во снах.

      Даня давно подсел. Лет с 16. Плохая компания, дурное воспитание и проблемы в семье — ну и что ему оставалось делать? Выход один. Кажется. И вот ему 16 и он валяется со своим первым бэдтрипом под ЛСД на чьей-то хате. Чьей? Да кто сейчас вспомнит. В тот момент Кашина волновало только лишь то, что подушка «дышит», что стена ползет и чернеет, что лицо сползает в бездну, что время течет годами, а он так и болтается по квартире, повторяя «У кого-нибудь есть пиво? Еще? Пиво есть? Марка у кого-нибудь?». Раз за разом, оказываясь в некой временной петле. И с каждым последующим таким случаем иллюзии только усиливались. Знаете, говорят, что бэдтрип переживают только слабые психикой люди, но это же не про Даню? Даня уверенный в себе молодой человек, способный горы свернуть. Только с низкой самооценкой и полным отсутствием сил и мотивации. Когда ты вот так валяешься на чьей-то вписке — тебе уже не до гор. Да и не до себя. Ты просто чувствуешь, как тебе херово, какое все вокруг пластиковое, и где бы поскорее взять нож. И так раз за разом…       Длилось это годами, замкнутым циклом — вот тебе весело и прикольно, а потом отходняк, нет денег, воруешь, получаешь нагоняй — ведь тебе всего 17, а пиздить вещи из дома — нехорошо, а потом снова прикольно, а потом опять мучаешься. И сколько это могло продолжаться, пока в свой 20 день рождения, Кашин не встретил его. Как он там оказался? Да оно и понятно — Даня закатывал огромные вечеринки и приглашал всех, кто дышал в его сторону. В его случае парень пару дней назад стрельнул розовый чапман и они обменялись номерами. Судьба? Может быть. Счастливчика звали Ильей. Илья был божьим одуванчиком — он рос в благополучной семье, у него никогда не было проблем с законом и прочими злодеяниями. Покуривал, да, но в 17 кто не курил? После этого дня рождения они продолжили общаться, постоянно поддерживали связь. Корякову не нравились увлечения рыжего, но ему нравился он. Прошло n-ное количество времени, жизнь свела их ближе, спустя год постоянных гулянок и негласного признания, они съехались. И Даня вроде как завязал.

***      

      Постоянные встречи с Ильей, кажется, стали возвращать его к жизни. Он снова видел все так как есть — без приукрашивания, что случается при приходе и без страшных иллюзий, что случаются при бэдтрипе. Даня снова вглядывался в каждую мелочь и видел смысл во всех частичках жизни. Дышать стало легче. Он даже бросил пить, чему Илья был несказанно рад и всячески помогал ему в этом, поддерживал и оказывал моральную помощь.       — Илюх, может вина? — вечер, по телевизору идет какая-то хуйня, хотелось скрасить его чем-нибудь веселым.       — Давай газировки лучше — Коряков повернулся на Даню и мягко улыбнулся — нельзя-я так много пить, — протянув гласную потрепал его за рыжую макушку. — сейчас принесу. Виноград или Спрайт?       — Кайфолом… — громким шепотом в шутку сказал Кашин — тогда Спрайт — и расцвел в широчайшей улыбке. Как приятно, что есть человек, которому на тебя не похуй. Вроде… вроде не похуй…

***

      Ломки, сливание последних денег, срывы, но вот он был чист уже 3 месяца — волшебное число в литературе. Правда было одно но. На фоне наркотического абстинентного синдрома — синдрома отмены, который случается, когда резко что-то бросаешь — Даня начал страдать от бессонницы — ЛСД неплохо помогает уснуть. Он ложился, а перед глазами лишь страшные картинки из прошлого — сползающая по стене рука, люди вокруг в крови, руки распадаются на фракталы, все вокруг такое пустое… Но Кашин же не слабак, чтобы просто лежать и ничего с этим не делать? Да, он слабак. Он просто лежал днями-ночами на кровати, не запускал стримы, ссылаясь на отпуск. Илья же на своих потоках говорил, что «Да Даня приболел слегонца, отлежится — и снова в строй!». А в голове продолжали всплывать картинки, но если ночью это были воспоминания о плохой стороне употребления, то днем, во время очередной сессии нихуя-не-делания, это были лишь приятные воспоминания о бесконечной легкости, о цветных образах и такой простой жизни. Илья не раз говорил ему обратиться к врачу и даже вызывал психиатра на дом, но, черт, какой же рыжик упрямый. Он так умело притворялся абсолютно здоровым, без намека на депрессию, умело замазывал круги под глазами, всем своим видом показывал, что это не он больной, а просто «Илья истеричка малолетняя» и смеялся звонко, что врачи лишь разводили руками, мол «вы, Илья, что-то надумали». Корякову это все абсолютно не нравилось. Но ему нравился он.

***

      — Дань, ты же понимаешь, что дело серьезное? — Илья не мигая, уже со слезами, пытаясь вдолбить в эту рыжую бошку уже второй час хоть что-то адекватное, смотрел ему в глаза.       — Мгм… — сил не было даже на разговоры, глаза сами по себе слипались, а язык не желал шевелиться.       — Ты болен, Кашин, бо-лен, — он проговорил последнее слово по слогам и сложив ладони в молящем жесте тряхнул ими, — это болезнь и ее надо лечить. Ты согнешься, а я этого не хочу. И ты — тут он ткнул пальцем куда то в сторону сердца парня — тоже этого не хочешь. Где-то в глубине души, я это чувствую, — секундная пауза — знаю. Я помогу тебе выкарабкаться оттуда, хорошо?       — Мгм… — и тут же он откинулся на кровать, на которой сидел и закрыл глаза, шепотом добавив — я не хочу…       — Если не хочешь ты — то сделай это ради меня. Я тебя умоляю. Позволь мне тебе помочь. Я не хочу тебя терять.       — Мне кажется, что легче уже снова купить эти ебанные марки… я так устал от всего этого говна… — он накрыл глаза локтем — я больше так не могу, меня ломает…       — Даня, я тебя и не таким видел. Я помню твои бэдтрипы, но депрессия куда опасней. Трип — он пройдет — и его нет, а это — болезнь, которую нужно лечить, — Коряков делал акцент на каждом слове, — да, купить марки проще, но лучше ли? Ни в коем случае. — Илья закрыл лицо руками и, будто смахнув с себя все мысли, продолжил, — Не хотел тебе говорить, но я начал откладывать деньги на твою госпитализацию, — Кашин убрал руку с глаз и с опущенными бровями пытался сфокусироваться на Илье, — не надо так на меня смотреть. Мы живем не бедно, я могу себе это позволить. Об этом никто, кроме нас с тобой не знает. И не узнает. Я нашел хорошую частную больницу с проверенными докторами, они вытащат тебя, Дань, слышишь? Вытащат. Я всегда буду рядом. Просто не забывай об этом. — Мазеллов взял руку Дани в свои две. Холодная. А он бледный. И худой. До чертиков худой. — Ну, раз уж ты теперь знаешь… Давай закажем пиццу?       И, конечно же, Илья не знал, что вся эта съеденная Даней пицца окажется в унитазе, ведь с депрессией пришла и дисморфофобия. Даня ощущал себя толстым, ужасно толстым, невыносимо толстым. Ему были противны зеркала и фронталка, он боялся взглянуть даже на свои руки, хоть и сбросил за месяц 15 килограмм. Было противно прикасаться до себя, было противно, когда кто-то прикасался к нему. Даже Илья. Это было ужасно осознавать, что парень стал ему отвратителен. И дело то не в парне совсем. Даня пил. Пил безбожно много и, кажется, только на этом и выживал. Он корил себя за каждую крошку, что попадала в его организм, его тошнило не только от запаха и вида, но и от мысли о еде. Он блевал каждый раз, когда думал о пище, не говоря уже о том, чтобы поесть, благо алкоголь, который он покупал втайне от сожителя, помогал ему в этом. Это казалось проще и понятней, чем снова что-то съесть, а потом мучиться от душевной боли. Ты слишком толстый, Даня, слишком.

Депрессия усугублялась.

***

      — Привет! Я дома. — Илья разулся и, скинув джинсовку, прошел в спальню, где обычно лежал Даня, — как ты себя… Даня? — Дани не оказалось в кровати. «Кажется у него начали появляться силы!» — ох уж этот позитивный настрой Ильи.       — Ты здесь? — с улыбкой заглянул на кухню Коряков. Улыбка сползла с его лица, когда он понял, что Кашина нет и там. Кинув взгляд в сторону ванной комнаты он понял, что она была свободна и свет не горел, а в однушке деться было больше некуда. — Данила! — глаза намокли, Илья ну очень мнительный.       Посмотрев по сторонам он, на всякий случай, заглянул и в окно, но и там никаких следов побега. Как вдруг его привлекла записка на кухонном столе:

«илья! пишу из последних сил. прости меня, так вышло. эти деньги же все равно были ради моего здоровья? так оно мне больше и не нужно, поверь. я надеюсь, что мы увидимся в следующей жизни. будешь видеть меня во снах зато. не вини себя только, во всем виноват я сам. я сам запустил себя до такого состояния и был лишь обузой для тебя, я же все видел, не долбоеб все-таки и мне далеко не пять. я больше никогда не смогу тебе помешать. я лишь хочу, чтобы ты не беспокоился обо мне ну сейчас кстати беспокоиться и не о ком. я все рассчитал, передозировки лсд почти не бывает, так что пришлось немного помочь себе. ты главное не парься, спасибо тебе за все. живи счастливо. без меня. целую, данька.»

С кухни пропал нож.

И я оставлю записку в своем блокнотике

Тебя я люблю, сука, больше, чем наркотики

Поверь, когда ты закроешь за собой дверь

Увидишь меня там мёртвым, но что ты скажешь теперь

Забудь меня

И моим голосом ветер где-то там на другом свете

Будет трепать твои волосы

Я знал, сколько буду видеть тебя во снах только