Переезд

      Всё началось с щётки. Это оказалось такой маленькой, но заметной деталью, что Игорь минут пять смотрел на зелёное безобразие с белыми волосками и никак не понимал: откуда оно вообще здесь взялось?       — Дубин! — в приказном тоне позвал майор парнишку с кухни.       — Дима, — капризно отозвался вышеупомянутый. Через секунду он уже стоял и подпирал собой косяк. Игорь усмехнулся, заглядывая в зеркало и видя растрёпанные светлые волосы возлюбленного. Его голубые глаза, лишённые очков, прищурились, будто он старался понять: в чём дело? Откуда паника? — Чего?       — Щётка твоя?       Игорь достал щётку и, развернувшись, мазнул ей по шее Дубина. Тот, хихикнув, сжал её между шеей и плечом, выглядя очень забавно и умилительно.       — Игорь, ты же лучший полицейский в Питере, — усмехнулся Дима между хихиканьем и, забрав у Грома из рук щётку, приблизился к раковине, чтобы поставить её обратно в запотевший стакан. — И такой недогадливый.       Игорь фыркнул, припечатываясь поясницей к холодной раковине. Дубин расположился совсем близко и самодовольно улыбался, «оцепляя» Грома и расположив руки на раковине, по бокам от возлюбленного.       — Переезжаешь ко мне? — прищурился Гром, наклоняясь к низкому Дубину. Его глаза без очков выглядели умилительно, провоцируя в Игоре приступ нежности. Он не знал: поддаться этому чувству или проигнорировать?       С Димой всегда немного сложно. Чувства, которые Гром чаще всего удерживал и не проявлял, с Дубиным рвались наружу, удивляя не только майора, но и предмет его обожания.       — А ты против? — нотка нерешительности насторожила Грома. Нахмурившись, тот увидел в глазах возлюбленного трепет, а на лице прикусанную губу. Его слегка бледноватые щёки покраснели и Игорь решил, что такого больше допускать нельзя: никакого сомнения в глазах любимого.       И тут он решил, что Дима всегда будет рядом.       — Завтра же перевозишь ко мне все свои вещи, — рычащим тоном приказал Гром, сверкая хитрыми молниями из глаз.       Удивленные глазки Димы лишь сильнее рассмешили и раззадорили.       — Чё лыбишься? — усмехнулся Игорь и наградил любимого лёгким подзатыльником.       — Да просто люблю тебя, — прошептал Дима и довольный потянулся за поцелуем.       Мелкость Дубина всегда вызывала две эмоции: смех и умиление. Сейчас Гром отдал в поцелуй смущенную улыбку, не веря своему счастью.       Никто не говорил таких слов Игорю. Ни в детстве, ни сейчас. И только Дима перешёл через этот барьер, что воздвиг Гром много лет назад. Своими милыми ухаживаниями, покупкой шавермы и портретами майора.       И Игорь поддавался, очаровывался, но никогда не говорил вслух. Он не отступал перед смущением даже когда оно одолевало его и проносилось от шеи к щекам. Но молчал на такие признания.       Мог показать лишь действиями.       Подхватив Дубина за ноги, буквально повесив его на себя, Игорь продолжал целовать возлюбленного, неся его в спальню.       Ухмылка тронула его лицо, когда Дима завертелся и смущенно посмотрел ему в глаза. Явно не рассчитывал на утреннее продолжение.       И Игорь улыбнулся в ответ. Так мягко, как думал, что не умел.       — Начнём переезд со спальни, — ухмыльнулся Гром, чувствуя в руках тепло, а в груди целый огонь. Это его признание, такой странный метод сказать три главных слова. — Она у меня отличная.       Дима фыркнул в этом так много всего: ответ на признание, умиление и просто «кому ты рассказываешь, я уже всё там видел и давно разочаровался».       — Ладно, — покровительно прошептал Дима в поцелуй. — Показывай свою спальню.       Вот так Дима и переехал к Игорю Грому. В спальню. Навсегда.