Пороки Бесова

До определенного момента Селина жила тихо и размеренно, насколько это было возможно в настоящей действительности. До момента, когда ее жизнь изменилась. Девушка работала за кассой в табачной лавке на границе центра и трущоб. Табачек в городе было много повсюду, но в центр обитательницу гетто не брали, ссылаясь на плохие манеры тамошних жителей, а в гетто запрещала работать тётка: «слишком много там бандюганов» - говорила она. Селина хмыкала и закатывала глаза, понимая, что бандюганы будут окружать ее всегда, и запреты этой тучной женщины им не помеха. Нейтральная территория, граница, была оптимальным вариантом - незаконных сделок практически нет, платят по меркам гетто неплохо, хоть и мало - 17-и летней девушке много платить не станут где бы то ни было. Тот день был ровно таким же, как и предыдущие: не совсем опрятного вида покупатели, начиная чересчур серьезными подростками и заканчивая слишком говорливыми стариками-алкоголиками периодически заходили, прерывая уныло рисовавшую каракули на тетрадном листе Селину. Приходилось откладывать в сторону огрызок карандаша, дабы пробить скудные покупки, а следом снова браться за него, чиркая причудливые линии, периодически сворачивающиеся в непропорциональные силуэты предметов и существ. Изменилось все к вечеру. Пересчитав деньги в кассе и закрыв магазинчик, Селина накинула капюшон толстовки на голову, пряча огненно-рыжие волосы, и направилась в сторону дома. Путь был неблизким, но транспорт в эту часть города не ходил: водители отказывались, боясь как минимум спущенных шин и ограблений, как максимум - убийств. Обычно девушка слушала музыку с маленького плеера, который года два назад принесла с помойки из центра местному механику-мастеру на все руки, который, попричитав несколько минут, за скромную оплату починил его, хоть и не идеально - стекло было разбито, а корпус помят, - однако работало все исправно. Но сегодня девушку ждало разочарование: еще утром плеер настойчиво отказался включаться, поэтому осталось только идти на работу и с работы в тишине ближайшие пару дней, пока у нее не выдастся выходной, чтобы отнести гаджет к механику. Раздраженно вздохнув, Селина двинулась в путь. Домой девушка пришла в самом скверном расположении духа, ее раздражение решили подпитать в стельку пьяная тётка вместе с таким же залитым соседом дядей Джоном, которые что-то обсуждали на кухне, едва ворочая языком. В нос бил едкий запах перегара, к которому Селина давно привыкла, однако сейчас он ее знатно бесил. Поздоровавшись со старшими, которые что-то гаркнули ей в ответ, пьяно рассмеявшись, девушка поставила на плиту чайник. В ожидании горячей воды она облокотилась на стену, слепо глядя на газовую плиту и в пол уха слушая болтовню пьяниц. Хлоп! Резкий звук вывел ее из транса. Хлоп! Следом послышался злобный мат тётки. Перед глазами предстала картина: дядя Джон стоял с налитыми кровью глазами над грузным телом тётки, будто бы вжавшейся в табурет под этим яростным взглядом. Хлоп! Звук еще одной пощечины. Селина вскрикнула, бросившись вперед в тщетной попытке разнять ссорящихся и тут же отлетела, сраженная мощным пинком соседа. Лихорадочно пульсировало в висках, резко вырваный из дрёмы мозг отказывался соображать, почему вечно ухмыляющийся добродушный мужчина вдруг превратился в яростное чудовище. Он что-то кричал, но Селина не разбирала слов, мучительно медленно отходя от удара о стену. Кричала что-то и тётка. Названная дочь никогда не слышала ее криков, поэтому этот непривычный звук выбивал из колеи, пугал, запутывал и так стремительно мельтешащие в черепной коробке мысли. Первым вернулось зрение, сразу выцепившее из бардака блеск занесенного ножа для мяса. Страшный, самый страшный кошмар наяву! Она рухнула на колени, что-то говорила или кричала, не слыша ничего, кроме все нарастающего звона в ушах. Отчаяние. Настоящее, всепоглощающее животное отчаяние. Оно сменилось злобой. Быстро, резко, но сразу стало ясно что делать. Подъем. Взмах рукой. Нож. По-настоящему удивленные, даже шокированные глаза Джона, в которых навсегда застыл блеск лезвия и ощущение приближающейся смерти, отсрочить которую невозможно… Его попытки защититься, беспомощные взмахи руками, в одной из которых все еще зажат нож, возможно несколько раз задевший не чувствовавшую боли Селину… Чайник. Забытый чайник… взмах, и девушку окатило кипятком. Вместо боли была лишь ярость, первобытная злоба. Все оступаются. Он оступился. Стук соприкосновения высокой туши с полом, за которым последовал еще один: Селина вновь опустилась на колени, но отныне она делала это не для траура, а лишь из мести! Она била, колола, кромсала и кромсала мягкую плоть, заливая комнату бурой кровью. Удар, хруст, шлепок, брызги крови… все в крови… все такое красное… Эта краснота… возможно ли от нее отмыться? Реально ли очиститься от греха?