Мати Тиамат и дщерь ее Тейлор

***

      Она не знала сколько времени она была без сознания. Она помнила, что очень долго, словно месяцы находилась под толщей темной и соленой воды, среди грязи и пепла. Ощущала, как она была одинока, заброшена всеми и ненавидима. Сквозь воду она вдалеке, среди звезд, она увидела какую-ту спираль, спускавшуюся к ней, а затем услышала ласковый голос и слова, что на самом деле были нотами песни. Но она поняла, что голос говорил ей, даже если это были совсем не человеческий язык.       И она успокоилась, позволила ласке захватить себя. Агония боли, преследовавшая ее с тех пор, как ее затолкнули в шкафчик наконец утихала, сменяясь этими сладкими обещаниями, любовью и добротой.       Пусть все это было бы недолгим, всего лишь сном от которого она очнется где-нибудь в больнице, а затем окунется в свой обычный кошмар, каким были ее повседневная и школьная жизни, она была бы не против. Потому что она хранила бы память об этом сне до скончания времен.       Этот голос и эта песня напоминали те дни, когда мама была еще жива, отец был более улыбчивым человеком, который не был таким безумным трудоголиком, редко появлявшимся дома. Они втроем были крепкой и счастливой семьей, что было редкостью в Броктон-Бей с тех пор, как город начал умирать. Тейлор знала, что некоторые люди в пытались найти свое счастье на дне бутылки с алкоголем или используя наркотики. Но в те времена Тейлор была счастлива, потому что у нее были ее любимые родители и лучшая подруга Эмма с которой она могла делать разные глупости. Не о чем было беспокоиться.       Но затем голос становился тише, вода и грязь перестали касаться Тейлор, а спираль среди звезд медленно исчезала, словно и не было ее никогда.       Песня сменилась мерным писком, толща темной воды над ней белым кафельным потолком, запах соленой воды запахом лекарств и чистящих больничных средств. Отстранено она поняла, что наконец-то проснулась и все вернется на круги своя. То есть на круги Ада, которыми и была ее жизнь.       Палата была чистой и в какой-то мере ухоженной, но аппаратура была старой, а мебель обшарпанной. Это не была больница Броктон Дженералс или Центральная больница. Скорее одна из тех старых больниц на которые выделяли бюджет лишь по той причине, что ее могла посетить Панацея. Тейлор с трудом могла представить знаменитую героиню-целительницу из Новой Волны в подобном месте. Обычно герои посещают более представительные места, красивые, ухоженные и совсем не похожие на настоящий Броктон-Бей.       Следующим, что заметила Тейлор, были бинты, которыми было обвязано ее тело, практически превращая ее в мумию. Помимо стерильного запаха бинтов она также чувствовала запах лекарств, которыми были пропитаны бинты. Какая-то зеленка, что ли? Она не могла понять его полностью и стараться узнать было бы бесполезно, так как у Тейлор довольно базовые знание медицинских препаратов.       В маленьком помещении палаты не было никого, кроме самой Тейлор, за окном с видом на многочисленные заброшенные здания было также видно, что солнце уже садилось за горизонт. Вероятно, скоро должна была прийти медсестра для вечернего обхода. Несколько раз Тейлор доводилось уже лежать в больнице, когда времена были получше и родители могли позволить побеспокоиться за ее здоровье достаточно сильно, чтобы отправить ее в больницу из-за бронхита. Медсестры тогда приходили, чтобы проверить пациентов три раза в день, утром до завтрака, днем после обеда и вечером до или после ужина.       Затем она заметила, что в ее руке был катетер к которому был подсоединен какой-то пакет, вероятно с питательными веществами или чем-то подобным.       Нехорошая мысль пришла в ее голову. Такие аппараты не нужны, когда находишься без сознания всего несколько часов или может сутки. В книгах, которые ей довелось прочитать было сказано, что подобные решения предпринимаются, если пациент находится в коме или серьезно пострадал, настолько, что нужно погрузить его в медикаментозную кому на неопределенный срок.       Сухим языком она облизала не менее сухие губы, она хотела пить. И есть. Желательно чего-то размером со слона, если судить по пустоте ее желудка.       Внимательным взглядом, ощущая растущую панику внутри себя, Тейлор осмотрела себя, те части, которые не были забинтованы. Болезненно-бледная кожа, тощая до костей, а также явно ощущалась слабость. Так не должно быть, если ее просто заперли в шкафчике где она получила пару порезов, которые могли заразиться из-за того мусора. Правда ведь? Она не знала, насколько хуже были те раны и что за последствия они доставили ее организму.       Когда стресс уже достигал своего пика Тейлор услышала песню внутри своего сознания. Голос ее матери пел ей колыбельную, напевал простой мотив, чьи слова не были человеческими, но она интерпретировала их в слова. Голос пел, что все будет хорошо, потому что мама не даст свое дитя в обиду.       Непроизвольно ее тело начало расслабляться, глаза на мгновение закрылись. Затем подул сильный ветер из открытых окном, принося запах соленого морского воздуха, совсем не похожего на тот, что должен был быть в Броктон-Бей. На самом деле в этой части города, далекой от залива, не должно было вообще чувствоваться такого запаха.       Затем запах неумолимо изменился, заставив ее открыть свои глаза. Теперь песня исходила не из головы, словно по ее непрошенному желанию, мама пришла к ней стала петь, склонившись над Тейлор. Прекрасное бледное лицо, что давно уже не видела света солнца, склонилось над ней. Глаза этой женщины были закрыты и она явно была сосредоточена, чтобы петь свои ноты ей, которые переводились ее мозгом в нормальные слова.       Женщина была неземной красоты, словно она из тех масок, чьи силы дали ей не только невероятную силу, но и красоту. Но в отличии от тех масок, к этой женщине она не чувствовала зависти. Каким-то седьмым чувством Тейлор чувствовала любовь этой женщины к ней. Ее волосы, бледные и голубовато-серебристые спускали аж самого пола, задевая ее лицо, в нос ударил приятный запах соленого моря.       Затем она подумала о странности того, что эта маска просто взяла и пришла в эту никому не нужную больницу, чтобы успокоить ее, напевая колыбельную песню. Страх того, что она может воздействовать на разум ушел, потому что чем она была важна? Она никчемная и никому ненужная Тейлор Эберт.       Словно уловив это в ее мыслях, глаза красивой женщины-парачеловека открылись, показав их мягкую розовую красоту. С любящим упреком она посмотрела на Тейлор и пропела пару нот.       Тейлор стало стыдно и она опустила голову, словно нашкодивший ребенок перед своей матерью, она бормотала слабым голосом свои извинения этой женщине.       Песня женщина сразу изменилась, она успокаивала, говорила о любви матери к ребенку, что худшее позади и вместе они справятся с любыми невзгодами. Уже забытое за годы легкое чувство поселилось в Тейлор, напоминая о ее матери, когда она читала ей вслух очередную книгу, тогда где-то рядом был и ее отец, готовя на заднем дворе барбекю.       Слезы потекли из глаз Тейлор, в своей слабости она не могла поднять даже своих рук, чтобы обнять неизвестную женщину. Но женщина словно поняла ее желание, нежно обняв заплакавшую девочка-подростка, напевая воздушную песню. Под ее звуки Тейлор не заметила того, как она заснула, а песня продолжала звучать даже во сне, защищая ее кошмаров и навевая добрые сны.       В следующий раз, когда Тейлор проснулась она чувствовала себя лучше. Бинтов было меньше, кожа выглядела более здоровой и костей уже не было видно. Маска ушла, но все еще чувствовала ее приятный запах и успокаивающее и любящее присутствие.       Было странно осознавать, что такая маска пришла в такую неважную больницу и успокоила ее.       Запах лекарств стал слабее в комнате, сменившись легким и почти незаметным морским бризом, как от той женщины. Он словно обладал частичкой ее присутствия, принося расслабление и обещание лучших дней.       Она сглотнула ком в горле, когда вспомнила как повела себя в присутствии маски. Ей было стыдно, но маленькой логичной частью своего разума она понимала, что такая забота, вероятно, была частью ее работы.       Где-то когда-то Тейлор читала, что важно эмоциональное состояние пациента во время лечения. Что-то о том, что настроенный на лучший исход пациент лучше идет на поправку, чем тот кто убежден в фатальном исходе.       Но также было странно представлять, что хоть кто-то пошел на то, чтобы нанять властелина, способного влиять на эмоции, хоть на какую-то работу. Кого не спроси, но все не любят властелинов, сразу вспоминая кого-то вроде Сердцееда из Канады, Губителя Симург, которая сводит с ума целые страны и кто знает какие еще есть кошмарные властелины в одной только Америке.       Сама Тейлор сейчас помимо стыда испытывала и благодарность неназвавшейся маске. Не было ни капли страха, потому что она помогла ей успокоиться и спать крепким и приятным сном, чего не случалось со времен летнего лагеря.       Солнце ярко освещало палату, как бы говоря, что сейчас полдень или где-то около того. Такая погода была не характерна для Броктон-Бея, особенно зимой. Тейлор помнила, что когда она пошла в школу после зимних каникул, то было лишь начала января. Она не могла представить, что была в коме больше трех месяцев. Из собственной веры в это, конечно же, а не потому что у нее есть какие-то экзотические знание о коматозном состоянии.       Белая дверь в палату из какого-то материала, похожего на пластик открылась и зашла медсестра пожилого возраста в белой униформе с красным крестом на фартуке. Глазами она уткнулась в деревянный планшет в своих руках, делая там какие-то заметки синей пластиковой ручку. Затем она подняла лицо и Тейлор ее разглядела. Уставшее лицо с чем-то стервозным, глаза ее были красными, вероятно она много работает в этой больнице, может недавно была на ночной смене, хотя это было сомнительно.       Медсестра несколько раз моргнула, смотря на Тейлор, будто не веря в то, что она жива. Ее зеленые глаза обратились к планшету и стали двигаться, когда читала что-то в своем планшете. — Мисс Эберт? – Она явно это прошептала себе под нос, но Тейлор ее отчетливо услышала. Может она сказала это громче, чем того хотела, а стены отразили этот звук, донеся его до Тейлор?       Тейлор решила не отвечать, догадываясь, что это был риторический вопрос.       Неверующим взглядом медсестра смотрела, то на Тейлор, то на свой документ. Она бормотала себе под нос, что Тейлор еще не должна была очнуться где-то неделю. Затем она списала это на врачебную ошибку в виде неправильной дозировки лекарств. И это тоже Тейлор отчетливо слышала, но не понимала как. — Мисс Эберт, подождите пожалуйста несколько минут, мне нужно сделать несколько вещей, а затем я вернусь к вам. – Медсестра обратилась к ней четким и профессиональным голосом, словно такие ситуации происходят с ней каждый день и в этом нет ничего особого. Может и вправду происходят, Тейлор не могла знать наверняка, поэтому она просто кивнула медсестре, не доверяя собственному голосу, все еще чувствуя дикое желание пить, также чувствовалась какая-то странная пустота в желудке. Не голод, но все равно что-то похожее.       Спустя почти пятнадцать минут, если верить настенным часам справа на стене медсестра вернулась с доктором за собой. Оба они внимательно читали документы на своих планшетах, переговариваясь между собой каким-то медицинскими терминами. Тейлор их хоть и хорошо слышала, но поняла только слова, вроде "коматозное состояние", "токсические отравление", "препараты должны были держать ее в медикаментозной коме еще не меньше недели".       Доктор говорил уверенно, словно лично это проверял и уверял и себя, и медсестру, что не может быть здесь никакой врачебной ошибки. Поздоровавшись с ней, доктор представился доктором Циглером, а затем сразу приступил к осмотру.       Через несколько часов Тейлор все еще была сбита с толку, не понимая что происходит. Ее отправили на осмотр к еще нескольким врачам, которые тоже не понимали что происходит, даже после объяснений доктора Циглера.       Вернув Тейлор в палату доктор Циглер сообщил, что Тейлор нуждается в отдыхе после всего того стресса, что она получила. Завтра доктор придет к ней, когда проснется и постарается дать Тейлор ответы на ее вопросы. Затем он, уже без медсестры, откланялся и ушел.       А Тейлор, усталая и вымотанная всеми этими осмотрами, ее покормили только один раз, какой-то жиденькой кашей сразу после осмотров. Она определенно не чувствовала никакого удовлетворения, но позволила себе устроиться поудобнее на жестковатых матрасе и подушке и с трудом уснуть, где во сне ее ждала приятная песня, услышанная ею от той маски. Глубины темного, бескрайнего моря ждали ее, чтобы дать ей покой.