вакуум высасывает его. Медленно. Изощрённо. Безжалостно. Полночь гулко звенит в настенных часах. Тёплое одеяло кутает два прижавшихся друг к другу тела. Чимин перебирает пальцы Чонгука, сплетённые с его, и тянется с улыбкой к любимым губам.       — С днём рождения, Мими. Тихое хихиканье тонет в ласковом и тягучем поцелуе. Тепло, растущее внутри, вырывается наружу, обнимая коконом. Чимин звучно всхлипывает, мотая головой. Его глотку дерут рыдания и холодный воздух.       — Когда ты успел сходить в магазин? Растерянный взгляд на кучу продуктов в холодильнике. Босые ступни беспощадно жжёт кафельный пол кухни.       — Не стал будить тебя. Захотелось побыть одному. Хмурый взгляд карих глаз прячется в экране телефона. Чимин впервые ударяется о стеклянную стену, выросшую между ними. Его крепко сжавшегося кулака касаются холодные пальцы, заставляя немного ослабить хватку. На ладони, среди уже заживших рубцов, появляются новые полукруглые раны.       — Чонгу, что случилось?       — Всё в порядке, Чимин.       — Прекрати! Я же вижу, что что-то не так. Ты больше…мне не хватает тебя, Чонгу. Ты перестал говорить со мной о том, что тебя тревожит. Ты.ты нужен мне, Чонгу.       — Ты надумываешь, Чимин. Между нами всё так, как и было. Меня сжирает новая работа, я чертовски устаю.       — Так сильно, что тебе не хватает времени набрать мне хоть раз в день? Мы даже дома едва ли видимся…       — Да. Чимин впервые разбивается о стену из двойного стекла.       — Скоро всё кончится, мистер Пак, — как сквозь вату звучит голос доктора. Чимин кончится скоро тоже.       — Как я выглядел вчера? — бесцветно спрашивает Чимин, болтая кофе в стакане.       — Нормально, — Чонгук не отрывает глаз от телефона.       — Я купил новый костюм для этой выставки.       — М. Пицца на столе между ними остыла. Что-то между ними тоже.       — Ещё немного…       — С новым годом, Чон…       — Чимин, я жду важного звонка от родителей из Пусана, не занимай линию! Короткие гудки. Жгучие по щекам слёзы. Чимин не узнаёт своё собственное отражение. Чимин не узнаёт Чонгука, чья иконка контакта горит онлайном до утра. Как и догорает окончательно что-то между ними. Чимин, кажется, задыхается. Под закрытыми веками мельтешащие яркие картинки преобразуются в единую ленту из коротких кадров.       — Я правда люблю тебя, Чонгу.       — Я знаю.       — Ты всегда знал.       — Но тебе нужно сменить фокус, Чимин. Займись собой. Тебе будет полезно.       — Прощай, Чонгук.       — Удачи, Чимин. Холодное объятие. Последнее объятие. Чимин замирает в кресле. Слёзы подсыхают на впалых щеках. Бесконечный диалог длиной в полтора года. Десятки фотографий и обещаний. Сотни голосовых сообщений со слезами и обещаниями. Неискреннее «люблю» и жадное «я скучаю». Хладнокровное «ты всё себе надумываешь» и обречённое «мне тебя не хватает». Пустота. И тысячи стёртых навеки сообщений. Стёртая навсегда память о них. Чимин открывает глаза, глядя в белый потолок. От его висков и груди неприятно отлипают датчики, и мерный звук его пульса прекращается. Кабинет погружается в тишину. С его запястья исчезает танометр, а голого плеча касается тёплая ладонь.       — Как вы, мистер Пак?       — Что я здесь делаю? — хмурится Чимин. — Кто вы?       — Меня зовут доктор Чхве, — поджимает губы мужчина. — Я доктор, к которому вы обратились, чтобы стереть часть памяти и человека из прошлого.       — Кого? Уголок губ доктора дёргается в печальной улыбке. Лёгкость в груди Чимина больше не пустота.