перешли все черты, нарушили все правила

      Антон не тот, кто матерится, когда луна не полная, но после сегодняшнего, Иисус там, нахрен, плакал, он собирается пересмотреть своё мнение.              Понимаете ли, Антон — человек, у которого есть план на любой случай. У него ещё год назад был план. Он не был идеальным. Вообще не был. На деле, Андерсон уверен, что его таблица, в которой расписаны планы на ближайшие тридцать полных лун, заставит любого психиатра, который захочет провести сессию с человеком, называющим себя оборотнем, отказаться от своей профессии и убежать в горы, чтобы стать отшельником — но план и правда был хорош. Антон провёл бессчётное количество часов, отслеживая бюджеты, ежегодные этапы и инвестиционный портфель, чтобы его стая была в безопасности и оставалась платёжеспособной.              И не то чтобы Антон не привык подстраивать свой жизненный план под обстоятельства, как раз наоборот. Дело всё в старой ране, в той самой, которую тело отказывается заживлять, в отличие от всех остальных царапин и синяков, полученных Антоном за последнее время. Рана эта — воспоминание о неожиданной встрече с этим мудилой Аароном в ночь, когда Антон только выпустился из университета и хотел отпраздновать последнюю ночь дикого безумия перед тем, как остепениться. Аарон тогда расхохотался, а следующее, что помнил Антон, это то, как он появлялся у Аарона в ногах раз в месяц и его тошнило от запаха пропитанной страхом крови и несвежего индийского пейл-эля.              Антон не помнит времени, когда он ещё меньше скорбел по человеку, чем в день, когда до него дошли новости о том, что Аарона сбил чёртов почтовый фургон. Честно говоря, Андерсон больше переживал за бедного почтальона, который был тогда за рулём, чем за мразь, которая решила, что обратить Антона будет забавно. Полное, нахрен, мудачьё.              Единственная вещь, которая немного успокаивала его натянутые нервы в первые десять лет после обращения, — это то, что он наконец вступил в роль альфы. Защитника. Того, кто наконец мог хоть что-то сделать с другими несчастными, которым не посчастливилось встретиться с Аароном. Антон наконец нашёл себе подходящую работу, теперь он был смотрителем при Департаменте охраны природы, купил дом и провёл последнюю декаду наслаждаясь ночами со своей стаей, в которой никто не думал, что «сплочение» заключалось только в ругательствах и алкоголе. В первый десятилетний план всё это не входило, но в новом, насыщеном полнолуниями, Антон нашёл нечто прекрасное, и всё шло хорошо.              Конечно же, это «хорошо» также означало, что приходилось иметь дело с кровососущими идиотами, живущими на окраине города. Они доставляли неприятности только по ночам, — и это случалось довольно часто — когда не могли найти настолько глупого бедолагу, который пошёл бы домой к трём странным мужчинам. Конечно, они раздражали, и болезненный запах смерти преследовал их, как дымка, место которой скорее в аляповатом детском мультфильме, чем в ночных заросших парках на окраине Веллингтона, но с ними всё было в порядке.              А потом Стю поставил всех на уши.              Само собой, Антон не злится на Стю. Стю объективно хороший парень. Возможно, он самый спокойный из всех, кого когда-либо превращали в оборотня; Антон бы поставил настоящие деньги на то, что Стю даже не так сильно звереет, когда становится волком. Он помогает платить ипотеку за дом, который Антон купил в качестве общего места для стаи, и всегда выполняет домашние обязанности, даже когда на колесе домашних дел ему выпадает чистка ванной. Если не брать в расчёт всю свистопляску с «ой, мы превратили тебя в оборотня», Антон уверен, что никогда так не радовался встрече с кем-то вроде Стю. Конечно же, он не во вкусе Андерсона. Но это уже совсем другая история о теннисных мячиках.              Нет, Стю не причина, по которой Антон готов начать материться, не совсем.              А вот его друзья — вполне.              Вампиры. Главные противники оборотней, их заклятые враги. Сраные кровососущие придурки.              Хотя спустя год становится всё сложнее думать о них, как о «заклятых врагах» или даже «придурках». Владислав — это чудовище с вечно чешущимся языком, который больше всего любит перебивать любого говорящего своими историями о его устрашающих подвигах. Или рассуждениями о том, как если бы он встретил Абрахама Ван Хельсинга, он бы попросту сожрал его. Но зато он обладает сухим остроумием и всегда готов от души посмеяться, когда кто-нибудь из стаи Антона радуется футболу и залпом выпивает целый бокал пива. Дикон вообще бывший сраный нацист, который не моет посуду, но у него самое большое сердце из всех, кого Антон когда-либо встречал, если дело касается тех, кого он считает друзьями.              Ладно, Ник действительно тот ещё урод, но он старается таким не быть, поэтому даже ему удалось добиться расположения Антона, пусть и с трудом.              А что до Виаго, ну… Прямо сейчас Антон меряет шагами свою комнату, перечисляя все ругательства в грёбаном алфавитном порядке, и всё из-за грёбаного Виаго и его бесяче длинных ресниц.              Виаго, как выяснилось, очень сильно подходит под типаж Антона. Настолько, что Андерсону приходится ласкать себя перед тем, как стая планирует встретиться с вампирами. И всё для того, чтобы сэкономить себе время и по возвращении сделать это три раза вместо четырёх. Само собой, Виаго — это денди в кружевах и рюшах, который расхаживает по дому и шлёпает всех перчатками по лицу, потому что застрял в эре романтизма Джона Китса. А ещё у него такие скулы, которые бы точно рассекли ладонь Антона, если бы он попытался дать ему пощёчину. Длинные ресницы, которые обрамляют самые бесчеловечно красивые глаза в мире. И узкая талия, которую Антон хочет сжимать до тех пор, пока на ней не останутся следы. Он даже не знает, сможет ли он оставить эти следы, учитывая все нюансы «бессмертных существ» и прочего, но это не имеет никакого значения, когда Андерсон каждое сраное утро касается себя в попытке получить удовольствие в душе.              Антон занимается всем этим лишь для того, чтобы нормально вести себя перед Виаго. И пока что это привело только к отдельным инцидентам: он посмеялся над шуткой, которая была не особо смешной; дважды он пытался предложить убить кого-нибудь вместо Виаго и, буквально худшее, что могло случиться, то, что он предложил сегодня вечером.              Этот вечер был хорошим. Но также сегодня впервые оба главы наконец смогли встретиться на киновечере, который вампиры и оборотни обычно устраивали каждые две недели. И это впервые за три месяца, и всё из-за… оргии.              Не вам рассказывать Антону о том херовом культурном шоке, который он испытал, когда Стю рассказал ему, почему киновечер отменили. Ничто не сравнится с тем, как самый милый, но при этом самый простой человек во всём Веллингтоне весело рассказывает группе взрослых людей, что киновечер переносится, потому что их приятели были избраны почётными ведущими для Веллингтонской Ежегодной Оргии Нежити и Не Только. Антону потребовалось провести дома три полных рабочих дня наедине с собой, чтобы пережить идею о том, как Виаго растянется на одном из бархатных плюшевых диванов, обнажённый для рук и зубов, нет, клыков, как минимум трёх существ, которые будут делать всё возможное для того, чтобы довести его до разрушительного удовольствия. И «пережитие» Антона заключалось в том, чтобы выяснить, сколько раз он сможет кончить, пока не доведёт себя до исступления. Как выяснилось, четырёх раз достаточно.              Антон уже смирился с тем, что он не может смотреть Виаго в глаза, при этом не выглядя как больная фантазия вампира, с лицом, раскрасневшимся от крови, что приливала и к члену. Но когда оборотни пришли к вампирам, Антон был потрясён тем, как ужасно выглядел Виаго. У Виаго и так была причудливая комплекция мертвеца, а бледно-коричневая кожа хорошо подчёркивала его прекрасные глаза. Но сейчас он был серым от усталости. И вместе с этим в его движениях появилась необычная вялость, которая заставила Антона волноваться.       — Привет!       Антон смог оторваться от Клифтона с Диконом, плачущими над титрами «Стального гиганта», пока все остальные всеми силами стараются сдержать слёзы. Виаго так и не вернулся в зал с тех пор, как вышел во время сцены, где Дин кричит на Гиганта за то, что тот рисковал жизнью Хогарта. Антон буквально слышит мягкую трель голоса Виаго, когда тот произносит букву «р». Андерсон находит вампира на кухне, на его руках жёлтые резиновые перчатки; он пялится на гору чашек и стаканов, и все они в красных пятнах.       — Оу! О, здравствуй, Антон. Тебе здесь что-то нужно? — Виаго вздрагивает, пугаясь голоса Антона.       Антон неловко переминается с ноги на ногу. Несмотря на то, что Виаго играет главную роль в каждом сне Андерсона, в жизни эти двое никогда не разговаривали друг с другом, за исключением обмена комплиментами и уже привычной синхронизации расписаний, которая всегда выпадает на их долю. Чёрт возьми, даже в еженедельном сне о том, как Антон не может выбраться из аптеки, Виаго притаился за полками с зубными щётками. Андерсон знает, что такой вид для Виаго не есть нормальный. Вампир любит оглядываться на Стю и притворяться, что ест попкорн во время фильма, любит проверять, что у всех, кто сидит на полу, достаточно подушек… Чёрт, ему даже нравится слушать звук перемотки кассеты в конце фильма, потому что «она такая быстрая!»       Антон знает Виаго. И знает, что это ненормально. Этого достаточно, чтобы заставить его сделать глубокий вдох и заговорить:       — Да… То есть, нет.       — М.       — Я имею в виду… Мне ничего не нужно, но я-я просто хотел убедиться, что-что ты в порядке, — Антон хмурится от разочарования.       Виаго смотрит на него невидящим взглядом, мыло капает с его длинных пальцев в ярко-жёлтых перчатках прямо на пол, а Антон уже готов бросить себя на растерзание прямо в яму полную разъярённых пауков катипо. И единственно, что останавливает его сейчас от ямы катипо это осознание того, что он имеет право спрашивать. Виаго сейчас выглядит больше мёртвым, чем неживым, и если можно сделать хоть что-то, чтобы помочь ему, Антон готов сделать это сиюсекундно.       — Я… что? В чём?       — Ты выглядишь так себе, приятель. Ты какой-то помятый, если честно, — Антон делает шаг навстречу Виаго, отваживаясь вытащить губку из его влажных пальцев.       Как только губка выскальзывает из рук Виаго, он обмякает, и Антон едва успевает усадить его на стул, прежде чем вампир запрокидывает голову и драматично рассказывает ему о последних трёх месяцах организации оргии и её катастрофических результатах.       —…И вот, после всего этого планирования, после всех моих чудесных таблиц, которые Стю помог мне сделать, чтобы облегчить саму организацию вечера, появляется Барон и уносит мою дорогую Катерину к себе на Крит! Я даже не могу винить её за это, Антон, он настоящий Адонис! Он просто создан для того, чтобы сбивать всех с ног своей красотой! Я почти расстроен, что на её месте был не я.       Слышать, что Виаго пожертвовал своим благополучием, было неудивительно. Да, Антону никогда не приходилось планировать оргию, от которой зависела бы его репутация и репутация его друзей, но у него возникают болезненно яркие воспоминания о каждом дне в роли альфы своей стаи. А сейчас Андерсон борется с желанием пригладить пальцами выбившийся локон, вяло свисающий на лоб Виаго.       — Звучит тяжко, приятель.       Виаго кивает с прискорбием.       — У Дикона с Владиславом не было желания охотиться, потому что всё остальное шло так гладко, даже несмотря на то, что я предпочёл не участвовать в… вечернем мероприятии, — сердце Антона тает от того, как клыки Виаго обвивают слово «гладко». — Мне тяжело быть одному, я не ел уже несколько недель.       У Антона пересыхает во рту от вида бледной кожи Виаго и того, как блестят его клыки в тусклом свете кухни. Его глаза сияют, совсем как полная луна, на которую Андерсон успевает лишь коротко взглянуть перед тем, как его тело обратится в мех, инстинкты, запах и острое ощущение того, что он наполовину зверь. Слова срываются с губ мужчины ещё до того, как он успевает их обдумать.       — А как же я?       Виаго мигает с открытым ртом, эти смертоносные, восхитительные клыки творят что-то колдовское с головой Антона, и он полностью готов стереть это тупое выражение на лице Виаго поцелуями. Но на кухню входят оба Нейтана, громко сообщая о том, что пришло время уходить, и утаскивают Антона, которого все назначили водителем, до того, как он успевает сказать ещё хоть что-то.       Вот так. С тех пор как Антон вернулся к себе и разогнал всю остальную стаю по домам, он бормотал все мыслимые ругательства на английском и даже добавил к ним парочку немецких, потому что, конечно же, он начал немного учить сраный немецкий. Андерсон так погружён в методичное расхаживание и ругань, что чуть не запинается о собственные ноги, когда за окном слышится лёгкий стук.       До полной луны всего десять дней, поэтому Антону нужно глубоко вздохнуть, чтобы не зарычать на, как он уверен, стучащую по окну птицу, перед тем, как пойти спугнуть её. Открыв шторы, Андерсон застывает на месте.       — Какого х… Виаго?       Виаго прямо за окном. Второго этажа. Он парит в воздухе, его рука поднята, чтобы постучать ещё раз.       Что ж.       Получается, это не птица.       — Здравствуй, Антон! — голос Виаго звучит приглушённо из-за стекла, но ничто не приглушает сияние улыбки в его глазах. Антон пялится на него невидящим взглядом, игнорируя спазм в животе, который появляется при виде ухмылки на губах вампира. На мгновение Андерсон замирает, когда Виаго смущённо смотрит на него в ответ. — Ой, можно мне войти, пожалуйста?       — Ох, ради… да, конечно. Я должен был подумать об этом, прости, ты можешь войти внутрь… в смысле… ох, я приглашаю тебя, — Антон пытается поднять стекло, рассыпаясь в извинениях, его лицо пылает.       — Антон, я был у тебя раньше. Тебя не нужно приглашать меня каждый раз, — улыбка вновь возвращается на лицо Виаго, когда тот забирается через окно, и если глаза Антона его не подводят, то губы вампира лишь на мгновение растягиваются в ухмылке.       — В этом… эм… в этом есть смысл, — Андерсон краснеет ещё сильнее, если это вообще возможно.       Виаго мягко улыбается, комната наполняется тишиной. Антон изо всех сил старается не пялиться на него, но это очень, нахрен, сложно, когда он стоит посреди спальни Андерсона, выглядит так, словно его вырвали со страниц романов Бронте, и пахнет сосновой хвоей и опавшими осенними листьями. От роскошного бархата и дорого расшитой одежды, в которые кутается Виаго, у Антона чуть ли не слюнки текут, когда он представляет вампира под собой и то, как Андерсону хочется запомнить ладонями тонкие изгибы талии Виаго.       Виаго открывает рот, чтобы заговорить, то тут же закрывает его, хмурясь.       — Так… какими судьбами? — Антон прочищает горло.       Ему жутко неловко от того, как его голос повышается до ненормального уровня, выдавая, насколько отчаянно он пытается казаться непринуждённым. Ему кажется, что Виаго бы мог сейчас покраснеть, если бы в его рот попала быть хотя бы одна капля красного тепла живого, дышащего человека.       Или оборотня, как предательски подсказывает разум Антона.       — Я… что ж. Мы не закончили тот разговор, Антон.       Андерсон чувствует, как на загривке волосы встают дыбом. Глаза Виаго, резко выделяющиеся на фоне его неестественно бледной кожи и обрамлённые тёмными ресницами, которые преследуют мужчину в его снах, обманчиво спокойны. Лишь лёгкий трепет, один лёгкий взмах ресниц выдаёт, насколько безнадёжно Антон застрял в ловушке взгляда вампира. Это не гипноз; Андерсон знает, что Виаго херово владеет им. Это тяжёлое терпение хищника, который может ждать тысячу лет, пока его добыча не сдастся.       — Чт… какой ещё разговор, приятель?       — Антон, — ухмыляется Виаго, сверкая клыками.       — Хорошо. Что ты хочешь добавить? — Антон чувствует, как у него встаёт дыбом шерсть, и фыркает в усмешку, а сам находится на грани того, чтобы повиснуть на Виаго, обнажив шею и плотно сжав челюсти так, что его собственные клыки будут грозить дать о себе знать.       — Ты говорил это всерьёз?              Антон сглатывает, но он стал альфой не за то, что был трусом сраным, поэтому он рвано выдыхает и делает шаг навстречу Виаго. Ему интересно, слышит ли вампир его частое, как у колибри, биение сердца, как учащается его пульс, как в его венах кровь, наверное, смешивается с адреналином.       — Виаго, я не такой человек, который бы предложил что-то подобное не всерьёз.       Даже с другого конца комнаты Антон видит, как зрачки Виаго расширяются, а дыхание прерывается. Антон помнит ту ночь, когда Дион по пьяне спросил, почему все вампиры дышат, если они уже мертвы. Это был один из первых моментов, когда Виаго заставил сердце Антона пропустить удар.       — Зачем лишать себя того, что напоминает нам о жизни?       Дыхание Виаго не нужно. Как и половина того, что Антон предлагает ему. Но воздух, который наполняет и покидает лёгкие вампира, и что-то большее, чем просто кровь, — Андерсон видит жажду в его глазах, — это то, чего Виаго хочет так сильно, почти нуждается в этом. И Антон, чёрт возьми, Антон нуждается только в том, чтобы дать вампиру то, чего он хочет.       — Не думаю, что ты знаешь, что именно предлагаешь мне.       Глаза Антона коротко сверкают, вид комнаты расплывается на мгновение, переходя от цвета к приглушённым тонам, а его пронзительные серо-чёрные волчьи глаза светятся ярким золотом. Он рычит, напоминая Виаго о том, что он не единственное опасное существо в этой комнате.              — Попробуй, нахрен, поиграйся со мной.       Антон вдыхает, готовый во всех деталях объяснить, почему Виаго должен дать этому шанс, дать шанс ему самому, но его толкают на кровать, прежде тем, как он понимает, что происходит. Прохлада рук Виаго чувствуется на бёдрах даже через джинсы, и Антон издаёт испуганный, сдавленный звук, когда его прижимают к одеялу. Вампир смотрит на него сверху вниз, его тёмные глаза мерцают, утопая в слабом свете луны. Антон подавляет дрожь от того, как прекрасно выглядит Виаго в лунном свете, его лунном свете, что ласкает его, словно старого друга или возлюбленного. Прелестные губы вампира вновь изгибаются в усмешке, вампир усмехается и цокает языком.              — Антон, следи за языком.       — Виаго… — вновь рычит Антон, звук раскатывается от головы до кончиков пальцев.       Но угроза Антона обрывается прохладным прикосновением губ Виаго, прижимающихся к его собственным, сильным, непростительным, оглушительным поцелуем, который вампир почти сразу же смягчает. Это сильное заявление для Антона, будто Виаго вцеловывает это красивое, но коварное предупреждение в его губы: «Я могу быть опасен», «Я могу лишить тебя жизни этим ртом», «Я могу разрушить тебя». И Антон не может сдержать сдавленный стон, который срывается с его губ от этой безмолвной угрозы.              Виаго отстраняется от Антона со вздохом, от которого по спине последнего пробегают электрические искры удовольствия. Чёрт, как же он любит наблюдать за тем, как дыхание пронизывает тело вампира, любит знать, что это простое потворство. Антон смотрит на Виаго снизу вверх пьяным от желания взглядом, а затем Виаго целует его вновь. Медленные и жадные поцелуи вампира заставляют Андерсона тяжело дышать в его губы. Когда Виаго проводит языком по языку Антона, тому кажется, что он умрёт в погоне за глубиной этого сладкого привкуса.              Виаго подталкивает Антона ещё выше по кровати, седлая его и прижимая к месту своими бёдрами, и склоняется над ним, будто крадёт дыхание из тела Андерсона. Когда клыки Виаго царапают нижнюю губу Антона, тот отстраняется с испуганным вскриком, что вырывается прямо из груди, и вампир замирает на месте. Он словно гипсовая статуя, украшенная роскошным шёлком, его глаза расширяются от страха и… и голода.              Антон привстаёт на локтях. В какой-то момент футболка Андерсона задралась выше груди, и теперь его живот потирается о расшитый прекрасными узорами парчовый жилет Виаго.       — Эй.              Виаго моргает, не отрывая взгляда от нижней губы мужчины. Антон чувствует привкус собственной крови и слизывает её. Приоткрыв рот, вампир встречается взглядом с Андерсоном. Антон видит, как луна отбрасывает жемчужные тени на клыки вампира.              — Я говорил серьёзно. Попробуй поиграться со мной, Виаго. Я выдержу, — он обвивает рукой шею вампира, притягивая его обратно, чтобы он был ближе к губам Антона. Глаза Виаго мерцают, когда он понимает, что мужчина настолько сильный, что может заставить его сдвинуться с места, и Андерсон ухмыляется. — Я оборотень, помнишь? Я достаточно силён.       Виаго улыбается, мягкое и трепетное создание, которое кажется невероятно нежным, прежде чем его руки скользят с кровати на талию Антона. Сначала его хватка лёгкая, словно перо, и Андерсон гортанно рычит. Постепенно вампир сжимает мужчину всё крепче. Он сжимает его так чувственно, медленно, что создаётся впечатление, будто Антон попал в один из тех документальных фильмов, которые турсовет Новой Зеландии показывает каждому смотрителю парка в радиусе десяти километров от международного аэропорта Веллингтона, рассказывая об опасностях, связанных со змеями в Аотеароа. Так же, как эти извивающиеся красавицы с чешуёй, похожей на драгоценные камни, Виаго заставляет Антона потеряться в тёмном блеске его глаз, пока он пристально разглядывает мужчину. От хватки вампира останутся синяки, но Антон, чёрт, Антон всё ещё чувствует, как Виаго сдерживает себя.       — Ради сраного…              Андерсон хватается за жабо вампира, и тот дёргается. Виаго издаёт испуганный звук, когда Антон тянет его вниз, и прижимается к каждому тёплому сантиметру его тела. Андерсон чувствует, как сладкая прохлада Виаго проникает в его кровь, делая её тёплой, а не кипящей, и ухмыляется перед тем, как впиться зубами в обнажённую шею вампира так сильно, как он только, нахрен, может.       Удивлённый полувскрик Виаго застревает в горле, зажатый укусом Антона, и Андерсон сильно посасывает кожу, он намерен оставить след, как только сможет заставить свою кровь течь по венам вампира. Он не шутил тогда. Конечно он, нахрен, не шутил. Мрамор кожи Виаго на вкус словно мороженое в самые ненастные летние дни, словно прыжок ногами вперёд в бассейн у подножия водопада полностью нагим, но Антон хочет почувствовать тепло от вкуса собственной крови, когда Виаго заставляет его, нахрен, кричать.       Хватка на талии Антона усиливается, и мужчина усмехается в шею Виаго, опускаясь чуть ниже, чтобы вновь впиться зубами в кожу вампира. Он дёргает Виаго за одежду, отчаянно пытаясь вцепиться хоть в какую-нибудь часть его тела, чтобы наконец показать этому неживому денди-ублюдку, который преследовал его во снах и заставлял кончать каждый день на протяжении сраного года, насколько он готов отдаться в его распоряжение. Антон издаёт лающий рык, когда Виаго ахает его имя, а ладони мужчины искажаются, появляются когти.       — Да… — шипит вампир, проводя руками по талии Антона, ногти впиваются в его грудь, а когти Андерсона оставляют следы на плече Виаго, разрывая ткань в порыве отчаянного царапанья. Антон хочет прижать Виаго ближе, ещё, нахер, ближе, и кажется, будто вампир наконец понял это и готов к тому, чтобы они вдвоём опустошили друг друга до состояния блаженного разрушения.              Антон отстраняется от шеи Виаго, место, где только что были зубы, темнеет, и мужчина поднимает глаза, его дыхание прерывается.       — Ага? — у него еле получается выдохнуть слово, когда Виаго тяжело дышит прямо над ним, это то самое прекрасное дыхание, в котором он не нуждается, но которое выбирает помнить, выбирает делить его с Антоном словно секрет. В зрачках вампира сияют звёзды, пока его глаза меняют цвет с карего на чернильно чёрный. Андерсон задаётся вопросом, сколько людей за несколько веков видели этот хищный блеск, это ночное предупреждение в темноте, что они были не одни, эту последнюю вспышку света перед тем, как сдаться перед клыками вампира, который охотится за своей добычей.              Виаго ухмыляется, в глазах танцуют блики сверхъестественного огонька, которым его наградило бессмертие, и Антон улавливает лишь мимолётное движение перед тем, как с него срывают рубашку. Буквально, о да, нахрен, просто да, мужчина слышит, как пуговицы стучат о пол.       — Да, — просто отвечает вампир и впивается своими хищными клыками глубоко в плечо Антона.              Блядь, это, просто пиздец, ощущение клыков Виаго на коже находится за гранью всех известных Антону слов, он не может подобрать нужных, чтобы передать эту восхитительную агонию, что захватывает каждый нерв в его теле. Всё его тело встряхивает в руках вампира, и тот наконец сдерживает мужчину изо всех сил. Андерсон не может вырваться из тисков элегантных пальцев Виаго, не может дышать, потому что дыхание было бы слишком громким, и всё, чего хочет Антон, всё, ради чего он живёт в этот момент — это непристойный чавкающий звук, с которым Виаго прижимается губами к месту укуса на плече мужчины и делает глубокий глоток.              Антон наконец хватает воздух ртом и буквально чувствует, как ужасно самодовольный смешок Виаго разливается по его венам, отдаваясь в сердце и направляясь прямо в член, который трётся о джинсы с тупой болью. Мужчина слабо отстраняется от рук Виаго, дёргая за его вьющиеся волосы, в которых путаются пальцы, но Виаго, чёрт, Виаго прижимает его бёдра грубым толчком.       Губы вампира соскальзывают с плеча Антона, и Андерсон не может сдержать срывающийся с губ скулёж. Его пальцы продолжают безвольно крутить кудри вампира.       — Не дёргайся, Антон, — губы Виаго красные от крови мужчины, а его глаза почти полностью чёрные, склера исчезает в дьявольском чернильном сиянии глаз. — Я всё ещё могу сделать тебе больно.              Антон дрожит, вжимаясь в ладони вампира и безрассудно выгибая спину.       — Я хочу, чтобы это ощущалось хорошо, — Виаго закрывает глаза, а когда открывает их вновь, вокруг радужки вновь проблёскивает белая каёмка.       Антон моргает, пьяный от удовольствия, потому что видит, как его собственная кровь окрашивает худые щёки вампира и отметину на его шее.              — Чёрт, — мужчине удаётся весьма красноречиво прохрипеть, отчего он получает очередной прелестный мерзкий смешок от Виаго.       — Ты хоть представляешь, мой дорогой, как сильно ты сводил меня с ума с тех пор, как мы встретились? — язык Виаго обвивает слова «мой дорогой» как совсем недавно обвивал язык Андерсона. — Представляешь, как сильно я желал узнать, так ли ты прекрасен на вкус, как и на запах? — Виаго наклоняется, прижимая плоское лезвие своего языка к проколам на плече мужчины, сдавленный стон смешивается с кровью Антона на губах вампира. — Ты, кстати, представляешь. Дорогой Антон, ты хоть представляешь себе, какой ты разрушительно лакомый на вкус?              — Виаго… — Андерсону удаётся вздохнуть и, честно говоря, это грёбанное чудо, что он ещё может составлять буквы в слова, не говоря уже об имени вампира. —…пожалуйста.       Виаго довольно хмыкает, влажно слизывая кровь, что капает прямо на рубашку Антона. Тот не может сказать точно, но думает, что сможет пришить пуговицы обратно. Может, он оставит её, может, он подождёт, когда пятно крови застынет, перед тем, как застирать её, может, будет спать в ней каждую ночь и ублажать себя на неоспоримое доказательство того, что он позволил Виаго пить его кровь. Мужчина скулит от одной только мысли, и единственное слово срывается с его губ, которое он не успевает обдумать:       — Ещё.              Виаго шипит вновь и целует своими прохладными губами изгиб плеча Антона. Тот вздрагивает, когда язык вампира, тёплый и влажный, ведь кровь Андерсона уже наполняет жизнью его неживое тело, ведёт по волосам на груди мужчины. Дразнящие следы от узоров, которые Виаго вырисовывает языком вокруг соска, блестят на коже при тусклом свете луны, и Антон не уверен, как именно у него получается рычать и скулить одновременно, но как-то получается.       — Пожалуйста… трахни меня, Виаго… Я серьёзно… Я хочу этого… ещё, ещё, ещё… — слова сами срываются с губ в туманном безрассудстве, и Виаго стонет прямо в грудь Антона.       — Да, мой дорогой Антон, да… о, милый Антон, да… — вампир обрывает свои слова, поднимая глаза, чтобы встретиться со взглядом мужчины, ярким и даже голодным, с тёмным блеском внутри. Виаго вновь обнажает клыки и со злобной ухмылкой царапает ими прямо над соском Антона.       — Блять! Ох, нахрен блять. Блять, вот оно, укуси меня снова, пожалуйста, пожалуйста… — Антон только и может, что стонать, когда Виаго милостиво повинуется, его клыки сильнее врезаются в грудь, а язык скользит по соску.              Член Андерсона наливается кровью, и мужчина уверен, что в его джинсах уже полный беспорядок, учитывая то, насколько он течёт, когда Виаго слизывает капли крови с его соска. Лезвие языка вампира не острое, но оно ощущается таким на упругой коже напряжённого соска. Виаго одинаково страстно посасывает кровь и сосок Антона, отчего тот скулит и бездумно царапает кожу головы вампира.       Ощущение губ Виаго, ненасытных и теплеющих с каждой секундой, абсолютно непристойное, у Антона слегка кружится голова, когда вампир отстраняется от соска, только чтобы припасть ко второму. Мужчина скулит и поддаётся, полностью находясь в плену клыков и языка Виаго на своей коже, что так легко проникают мягкую, чувствительную кожу, что Андерсон едва чувствует боль. Это ничто, это также неразличимо, как края одной снежинки в сильную метель, по сравнению с влажным, непристойным блаженством от прикосновения языка Виаго к его соску. Мужчина мог бы умереть прямо сейчас, он позволил бы Виаго выпить из него каждую каплю крови, на которой теплилась его жизнь, если бы это означало, что он сможет чувствовать это наслаждение до последнего удара сердца.       — Виаго… ёбарь, твои губы… — вампир отстраняется, слизывая тоненькие струйки крови, бегущие по груди Антона, со всей заботой, какую только может дать любовник.       — Не очень-то приятное прозвище для меня, мой милый Антон, — голос Виаго полон удовольствия и переполнен желанием, отчего мужчина тает.       — Иди нахер, сейчас ты буквально ёбарь, какого хрена ты вообще так хорош в этом? — его взгляд на мгновение затуманивается, Андерсон с глупой улыбкой моргает, глядя на Виаго, и слабо посмеивается.       Улыбка Виаго превращается в ухмылку.       — Антон, мой дорогой Антон… — вампир оставляет распутно целомудренный поцелуй в ложбинке груди мужчины. —...как думаешь, почему меня выбрали организатором оргии в этом году?       — Я… чёрт… я начинаю… ох, хорошо… блять… понимать, — Антон скулит, выгибая спину и приподнимаясь с кровати, чтобы полностью отдаться безжалостному, головокружительному удовольствию от поцелуев вампира.       Виаго хихикает, поцелуями опускаясь к животу Антона, а носом зарывается в дорожку мягких волос, обвивающих пупок Андерсона.       — Не хочу… ах, так приятно, мой милый… ох, не хочу себя нахваливать, но мне доставляет огромное удовольствие… — Антон прикусывает свои окровавленные губы, когда Виаго впивается поцелуем в бедро, язык вампира ласкает кожу между пальцами, всё ещё сжимающими талию Андерсона. —... следить за тем, чтобы мой партнёр… ах… был полностью удовлетворён.       — П-правда?              — У меня не всегда получается, но я люблю пытаться. Хочешь, я попробую с тобой, Антон? — улыбается Виаго.       Андерсон гортанно стонет и кивает. Виаго, полный ёбарь, постукивает по бедру мужчины и качает головой.              — Ай-яй-яй. Ты же знаешь, как я люблю устные приглашения, — в голосе вампира чувствуется привкус крови Андерсона. Он слаще, чем обычно, он заставляет Антона трепетать. — Скажи это.       Это бессмысленно, но внезапно Антон теряет способность дышать. Он уже упрашивал Виаго, умолял его и сдался ему, но что-то внутри него напрягается и злится на устный приказ вампира. Дыхание застревает в груди, и оно намерено покинуть тело только вместе со словами, которые требует от него Виаго, но в то же время его разум кричит от одной мысли о том, что он — Антон Андерсон, лидер, доминант, альфа — должен подчиняться. Его внутренний волк воет, даже когда Антон стискивает зубы, задыхаясь от разочарования из-за внезапной неспособности продолжать просить большего. Виаго прерывает свои медленные, дразнящие поцелуи.       — Мой дорогой, ты мне не альфа.       Антон замирает, глядя на Виаго большими глазами, а слова так и заточены в застрявшем воздухе, что заставляет его лёгкие сжаться. Виаго улыбается, и эта нежная улыбка обычно появляется на его губах, когда он раскатывает глину по гончарному кругу или когда ловит взгляд Антона с другого конца комнаты во время киновечера. Из груди Антона вырывается сдавленный стон, когда он устремляет безумный взгляд на эту улыбку, окрашенную в красный кровью Андерсона, стекающей с клыков вампира.              — Ты можешь подчиниться мне. От этого ты не станешь в моих глазах слабее как человек или как волк, дорогой Антон, — Виаго оставляет осторожный поцелуй на мягкой коже бедра мужчины, и из груди последнего вырывается ещё один сдавленный вздох. — Поэтому скажи это, Антон. У тебя уже прекрасно получается, мой хороший. Используй слова. Можешь даже ругаться, если хочешь. Ты позволишь мне попробовать удовлетворить тебя до точки разрушения?              — Да, — это отчаянное, царапающее горло слово срывается с губ Антона, и Виаго ведёт клыками по шлёвкам на джинсах мужчины. Он усмехается, и это прекрасное лёгкое движение губ заставляет Андерсона почувствовать, будто на месте его сердца вдруг зацвели розы.       — Хороший мальчик.       Виаго, несмотря на все его красивые слова и милые улыбки, вовсе не такой уж и сдержанный, как думал о нём Антон. Они оба хихикают, пока Виаго возится с ширинкой на джинсах мужчины, но мгновениями позже глаза вампира, снова утопающие в хищной черноте, предупреждающе вспыхивают. Джинсы Антона оказываются на полу в куче рваной одежды, его член, горячий и твёрдый, пульсирует, он ощущает это животом, и Виаго тактично вытаскивает нитку из зубов, а затем опускается между ног Антона.       — Виа… блять… пожалуйста, Виаго… пожалуйста, пожалуйста, блять, пожалуйста… — слова Антона пропитаны последними вздохами истеричного смеха, который вызвал Виаго, но ярче всего они отражают его отчаяние. Виаго, полнейший ёбарь, своими клыками осторожно прокалывает мягкую кожу внутренней стороны бедра мужчины.       — Пожалуйста что? Скажи мне, что сделать с тобой, мой милый… — Виаго прерывает себя стоном, когда Антон нетерпеливо тянет его идеально взъерошенные кудряшки и прижимает губы вампира ближе к телу. —...ах, милый… скажи это… пожалуйста.       Мольбы Виаго открывают что-то в Андерсоне — пьянящий, запутанный парадокс доминирования и подчинения растекается по его венам так же сладостно, как его собственная кровь потекла по идеальному языку вампира. Губы мужчины приоткрывается в умоляющем стоне, но затем та часть мозга, которая отвечает за требования, успевает сделать хоть что-то ещё, кроме согласного скулежа.              — Укуси меня снова… вот здесь, блять, пожалуйста…       Вампир прерывает любые другие просьбы, впиваясь клыками в нежную внутреннюю сторону бедра и высасывая из неё каждую сочную каплю крови, пока член Антона подёргивается, размазывая предэякулят по животу. Виаго издаёт непристойные звуки, это греховная литургия, из-за которой Антон готов продать самому дьяволу последние осколки своей потрёпанной души, если это будет означать, что Виаго сможет продолжить так красиво стонать, вжимаясь в его кожу. Немыслимым образом Антону удаётся упереться ногами в кровать и оторвать бёдра от матраса, отчаянно желая загнать вампира глубже под кожу, и тот скулит, прижимаясь к ноге.              Этот мудила останавливается, отчего Антону приходится прикусить губу и почувствовать свою собственную кровь, он жаждет её теперь, когда собственными глазами может убедиться, насколько дикой она делает Виаго. Всё это лишь для того, чтобы удержаться от богохульной молитвы самому Всевышнему. Виаго пристально смотрит на Антона, распластанного и напряжённого, на его лице написаны жажда крови и чистое вожделение.              — Антон, я хочу почувствовать на вкус всего тебя, — голос вампира пронизан желанием, и Антон судорожно вдыхает.       — Что ты… всего меня?       Виаго обводит нежным взглядом ноги Антона, всё ещё согнутые в отчаянной попытке вдолбиться в рот вампира, и от внимания мужчины не ускользает то, как взгляд прожигает изгиб его приподнятой задницы. Ноги трясутся, и Андерсон уже наполовину перекатился на живот, когда насыщенный от крови голос Виаго приказывает ему:       — Перевернись.       Антон исполняет приказ с нетерпеливым стоном и переворачивается, сладко потягиваясь. Задница выпячена, руки раскинуты на кровати, ноги приглашающе раздвинуты. Мужчина слышит шуршание ткани позади, и когда прохладная рука Виаго скользит по его спине, лаская и дразня, он не чувствует щекотки от кружевных манжетов партнёра.       — Виаго… — Антон не может ни говорить, ни думать, когда чувствует, как рука вампира сменяется его губами.              В этот раз никаких клыков или зубов, Виаго ведёт себя как полнейший ёбарь, и он снова дразнит Андерсона нежностью. Голой задницей Антон задевает грудь вампира, когда тот оставляет осторожные поцелуи на спине, и Андерсон близок к срыву от одного только контакта кожи с кожей.       — Чего ты хочешь, мой милый? — Виаго говорит хриплым голосом, но в нём всё ещё звучат невероятно чарующие, дразнящие нотки, Антон чувствует улыбку вампира, когда тот касается губами ложбинки внизу спины. Андерсон совсем теряет голову, он становится таким податливым под дразнящими, повелительными и нежными словами Виаго, он умоляет, абсолютно не сдерживая себя.       — Укуси меня… блять, попробуй меня на вкус… делай со мной, что хочешь, пожалуйста… Виаго… — Антон знает, что в его голосе звучит отчаяние от приятной ноющей боли, что отдаётся в его напряжённую плоть и все кости, от жажды обещанного разрушения, от желания, чтобы Виаго расщепил его на атомы, как мужчина представлял себе это больше грёбанного года, и отчаяние выбивает из Антона слова, о которых тот мог только мечтать. — Пожалуйста, ангелочек…       Последнее слово останавливает Виаго, Антона ахает, безмолвно возмущаясь. Он не видит вампира, но и не почувствовал, как тот вздрогнул, когда нежное прозвище эхом раздалось по маленькой спальне, и оттого теперь Андерсон отчаянно молится Богу, который явно больше не слушает, чтобы ему не пришлось брать это самое прозвище назад.       — Ангелочек?       Слово звучит греховно, когда оно слетает с языка Виаго, который находится так близко к коже Антона, что тот чувствует, как его собственная кровь греет губы вампира.       — Тебе… — Антон прерывает себя, хватает ртом воздух, придвигается ближе к губам вампира. —...тебе нравится?       Чужие пальцы впиваются в ягодицы Антона, и тот чувствует, как весёлый смех отдаётся вибрацией в горле вампира, а после он проводит языком по плотно сжатому колечку мышц. И теперь это всё, о чём Антон может думать, всё, что может чувствовать, лишь блаженное скольжение языка и губ Виаго. Прижимаясь языком ко входу Антона, вампир издаёт мягкий звук, от которого мужчина чуть не падает на матрас. Руки Виаго крепко, почти до боли сжимают бёдра Антона, прямо под изгибом задницы, не давая ему свести ноги, чтобы вампир мог полностью насладиться им.       Блять, это ощущается, будто мастер-ремесленник делит его на части, словно Антон — это часы, которые осторожно разбирают по деталям, заводят на точное время и любовно собирают обратно. Когда Виаго оставляет поцелуй на его промежности, из Антона начинает литься бесконечный поток «здесь… блять, пожалуйста… прямо здесь, Виаго… да, да, да, ангелочек» до тех пор, пока он не теряет дар речи, и теперь может только хныкать под безжалостными поцелуями и толчками языка вампира. Андерсон охотно, безрассудно подаётся навстречу губам Виаго, а тот поглощает его. Поглощает клыками, зубами, языком, будто последние триста лет только и занимался тем, что оттачивал навык скольжения языка по возбуждённой дырочке Антона.       Когда язык Виаго проникает внутрь, Антону приходится прикусить покрывало, чтобы только сдержать себя от пронизывания ночного воздуха животным воем. Вампир отстраняется почти мгновенно и шипит похвалы в кожу Андерсона, слизывая кровь, всё ещё стекающую по изгибу его задницы, чтобы смешаться со слюной которая, по ощущениям мужчины, стекает в его дырочку.       — О, хороший мальчик, Антон, такой хороший для меня… да, прелесть моя… мы же не допустим, чтобы твои соседи испортили наше веселье, правда? — слова Виаго мягкие, словно шёлк, вампир доволен собой.              Андерсон бездумно потирается о кровать и о прохладную щёку Виаго, прижавшуюся к его пояснице, пока вампир мурлыкает ласковые слова в спину мужчины.       — Я хочу… ах, как хорошо… я хочу услышать тебя в один из тех самых дней, кстати… — Виаго ведёт пальцем между ягодиц Антона, обводит весь жуткий беспорядок, в который он превратил кожу мужчины, дразня его растянутую, влажную от слюны дырочку. — Ты хотел бы? Например, затащить меня в лес и заняться со мной своим развратным делом, когда луна накладывает на тебя свои чары?       Антон стонет со ртом, набитым тканью, бездумно кивая куда-то в матрас.              — Хороший мальчик, — сквозь пелену наслаждения Антон слышит довольную улыбку в голосе Виаго, когда его коварный, дразнящий палец вскальзывает внутрь.       Антон всхлипывает в подушку, толкаясь бёдрами назад, пока Виаго трахает его медленными, почти призрачными точками пальца, а затем, блять, ёбаный блядский хуй, ещё и языком, снова и снова. Палец и язык извиваются до тех пор, пока каждый толчок, даже самый маленький, не задевает ту самую точку, которая заставляет Андерсона видеть звёзды. Мужчина рвёт одеяло зубами, потому что, блять, он не может больше держаться, уж точно не с нарастающим жаром от «ещё» и «ещё», и «да, вот так, да, уничтожь меня, да, насладись мной полностью, да, да, да», что забирается вверх по спине.       Всё тело мужчины напрягается под томным давлением порочного языка Виаго и его пальцев, сжимающих задницу, и медленная, небольшая струйка вязкой жидкости окрашивает одеяло под ними обоими. Волна удовольствия захлёстывает Антона с головой, но даже она никак не помогает уменьшить боль желания в его члене. Тело Андерсона дрожит от разрядки и желания, когда Виаго убирает палец, и мужчина со всей силой впивается в матрас, с его губ срывается мольба. Антон еле способен формировать слова, его тело полностью готово только для того, чтобы рычать и скулить, будто полная луна сейчас находится в зените.       — Ещё.       Виаго рвано вдыхает, касаясь кожи мужчины, и у Антона есть лишь секундное предупреждение, после чего матрас позади него проминается и вампир поднимает Андерсона, держа его за волосы и вплотную прижимая к своему обнажённому торсу. Антон задыхается жалобным стоном удовольствия, когда чувствует твёрдую и, просто пиздец, горячую эрекцию своим влажным от пота бедром. Мужчина обнимает Виаго за талию и стонет в его губы, когда они сталкиваются в беспорядочном поцелуе.       Виаго отстраняется и тяжело дышит воздухом, в котором не нуждается, выбирая рвано вдыхать и выдыхать, чтобы прожить этот момент страсти с Антоном настолько полно, что тот крадёт его дыхание, и вспышка нежности мелькает в хищно чёрных глазах вампира.       — Чего ещё ты хочешь получить от меня, мой милый Антон? — слова вампира словно роскошное мурлыканье, они наполнены самыми бесчеловечными обещаниями и ещё более бесчеловечной любовью.              Сердце Антона, кажется, вот-вот взорвётся. Мужчина делает несколько глубоких вдохов, восстанавливая дыхание, но его глаза всё ещё подёрнуты золотой поволокой волка, что желает отвергнуть все рамки тела и полной луны, и от этого Андерсон впивается пальцами в мрамор талии Виаго.       — Не сдерживайся. Пожалуйста.       И пусть его тело саднит от бесчисленных укусов, пусть его кровь бешено стучит, генерируя новые красные клетки с помощью сверхъестественного чудовища, что таится в его груди, Антон знает, что Виаго всё ещё держится за крупицы контроля. Этот милый тёмный ангелочек, которого мужчине каким-то образом посчастливилось заполучить, чтобы сжимать его изо всех оставшихся сил, всё ещё обращается с ним нежно. Почти каждый дюйм тела Антона покалывает от приятной боли, но в теле Виаго всё ещё чувствуется напряжение, которое Антону хочется снять больше, чем кончить самому.       — Антон…       — Виаго.              Антон прерывает его, яростно впиваясь ногтями в бедро вампира, прямо в мясо, желая почувствовать движение каждой мышцы кончиками пальцев. Мужчина чуть смягчается, когда глаза Виаго расширяются и пристально смотрят на Антона так, будто это он медленно разрушал Виаго весь вечер.              — Не держись, ангелочек. Я, блять, выдержу, — Андерсон склоняет голову, укладывая её на плечо вампира и подставляя шею. — Заставь меня принять тебя полностью.       Антон чувствует, как пальцы Виаго скользят вверх по его спине, когда чернота вновь поглощает глаза вампира. Тёмно-карий оттенок окрашивает края его радужек, а чёрный заполняет собой всю склеру, когда хищник, которого Андерсон так хочет принять, наконец одерживает верх. Виаго колеблется всего мгновение, слизывая со своих губ каплю крови Антона, и сердце мужчины учащённо бьётся в последний момент, когда Виаго теряет контроль над своим телом. Должно быть, он вспоминает о своих бесчисленных неудачных попытках вцепиться кому-нибудь в горло, но Антон знает, он, блять, знает, что никогда не был в большей безопасности, чем сейчас, в объятиях вампира — этого вампира. Антон доверяет Виаго, и Антон доверяет себе.       — Ты уверен, мой дорогой? — голос Виаго всё ещё нежный и мягкий, даже когда его пальцы цепляются за волосы Антона, поворачивая шею под нужным углом, подставляя каждую вену, в которой течёт жизнь, под свои бритвенно острые клыки.       — Пиздец как уверен, — Антон выдыхает слова в плечо Виаго.       — Следи за языком, мой милый, — вампир хихикает, носом проводя по пульсирующей вене на шее мужчины.              Антон открывает рот, чтобы возразить, но все слова теряются, когда клыки Виаго пронзают его шею. Мужчина не может ничего сделать, кроме как вцепиться в смертоносную эйфорию от ощущения губ вампира на собственном пульсе. Виаго прокусил совсем близко к прошлому укусу в плече, но разница настолько ощутима, что Антону кажется, что он может почувствовать её на грёбаный вкус. Он определённо слышит это, мужчина слышит голодные тихие стоны Виаго, пока он пьёт, и пьёт, и пьёт каждую капельку крови, что сочится из ран. Он слышит искажённый стон удовольствия, что вырывается из его собственного горла, и Виаго безжалостно ловит его клыками. Он слышит сбитое от скулежа и голода дыхание Виаго, которое он издаёт, прижимаясь к щетине, когда он лишь на мгновение отрывается от шеи лишь для того, чтобы облизнуть чуть выше и впиться в туда клыками.       Андерсон чувствует, как кровь стекает по ключице, делая волосы на груди влажными, чувствует тепло от неё. Вдруг Виаго обхватывает ладонью член мужчины, сочащийся то ли от предэякулята, то ли от непрерывного потока спермы после того мучительного оргазма простаты, который вампир выбил из него языком, Антону пиздецки поебать. Сжав напряжённую плоть, Виаго начинает ласкать её безжалостными, быстрыми толчками, отчего Антон стонет так высоко, что звук достигает лишь ушей Виаго и его собственных. Бёдра Андерсона сами толкаются в ладонь вампира, и мужчина продолжает умолять рваными словами, продолжает болезненно желать всего, что Виаго может дать ему, ведь теперь Виаго не сдерживается.       — Пожа… ах, так хорошо… пожалуйста, блять, блять, бл… ох… пожалуйста…              Крепкая, как тиски, хватка Виаго всё ещё держит голову Антона за волосы, мужчина весь в распоряжении вампира. Виаго больше не пьёт вытекающую из раны на шее кровь, вампир облизывает её словно снисходительное угощение, как будто Антон это сочное блюдо, а его шея это ебучий десерт. Антон больше не может держаться, да и не хочет, мужчина хочет излиться, пачкая всю руку Виаго, хочет, чтобы его кровь и семя смешались в греховном беспорядке на их телах, хочет раскрасить своё испорченное постельное бельё доказательствами того, как прекрасен Виаго, когда не сдерживает себя.       — Так хорошо, ты такой хороший мальчик для меня, да? Позволяешь пить кровь из своей прелестной шеи, трахаешь мою руку, будто это единственная вещь, оставляющая тебя в живых… блять, Антон, мой милый Антон… ты кончишь для меня ещё раз? Позволишь мне посмотреть, насколько ты красив, когда в моём теле твоя кровь, а на моей руке твоё семя? — бормочет Виаго в шею Андерсона. Голос вампира приторно-сладкий, а его рот наполовину полон крови.       Антон вздрагивает и продолжает безрассудно вбиваться в ладонь Виаго, мужчина всё ещё не способен говорить, пока Виаго пожирает его целиком, его сердце, душу и кровь. Вампир смеётся, и этот сладкий мрачный смех отдаётся в хребет Андерсона. А через секунду у него складывается ощущение, что ему придётся убить Виаго, придётся попытать счастья в роли необратившегося оборотня с головокружением против раскрасневшегося и сытого вампира, потому что Виаго убирает свою сраную руку.       — Виа… блять… что за х…       Вампир затыкает его нежным смехом, который влажным теплом прокатывается по коже Антона. Чёрт, от того, какой Виаго тёплый, кажется, что он почти живой. Вампир наполнен жаром крови Антона.       — Милый Антон, — Виаго разделяет слова невесомыми поцелуями, от которых мучительно плотная хватка в волосах Андерсона только усиливается. — Ответь мне.       Антон практически воет, но в этот раз во рту нет постельного белья, которое бы заглушило его. Пошли нахуй соседи, пошёл нахуй весь мир, пошло нахуй что угодно, что не является нежной хваткой Виаго на его члене, в котором чувствуются тяжесть и боль от желания разрядки.       — Да… блять… пожалуйста… ах… блять, да, пожалуйста, позволь мне кончить для тебя… блять… блять, — Антон всхлипывает в плечо вампира, тело прижимается к чужому, как добровольная жертва.              — Хороший мальчик, — сладко шепчет Виаго на ухо Антону.              Вампир вновь обхватывает напряжённую плоть мужчины, и тот напрягается от удовольствия, его тело натягивается, словно высоковольтный провод. Антон останавливается от того, как волна разрядки нарастает, нарастает, нарастает…       Антону удаётся повернуть голову и уткнуться ртом в изгиб шеи Виаго, глуша в ней вскрик удовольствия, когда он изливается вампиру на руку, такую бесчеловечно элегантную, обхватившую его член. И Андерсон скулит, когда Виаго убирает её.       Виаго, блять, хихикает, целуя каждый миллиметр кожи Антона, до которого может достать, пока мозг мужчины перезагружается.              — Так хорошо, Антон. Такой хороший мальчик для меня, — его голос такой же тёплый, как и его кожа, всё от крови и послушания Антона.              Андерсон стонет, дрожащими руками притягивая вампира ближе, и целует его. Сердце подступает к горлу от привкуса собственной крови на языке Виаго. Шея всё ещё кровоточит, и вампир хмыкает в поцелуй и отстраняется, чтобы дочиста всё слизать.       — Ты говорил… ах… ты говорил, что любишь удовлетворять других, ангелочек, — голос Антона охрип и ослаб от того самого удовлетворения, которое Виаго обещал ему. — А что насчёт тебя?       — Антон… — рычит Виаго в шею, и Андерсон чувствует горячее прикосновение напряжённой плоти вампира к своему бедру.       Антон перебивает вампира, прижимаясь к нему, и довольно мурлыкает, чувствуя, как на бедре остаётся пятно от предэякулята. Мягкий, ласковый голос Виаго становится таким сексуальным, когда он стонет.       — Я же говорил тебе… — Антон сбито дышит от экстаза после двух оргазмов за ночь, сбито дышит от нужды заставить Виаго потерять контроль в последний раз, сбито дышит от желания, когда Виаго потирается о его бедро, и сам только и может, что бездумно потереться в ответ, пока тот прижимается членом к крепким мышцам мужчины. — Я ёбаный оборотень, Виаго. Я выдержу.              Вампир снова стонет, его бёдра потираются о бёдра с таким рвением, какого тот не показывал с момента, когда впервые попробовал кровь Антона.       Антон обвивает руки вокруг талии Виаго, восхищаясь стройностью его бёдер, и уже в полубреду представляет следующий раз, когда он будет со всей силы цепляться за Виаго, будет прижимать его за эту аппетитную, тонкую талию и будет вбиваться в него до самого рассвета. Когда член Виаго вновь касается ноги Антона, жадно потираясь о неё, вампир роняет всё больше и больше задыхающихся стонов. Андерсон берёт свой член, снова напряжённый от желания, и ласкает его в такт сбивчивым толчкам Виаго. Ёбаный пиздец, Антон никогда так, нахрен, не был благодарен выдержке оборотня.              — Вот так, ангелочек… — стонет Антон, когда Виаго хныкает, слизывая кровь, от которой грудь стала липкой. Лицо вампира залито ей, и он проводит языком по шее Антона, слизывая последние капли.       Воздух, которым Виаго выбирает дышать, выбивает из него резкий вскрик имени Антона, а мгновение спустя нога мужчины покрывается потом и спермой Виаго. Они стекают по бедру тонкими струйками. Вскоре Андерсон выгибается, грубо лаская собственный член, и вновь переживает белую горячку, в очередной раз обильно кончая для вампира. После его взгляд затуманивается, и мужчина погружается в полубессознательную пелену удовольствия.       Когда мужчина приходит в чувства, он обнаруживает себя в объятиях Виаго. Вампир прижимает испорченную рубашку Андерсона к его шее и улыбается.       — Милый Антон, ты просто нечто.              Антон невероятным образом краснеет от похвалы вампира. Тело ломит так, будто переживает трансформацию из волка в человека, будто Андерсон только что пробежал босиком марафон по вулкану Руапеху спиной вперёд. Единственное отличие заключается в бурлящем чувстве блаженного удовольствия под кожей и слегка прохладном прикосновении кожи Виаго к своей, раскрасневшейся и влажной от пота.       — Ты сам не хуже, приятель.       — Мы снова «приятели», хм? — Виаго усмехается мужчине на ухо и зарывается носом в шею Антона, заменяя его рубашку ласковым прикосновением языка.       Андерсон слишком устал, чтобы спорить с Виаго, но, кажется, вампир чувствует, что Антон сейчас будто плавает без спасательного жилета посреди цунами, потому что его смешок затихает, и вампир смотрит на мужчину сверху вниз, настороженно и серьёзно.       — Антон, даже если… — Виаго останавливается, тщательно подбирая слова. Антон замечает, как Виаго слегка высовывает язык, чтобы смочить губы, и вновь чувствует слабость во всём теле лишь от того, как ему хочется поцеловать каждый миллиметр губ вампира. — Даже если всё это подразумевалось только на одну ночь… я-я надеюсь ты знаешь, что я не воспринимаю твоё сегодняшнее предложение не всерьёз, — Виаго качает головой, обдумывая сказанное. — Nein. Нет. Я отказываюсь игнорировать то, насколько ты мил… насколько ты дорог мне.       Антона всё ещё слегка трясёт, но ему удаётся придвинуться ближе к вампиру, удаётся оставить поцелуй на острой линии челюсти.              — Я… да… — Андерсону тяжело разговаривать с кашей в голове, с тёплым приливом нежности, который охватывает его сердце, мужчина изо всех сил старается выразить словами то, как всё его тело и разум наслаждаются каждым словом, слетающим с губ Виаго. — Хорошо, ангелочек.       — Спасибо, мой милый, мой дорогой Антон, — глаза Виаго, вернувшие себе привычный восхитительный карий цвет, сияют любовью, а руки вампира крепче сжимают талию мужчины.              Антон чувствует, как проваливается в сон, зная, что скорее всего проснётся на рассвете в одиночестве. Проснётся на испорченном постельном белье и с заживающими укусами, в суровой реальности вампирской жизни в тени. Зная всё это, Антон цепляется за тепло в голосе Виаго, которое звучало ещё с того самого дня, когда эти двое пожали руки.       — Не за что.