Под ясным небом, за многие мили от дома

29 июля 1890 года, особняк графов Суворовых, Москва

      Графиню Суворову хоронили на Троекуровском кладбище, где располагался фамильный склеп Суворовых.       Фанория, как мать в траурном платье с черной вуалью, опиралась на руку отца и держалась в отдалении от похоронного кортежа. Гроб несли на порядочном отдалении от них, мама шла сразу за гробом, как единственная живая представительница дома Суворовых, а они с отцом шагали в хвосте.       Фанория ничего не чувствовала по отношению к белоснежной, задрапированной в шелковый платок мумии. Она думала о том, что султанша Барбара оказалась в беде, и Анвар-чародей и его ученица Яиронаф дали слово спасти королевство. И, поскольку отец молчал, Фанория практиковалась в дедукции сама. Объектом её упражнений стал джентельмен, по виду из англичан, ибо твидовый пиджак и брюки с кепи на похороны мог одеть лишь англичанин. Русские предпочли бы париться в черных смокингах и платьях хотя бы для того, чтобы страдание на лицах было искренним.       Фанория выстроила свою цепочку рассуждений следующим образом: англичанин, скорее всего, о похоронах узнал в последний момент. Приезжал к графине Суворовой по деловому вопросу, который, судя по дорожному имиджу, не должен был занять много времени. Похороны стали для него неожиданностью. Его волнение выдает нервическое поигрывание цепочкой карманных часов и взгляды, которые он время от времени кидает в затылок шагающей за гробом Варвары Андреевны.       "Это значит, что скорее всего вопрос, по которому он приезжал к бабушке остался нерешенным, и на поминках он точно постарается подойти к маме, передать свои сожаления и заодно озвучить, что его волнует", пришла к выводу Фанория.       Подозрения девочки подтвердились четырьмя часами позже, после того как белоснежный гроб был опущен в землю, и похоронная процессия проделала путь от кладбища к особняку Суворовых, теперь переходящего в распоряжение Московского дома сирот.       Единственное, что графиня Суворова оставила дочери по завещанию, был старый драный платок. Когда Варвара приняла "приданное" из рук семейного юриста, она едва подавила в себе желание швырнуть насмешку господину Кузьмину в лицо. В её руки лег шёлковый белый платок с птицей по середине, а в том месте, где у птицы должен был быть глаз, была самая настоящая дыра.       Однако, Варвара Андреевна все-таки была настоящая султанша Барбара, и снесла глумление с королевской стойкостью. Поблагодарила, бережно убрала дар в корсет, произнесла проникновенную надгробную речь, даже поцеловала маменьку на прощание. Анвар и Фанория сыграли свои роли ничуть не хуже: Фанория была тиха, но любопытна, поглядывала на гостей, как положено девице двенадцати лет, плохо понимающей, что происходит. А Арсений Евгеньевич стоял безмолвной тенью, недостойный плебей, из-за которого его благородная супруга и попала в опалу родителей. Сносил косые взгляды, застенчиво улыбался и жал руку тем, кто все же подходил поздороваться и передать соболезнования, лепетал благодарности в ответ.       Английский джентельмен блестяще пропустил вперед почти всех приближенных, и подошел сам, когда поминки уже начинали близиться к концу. - Госпожа Суворова? - застенчиво обратился он к ней, наклоняясь, чтобы поцеловать руку. - Я совсем не знал вашу матушку. Мне так неловко, я чувствую себя здесь совсем ни к месту. Разрешите представиться? Я коллекционер, сэр Аргус Литтлби. Варвара, руку которой перецеловало уже бесчисленное количество графов, князей и лордов, безучастно повернулась к англичанину. - А я графиня Варвара Андреевна Суворова. Точнее, как вы должно быть уже поняли, никакая не графиня, а лишенная наследства, дома и титула за то, что вышла замуж по любви. Варвара Сокол. Жена приморского журналиста. - Варвара Андреевна, - лорд смутился еще больше, покраснев. - Понимаете... это чертовски неловко, однако я здесь как раз из-за вашего наследства. Тот платок, что ваша матушка завещала вам, понимаете, всего две недели назад она собиралась продать его мне. У меня имеются с собой все её письма, если угодно... Я, разумеется, подошел бы к вам позже, но со всей этой ситуацией, я не понимаю, где я вас найду...       В безучастных пустых глазах Варвары Андреевны вспыхнул так хорошо знакомый Анвару и Фанории огонек гнева. Она уже собиралась выхватить платок из-за корсажа и швырнуть его англичанину в лицо вместе со словами: "Да возьмите эту тряпку бесплатно!", как рука мужа легла ей на плечо, бережно погладила. - Вы найдете нас в Покровском переулке, 25. - вкрадчиво заговорил Арсений Евгеньевич. - Меблированные комнаты "Астория". Мы пробудем в Москве до конца недели. Простите мою жену, сэр Литтлби. Она только что похоронила мать, из-за которой не общалась из-за меня. Уверен, вы понимаете. Сколько вы должны были её светлости за платок?       Лорд Литтлби просиял: всё-таки есть и плюсы в мезальянсах с мещанами. Те мыслят лишь деньгами, не погружаясь в духовные ценности вещей. Что им платок, реликвия индийского раджи, в который он завернул коран? Найти бы еще тот самый коран... - Пятьдесят тысяч фунтов, - назвал баснословную цену английский коллекционер.       По сравнению с истинной ценностью платка это были сущие гроши, но на мещанина-мужа графини Суворовой оказали должный эффект. Он распахнул свои яркие голубые глаза, которые, пожалуй, были единственной примечательной деталью в его облике, и которые он, передал дочери, затрепетал и уставился на лорда Литтлби с холопской преданностью. - Это же целое состояние! О, мы с удовольствием вам его продадим, только прошу вас, подождите пять дней. Дайте моей супруге прийти в себя. - залепетал жалкий журналистишка.       Лорд Литтлби улыбнулся подчеркнуто понимающе: - Буду ждать столько, сколько угодно. У нас в Англии принято завершать сделки.       Довольный лорд не стал задерживаться на поминках, да и другие гости стали расходиться. По дороге в отель, Варвара изумленно рассматривала платок. - За эту тряпку столько денег? - удивилась она и убрала платок обратно за корсаж, внимательно оглядывая мужа и дочь. - И что вы собрались делать? Действительно отдать этому англосаксу мое приданное, которое, конечно же стоит значительно больше?       Анвар и Фанория, не сговариваясь отрицательно покачали головами. - У меня как раз есть пятирублевая купюра. Хватит, чтобы купить шелковые нити подходящих оттенков. - озвучил краткосрочный план боевых действий эфенди. - Мы с Фани спрядем точную копию твоего приданного, а ты, милая Барбара, собери всю возможную информацию об этом платке. Пока что могу с уверенностью сказать. Платок индийского плетения. По степени нагрубения ткани, ему ничуть не меньше пяти веков. Думаю, даже больше. Действовать следует осторожно, не привлекая внимания. Начни с Музея Востока, там зайди в библиотеку, попроси пару книг для туристов и одну по индологии. На деньги, которые англичанин заплатит за подделку, мы поедем в первый семейный поход, в котором, думается, добудем наконец состояние, на которое выкупим и дом, и устроим нашу Фани. - Не на все, - поправила мужа Варвара, которой, однако, чертовски понравился план эфенди. - Часть мы положим в банк. А на оставшиеся, почему бы не сходить в поход?       В следующий миг Фанория громко засмеялась, отворачиваясь: - Фу-у!       Мать обняла отца за талию, рывком притягивая к себе, заставляя неловко вскинуть руки и впечатала в губы требовательный, полный огненный страсти поцелуй, заставляя застенчиво распахнуть глаза и покраснеть.       Ничего удивительно, подставляя лицо к открытому пламени, все краснеют. Фанория подумала о том, что когда вырастет, будет обращаться с мужчинами, как мама. Но в конечном счете найдет себе такого, как папа.