Закон равноценного обмена

      - Этот уже пятый за последние две недели, - зло сплевывает Тоджи, отмывая свежую кровь с рук. – Удалось выяснить кто меня заказал?       - Ходит тут парочка слухов, -меланхолично произносит Шиу Кон, раскинув руки на спинке дивана. – Тоджи, тебе стоит встретиться с Наобито.       Фушигуро сжимает ладони в кулаки и взгляд его синих глаз опасно темнеет.       - Советуешь мне навестить отчий дом, повидаться со старыми знакомыми? – как бы между делом говорит убийца магов весьма спокойным и тихим голосом.       - Ну перережешь ты всех Зенинов и что дальше? Проблему это не решит, Тоджи. Хуже сделаешь. Старые маразматики твоей семейки с катушек слетели. В твоих детях заинтересована половина шаманского мира. Их жизни уже за нас с тобой расписаны. Тоджи осоловело моргнул, бывший детектив тяжело вздохнул и продолжил:       - За девку твою сейчас идет грызня между Камо, Инумаки и ошметками Фудзивара, а под пацана кого-то из Годжо хотят подложить. Да и остатки Абе голову подняли. При сильном желании, эти остатки в асфальт кого хочешь закатают. Так между твоими сопляками и остальными стервятниками хоть прослойка из Зенинов есть. Твоя семейка их за просто так не отдаст, а там глядишь и станут настолько сильными, что об них зубы обломают.       «-Центр энергии будто перестраивает тело под себя и на выходе должно получиться что-то необычайно прочное», - звучит голос в голове мужчины. Тоджи истерично смеется. Если Мегуми повезло родиться с техникой десяти теней, то Такера сорвала джек-пот, скрупулёзно замаскированный под кота в мешке. Она родилась с тем, что всем Зенинам сниться в страшных кошмарах. Она унаследовала не только небесное ограничение Тоджи, сделавшим его тело необычайно крепким, но и получила какую-то свою, уникальную технику.       Небесное ограничение и проклятая энергия взаимоисключающие вещи. Были, до рождения его ребёнка – пазл сложился. И судя по горящим недобрым огоньком глаза Наобито не он один это понял. Зенин Наобито хотел её. Он хотел силу его дочери. Силу что струится по ее венам. Не талантливого сына, владельца десяти теней, что рождался последний раз на свет лет семьсот назад, а его дочь.       Мегуми был одарен магически, но уже сейчас Фушигуро видел, что сын был слаб духом и жизнь шамана окончательно сломает его. Тоджи совершенно не понимал, как ему помочь. О своей дочери убийца магов мог сказать только одно – сильная духом, но слабая кукухой. Наблюдая за Тэкерой и ее взаимодействием с другими людьми, Тоджи со всей ясностью понимал, что его дочь не тот человек, которому можно доверить ружье. Уже сейчас его младший ребёнок порой выкидывал такие фортеля, что у него волосы дыбом вставали, не говоря уже о той чертовщине, что творилась вокруг неё.       - У тебя есть два варианта, Фушигуро. Отдать детей Зенинам или…       - Исчезнуть, - закончил за посредника мужчина.

ХХХ

      - Мой папа убирает людей за деньги! - громко и четко вещает Мегуми перед группой пятилеток и их родителей. В воцарившейся тишине отчетливо слышится звук столкновения ладони с лицом и невнятное бормотание.       Мальчик непонимающе хмуриться на реакцию взрослых и его сестры. Мегуми пять лет и два месяца от роду, и он знает, что у их папы очень интересная, опасная работа и искренне считает, что она гораздо лучше профессии детектива, которым работает папа Макото-чан. Тогда почему взрослые так реагируют? Может они просто завидуют?       Конечно завидуют! Все хотят быть такими же сильными, как папа! Имото ведь говорила, что папа самый сильный. А сам папа про себя говорил, что он умный. В последнем он сомневается, конечно, потому что даже те тёти, что праздновали с ними Рождество, обыграли папу в карты, в то время как Тэкера вот ни разу не проиграла. И тёти сказали, что она прирожденный шухлер .       Мальчик расправил плечи и гордо продолжил читать по бумажке:       - Главное в папиной работе - умение резать людей, искать внутри вещи и стряпать быстро дела, а еще нужно быстро бегать, хорошо кушать и держать нож острым, потому что, если убирать людей голыми руками остается много грязи. Чтобы хорошо делать свою работу папа учится у нашего кота ловкости и прыжкам, а у тётенек играть в карты. Книге папе читать не нужно, потому что в его работе важна смелкалка и скорость. Работает папа по ночам, потому что ночью люди засыпают и поле того, как они встречаются с папой, не просыпаются. А если просыпаются, то это называется «пиздец» или «ситуация хуй в говне». Иногда наш папа …       - Думаю, этого достаточно, Фушигуро-кун, - ласково прервала его воспитательница.       - Но я еще не закончил!       - У твоего папы очень интересная работа и нам бы всем хотелось узнать про неё немного больше, но, к сожалению, время закончилось. Мы обязательно послушаем тебя в следующий раз, ладно?       Мегуми сдержанно кивнул и пошел к своему месту. Он дернул за рукав сидящую рядом сестру, которая прятала лицо в ладонях. Девочка посмотрела на него, закусив губу, уголки её губ странно дергались. Мегуми свел брови к переносице и с полной уверенностью в голосе сказал:       - Думаю, я хорошо выступил.       Это было последней каплей, Тэкера хрюкнула и её прорвало. Она громко хохотала, а растерянность на лице брата, только усиливала эффект и никакие оклики воспитательницы не могли это остановить. В итоге их двоих наказали, но даже стоя в углу, стоило ей бросить взгляд на брата её пробивало на «хи-хи». Мегуми обиженно насупился и демонстративно с ней не разговаривал.       Как назло, отец забрал их сегодня совсем рано и если на то, как воспитатели нервно отводили глаза он не обратил внимания, то насупленного Мегуми и тихо хихикающую Тэкеру он из виду не упустил. До мальчика дошло, что он сделал что-то не то, только когда их родителя окликнул папа Макото-чан. Видя непонимание на лице Фушигуро-старшего, Тэкера решила все-таки вмешаться и сквозь смех и слезы громко заявила:       - Наш папа патологоанатом в больнице!       После этих слов его сестра и папа Макото-чан, под растерянным взглядом Фушигуро-старшего и злым – Мегуми, разразились новым приступом смеха. Извинившись, детектив отдал их отцу сочинение, написанное сыном, и пожелал удачного дня.        В машине Мегуми все еще показательно игнорировал сестру, пока папа пытался разобраться в его каракулях. Тоджи резким движением открывает бардачок, прячет бумагу и с громким звуком роняет голову на руль.       - Про тётенек было лишнее, - хрипло сказал мужчина, а потом громко засмеялся.       - Да что смешного?! – закричал Мегуми, хохот и хихиканье стихли на мгновение, а потом разразились с новой силой. Мальчик еще больше насупился, пряча красное лицо в вороте куртки.       Первое написанное им сочинение, попадет в «черный ящик стыда», прямиком к детским фотографиям, где близнецы сидят на горшке, ковыряются в носу и строят страшные нелепые рожи.       Цумико-чан очень вкусно готовила, но больше всего ему нравилось, когда у Тэкеры было хорошее настроение и завтрак делала она. Каша была особенной, особенно хороша, даже лучше, чем любая еда Цумико-чан или Микасы-сан, в разы лучше, чем любая другая еда. Каждая ложка — это взрыв, дрожь по телу и фейерверк в глазах. Все вокруг падает и взрывается, но мир за пределами кухни не имеет значения. Кушая кашу сестры, тепло разливалось по телу и Мегуми так хорошо, так спокойно и будто кто-то незримый ласковой рукой проводит по волосам и целует его в лоб, как в самых его ранних воспоминаниях, и это ощущение, которое он хочет сохранить навечно. Он ест больше каши, пытаясь удержать его. Он часто подглядывает за Тэкерой, пытаясь узнать есть ли там секретный ингредиент.       Он пытался приготовить кашу, много-много раз. Обжигал руки, пачкал кухню, но у него не получилось сделать так, как у неё. Мегуми всегда сильно расстраивался из-за этого, пока однажды дядя доктор, ставший частым гостем в их доме, шёпотом не сказал ему:       - Она кладет туда любовь, знаешь?       - Любовь? – так же шёпотом говорит Мегуми и смотрит на завернутый в полотенце ком на столе, который оставили специально для него. Она всегда так делала с кашей, чтобы греть её не нужно было. Он смотрит в окно на папу с сестрой, а потом разворачивает полотенце с накрытой другой тарелкой миской, по прежнему горячей.       Он не знал, что любовь можно положить в кашу. Старик доктор как-то говорил, что любовью можно наполнить день, но не кашу. Мегуми спрашивает себя -такой должна быть любовь? Теплом по телу, покалыванием на кончиках пальцев, словно щиплет щеки от мороза? Он никогда не ел любовь раньше, но от этого многое становилось понятным. Это было потрясающе. Даже папа иногда улыбался, когда пил свой кофе, приготовленный Такой-чан, а Хофуку позволял ему себя гладить, но недолго. Хофуку вообще позволял трогать себя только одному человеку.       Еда Тэкеры – это любовь, сжатая в кашу, чай, кофе и керамический сосуд. Разумеется, именно поэтому еда была так хороша – они ели любовь всё это время.       - Ого, - шепчет Мегуми.       Это супер-пупер секрет. Любовь – это каша, а каша – это любовь. Каша – это любовь в упаковке. И, когда он ест кашу, он может вместить в себя любовь.       - Ого, - говорит он громче, смотря очарованными глазами вниз. И от этого перехватывает дыхание.       Мегуми пять лет и три месяца от роду, и он совершенно точно знает, что такое любовь.      

ХХХ

      После того случая с чужаком в их доме, его сестра вставала рано и уходила в сад. Там она странно дрыгала ногами и руками, бегала, прыгала и каталась по земле. Её кот следовал бесшумной тенью за ней и Мегуми даже было немного завидно. Его собаки так не могли. Они вообще были странными. Они как бы были и как бы нет. Цумико-чан их не видела и остальные дети тоже. Мегуми не понимал почему так, но Така-чан сказала, что это нормально и этого ему было достаточно.       Иногда она дралась с воздухом и, как ни странно, от воздуха оставались ссадины и синяки. Когда Мегуми однажды спросил её чем она занимается, девочка, тяжело дыша, ответила:       - Закаляю свой клинок.       Мегуми никакого ножа не увидел и подумал, что сестра немного сошла с ума, но все равно будет любить её. И все-таки ему стоит почитать ту книгу, которую недавно принес Шиу-сан. Хоть и название у нее было странным «Пособие по обращению с душевнобольными».       Иногда они уходили дрыгать руками и ногами вместе с то-саном. Мегуми поначалу ходил вместе с ними, но это было больно и ему не понравилось. Отец тогда странно посмотрел на него, потом на пробегающую уже который круг сестру и его большая теплая ладонь мягко коснулась его головы:       - Ну хоть кто-то из нас будет нормальным.       Така-чан у него была странная, не такая, как у других детей. Мрачная, молчаливая, её боялись, её избегали, но она всегда поддерживала его идеи, била первая, если назревала драка, и никогда не оставляла его одного.       Когда Мегуми боялся монстров сестра дала ему нож и показала, как бить, чтоб "наверняка", что "наверняка" он так и не понял. И тренировались они на игрушках, подушках и деревьях. Пока другие дети лепили куличики Мегуми оставлял царапины на деревьях, до тех пор, пока он не воткнул нож по самую рукоять, сломав его лезвие.       Он все еще считал сестру сумасшедшей, но с ножом под подушкой, даже самым маленьким, было спокойнее. Он мог спать лучше. Под мирное дыхание сестры, под мурчание Хофуку и скрежет когтей его псов. А потом стали приходить они. Сразу, после ухода Микасы и Цумико. Они всегда были рядом и, когда они приходили, воздух вибрировал. Порой мальчику казалось, что он слышит смех. Иногда шипящий, иногда мягкий, иногда глубокий, как у то-сана, иногда звонкий, похожий на детский, но чаще всего безумный.       Мегуми их не видел, ощущал нутром. Они звучали по-разному, ощущались по-разному, но неизменно приносили холод и приходили ночью. Он чувствовал, как матрац прогибался под весом третьего тела. В доме постоянно исчезали сладости, раздавались разные звуки, тихое шуршание одежд, порой шипение и летали по воздуху нитки, а иногда даже книги. Чаще всего появлялись пугающие рисунки. Но с этими, когда они приходили, было спокойнее. И его гончие часто ластились к пустоте.       Однажды Мегуми видит, как сестра висит в воздухе и слышит звонкий голос:       - А небо здесь высоко-высоко! И светит красным, как кровь! Рей-чан нравится, а тебе нравится Кейка-тян?       - Да, очень. Но мы однажды должны увидеть звезды.       - Зве- зды? Что такое звезды, Кейка-тян?       -Тебе понравится, - Тэкера опускает руку и гладит воздух.       - Зануда!       Почему-то Мегуми чувствует себя лишним и от неприятно свербит в груди.       Сестра, казалось, знала все на свете. От самых страшных сказок до самых сокровенных тайн мироздания. И уж точно знала, как понравиться самой красивой девочке в детском садике. Потому Мегуми не сомневаясь обратился за советом и незамедлительно принялся действовать. Место и момент были подобраны стратегически идеально. Все, как его научили. Мысленно зачитывает себе мантру, смысл которой он слабо понимает: «Я мужик! За Родину, за Спарту! За Мадару, за Короля! За моего отца!» он делает уверенный шаг вперед.       - Фуши-сан, - девочка удивленно обернулась. Коленки дрожал, а ладошки вспотели, но мужики не отступают. С такими мыслями и серьезным похоронным лицом молодой ловелас кивнул самому себе положил правую ладошку на щеку нравившейся девочки, заглянул в ее расширенные от удивления глаза и замогильным голосом произнес:       - Однажды земля и небо поспорили, что красивее. Небо сказало, что звезды, а земля выбрала тебя. Так вот — небо проиграло.       Что-то пошло не по плану. Зазноба сердца юного Мегуми принялась громко рыдать. В пять лет и четыре месяца от роду Мегуми решает, что женщины это слишком сложно.       Каждую субботу к ним приходит Хизэши-сан и учит их. Он рассказывает легенды и истории, учит их разным фокусам. У Мегуми получается лучше, чем у Тэкеры и она хмурит своё серьезное лицо пытается снова и снова и у неё не получается. Эти уроки единственное, что нравится Мегуми, единственное, что получается у него лучше, чем у Таки-чан. Но она улыбается так ярко и громко смеется на каждую его удачу, что Мегуми хочется делать эти фокусы снова и все лучше и лучше, лишь бы она смеялась громко и то-сан тихонько хмыкал, говорил этим, особым, голосом снова и снова:       - Молодец, мой пацан.       Любовь Мегуми – это фокусы, выученные у Хизэши-сана, сжатые в небольшие гудящие по углам тени, причудливые, будто живые, узоры в свете ночника. Любовь Мегуми – это звонкий смех сестры и кривая ухмылка то-сана.       Хизэши-сан учит его, только его, защищать себя. Он учит не так, как учит то-сан. После его уроков болят мышцы, а не кости, не вырывается из легких свистящий хрип и не нужно сплевывать кровь. После его уроков не нужно наклеивать пластыри на многочисленные ссадины, не нужно вправлять вывихи и залечивать порванные связки. Ему не нужно держать нож острым и махать по часу деревянным мечом. Ему не нужно бегать десятки кругов и уклоняться с завязанными глазами и ушами. И Мегуми пять лет и пять месяцев от роду и Шиу-сан, закуривая очередную сигарету, объясняет в чем разница между тренировками то-сана с Тэкерой и его тренировками с дядей доктором:       - Док учит тебя защищаться, твой отец учит твою сестру - охотиться.       Мегуми пять лет и пять месяцев от роду и сегодня очередная тренировка с дядей доктором. Тэкера сидит на крыльце, одну руку по обыкновению пряча в густом теплом мехе Хофуку, второй – перелистывая страницу какой-то очередной заумной книги из тех, что недавно принес то-сан. Мегуми точно попросит её рассказать о чем она и Така-чан обязательно расскажет так, что он поймет и совершенно точно запомнит. На её скуле чернеет синяк от вчерашней тренировки с отцом, а из легких вырывается едва слышный хрип. Кажется, то-сан сломал ей два ребра, если он правильно понял из тех ругательств, что сквозь зубы шипел доктор. Вокруг неё вибрирует воздух, красная катушка ниток висит в пространстве, и он вновь слышит это безумный смех. Его сестра жмуриться, подставляя лицо весеннему солнцу и слегка улыбается на очередной едва слышный гул.       - Мегуми! – строгий окрик старика возвращает его в реальность. - Еще раз! Вот так, спину ровнее, подбородок ниже, локти опустить!       Шуршание колес о гравий заставляет их отвлечься от своих занятий и радостно улыбнуться. Папа дома. Хизэши-сан тяжело вздыхает и объявляет перерыв на полчаса. Отец зовет их на задний двор неся что-то в тёмном пакете. Мегуми встречается с синими глазами сестры и они, не сговариваясь, побежали за самым, по их мнению, необходимым. Предвкушение разливается дрожью по телу, скручивается волнением внизу живота. В рождество папа обещал, что покажет, как правильно прятать трупы. Мегуми не совсем понимал, кто такие трупы и зачем их прятать, но глядя на оживившуюся сестру понял, что это было что-то крайне полезное и важное. Именно поэтому эти называемые трупы нужно прятать. И по тому, как имото выбила с отца обещание научить их этому, Мегуми понимал, что их папа очень хорош в этом и это несомненно ценный и важный навык, которому очень нужно научиться.

ХХХ

      Тоджи не был образцовым отцом, он и своего отца едва помнил. Но ярким пятном застывает в детском сознании тот день, когда мама была еще жива и отец приволок домой саженец сакуры. Это дерево, позже ставшее виселицей для его матери, долго было неким символом их небольшой семьи, до того, как выяснилось, что он унаследовал небесное ограничение, до того, как все стало так, как было. Момотаро любила цветы и любила праздник Ханами, мечтала высадить во дворе своего дома сад из вишневых деревьев. Почему-то сегодня он вспомнил об этом и жизненно необходимым показалось посадить дерево в их доме до того, как они покинут Токио. Тоджи хотел оставить для них светлое воспоминание, он хотел рассказать им о Момотаро все самое важное. Он хотел, чтобы его дети тоже полюбили цветы и Ханами, он хотел, чтобы через много лет, вернувшись домой, они вспоминали этот день и Момотаро.       Натужное пыхтение и тихое бормотание старого доктора заставляет мужчину обернуться и уронить челюсть. Его дети зажали подмышками свертки с большими темными пакетами, резиновыми перчатками и вдвоем, пыхтя и спотыкаясь, тянули волоком огромную бензопилу, вытащенную из гаража. Рядом важно вышагивал кот с огромным мясницким ножом в пасти, гончие сына в зубах держали по лопате. Увидев в руках Тоджи небольшое деревцо сакуры дети как-то разочарованно вздохнули, даже кошак, казалось, посмотрел на него с осуждением       В среднестатистических домах обычным считается жужжание микроволновки, стиральной машинки или пылесоса, а в доме Фушигуро звон заточки клинков, глухие удары тренировочных сражений и щелчки предохранителей пистолетов. Не хватает только хруста костей и воплей несчастных жертв, которым неестественно вывернули конечности в разные стороны. Глядя на сосредоточенные лица детей в неполные шесть собирающих менее чем за двадцать секунд пистолет, Тоджи Фушигуро с горечью понимает, что где-то, в своем воспитании, он определенно свернул не туда.

ХХХ

      Мегуми два года от роду. У него нет многих вещей, и он это знает. У него нет мамы и среди всех вещей, которых у него нет, это одна из самых важных. Он знает это. Это неважно. Ему не нужна мама. Иногда ему хочется, чтобы она была так сильно, так сильно, что наблюдение за другими детьми в детском садике заставляет его сердце болеть, но он знает из всех детских сказок, что мама не так необходима, в отличии от сердца. И он понимает, что ему просто нужно будет приложить больше сил, чтобы получить то, что другие получают просто так, что ему нужно будет покорять горы и хватать саднящими ладонями то, что другим дано просто так. А когда схватит – держать крепко-крепко.       Мегуми три с половиной года от роду, и он знает – у него нет очень многого, но у него есть кое-что, чего нет у других, что-то, что было дано только ему одному.       Его сестру зовут Тэкера.       Ему пять лет и шесть месяцев от роду. Но задолго до этого, сквозь лабиринты памяти и многих вещей, которые он помнит и не помнит, всегда Тэкера, в первую очередь Тэкера. Така-чан во всех его самых ранних воспоминаниях. Така-чан и есть его самое раннее воспоминание. Черные волосы, и синие глаза, и линии её слишком серьёзного лица с незапамятных времён. И ему... Четыре года от роду, и пять лет от роду, и неважно, сколько лет от роду, он не спит много тёмных ночей, луна превращает цвет Тэкериных волос в блестяще-черный, как крыло Ятакарасу . Она и есть его личный Ятакарасу. Мегуми прижимает свой лоб к другому, почти ледяному, черное на черном смешивается, синий отражает синий и он говорит, правду, ведомую только его маленькому сердцу:       - Люблю тебя, люблю тебя, Така-чан.       И это единственное, за что ему не нужно сражаться, что не нужно хватать саднящими ладонями, это то, что было ему дано и только ему одному — Тэкера, которая слишком много хмурится, слишком много читает, слишком много ругается, которая для Мегуми первая и лучшая, и самая важная, которая для Мегуми - всё.