Под ясным небом, за многие мили от дома

Индия, пустыня Тар, август 1890 года

      Жара стояла по истине страшная. Замотанные по самые глаза, Фанория и Варвара все равно щурились от прилетающего в глаза и в волосы песка. Много пить и часто останавливаться им не разрешал Анвар. Он единственный чувствовал себя как рыба в воде и подбадривал непривычных девушек.       Жену он в основном спрашивал о её планах на меблировку особняка Суворовых, когда она его выкупит, и не собирается ли она часом повесить рядом с портретом в полный рост деда портрет не менее доблестного мужа. Воевавшего, правда, на совсем другой стороне. Варвара на такой усмехалась и напоминала господину Шарлю, что по сравнению с ней, чуть не подведшей самого Соболева под монастырь, он, эфенди, лишь поручик. Анвар спешно капитулировал, соглашаясь, что да, так и есть. Без Варвары он бы не продержался так долго.       Одного Анвар решительно не понимал. Как Варя его раскрыла? И главное, когда? Как быстро это произошло? В такие минуты он невольно поворачивался, в задумчивости глядя на замотанную в светлые ткани супругу, и приходил в себя только, когда Фанория возмущенно окликала его: - Папа! Да, папа! У вас же компас во все стороны вертится, а вы и не смотрите. Дайте мне!       Анвар беспрекословно передавал карту и компас дочери, Фанория выводила своего верблюда вперед, прокладывая путь, который, впрочем, стремительно задувался ветром обратно.       Родители съезжались, смотрели друг на друга, и Фанория старательно игнорировала тот приторно милый факт, что время от времени родители переплетали пальцы и ехали за ручку.       "Ну как маленькие", качала головой Фанория и сверялась с картой.       Джайсалмер они проехали на четвертый день караванного пути. В нем пришлось задержаться дольше планировавшегося: маменьке позарез понадобилось помыть голову и сменить гардероб. Фанория и Анвар, разумно полагая, что за сутки пути одежда примет свой прежний вид, переодеваться не стали.       Пока Варвара выбирала наряды изящные и практичные, подходящие для путешествия по пустыне, Анвар увел дочь наполнять фляги. На поясе, который позднее вместе с самой флягой Фанория возьмет с собой в дальнее путешествие, у отца помимо ножен с кинжалом покачивалась солидного размера тыквенная именная фляга с гравировкой на пробке: Ш.Э. - Отец, - обратилась к Анвару Фани спустя пять минут безмолвной ходьбы. - Кто такой Шарль Д'Эвре? И почему вы называете маму по-французски Барбарой?       Фанория кивнула на флягу, но поскольку отец молчал, была вынуждена раскрыть секрет: - Когда к нам пришел слуга из дома Суворовых... то есть маминого дома, я пошла в ваш кабинет и открыла папку с документами. Там я нашла ваши рассказы, но вы подписывались Шарль Д'Эвре.       Анвар кивнул, впрочем скорее с усмешкой, чем с удивлением. - Шарль Д'Эвре и Барбара, Фани, это история как я встретил твою маму. Я расскажу тебе, как двинемся в путь. Это наша с мамой история, она должна тоже в ней участвовать, а пока что, - Анвар-эфенди взглянул на солнце, что стояло в зените, снял с себя плащ, раскладывая на полу перед источником. - Я редко молюсь, ты должно быть заметила. Но когда все-таки молюсь, то говорю не с богом. Я обращаюсь к тем, кто умер, но живет в моей памяти. Ибо молитва есть диалог без всяких посредников. И сейчас я хочу познакомить тебя с тем, кто подарил мне эту флягу, из которой мы все пьем, которая легкая, крепкая, удобная.       Анвар засучил рукава рубахи, вымыл руки до локтя, умыл лицо, скинул мокасины, завернул до щиколотки штаны, облил ноги, опустился на плащ. Дочь повторяла все процедуры, не задавая вопросов.       После того, как Фанория опустилась рядом на плащ, Анвар обратил взгляд на восток и открыл молитву: - Иншалла. Гусар Ипполит Зуров, обращаю свою молитву к тебе. Я не буду просить у тебя прощения за то, что мне пришлось тебя пристрелить. Мы были на войне, и ты воевал против меня. Ты бы тоже не стал извиняться на моем месте, я знаю. Да и я не стал бы ждать твоих извинений. Это просто глупо. Я здесь с моей дочерью потому, что не проходит и дня, чтобы я не вспомнил тебя. Твой подарок снова со мной, служит верной службой спасая от жары. Я благодарен тебе за эту флягу, как и за то, что ты сделал её именной. Когда я принимал её из твоих рук, я понятия не имел, какую значимость примет для меня эта вещь. Шарль Д'Эвре моя история. А ты - часть Шарля Д'Эвре. Ты был отличным шулером, замечательным другом и достойным противником. Амин. - Аминь, - прошептала Фанория щурясь от слепящего солнца.       Она не могла сказать точно, почудилось ли ей от долгого смотрения прямо на солнце, или же на секунду среди рокота воды, песка и ветвей пальм она действительно увидела улыбчивого русоволосого гусара. Он подмигнул ей. Или нет. Просто вода капнула из неплотно закрытого крана питьевого фонтана.       Фанория поднялась, обулась. Анвар собрал плащ, отряхнул, обулся. Хлопнул дочь по плечу. - Пойдем за нашей мамой.       Варвара ждала их у свежих верблюдов. На ней была новая бежевая драпировка с бахромой, каким-то изумительным образом выглядевшая свежо и изящно. Суворова оглядела своих домашних тем самым внимательным взглядом, которым обзаводятся женщины, становясь в начале жёнами, затем матерями. - Вы какие-то необычные, - пришла к выводу Варя. - Где были? - Разговаривали с папиным другом с войны. - ответила Фанория. - И наполняли фляги. А еще я спросила папеньку, как вы познакомились, и он сказал, что вы мне расскажете об этом вместе.       Анвар чарующе улыбнулся внимательно посмотревшей на него супруге. Прикрыл яркие голубые глаза, ресницами, вынуждая Варвару капитулировать. - Расскажем, разумеется, - согласилась Варя. - Это красивая история. Практически семейное придание. Твой папа короновал меня венком из одуванчиков на роль Афины русско-турецкой кампании. Я приехала в военный лагерь еще ничего не знаю о твоем отце. У меня тогда был жених, Петя Яблоков.       Послышался едва заметный смешок, но одного взгляда Вари было достаточно, чтобы Анвар успокоился. - В отличии от твоего отца я не безумно удачлива. Поэтому в первый же день, когда я сошла с поезда в Болгарии, меня завезли в деревню, оккупированную турками, украли документы и деньги. На мне были те самые рубаха и шаровары, которые ты так любишь носить. Я думала, что смогу сойти за болгарского юношу. Однако, по взглядам, которые на меня бросали, не трудно было догадаться, что все в курсе, что я женщина. И не просто женщина, а женщина в беде.       Тут Варвара выдержала драматическую паузу, внимательно оглядев и дочь, и мужа. Обнаружилось, что оба слушают её с повышенным вниманием. Даже с компасом и картой не сверяются. - И тогда я сыграла в кости. С самым громким из мужчин. Знаешь, Фани, как говорят? Тише едешь дальше будешь. А кто громко голосит, тот и падает громко. Вот твой отец был самым тихим и самым не азартным в лагере. С ним я бы играть точно не села. А с тем типом рискнула. У меня был с собой кинжал, он шел вместе с штанами, а я ничего тяжелее столового ножа в руках не держала. Поставила на кон себя. Больше было нечего.       Анвар и Фанория, не сговариваясь, ахнули. Варвара усмехнулась, сверкнула глазами, продолжила: - И выиграла. Деньги и осла. И провожатого. Один из их компании за мной увязался. Тоже молчаливый. И с голубыми глазами, как твой отец. Эраст Петрович Фандорин. Как выяснилось потом, шпик третьего управления, чиновник особых поручений. Мы вместе прибыли в лагерь, и там Фандорина почти сразу посадили под стражу, ибо его внешность полностью подходила под имевшееся в распоряжении наших войск описание Анвара-эфенди. Турецкого чиновника особых поручений. - Варя подмигнула мужу, улыбнулась. - Но я-то знала, что никакой он не Анвар-эфенди. Русский русского за версту чует. Я решила найти Анвара-эфенди сама. Вперед господина Фандорина. И нашла. - Варя протянула руку мужу тыльной стороной кверху.       Анвар, расценив её маневр поднес было руку жены к губам, но Варя звонко рассмеялась: - Полно вам, Шарль! Я не папа римский, чтобы персты мне лобызать.       Голубые глаза Анвара сверкнули смешинками. - Как скажете, милая Барбара, но тогда вы меня вынуждаете подарить вам французский поцелуй. - Здесь вообще-то дети! - чопорно осадила родителей Фанория, впрочем тут же засмеявшись. - Ну вы как маленькие. И это мы еще не нашли то, за чем едем. И между прочим, вы не закончили. Маменька, нашли вы Анвара-эфенди, влюбились, а что он? - Он? - Анвар приподнял брови, поправив солнцезащитные очки с синими стеклами. - А он, Фани, тоже влюбился. Представь себе, какая оказия. Столько всего предпринять, создать совершенно новую личность Шарля Д'Эвре, больше двух лет писать в Рю Паризьен, ездить от них в командировки, совмещать это с основной работой в Топ Капе, следить из Ирана за Турцией, за Россией. Поехать в лагерь врага как военкор... тщательно подбирать себе марионетку. Когда я увидел твою мать, я, признаться, подумал, что рыба сама плывет мне в руки. Девушка, красивая, любит мужчин и внимание. Вскружит голову любому. А вскружили голову в итоге мне. Когда она проводила со мной время, я собирал все силы, чтобы удержать кровь в голове, а не.. ну.. куда она собиралась устремиться. - Куда? - с интересом спросила Фанория под характерное покашливание мамы. - К.. к животу. Там бабочки. Вот, мне приходилось работать втрое больше, чтобы делать то, зачем я приехал, но и удовлетворять неуемную энергию твоей матери. Кстати, ты у нас появилась именно там. К концу кампании у твоей матери начал заметно округляться живот, но она, тем не менее не отступилась от нашего плана. В лагере никто ничего не заметил. Даже наш с мамой общий знакомец Фандорин. Твоя мама почти что сокрушила свою страну ради меня. Где там принцам, сражавшимся с драконом. Однако, в последний момент Фандорин все-таки смог нас остановить. Мне не оставалось ничего, кроме как хватать твою маму, запираться с ней в хранилище казны и боеприпасов, откуда, как мне казалось не было выхода. У меня впервые не было плана. Но... - Анвар бросил взгляд на жену, выбирая выражения, приемлемые для ушей двенадцатилетней слушательницы. - твоя мама в очередной раз спасла турецкую принцессу, которая думала, что она эфенди. Мы сбежали. На улице мы смешались с отступающими русскими войсками. Грязные, рваные. Накинули шинели без погонов. В своей я нашел документы некоего Арсения Сокола. Имя мне понравилось. Варя сказала, что ехать нам следует во Владивосток, ибо там платили деньги переселенцам. Мы поженились. На полученные от переселения деньги смогли внять дом. Я устроился в газету. Но, разумеется, мне известно все, что происходит у меня на родине. И не все мои командировки от газеты были от газеты.       "Так вот почему мама так ругалась, когда папа по долгу отсутствовал", сложился пазл в голове Фанории. - Так вы все еще эфенди, отец? - спросила она немного погодя, сверяясь с картой.       Анвар покачал головой. - Меня давно повысили. Теперь я Анвар-эмин. Председатель тайного совета султана.       Фанория повернула голову в сторону матери, пытаясь понять, в курсе ли она. Варвара нахмурилась и ехала с подчеркнуто прямой спиной. Только хватка на руке отца усилилась. Значит, знала.       Девочке хотелось спросить, каков же их дальнейший план, но она осадила себя. Она узнает, когда они найдут сокровища.       Впереди уже виднелись скалы, в которых и был прорублен город Тримурти. Не сговариваясь, семья прибавила ходу.       Фанория подняла платок к востоку. Анвар сверился с часами. Варвара рассматривала лежащий перед ними пейзаж с тем выражением лица, с каким дед смотрел на Альпы.       Солнце сверкнуло через птичий глаз. Стрелка компаса была с ним солидарна. - Нам нужен этот туннель. - решила девочка.       Родители ехали за ней, молча отдав ей главенство. Возможно, это тоже была часть плана отца, как с платком.       Фанория подъехала первая, спешилась. Привязала верблюда и первой исчезла в лабиринте. Отец и мать зашли следом, служа молчаливой поддержкой, но не мешая дочери разбираться в веренице ходов.       Фанория считала собственные шаги и вдохи. На сто восьмом она остановилась. Вновь подняла платок. Через пустую глазницу птицы сверкнул сто восьмой от пола и от потолка и от обеих стен камень.       Сто восемь - магическое число индийцев. Сто восемь болевых точек на теле. Сто восьма чакра - сердце. - Мама, - произнесла она. - Этот платок семейная реликвия вашего рода. Сокровище принадлежит вам, это должны сделать вы.       Варвара вдруг почувствовала, как у нее дрожат ноги и бьется сердце. Муж и дочь расступились, словно почётный караул перед императрицей. Не позволяя себе медлить, Варя прошла к указанному птицей камню, вытянула руку. Не достала. - Анвар, подсади меня.       Отец послушно присел на корточки, позволяя матери забраться к нему на плечи, как Фанории в детстве, взял на ноги и медленно поднялся в полный рост. Варя коснулась камня. Тот насмешливо легко отодвинулся, являя за собой черную дыру, похожую на ту, что была в платке.       В начале Варины пальцы не нашли ничего, а затем нащупали аккуратный бархатный мешок. Не мешочек, мешок лежал у дальней стены кладки, и Варе пришлось залезть в пыль и известь по локоть, прежде чем явить на свет сокровище дома Суворовых. Анвар не проронил ни звука, хотя безусловно, ни одна женщина не могла себе представить, что на шею советнику султана можно сесть, да еще и расположиться с комфортом, задвигая за собой камень, рассматривая мешок, тесемки.       Наконец Варвара смилостивилась, разрешив мужу спустить её на землю. Фанория шагнула к родителям, дабы взглянуть, чем же кончилось, или, вернее, началось их путешествие. Отец сложил ладони лодочкой, мать распустила мешок и на ладони Анвара посыпались неограненные драгоценные камни.       Фанория уставилась на них в начале с любопытством, а затем с разочарованием. Почему-то ей в свои двенадцать самоцветы виделись сверкающими на солнце, разной огранки. Но судя по выражению, застывшему на лицах обоих родителей, они нашли то, что искали. Теперь они вернут мамин дом. - Теперь ты будешь наследная графиня Суворова, дочь, - нарушила тишину Варя. - Я выведу тебя в свет. Но не для того, чтобы подыскать тебе жениха. Твоему отцу нужен свой человек возле нашего императора. Понимаешь меня?       Фанория кивнула. Да, теперь она прекрасно всё понимала. Это значило, что пришла пора повзрослеть и принять на себя наследие отца и матери.