Закон равноценного обмена

      Это случилось через пятнадцать дней после его тринадцатого дня рождения. Пространство будто сжалось, небо, до этого ясное, чистое небо, заволокло тучами и мир погрузился во тьму. Он будто ослеп. Само время остановилось. Дыханье сперло, тело дрожало, и он не мог сделать и шага. Тьма плотным кольцом окружала его. Все внутри него кричало: «Что-то не так, совсем не так…», «Беги!», «Прячься!», «Оно сожрет тебя!», «Оно придет за тобой!».       - Мамочка, - тихо всхлипывает ребенок по имени Сатору, скрючившись на полу и обнимая голову руками.       И маленький шестиглазый бог, как про него тихо шептались в клане Годжо, впервые узнает, что такое страх.       Сатору возвращается домой и запирается в клановой библиотеке, маниакально изучая всё, что попадется ему под руку. Стихи, сказки, клановые летописи, легенды, предания, свитки доходов и расходов за последние лет семьсот, но там пусто… Нет ни малейшего упоминания о том, что это чёрт возьми было?       Зато он натыкается на древний потрёпанный фолиант. Он гротескно огромен и тяжел, с выцветшими чернилами, страшно в руки брать – рассыплется. Мальчик с трепетом тянет за язычок, открывая сургучную печать, и очень бережно, с несвойственной ему нежность и пиететом открывает тяжелую металлическую застежку. Внутри, на тысячах страниц разными почерками сухо записаны даты с краткими пометками. Сатору бегло читает, пытаясь осознать и понять древне японские кандзи и особенности говора того времени:       « 82 год. Воины Кумасо, ужасные и свирепые…       … воистину, владыки острова Кюсю были подобны Божествам, что отринули всё мирское.       … горы содрогались, волны затмевали небосвод…       … – всё, что осталось от моего сына. Теперь, я понимаю – … того не стоила.       110 год. – Храм Исэ. Такеру-дано дарован божественный меч и огниво…        … Сагами пала, идём на север…       506 год. Рода Мононобе… Эпоха Ками, осквернявших людские сердца – окончена.       … декабрь 645 года. Грязным осквернителям пришел конец. Поход веры против рода Соба выпала честь возглавить Накатоми-но Каматари. Им не спастись…       Июль 647 года. Поход увенчался успехом. Накатоми-дано даровали новое имя, ныне он - Фудзивара-но Каматари. Я рад за тебя, дорогой мой друг.       Январь 781 года. Сугавара-удзи призваны к императорскому двору…»       Потемневшие чернильно-коричневые пятна уродовали края дорогой книги, но в самом низу эрзаца виднелось расслоение. Сатору поддевает обгрызенными ногтями краешек, аккуратно расслаивая хрупкую, почти рассыпающуюся в руках кожу. С тихим шелестом на полу рассыпаются немногочисленные, сложенные в несколько раз, страницы.       Записи на них сделаны не чернилами. Кровью.       «… падение клана Зенин…       … Сугавара пришли за ними. Он пришел за моей дорогой Миюки-сан. И клан Годжо трусливо возглавлял их шествие…       Я был средь них.       … Миюки-сан, добрая всегда улыбающаяся Миюки-сан, … души моей была безутешна, её разум помутился она кричала и выла раненым зверем…       … младшую из их сестер изнасиловали… Девочке едва исполнилось десять… У неё только начались регулы.       … Зенин - маленький клан, намного меньше Годжо. Их численность едва достигает сорока человек, средь которых лишь с пяток шаманов наберется. Что они могли сопоставить Сугавара?       … рыла землю… ногти отслаивались от пальцев… Она бережно, дрожащими руками раскрыла сверток, лежащий в земле… Едва дышащий…       … убивающий своим ледяным дыханием все живое, но не …       … я так и не осмелился подойти к ней… Жалкий трус…       Плод насильственной любви одного из Сугавара всё же обнаружили, пусть и спустя такое долгое время.       Мы ворвались в их дом прямо в разгар празднества.       Дорогие шелка окрасились алым…       … они распяли юную деву, столь трепетно лелеемую дядюшкой и тётушкой, столь дорогое их сердцу напоминание об их трагично почившей сестре, прямо над их домом.       На мою удачу По какому-то нелепому проведению Ками, ….ей и …… в тот день не смогли явиться на скромное празднество Зенин.       Они отсутствовали десять долгих ночей. А когда вернулись, застали лишь кровь и разбитых горем людей.       Шесть глаз видят все… И пламени моего сердца не скрыться от них.       Я так и не смог заставить себя уйти…       … жалкий лицемер…       … Не лицо – маска смерти… Так выглядел бы Шинигами, реши он явить себя смертным?       … арта 903 г. Киото. ….       Повсюду тлели пожары… Смрад горящих заживо тел забивал ноздри…       … грянул гром, небеса разверзлись…       … -но Митидзанэ, они пришли за ним последним. Величайший маг моей эпохи рыдал как мальчишка и взывал к многочисленным Ками…       По-видимому, подношения близнецов Зенин приглянулись Ками больше злата и шелков Сугавара…       Зенин Изана-кун и Зенин Миюки-чан провели кровавый ритуал, усилив Проклятье чумы.       Шесть глаз воистину ужасают…       Со всей своей силой я был бесполезен…       … Благороднейшая из женщин… Сильнейшая… Разрушительная в своём гневе…       Техника десяти теней Изаны-куна и венец творения …. Миюки-чан.– …..й ……….га, сотканные её волей, её магией из ….       Она отдала своему творению всю себя … мы не могли остаться в стороне…       … взбалмошная, своенравная женщина… подарила мне шанс… я понял… семья       Ни шесть глаз ни безграничность не смогли остановить это…       Наш посмертный дар своим потомкам… Наше ужасающее наследие этому миру… Наша величайшая жертва…       … щит клана Зенин… Нет, не … потомков. Его сила и проклятье…       Перед самой своей смертью она смотрела прямо на меня и улыбалась своей яркой, чистой улыбкой. Гордая, словно выкованная в небесной кузнице, моя прекрасная, кровавая химе.       … если ты решишь уйти на Север, прошу, возьми меня с собой…       Моя драгоценная Миюки-чан… Я так и не смог сказать тебе … »        - Я унесу твою тайну с собой, дорогой мой друг. Может, ещё и свидимся, - едва слышимым шепотом пронеслось над ухом маленького шамана.       - Что с ним стало? – взбудораженный мальчик врывается в тясицу в поисках ответа , нарушая чайную церемонию старейшин, интенсивно размахивая руками и тыкая под нос противным старикашкам пропитанные застаревшей кровью клочки бумаги.       - Что стало с кем? – игнорируя вопиющее неуважение юного дарования, старейшина ловит руку шестиглазого и забирает у зажатые в ладони листы.       - С тем, кто написал это!       - Написал что?       - Ты издеваешься надо мной старик?! Написал то, что у тебя в руках! Разуй глаза!       Теперь мальчик в замешательстве, он скрестил руки на груди и нетерпеливо постукивал босой ногой по полу, пока старикашки осторожно передавали листы из рук в руки.       - Хм, и о чём здесь, по-твоему, написано? – с легким прищуром спрашивает один из патриархов Годжо.       «- Они не видят! - внезапная догадка озаряет юное сознание. – А если они это не видят, значит это оставили для такого, как я!»       - Где ты это нашел? – хрипло спрашивает другой.       - Не важно! – Сатору резко вырывает записи из чужих рук, слегка надрывая края старой бумаги и выбегает из беседки, задевая разбушевавшейся проклятой энергией алтарь.       - А ну стой, паршивец! – кричат ему в след.       Но это не имеет значения. Сатору под страхом смерти никому не расскажет о том, что прочитал.       « - Сам все узнаю! И также, как мой предок, унесу твою тайну с собой, чтобы это не значило, Миюки Зенин-сан! Обещаю!»       И маленький мальчик в силу неопытности своей не замечает, как капля магии скользит по краям пожелтевшей бумаги, как бледные символы оплетают его тонкое запястье и крепкие цепи связующей клятвы сковывают его душу.       Воспоминаниям свойственно тускнеть, и он почти забывает. Время все же притупляет тот год, когда он отчаянно пытался понять, что именно он тогда увидел. О чем и главное – о ком писал его предшественник. Чему же он стал свидетелем?       Но всё же … Новые потрясения, новые знакомства и знания, затмевают, постепенно вытесняя, бурные детские эмоции и не по-детски серьезное обещание.       Они всё ещё сидят в нем, но так глубоко захоронены под толщей наставлений, нравоучений, погребены под дифирамбами его крутости и исключительности, что они выцветают и сереют, как некогда яркая старая картина, чтобы вновь потревожить его идеальный мир в самый неожиданный момент.       Тьма напоминает о себе вновь в тот день, когда он впервые встречает Гето Сугуру. Словесная перепалка ожидаемо перерастает в драку, секунда – и он бы словил мощный апперкот с левой, но время вновь застывает. Краски тускнеют, запахи, звуки притупляются, изо рта вырываются облачка пара от его тяжелого дыхания.       Долговязый юноша по имени Сатору чувствует под ногами влажную росу на сюрреалистично яркой зеленой траве. Он слышит секундный раскат грома, как, словно из-под толщи воды, гремят барабаны, провозглашая начало битвы, видит вдалеке стрекот молний и слышит их песнь. Трава окрашивается алым и его идеальный мир вновь возвращается на свою орбиту.       Он настолько пойман врасплох, что не успевает избежать тяжелого кулака одноклассника, сбивающего его с ног. Гето на секунду теряется и тут же протягивает ему руку, неловко что-то бормочет, но Сатору не до этого.       Долговязый юноша Сатору проводит несколько недель, вновь поднимая архивы, перерывая скудную библиотеку на этот раз уже в Токийском Магическом техникуме. Но перерывает как-то вяло и без огонька. Справедливо полагая, что с подмогой в виде неожиданно обретенного друга справиться с этим «нечто» на раз плюнуть. Ведь они определенно Сильнейшие шаманы этой эпохи.       Новый опыт, бесконечные задания, не дающий спуску Яга-сенсей и такой весь правильный из себя Сугуру Гето вытесняют червячок страха из его сердца, вновь надежно хороня его под добротным слоем новых эмоций, бесконечных, приятных сердцу, перепалок. И он вновь почти забывает. Практически на целый год.       За пару дней до встречи с Рикой Аманай ему снится сон. Сила переполняет его, аж дух захватывает, небо сияет синими, красными, фиолетовым переливами, хочется оголтело хохотать, расправить плечи и вдохнуть полной грудью. Вокруг завывает ветер, и он парит над толщей ледяных скал, солнце, отражаясь от белоснежного покрывала, режет глаза, он ощущает морозное дыхание жизни на своей коже и какую-то неправильность, неестественность, что-то чуждое этому месту. Взгляд цепляется за черноту внизу и Сатору безумно улыбается, победно восклицая:       - Попалась! Маленькая дрянь!       То, что внизу, такое крохотное, такое хрупкое и беззащитное, будто маленький ребёнок, потерявший в толпе родителя, отчаянно зовущий маму и ему почти жаль это. Сатору концентрирует все своё внимание на этом сгустке тьмы, врубает на полную все свои чувства, пялится всеми своими шестью глазищами, пытаясь понять, что это, мать его, такое? Проклятье? Шаман? Дух? Призрак прошлого?       Тьма внизу подбирается, густеет и кажется становиться еще меньше. И скалиться в ответ. Так широко, так по-звериному, что Годжо аж дар речи теряет от такой наглости. Сатору любопытно, в конце концов это его сон. Он тут царь и бог. Его конечности нелепо огромны, он успешно игнорирует тот факт, что их намного больше положенного, он пытается протянуть одну из них к этому сгустку, схватить его, и случайно, порывом ветра, сбрасывает это со скалы. Неожиданно его плечо пронзает адская боль и он просыпается.       - Тц, ну и присниться же всякая хрень, - шаман раздраженно скидывает одеяло и шлепает босыми ногами по холодному полу.       Наскоро умывшись ледяной водой и едва проведя щеткой по зубам, Шестиглазый спешит одеться. Влом слушать нудные завывания Гето о пунктуальности.       Он резко тянет дверцу шкафа на себя и плечо вновь пронзает фантомной болью. Годжо вскрикивает от неожиданности. Судорожно бежит к зеркалу осматривая всего себя, но не находит даже малюсенькой царапинки. Осмотр у Сёко тоже не даёт никаких результатов.       - Просто резко дернул рукой, не парься. Вообще такое бывает. Всё из-за твоей гиперактивности и раздражительности нервных окончаний.       Почему-то это объяснение его успокаивает, и он вновь легкомысленно позволяет себе забыться в ставшем привычном ритме жизни. Пока не случается Яга-сенсей с личной просьбой Тенгена. Что-то глубоко внутри него зудит едва слышным писком.       Рика Аманай его бесит, слабая и никчемная, в ней совершенно ничего особенного. Таких миллионы по всему Токио. А ещё его бесит Сугуру, которому, кажется, это маленькое недоразумение пришлось по душе.       - Ну почему именно она? – риторически вопрошает Годжо.       - Потому что она была рождена для этого. Разве нет? – как всегда спокойный, рассудительный Гето тут как тут.       Годжо не совсем мудак, только «тсс», об этому никому. Не то чтобы Рика ему понравилась, но было весело и ему, наверное, немного жаль расставаться. Вот только Тоджи Зенину глубоко похуй на все его «наверное», «немного» и «жаль». Этот мужик ебучая катастрофа и ему почти удалось. Вот именно что, почти.       Годжо в тот момент не жалеет ни о чём и уж точно не слушает голоса в его голове, вопящие остановиться и дать этому ублюдку уйти. И если быть совсем уж честным – он пришёл не за Аманай мстить, которую знал-то дня три от силы. Годжо Сатору пришёл убедиться, что этот мужик сдохнет «здесь и сейчас».       И юноша по имени Сатору совершенно забывает, что любому, даже самому ангельскому терпению приходит конец. Оно приходит вновь. Нечто грозное и стремительное, как внезапно разбившийся сосуд гнева. Подавляющее, поглощающее, заставляющее кровь в жилах стыть и оглушающе тихое. Вот только в этой тишине скрыто слишком многое и она – опаснее уже виденной им темноты. Сатору невольно сглатывает и делает шаг назад. Людская речь оглушает раскатами грома, отдается в теле дрожью земли:       - Кем ты себя возомнил? Кто ты вообще такой?       «-Человек?» - шестиглазый рассеянно моргает и прежде, чем он успевает сказать хоть слово, тьма отступает, и он вновь посреди разрушенной площадки, прямо перед пробитой стеной. И что примечательно…       Тело Тоджи Зенина испарилось, не осталось ни проклятья-червя, ни проклятого оружие и ни капли крови. Всё исчезло, будто ничего и не было. И только зияющая дыра в стене напротив служит доказательством содеянного. Маг скрипит зубами от досады и злости, от бессилия сжимая кулаки. Его обвели вокруг пальца, как сопливого школьника!       Юноша Сатору в восемнадцать понимает, что в этом мире есть что-то, способное доделать то, с чем не справился Тоджи Зенин. И это что-то он довел до белого каления, самолично развязав войну.       Что-то внутри него натужно выло, что он идиотский идиот и воевать с ним никто не собирался, как и вредить, собственно, потому что, какая-то часть его в глубине души знала – тому сгустку тьмы было кристально насрать на самого Сатору и его невъебенность. Вот только Сатору сам себе враг злейший враг и вместо худого мира он развязал добрую ссору. Совершенно на пустом месте.       Ну ладно, не на пустом. Аманай жалко в целом и почему-то внутри, чертовски пусто, будто эта тьма выпила все краски его мира, утащив вместе с телом наёмника и все его эмоции, переживания и чувства. И он совершенно не ощущает ни горечи потери, пусть что-то там глубоко внутри и свербело, как бы он не убеждал себя в том, что на Рику-то ему абсолютно плевать и сейчас, наверное, самое время перебить весь чертов культ. Хотя бы тело Аманай стоит забрать. Этим он и займется.       Чертовски хорошая новость в том, что эта блядская тьма воплощена в человеке, а значит – с этим можно договориться или убить, чем бы оно ни было.       И страшно, вообще-то, до пиздеца страшно – но Сатору здесь шестиглазый, всесильный, единственный достойный между небом и землей, он ничего не боится.       

ХХХ

      Ну, всем известно, как парни заводят себе друзей. Либо они делят горшок в детском садике, либо встречаются бухими на улице и вот уже кто-то кого-то тащит перетереть за жизнь, либо бьются с ними насмерть.        Их дружба началась с последнего пункта.       Он напоминает Гето Сугуру комету. Яркую, пылающую, обжигающую. Этот, как его там, Годжо Сатору был весел, оптимистичен, возможно, его можно было назвать простодушным и милым. Последнее - с натяжкой, милым он казался до тех пор, пока не раскрыл свой рот.       Сугуру, чьим жизненным путём было помогать людям и защищать их, внезапно иррационально захотел забраться на небеса, схватить его за пестрый хвост и со всей дури приложить лицом об землю, просто так, потому что он мог бы.       Этот, как его там, Годжо, был ну… Средний. Страшаки в средней школе и то были опаснее. Зато гонору непомерно и яркий павлиний хвост, по мнению самого Гето, необоснованный. Но он был гибкий, верткий и кулаки у него были тяжелые, вот только рефлексы сбоили и супер-пупер-мега-крутая техника работала через раз.       Он не сразу замечает секундное замешательство противника, но успевает увидеть мелькнувший на дне невероятных глаз, отблеск молнии и хорошо замаскированный страх. Заметить успевает, а кулак остановить -нет.       И мастер проклятий не был столь тщеславен, чтобы принимать это на свой счет. К тому же, пусть и на краткий миг, сам Сугуру, готов поклясться, что слышал рокот грома.Парень глубоко вдыхает и сам на секунду теряется. Запах грозы окружает Сатору Годжо. А Гето Сугуру ещё с детства знает: гроза – начало грома, куда молния туда и гром. А значит…       Ему не показалось. В этом мире есть что-то, пугающее это надменное небесное явление до усрачки. Но он оставляет это без внимания, справедливо решая, что это не его собачье дело.       Где-то в далеком детстве он вычитал, что внутри каждого человека маленькая Вселенная. У кого-то она больше, у кого-то меньше, у кого-то она бескрайняя и необъятная. Гето нравилось воспринимать мир через призму этой догмы. И со временем он уже и не мог по-другому.       Он робко делится своей концепцией с новыми знакомыми. Лучше бы промолчал.       - О, да, маленькая Вселенная! У кого-то там черные дыры, а у кого-то — просто пустота. Интересно, у кого-то есть звезды, а у кого-то — только метеориты, которые даже не успели приземлиться! – гогочет Сёко.       - Ага, и не забудь про тех, у кого внутри просто космический мусор! Может, у них там даже червоточины, чтобы быстрее убежать от реальности. Как же здорово, что у нас есть такие «бескрайние» вселенные, чтобы не чувствовать себя одинокими в этом космосе! – подначивает Годжо.       - Ага, и у некоторых эта Вселенная настолько огромная, что даже мозг там потерялся. Гето, ты уверен, что твоя не перегревается от таких глубокомысленных размышлений?       - О, нет! Он просто в поэты заделался! Прямо как будто только что вышел из медитации после прочтения книги «Как быть глубоким за 5 минут». А у меня, кстати, Вселенная такая большая, что даже «Бесконечность» не справляется с ее масштабами.             - Да-да, а у кого-то внутри просто саке и остатки вчерашнего ужина. Видимо, у них нет времени на создание Вселенной!       - Да брось, даже самые яркие звезды просто далекие шарики газа. Надеюсь, ты не слишком зазнался, иначе я могу просто выключить свет!       Проходит много месяцев до момента, когда Сугуру начинает смотреть всегда на Сатору. Почему-то Сугуру хочется стать частью чужой вселенной и разделить с ним, Сатору, в свою. И это пугает, но происходит так быстро и естественно, что Сугуру не успевает это обдумать – и кажется, что они будут вечные.       Спустя год Гето снова замечает это – петрикор, тянущийся за Сатору едва ощутимым следом. И его излишне широкая улыбка, откровенно убогие шуточки и то, как он слишком часто потирает плечо намекает Сугуру, что нет, не показалось. В этот раз он спрашивает:       - Эй, Сатору, все в порядке?       - А? Да, забей! Все оки-доки!       - Ты всегда можешь на меня…       - Говорю же, забей!       Сатору что-то скрывает, это понятно Сугуру без всяких гадалок и психологов. Что-то по-настоящему его тревожит, но он не станет об этом говорить. Гето смиряется, вновь. Как и тысячи раз до этого. Открытая для другого вселенная имени Гето Сугуру обзаводиться первой хлипкой стеной. А потом приходит Яга и рассказывает про сосуд звездной силы…       Рика Аманай – яркая, живая, веселая и открытая, почти как Сатору. И вселенная внутри Сугуру, так соскучившаяся по простому, человеческому, невольно тянется к ней, а вселенная внутри Аманай легко впускает его и щедро делится с ним своим светом.       Он впервые задумывается об этом различии. От вселенной имени Рики Аманай тепло, спокойно и хорошо. Даже мир вокруг кажется ярче. Не так, как с Сатору. Вселенная имени Годжо Сатору пылает ярко и временами греет, не скупиться на краски, затапливая ими и рядом с Годжо хорошо и временами спокойно, но…       Что «но» Гето понять не успевает. Его размышления прерывает едва-едва уловимый петрикор, объявившийся на долю миллисекунды быстрее своего хозяина.       «- Он пахнет грозой. Едва-едва ощутимо, но все же…Знал ли о нём Сатору? Мог ли Сатору боятся его?»- успевает подумать Сугуру перед тем, как сознание меркнет.       Гето Сугуру ошибся. Он понимает это, с каким-то мстительным равнодушием рассматривая то, что осталось от его пиджака. От вещи едва ощутимо несет порохом и дымом, и за версту несет его собственной кровью.       Гето Сугуру ошибся. Наёмник не пах грозой. Он был ею окружен. Тоджи Зенин, так его звали по словам Сёко, пах дымом и костром, он пах огнем. А значит – есть слабая надежда, что Сатору все еще жив…       Не может огонь удерживать гром.       И Сугуру бежит, бежит, как никогда в единственное место, куда бы он сам пошёл, если бы остался жив – за телом Рики.       Он на долю секунды замирает, боясь открыть чертову дверь.       «- А вдруг…», - он не даёт шальной мысли развиться.       И без того сверхчеловеческие чувства обостряются еще сильнее. Тяжелые железные двери режут слух противным скрежетом, яркий белый свет ослепляет, но что еще хуже…       Аплодисменты…       Хлопки тысячи ладоней не просто оглушают – выбивают почву из-под ног, противным гулом проникают в душу. Гето вдыхает…       Сатору живой, почти невредимый, но вот он-дышащий, обжигающе тёплый. Он здесь, рядом и мир внутри Гето отчаянно тянется к нему, почувствовать, коснуться, убедиться, что всё это реально. Но натыкается на холод.       Чужой голос, пустой, безразличный что-то говорит ему, он что-то отвечает и взгляд не может оторвать от, показавшейся из-под куска ткани, безжизненной руки.       Вселенная Рики Аманай, что сияла светом тысячи звёзд, согревала дыханием жизни – погасла и вместе с ней погасло что-то внутри Сугуру.       «- Не уберёг, не смог сдержать обещание. Ну и кто тут Сильнейший?» - с презрением спрашивает он сам себя       - Может, мне стоит перебить их всех, Сугуру?       Гето выдыхает… И отвечает что-то умное, наверное… Судя по тому, что все живы, действительно сработало.       Следующим днём он возвращается туда, где, по словам Сатору, тот убил Тоджи Зенина. Пока Годжо отсыпается он отчаянно ищет что-то, сам не зная что. Или кого.       Рассеяно хмуриться, всматривается, сам не понимая зачем пришел. Остатки проклятой энергии друга все еще ощущаются в воздухе. Из-за этого дышать больно, будто сверху придавили многотонной гранитной плитой.       Гето садится прямо на согретую солнцем брусчатку и невидящим взглядом смотрит на дыру в стене. Гул тысячи ладоней набатом отдается в его голове. Что-то на подкорке скребется, временно заглушая мерзкий звук, не даёт ему покоя, что-то, безусловно, очень важное. Что-то, что как будто поможет Сугуру найти ответ на самый главный вопрос:       «- Зачем?»       Он сидит так до позднего вечера, смотря в одну точку, сопровождаемый гулом аплодисментов. Короткая вибрация в кармане заставляет его нервно вздрогнуть, вырывая из прострации. Лаконичное смс от Сёко: « Ты где?».       И миллион пропущенных от контакта «Шарик газа». Он и не заметил. Сугуру тяжело вздыхает и запрокидывает голову, смотря в ночное небо, словно ища там ответы. Ответа ожидаемо не приходит, он в прыжке поднимается на ноги, отряхивает штаны и разминает затекшую спину. Легкий порыв ночного ветерка приятно холодит кожу и врывается в легкие едва ощутимым петрикором.       У шамана всё тело дрожью пробирает, деревянной походкой он направляется ближе к месту, где, по его мнению, на момент смерти находился наёмник. Концентрация остатков проклятой энергии там больше всего и, если, энергия Сатору пусть все еще и витает в воздухе давя своей силой, то в том самом месте её не ощущается. Совсем.       Будто гору с плеч сняли. В самом прямом смысле.       Гето на миг будто оказывается в эпицентре шторма.       И на месте, куда он, рассеяно хмурясь вглядывается, пахнет сыростью, воздух разряжен и, если присмотреться внимательней, слегка левее того места, где должно было лежать тело наемника, едва промята брусчатка.       Сугуру внезапно вспоминает, как будучи совсем маленьким, его отправили на лето к бабушке в небольшую, богом забытую деревушку в километрах тридцати от океана. Тогда стояло адское пекло, по всем округам то тут, то там разгорались пожары, и их деревня не стала исключением. Огонь унес несколько жизней и пару-тройку строений. И собрал бы более кровавую жатву, но пришла буря. Настоящий грозный отголосок океанского шторма.       Казалось бы, ветер должен был усилить пожар, но гремело так, что уши закладывало, потом была вспышка и проливной дождь, потушивший то самое пламя, на краткий миг смывший и горечь дыма в легких, и жар разбушевавшегося пламени. Но вместе с этим буря нанесла больше урона, уничтожив добрую половину не только их деревни, но с десяток близлежащих,забрав с собой намного больше жизней, чем локализованный пожар.       Остатки чужой энергии не подавляют, как у Сатору, они забиваются в легкие разряженным озоном, посылают электрический импульс по всему телу. Нежным касанием оседают на коже, обволакивают, цепляясь за одежду, волосы, ногти. И дышится так легко, так свободно и становится оглушающе тихо. Хочется вдохнуть поглубже, задержаться подольше.       Проклятья внутри него жадно откликнулись на эту энергию. Взбунтовались внутри Сугуру, пытаясь выбраться. Гето, на пробу, выпустил одно, самую простую мухоловку. Мелочь, получившая свободу, заверещала, завыла отвратительным писклявым звуком и попыталась спрятаться.       Спрятаться, мать его, за Сугуру…       Что бы это ни было – оно мощное. Сильное. Волнующее.        Почему оно хотело смерти Рики? Их с Сатору смерти? Почему не пришло лично, а послало наёмника? Боялось? Чего бояться такому существу, они бы их с тем наемником по щелчку пальцев ушатали… Или все-таки не могло? Или не захотело?       Вопросов появилось еще больше. Проклятая энергия Сатору вторгается в благословенную тишину грохотом аплодисментов, за секунду до того, как он чувствует тяжесть чужой ладони на своем плече.       - Эй, Сугуру, все хорошо?       «- Нет…»       Но Гето лишь коротко кивает. Он бы задержался тут еще немного.       Маленький мальчик по имени Гето Сугуру крепко-накрепко усвоил урок: гроза - начало бури, где буря там гром и молнии. И только в совсем уж исключительных случаяx буря грядет вслед за огнём.