Зеркальные души | Mirrored Souls

— Блять, ну конечно же это ты. Как только Драко произнёс эти слова, на него тут же накатила волна боли. Он зажмурился и прислонился к дереву в надежде, что агония скоро пройдёт. Когда он смог открыть глаза, то увидел волшебную палочку, направленную прямо ему в сердце. Область видимости Малфоя сузилась: единственное, что он видел перед собой, – это отражение собственной маски в зрачках карих глаз. Он моргнул, стараясь сфокусировать взгляд, и перед взором снова возник пустынный лес. Драко поглотило отчаяние, как только осознал, в каких обстоятельствах оказался. Из него вырвался смешок, и он ощутил привкус крови на губах. Медленно сняв маску, Малфой растянул губы в ухмылке, обнажая окровавленные зубы, чтобы она увидела его ликующую гримасу. — Так ты всё ещё не поняла? — с усилием прохрипел Драко. У него заплетался язык, он с трудом перевёл дыхание. Волшебная палочка перед ним оставалась неподвижной. Невероятно. Малфой ушёл с вечеринки, словил рёбрами Бомбарду, и всё ради вот этого? Перед ним стояла перепачканная грязью и кровью Гермиона Грейнджер, прижавшаяся к корням старого дерева. Кончик её палочки был направлен на него, готовый выстрелить в любой момент. Битва во всю бушевала неподалёку, её грохот доносился аж сюда и сотрясал воздух. Территория в радиусе мили вокруг была защищена антиаппарационными барьерами – хитроумный план Долохова, призванный оставить выживших после битвы на растерзание оборотням. Но чтобы выследить Грейнджер, оборотень не потребовался: она оставила за собой кроваво-красный след. Кто-то или что-то рассекло до крови её правую ногу, сквозь искорёженные мышцы и сухожилия проглядывала белая кость. Его чуть не вырвало. Рукоятка его палочки впилась в ладонь, пока Драко лихорадочно обдумывал варианты и пытался понять, как вообще пережить этот день. Блять, как ему пережить ближайшие пять минут?! Грейнджер была на грани обморока: она едва дышала, а под ней расплывалась лужа крови. Но всё же Гермиона предприняла отчаянную попытку убить Драко первой. Её губы сжались в тонкую линию. — Бросай палочку, — прошептала она, будто пытаясь перевести дыхание. — Иначе я убью тебя! Даже перед лицом смертельной угрозы, исходящей от Грейнджер, единственное, о чём мог думать Драко, – это всепоглощающая боль, распространяющаяся по его телу. Она, словно заклинание Люмос Максима, направленное прямо в глаза, затмила всё остальное. Его сознание пыталось вырваться на свободу, каждый вдох причинял невыносимую боль его разуму. Только неумолимая решимость привела его сюда в поисках ответов, и будь он проклят, если сейчас умрёт. Нахрен антиаппарационный барьер! Кто-нибудь должен прикончить Долохова, прежде чем ему в голову придут какие-нибудь ещё гениальные идеи. Драко заставил себя выдохнуть, несмотря на боль в сломанных рёбрах. — На твоём месте я не стал бы меня убивать, — прохрипел Малфой. — Это сделает твой день только хуже. Превозмогая боль, он оттолкнулся от дерева и, прихрамывая на правую ногу, направился к Гермионе. — Стой на месте! — вскрикнула Грейнджер, но рука с зажатой в ней палочкой дрожала, выдавая слабость. Всё её бахвальство ничего не стоило, ведь на смертельное проклятие у неё просто не хватит сил. Под ногами хлюпала грязь, грозя сбить его с ног. Если он упадёт, то уже не сможет подняться. Взглянув себе под ноги, он понял, что это не грязь, а кровь. Грейнджер, должно быть, приняла невероятное количество каких-то кровоостанавливающих зелий, иначе она уже истекла бы кровью до смерти. До Драко постепенно дошло, что магия девушки абсолютно иссякла. Она, видимо, увидела в его глазах осознание, потому что дёрнулась в попытке отползти. Однако при этом Гермиона вывернула ногу так сильно, что растянула рану. Белые всполохи агонии пронзили тело Драко. — Грейнджер, чёрт возьми, не двигайся! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Если бы я хотел тебя убить, то уже сделал бы это! Он заставил себя сделать ещё шаг в её сторону, запустил руку в карман плаща, достал пузырёк с бадьяном и кинул его ей. Флакон упал в грязь рядом с рукой Грейнджер. Она недоумённо посмотрела на него, но тут же её лицо исказилось от ярости. Девушка отшатнулась. — Я к этому не притронусь. Он проигнорировал её слова и достал ещё один флакон, а затем выпил его содержимое залпом. Блаженное облегчение разлилось по телу, боль стихла до едва различимой пульсации. Но боль в ноге не проходила. Драко заметил промелькнувшее на лице Грейнджер недоумение, сменившееся внезапным осознанием. Она испуганно схватилась за бок, за то место, где у Драко были сломаны рёбра. Гермиона в ужасе уставилась на Малфоя. — Теперь дошло? — он закупорил свой пузырёк и бросил его к флакону с бадьяном, пристально глядя ей в глаза. Гермиона выглядела просто ужасно: вся в крови и грязи, и при этом неизменно храбрая. — Я выполнил свою часть, чёрт возьми, выполни свою и выбирайся отсюда. В следующий раз, — он вздохнул, словно убеждая самого себя, — я просто убью тебя. Он повернулся и направился к границе антиаппарационного барьера, прихрамывая на правую ногу. С каждым шагом невероятная боль пронизывала весь позвоночник, словно у него тоже была открытая рана на ноге. Драко прошёл двадцать футов, и боль внезапно отступила. А ещё через несколько шагов его нога уже совсем не болела. Он упёрся руками в колени, переводя дыхание, а затем выпрямился и поспешил в безопасное место. Малфой встретил отца, когда вернулся в поместье. Заметив маску и мантию Драко, Люциус изменился в лице. — Ты не должен был принимать участие в сегодняшней атаке. Ты ранил чувства своей матери, покинув её вечеринку. Драко избегал взгляда отца, обхватив рукой свои рёбра и опустив глаза на маску. — Меня звал долг, — тихо произнёс он, стараясь не думать ни о крови, ни о выражении ужаса на лице Грейнджер. Драко с трудом сглотнул слюну. — Мне нужен целитель.

* * *

— Опять ты. В этих словах и тоне отражались вся ненависть и презрение. Перед Драко стояла Грейнджер с палочкой, направленной ему в грудь. На ней был надет красный плащ – знак гриффиндорской бравады, буквально делающий её мишенью. Луна, словно гигантский серебряный диск, висела в небе, отбрасывая тень на девушку. Драко нужно было найти дурацкий редкий ингредиент, так сильно нужный Тёмному Лорду – в этой необходимости его убедил Долохов. Он подумал, что небольшая командировка по Северной Европе – хорошая возможность избежать очередного сражения, поэтому вызвался добровольцем. Но командировка оказалась крайне плохой затеей: ему пришлось пробираться по ледяной и непроходимой местности, копаться в дымящихся костях дракона в поисках огненных кристаллов. Малфой замёрз, запах гниющей драконьей плоти и серы въелся в кожу, а ещё, кажется, поблизости водились медведи. — Да, я, — он кинул на неё взгляд. — Я бы спросил, как поживаешь, но и так в курсе. Рад, что твоя лодыжка уже зажила. Гермиона заметно вздрогнула. В лунном свете Драко натянуто оскалился, пряча свою волшебную палочку за пояс, тем самым безмолвно признавая: дуэль сегодня не состоится. В конце концов, кому хочется погибнуть в холодной норвежской глуши? Однако его противница оказалась не столь учтивой. Грейнджер держала палочку наготове, сверля Драко взглядом, способным убить, пронзив его череп насквозь. — Что ты со мной сделал? — не выдержала Гермиона. Ну разумеется, она решила, что это его вина. Драко это позабавило: в Волшебном Мире нашлось что-то, чего Гермиона Грейнджер не знает. Сколько ещё чудес ему доведётся повидать? Он прижал руку к груди, изображая обиду: — Так ты до сих пор не поняла? — Малфой сделал паузу, наслаждаясь тем, как она ловит каждое его слово. — Мы родственные души. Выражение ярости на лице Гермионы сменилось неприкрытой ненавистью. Даже в лунном свете было видно, как её щёки залились краской, сливаясь с безвкусным плащом. — Нет! Это не так! Грейнджер вовсе не беспокоилась о том, что привлечёт своими криками медведей. Она была настолько взволнована, что, казалось, вот-вот разорвётся на части от эмоций. На мгновение Драко задумался о том, что она чувствует. Он закатил глаза к небу: — Прости, я неправильно выразился. Мы не родственные души, просто наши души связаны, и мы обречены ощущать радость и боль друг друга до последнего вздоха. Это совсем другое. Как предпочтёшь назвать подобное явление? — Никак, — отрезала она, оскалившись. Драко подумал, что предпочёл бы этой беседе встречу с медведем. — Мы друг другу никто. У нас с тобой нет ничего общего. Я никогда не буду... Драко провёл так много времени с Тёмным Лордом, что научился распознавать начало слишком длинной речи и знал: лучше прервать человека ещё до того, как тот разойдётся. Он перебил её: — Да, в этом-то и дело. Разве ты ещё не прочитала книгу по прорицаниям? — он бросил на неё взгляд исподлобья. — Ах да, ты же не веришь в гадания. Тогда я тебе объясню: магии не очень-то нравится, когда война охватывает несколько поколений. Это, так сказать, одна из её многочисленных особенностей. Поэтому магия вмешивается в процесс. А именно: соединяет двух совершеннолетних участников войны, обречённых на противостояние или что-то в этом роде. Предполагается, что произошедшее с нами – чудо, — Драко жестом указал на себя и её, — и должно заставить обе стороны наконец увидеть друг в друге человечность и тем самым вернуть мир и добро на землю. Стояла оглушительная тишина. — И ты действительно в это веришь? — не выдержала Гермиона, скривившись в отвращении. Драко покачал головой: — Нет, — строгим тоном ответил он. — Я процитировал написанное, но в это не верю. Просто осознаю, что мы каким-то образом связаны, потому что это очевидно. От этого нет лекарства, ничего с этой связью не сделать, и, уж поверь мне, я пытался разобраться, а у меня побольше ресурсов для поисков решения, чем у тебя. Существует огромное количество мифов о родственных душах, и они идеально описывают наш случай. Пока ты не поставишь этому более точный диагноз, я буду считать именно так, так что перестань махать своей долбанной палочкой передо мной. — Мы не родственные души, — сказала Грейнджер, вскипая от ярости и продолжая размахивать палочкой перед ним. — Нет никаких убедительных доказательств этому. Мифология – это просто выдумки! Видимо, это... Драко тяжело вздохнул и позволил ей договорить. — Это, должно быть, какое-то проклятие, — заключила Грейнджер. — Очевидно, что нас кто-то проклял. Мне нужны образцы твоей крови, я проведу несколько тестов и уверена, что смогу... Да чтоб тебя! Она никогда не прекратит это. Отрицание сведёт эту девицу в могилу, судя по всему, ведь ничто другое её не смогло убить. Драко развернулся и побрёл прочь. — Стой! Куда ты пошёл? — донёсся до него её крик. — Вернись! Я выстрелю тебе в спину, Малфой. Не сомневайся, я это сделаю! Он остановился и обернулся к ней, одетой в боевую форму с дурацким красным плащом поверх. Гермиона решительно направила на Малфоя волшебную палочку. — Ты сейчас серьёзно? Она не опустила палочку. Драко вздохнул и выхватил из кобуры свою. — Просто блеск. Он повернулся к ней лицом и даже поклонился, будто это была настоящая дуэль, а затем занял позицию. — Начнём, как только будешь готова. Посмотрим, сколько раз нам придётся проклясть друг друга, прежде чем ты признаешь мою правоту. Думаю, что мы умрём быстрее, чем это произойдёт. Несколько мучительных секунд они стояли друг напротив друга. Луна сияла, заливая мир серебряным светом, а судьба затаила дыхание. Грейнджер опустила руку с палочкой, неуверенно взглянув на Драко. — Мне нужно провести больше исследований. Драко ухмыльнулся и тоже убрал свою палочку. — Только лаешь и не кусаешь. Не думал, что с тобой так легко справиться. Но не успел Малфой моргнуть, как Грейнджер вскинула руку, и он почувствовал жгучую боль в щеке, не успев выставить щит. Он споткнулся и упал, больно ударившись о камень. — Ты чёртова... — он поднял взгляд и увидел Гермиону прямо перед собой, она ткнула палочкой ему в щёку, а их лица находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Драко пронзил электрический разряд: она была так близко, почти касалась его. Он чувствовал её горячее дыхание на лице. Мир вокруг него закружился. Однако выражение лица Гермионы было ледяным: ни один мускул не дрогнул, хотя Малфой прекрасно знал, что она чувствовала боль от раны на его щеке и ушибленной спины. Девушка небрежно сунула пустой стеклянный пузырёк под порез и быстро наполнила его кровью, после чего выпрямилась и бросила на парня презрительный взгляд. — Не принимай снисходительность за милосердие, Малфой, — сказала Грейнджер, убирая пузырёк в карман. — Я тебя убью, как только разберусь, как это лучше сделать.

* * *

— Пришла убить меня? — он двинулся навстречу ей, изо всех сил пытаясь удержать беззаботный, насмешливый тон. — Заткнись, — прохрипела Гермиона. Её рука от плеча до локтя была вся в ожогах, а палочка валялась рядом на тлеющих руинах. С противоположного конца поля боя Драко наблюдал за тем, как она запустила руку в пасть Адской Гончей и вырвала ей сердце голыми руками. Вот вам и непобедимое оружие Долохова. Вот для чего были нужны проклятые огненные кристаллы. Драко не мог поверить, что провёл две мучительные недели в Норвегии только для того, чтобы Адская Гончая пала в первой же деревушке, половина которой, к сожалению, всё ещё была цела. Он опустился рядом с Гермионой на землю, отгоняя мысли о боли, сковавшей его собственную руку. Небо над полем боя стало тускло-серым от дыма, поднимающегося из тлеющих руин, солнечный свет еле пробивался сквозь него. В прошлом году он думал, что его болевой порог уже достиг предела, что больше не осталось боли, которую могла бы причинить ему Грейнджер, которая, казалось, постоянно попадала в неприятности и получала травмы. Оказалось, что они лишь ненадолго достигли плато. Огонь Адской Гончей, обжёгший большую часть руки Грейнджер, открыл для Драко новый уровень страданий, которых он никогда не хотел бы испытать снова. — Ты просто невыносима, — он боролся за каждый вдох, процеживая слова сквозь стиснутые зубы. — Как же я тебя ненавижу. Гермиона дрожала, стоя на коленях среди дымящихся останков пса. Земля вокруг трупа расплавилась в обсидиан и отражала их – Драко и Гермиону, искажённых и мерцающих в черноте. Она с трудом выдохнула. Её одежда почти вся обгорела, а волосы опалились до плеч. Открытые участки кожи кровоточили, покрытые свежими ранами. Воздух был насыщен запахом серы и горелой плоти. Тишину нарушал только треск огня, пожиравшего близлежащие дома. Обгоревшие тела лежали вдоль пути, ведущего к Грейнджер. Превозмогая боль, Драко перекинул её уцелевшую руку через плечо и поволок Гермиону по земле. Её пронзительный крик боли разорвал тишину. — Заткнись, — прохрипел Малфой. Он сам чуть не валился с ног. — Долохов будет в ярости и прикончит тебя, если ты попадёшься ему. Он дотащил её до старого сарая на краю деревни, прежде чем наконец усадить у дальней стены и перевести дыхание. Её тело била крупная дрожь, слёзы катились по лицу, чёрному от сажи. Она прикусила губу в тщетной попытке скрыть свою боль. Сажа и высохшая кровь превратили её лицо в маску страдания. Он отвёл взгляд. Ему было совсем не жаль её. Она просто дрянь. С тех пор как Драко понял, что их души связаны, он по возможности старался избегать ранений. Едва ли это можно было назвать большой жертвой с его стороны, потому что дрался он просто ужасно, а убийства и нанесение увечий не входили в список его сильных сторон. Последнее, чего Малфой хотел, – это чтобы его травма отвлекла или ослабила Грейнджер в самый неподходящий момент, что могло бы привести её к мучительной гибели. Родители одобряли его стремление к самосохранению, поэтому большую часть времени Драко выполнял мелкие поручения. Чаще всего подобные просьбы поступали от Долохова: Антонин был необычайно заинтересован во всяких запутанных преданиях, естественным образом переплетавшихся с интересом самого Драко к изучению «мифических» форм связывающей магии и гипотетических способов разрывания подобных связей без особого риска для себя. Другие Пожиратели смерти считали Драко жалким трусом, но связь с Грейнджер приносила Малфою столько боли, что ему было плевать на мнение других. Гермиона же не считалась с ним вообще. На самом деле Драко подозревал, что иногда она намеренно причиняла себе вред – назло ему. В один день парень лежал в гамаке и грелся на летнем солнце, наслаждаясь редкой возможностью отдохнуть, как вдруг всё его тело охватило пламя. Драко было известно о том, что на этот день запланированы испытания над Адской Гончей. Едва успев приземлиться после аппарации, он увидел Грейнджер, расправляющуюся с псом. Ну конечно же она должна была броситься спасать мир, не удосужившись подумать о том, какого будет Драко, когда он безо всякого предупреждения почувствует разгорающийся внутри себя огонь. Вероятно, она даже не думала о нём. Сука. Когда-нибудь он прикончит её. Драко действительно собирался это сделать. Он просто ждал подходящего момента. В идеале Грейнджер должна быть цела и невредима перед этим. Малфой хотел, чтобы всё прошло быстро и безболезненно. И заметьте: не ради неё. Ради себя самого. Драко вовсе не хотел раньше отведённого ему времени познать смерть. И последнее, что он хотел бы почувствовать, – это боль, разливающуюся по его правой руке. — Нам повезло, — его голос дрожал, несмотря на попытки говорить спокойно. — Я левша. Драко сунул руку в плащ, доставая пузырёк и палочку.

* * *

— А, это ты. Драко уставился на её мутное отражение в луже воды, вздрогнув от того, как мгновенно его тело отреагировало на звук её голоса. Он отказывался смотреть на неё, хотя прошли месяцы с тех пор, как их пути в последний раз пересекались. Малфой не волновался; он знал, что она всё ещё жива, хочется ему или нет. Он постоянно чувствовал её. Казалось, она сражалась на передовой в каждой стычке. Драко приходилось притворяться, что его кости не ломаются, а кожа не горит заживо, трескаясь. Каждый раз он задавался вопросом: когда связь наконец разорвётся, будет ли это тем самым днём, когда она умрёт? Но каким-то образом ей всегда удавалось выкарабкаться. Однако разлука была столь долгой, что теперь он отчётливо ощущал: находиться рядом с ней – совсем другое дело. Драко чувствовал электрическое возбуждение от её близости, прошибающее до самых костей и глубины души. Или это просто кровь прилила к голове. Надежда была на последнее. Его сердце гулко стучало в висках, колено пульсировало, так как на него приходился весь вес, а грубая верёвка впивалась в кожу. — Отвали, — процедил он, откидывая мантию с лица и глядя на неё. Она, прихрамывая, подошла ближе. — Ты должен радоваться, что это я, а не кто-то другой. Берегись! Это было единственное предупреждение, которое он услышал, прежде чем внезапно рухнуть на землю. У него едва хватило времени сгруппироваться, чтобы защитить голову, но он ударился спиной с такой силой, что перехватило дыхание. — Да пошла... ты, — прохрипел он, как только снова смог дышать. — Маггловские ловушки? — Даже забавно, как легко на них можно поймать Пожирателей смерти, — у неё перехватило дыхание, когда она осторожно присела рядом с его коленями, и он остро ощутил, как её тело прижимается к его – такое тёплое и мягкое. — М-м, так я и думала, — беззаботно продолжила она. — Ты вывихнул его. Её голос был спокойным, в нём не было прежней злости. Большая часть ненависти растворилась, когда ему удалось подлатать её раны после нападения Адской Гончей. Грейнджер не так уж много раз могла кричать о ненависти и желать ему смерти, лишённая волшебной палочки, пока Драко заботился о ней после серьёзных ранений. Хотя сам Драко не то чтобы перестал хотеть её смерти. Он понимал, что слова были бессильны, когда кормил её с ложечки куриным бульоном и заставлял глотать зелья в отчаянных попытках снизить температуру. Тем не менее он продолжал каждый день повторять, что презирает её и желает ей смерти. И вообще он не заботится о ней и на самом деле очень скоро собирается её убить. Однако со временем Грейнджер, казалось, выработала иммунитет и перестала воспринимать его слова всерьёз. А потом она ушла. Без предупреждения, не обмолвившись и словом благодарности. Она побежала прямиком в Орден с желанием получить ещё одну травму. Он так сильно ненавидел её в тот момент, обнаружив, что она ушла. Ещё больше Драко ненавидел её за то, что, зная, что гриффиндорка ушла и вернулась к своим друзьям, продолжал бродить по округе в попытках найти её, несмотря на то, что она больше не нуждалась в его помощи. А теперь он сам был ранен и нуждался в спасении. Унизительно. Лужа воды пропитала его одежду, и если бы у него не кружилась голова, он бы сам вправил колено. Вместо этого ему пришлось лежать дальше, позволяя ей поднимать штанину брюк. Драко пытался бороться с дрожью, когда её пальцы касались его обнажённой кожи. Правая рука Грейнджер была покрыта шрамами от ожогов, но они, казалось, не сильно мешали ей управлять палочкой. Пока она бормотала какие-то заклинания, он отказывался говорить, но как только заклинание вывернуло ему ногу, внезапная боль пронзила позвоночник. Он инстинктивно отпрянул. — Лежи спокойно, большой мальчик, — приказала Гермиона, прижав его к месту. Малфой возмущённо сжал губы, чувствуя, как жар распространяется по всему телу. От унижения, конечно. Он пытался контролировать себя, бросая на неё пронзительные взгляды. Кость встала на место, отчего Драко застонал. Эта боль едва ли доходила до его собственной шкалы боли, однако он всё же не привык к травмам. Она издала хныкающий звук, обхватив тёплой ладонью его ногу, как свою собственную. Этот звук пустил горячий приток к его внутренним органам. Несколько мгновений Гермиона сидела, тяжело дыша, потом произнесла ещё несколько заклинаний, спустила его штанину и отпустила. — Вот. Драко подождал и приподнял бровь. — Никакого обезболивающего? Она избегала его взгляда. — У нас сейчас немного не хватает медикаментов. Через минуту Гермиона поднялась на ноги и пошла прочь, едва прихрамывая, очевидно, не так умело скрывая фантомную боль, как он. Драко смотрел ей вслед, провожая взглядом изгиб её удаляющейся спины. — Не убьёшь меня? Она остановилась, но не обернулась. — Как-нибудь в другой раз.

* * *

— На этот раз убьёшь меня? Этот вопрос стал привычным. Когда у Грейнджер было преимущество – что случалось редко, ведь Драко обычно не лез в самую гущу сражений как чёртов идиот, – она всегда отступала, ссылаясь на занятость; у неё были проекты и другие нераскрытые дела, которые нужно было завершить, прежде чем убить Драко. В данный момент у неё просто не было времени убивать свою родственную душу. Она не называла их так, отказываясь признавать положение. Гермиона каждый раз обещала убить его, как только зашьёт колотую рану или вправит кость. Однако иногда, когда не было опасности, что её хватятся, она сидела рядом с ним, пока он поправлялся, задерживаясь дольше, чем требовалось. Они никогда не разговаривали. Что касается Драко, то он ещё не убил её лишь потому, что создал очень специфический набор критериев для момента, когда Грейнджер будет разрешено умереть. Всё должно быть идеально. И что особенно важно – она не должна пострадать от третьих лиц. А иначе как это может принести наслаждение? Она умрёт только от его руки. Он сказал ей это, когда забрался в заброшенный дом и нашёл её, свернувшуюся на полу с распоротым животом, пока карга пыталась сожрать её внутренности. Полуослепший от боли и ярости, Малфой швырнул проклятую тварь в стену. Гермиона была почти мертва, впервые так близко подобравшись к смерти. — Тебе нельзя умирать, Грейнджер! — прорычал он, пытаясь зашить рану и сохраняя здравый рассудок, пока ему приходилось прикасаться к внутренним органам, чтобы вставить их обратно в её тело и устранить все повреждения. Его нервы были на пределе. — Я убью тебя. После всего того, через что ты, чёртова сука, заставила меня пройти, ты не умрёшь от чужой руки. Я всем расскажу, какая ты неблагодарная сука. После всего того, что я сделал, после всего того, через что ты заставила меня пройти – клянусь, я подойду прямо к Поттеру и расскажу ему о том, в какой кошмар ты... Тогда она рассмеялась над ним прямо там, в этом аду. Алая кровь пузырилась на её губах, пальцы шарили вокруг, как будто вслепую искали его. — Я н... не умру. И она сдержала обещание. У них был договор. Иногда, в периоды затишья, Драко думал о том, чтобы похитить её, страдая от того, что мог чувствовать, но не видеть её. Со стратегической точки зрения эта идея имела смысл. Он мог спрятать её где-нибудь, где ей больше не причинят вреда, а самому наконец начать жить в подобии мира. Единственное, что удерживало его от попытки, была мысль о том, что Грейнджер сделает его жизнь ещё хуже, если он возьмёт её в плен. Эта девушка определённо сделала бы что-то злобное, например, нанесла бы себе повреждения нервов или разбила бы голову, лишь бы отомстить ему. Однако, даже игнорируя опасность и невозможность успешного удержания Гермионы Грейнджер в плену, между ними существовал неумолимый и растущий магнетизм, который становилось всё труднее игнорировать. Драко было тяжело держаться от неё подальше. Словно вселенная сгибалась сама по себе, складываясь парадоксальным образом так, что их пути пересекались снова и снова, переплетаясь, как бы они ни старались избегать друг друга. Каждый раз, когда она получала ранения, почти летальные, и оставалась одна, Драко прямо во время битвы или нападения знал точное место аппарации. Каждый раз, когда он получал травму, выполняя бессмысленные поручения по Европе, разыскивая гримуары и другие архаичные предметы, Грейнджер случайно натыкалась на него, выполняя какую-нибудь странную миссию или проводя собственную разведку. Они не могли оставаться друг от друга в стороне. Если бы даже Драко поймал её и сумел каким-то образом удержать где-нибудь, он знал, что не смог бы остаться в стороне. Он всегда оказывался там, где была она. И отнюдь не для того, чтобы убить её.

* * *

— Как думаешь, если один из нас умрёт, это будет так же плохо, как написано в книгах? — наконец задала вопрос Грейнджер. Из всех мест они столкнулись друг с другом именно в Визжащей Хижине. Ну конечно же. Драко вызвался добровольцем в патруль, который должен был держать членов Ордена подальше от Хогвартса в период каникул. Он сделал это, чтобы не задушить Долохова, который становился всё более одержимым и громким в своих заявлениях по поводу грязнокровки, которая убила его адского пса, выводя из строя множество его «неудержимого» оружия. Грейнджер также поручили присматривать за Визжащей хижиной, очевидно для того, чтобы Пожиратели смерти не пробрались в Хогвартс на каникулах. В конце концов, после неловкого столкновения они пришли к выводу, что если не впустят никого постороннего, то формально выполнят свою работу. Они сидели на пыльном полу лицом друг к другу, их ботинки почти соприкасались. Это был один из редких случаев, когда оба были невредимы, что невыносимо отвлекало Драко. Он чувствовал себя потерянным, лишённым заранее продуманного сценария действий. Он сглотнул, во рту пересохло и от вопроса, и от её признания. — Что? Что мы после смерти своей родственной души становимся тенью самих себя? Что жизнь лишается всех красок, ощущений и всего того, что придаёт нам хоть какой-то смысл продолжать жить? — Малфой постарался произнести эти слова легко и непринуждённо. Она кивнула, глядя на него своими дурацкими большими глазами. Он выдавил из себя смешок. — Сомневаюсь. Наверняка это выдумал какой-нибудь провидец-пацифист. Это чушь собачья. Гермиона отвела взгляд и сдержанно кивнула. — Это имело бы смысл, — сказала она. Краем глаза Малфой наблюдал, как она роется в рюкзаке и достаёт что-то, завёрнутое в ткань. — Кто бы из нас ни выжил, этому человеку придётся рассказать всю правду, — сказал Драко, безуспешно пытаясь отвести от неё взгляд, горло сдавило воротником рубашки. — Может быть, написать книгу, — добавил он в шутку. Она отломила кусок чего-то и нервно его откусила. — Что ты ешь? — спросил он, отчаянно желая поговорить о чём-нибудь другом. — Хлеб на закваске, — Грейнджер приподняла руку, чтобы показать ему. — Хочешь? Малфой сморщил нос. — Точно нет. Не успел он это сказать, как у него в животе заурчало. Громко. Она моргнула и внимательно посмотрела на него. — Ты принёс что-нибудь поесть? Не думаю, что видела, как ты ешь с тех пор, как оказался здесь. Драко нахмурился, неловко ёрзая на полу. — Я собирался что-нибудь купить в городе, но ты здесь, так что я не могу уйти. Ты, наверное, протащишь половину Ордена в Хогвартс, просто чтобы досадить мне. Она засмеялась, вызвав прилив тепла в его груди, и протянула руку. — Ты уверен, что не хочешь? — Нет, Грейнджер, я не хочу твоей отвратительной крестьянской еды, — Драко поморщился. — Он даже не пропечён как следует. При этих словах её улыбка исчезла, и она отдёрнула предложенную буханку, глядя на неё сверху вниз. — Справедливо. Признаюсь, это не лучшая моя работа. В нашем убежище ужасная духовка – подгорает всё с одной стороны, что бы я ни делала. Сердце Драко необъяснимо дрогнуло, и он присмотрелся к батону внимательнее. Он думал, что это испекла мать Уизли. — Ты… ты испекла его? Грейнджер снова подняла на него глаза. — Да. Я иногда пеку, — она снова сосредоточилась на хлебе, подцепив подгоревший уголок. — Правда, не очень хорошо. Она глубоко вздохнула. — Не знаю, почему он никогда не получается. Как будто есть какая-то деталь, которую я упускаю. Даже когда я идеально следую указаниям, всегда что-то идёт не так. Он никогда не думал, что доживёт до того дня, когда Грейнджер признается, что у неё что-то не получается. — Я просто... я никогда не представлял, как ты печёшь. Она подняла бровь. — Ты часто представляешь меня, Малфой? Лицо Драко вспыхнуло. — Что... — хрипло произнёс он. — Нет! Я не... я никогда не представляю тебя... я имею в виду, если речь об убийстве тебя... я часто думаю об этом, но я не... я просто... я хотел сказать... заткнись! Уголок её рта лукаво приподнялся. — Дай это сюда, — он выхватил свёрток из её рук, оторвал кусок и, злобно глядя на неё, запихнул в рот. — Ужасно, — сказал он, едва проглотив, и сунул остатки ей обратно. — Твой хлеб отвратительный. Пойду на патруль. Он ушёл, чувствуя себя идиотом, даже не понимая, что именно пошло не так. Грейнджер прятала улыбку, когда он вернулся, и продолжала это делать, несмотря на его хмурый взгляд. Она даже не воспринимала его как реальную угрозу, ходила туда-сюда по комнатам, в которых он находился, тихо напевая под нос. Драко сидел хмурясь и наблюдал за ней. Не потому, что ему нравилось на неё смотреть, а чтобы убедиться, что она не попытается его ударить. Он ёрзал на месте, пытаясь сосредоточиться на пыли, скапливающейся на его мантии, а не на том, как Грейнджер оставляла отпечатки рук на подоконниках, и уж точно не на том, как ему нестерпимо хотелось подойти и провести пальцами по этим следам, чтобы понять, как её руки могут лежать под его собственными. Соберись. В какой-то момент она свернулась калачиком в углу комнаты, в которой он находился, и уснула. Выражение её лица стало спокойным, голова прислонилась к стене, а палочка свободно болталась между покрытыми шрамами пальцами. Малфой застыл на месте, сжимая в руке свою собственную палочку. Он должен убить её. Сейчас. Прямо сейчас. Это идеальный момент для этого. Другой такой возможности не представится. Он мог сделать это быстро. Она даже не почувствует ничего. И никогда не узнает. Она бы мирно ушла из этой жизни. Такой план звучит лучше, чем любые другие развития событий, которые могут с ними произойти. Малфой собрался с духом, но как только он пошевелился, её глаза мгновенно распахнулись, а пальцы крепко сжали палочку. Каждая её черта была насторожена. — Пойду на патруль, — он встал, отчаянно желая уйти от неё подальше. На самом деле Малфой почувствовал облегчение, когда его левая рука начала гореть до того, как он успел вернуться к ней. Грейнджер появилась в дверном проёме, потирая своё предплечье. Он никогда не думал, что она тоже могла чувствовать призыв. — Как ты думаешь, они пришлют кого-нибудь, чтобы заменить тебя здесь? — спросила она. Он пожал плечами, избегая её взгляда. — Не знаю. — Тогда я буду импровизировать, — Гермиона небрежно пожала плечами, проходя мимо него в соседнюю комнату. Малфой протянул руку, схватил её за горло и толкнул к стене, прижав к ней. Он чувствовал кости её челюсти, сухожилия в её горле, ожоговые шрамы, покрывающие правую сторону шеи. Её лицо было в нескольких дюймах от его, но она даже не выглядела напуганной. Даже не вздрогнула. Грейнджер ждала этого момента. Она ждала его всё это время. Ему стало трудно дышать, сердце бешено колотилось в груди. Он заставил себя сжать сильнее, чувствуя трепет её пульса под пальцами, стараясь не податься ближе. Драко хотел утопить её. Вырвать из самой сути себя, из лёгких, из души, из всех тех мест, куда она каким-то образом проникла и поглотила его. Этот израненный боем кошмар, ставший осью его существования. Он знал, как легко её сломать – ведь столько раз собирал её по кусочкам. — Когда-нибудь я убью тебя, — процедил Малфой сквозь зубы, стараясь придать словам убедительности. Она не пыталась разжать его руку или вырваться. Вместо этого хитрая улыбка мелькнула на её губах, и когда Гермиона встретилась с ним взглядом, улыбка медленно превратилась в настолько острую, что могла бы вырезать его сердце. — Нет, если я убью тебя первой, — прошептала она. В этот момент он почувствовал, как кончик её палочки упёрся ему в челюсть, а лезвие ножа прижалось к животу. Он опустил взгляд. Их лица отражались в клинке, словно сплетённые короны. Её тёмные к его светлым, его тьма к её свету. Малфоя захлестнула волна предательского облегчения. Ему захотелось утонуть в ней, прижаться ближе, пока между ними не останется свободного пространства. А если бы он это сделал, позволила бы? Если бы рука не горела до такой степени, что почти онемела, Драко бы, вероятно, так и сделал, но если он не ответит на вызов, за ним пошлют кого-нибудь. Малфой выдохнул, его рука неохотно соскользнула вниз, задерживаясь на её коже. У него пересохло во рту, но он заставил себя отступить. Выпрямившись, Гермиона спрятала оружие обратно в боевую форму. — В следующий раз, — сказал он. Их обещание становилось всё короче. Она лишь ухмыльнулась.

* * *

Следующий раз наступил очень быстро. Тёмный Лорд хотел заполучить Хогвартс, а что может быть лучше, чем опустевший на время зимних каникул Хогвартс? По крайней мере, именно так рассуждал Драко, когда вернулся. Захват должен был быть быстрым и жестоким, а это означало, что такому бесполезному Пожирателю смерти, как Драко, разрешалось остаться дома. Он не стал спорить. Уже через несколько минут после первого нападения Малфой заметил, что Грейнджер всё ещё там и уже получила небольшое растяжение запястья. Она действительно не знала, когда остановиться. Он закатил глаза и налил себе крепкого напитка. Его не особенно волновало, каким будет исход битвы. В Хогвартсе не было никакой стратегической пользы, кроме символического – «пошёл ты» для Поттера, что, похоже, было главной мотивацией Тёмного Лорда в последнее время. — Думаешь, новейшее оружие Долохова сработает? — спросил Гойл, который за эти годы каким-то образом пробрался во внутренний круг. Драко фыркнул. У Долохова всегда было новое оружие, и оно всегда как-то не срабатывало. — Сомневаюсь. Ближе всего к успеху у него была Адская Гончая, да и та продержалась каких-то полчаса. Не успел он договорить, как его пронзила боль, не похожая ни на какую другую, которую он когда-либо чувствовал. Вся его грудь была рассечена, кости раздроблены, нервы искалечены. Жгучая агония вырвалась наружу и пронзила всё его тело. Драко упал на землю перед Гойлом, не в силах даже вздохнуть, чтобы закричать. Он услышал, как родители зовут его по имени и спрашивают, что случилось. Он пытался вымолвить слова, но тело отказывалось работать; каскад агонии, подобно водопаду, обрушился на него и поверг его в небытие.

* * *

Боль, яркая, как сверхновая, ослепила Драко, как только он пришёл в себя. Такой сильной боли он не испытывал никогда и с трудом выходил за пределы своего сознания. Малфой смутно различил, что над ним склонилась мать, прикладывая к его голове что-то прохладное. Грейнджер – вот всё, о чём он мог думать. Что случилось с Грейнджер? Невозможно было испытывать такую боль и при этом оставаться в живых. Он с трудом верил, что сам ещё не мёртв. Но она всё ещё была там. Он чувствовал её. Драко стиснул зубы, вцепившись ногтями в грудь, хотя знал, что раны там нет. Он боролся, пытаясь подняться на ноги. Она в Хогвартсе. Что они сделали там с ней? Долохов, чёртов Долохов. Почему никто не убил этого психопата? — Драко, отдохни. Сейчас придёт целитель, — мать пыталась затащить его обратно в постель. Он отпихнул её и поднялся на ноги. — Драко, — отец был рядом, крепко схватив его за оба плеча, — что ты делаешь? Малфой заставил себя дышать, хотя ему казалось, что в грудь через позвоночник впивается что-то. Агония исказила его способность ощущать своё тело. — Если ты не сдвинешься с места, я убью тебя, — впервые в жизни Драко действительно говорил всерьёз. Он оторвал от себя отцовские руки и аппарировал. У внешних ворот Хогвартса лежала огромная куча тел, словно все они были поражены мощным концентрированным проклятием, которое вырвалось наружу, а их конечности были скручены и искажены, как ветви дерева. Всего в нескольких футах от них лежал Долохов, обмякший на земле, из его глазницы торчал нож Грейнджер. В центре спирали из тел была зажата сама Гермиона, в спину ей вонзился клинок, лезвие которого было настолько длинным, что большая его часть торчала из её груди. Она всё ещё была жива. Она была единственной, кто остался в живых. Армии с обеих сторон были почти уничтожены. Лишь небольшая выжившая группа пробивалась к замку. Драко не обращал внимания на бой. Пусть они хоть все умрут, его это не волновало. Грейнджер тихо всхлипывала, сжимая в руках лезвие и отчаянно пытаясь протолкнуть его обратно, но оно слишком резко отклонилось вверх, и она не смогла освободиться. Остриё рассекло ей пальцы. Свежая боль пронзила руки и грудь Драко. Он едва не упал на колени, сдерживая стон. Она издала жалкий всхлип и отпустила клинок; твёрдый металл прошёлся по её телу, скрежеща по костям и разрывая нервы. Багровый цвет окрасил её торс, расходясь от места прокола. Она выглядела как цветок, кровь распускалась из её сердца, а клинок был подобием тычинки. — Грейнджер... — Малфой заставил себя продолжать двигаться к ней. Она подняла голову, услышав его голос. Её лицо исказилось. — О-остановись... — прохрипела Гермиона, протягивая искалеченную руку, чтобы оттолкнуть его. Он не остановился. Он просто должен был добраться до неё. Он всегда спасал её. Так уж он устроен. Если бы Драко был рядом, всё было бы в порядке. Как и всегда, в конце концов. — Остановись...! — выкрикнула она, её голос стал громче. Это усилие спровоцировало новое кровотечение, и свежие струйки крови стали стекать по её подбородку. — Это... это ловушка. Он непонимающе посмотрел на неё. Её рот искривился от страха. — Я... я – ловушка. Он заставил себя остановиться, пытаясь сосредоточиться, уловить детали, несмотря на то, что боль размывала всё и неумолимо терзала его сознание, стремясь утянуть его в бездну. Агония была нечеловеческой. Всё вокруг было завалено мёртвыми телами Пожирателей и Орденовцев. Последних было в особенности много именно рядом с Грейнджер – они будто тянулись к ней со всех сторон. Они погибли не в бою – они погибли, пытаясь добраться до неё. Чтобы спасти её. Долохов знал, что кто-то спас Гермиону, забрал после Адской Гончей. Он был одержим желанием убить её, но так и не смог этого сделать. Это оружие, эта месть была не просто возмездием для неё. Долохов спроектировал его для них обоих. Она должна быть мертва. Лезвие вонзалось в позвоночник и рассекало грудь. Такое проклятие, такое ранение – она должна была умереть мгновенно. Но что-то удерживало её в живых. В конце концов, Долохов никогда не убивал людей сразу, когда мог заставить их страдать. Грейнджер напряглась и попыталась оторвать своё тело от лезвия, сдвинувшись на мучительный дюйм, от которого Драко упал на колени. Его зрение застлали ослепляющие осколки стекла. Он заставил себя отдышаться и пополз к ней. Земля была покрыта сгустками крови и грязи, которые цеплялись за его руки и одежду, когда он пытался дотянуться до неё. Он просто должен был до неё дотянуться... — Грейнджер... Я же говорил, что убью тебя. Драко был всего в нескольких футах от неё и, оттолкнувшись от земли, стал читать руны, вырезанные на клинке. Иронично, что все его исследования, все эти поручения Долохову сделали его потрясающе сведущим в эзотерической магии. Теперь он понимал. Теперь он видел ловушку. Прикосновение к ней было смертельно опасным. Любое прикосновение – и его жизнь будет отобрана, чтобы продлить её. Именно так погибли все, кто находился поблизости, и только поэтому она осталась одна. Он мог применить к ней Аваду, но это было бы бессмысленно, пока её пронизывал этот клинок. Она не могла умереть. Гермиона была в ловушке. Её жизнь висела на волоске, который не желал рваться, пока зачарованный клинок оставался в её теле. — На этот раз меня не спасти, — сказала она, заставив себя слабо улыбнуться. — Прости. Драко покачал головой. — Ты обещала. Он стоял прямо перед ней, пытаясь хоть раз вздохнуть правильно. Почувствовать воздух в лёгких. Грязь под ногами хлюпала, угрожая повалить его на землю, но он отказывался падать. Пока ещё нет. Клинок не давал ему приблизиться к ней. Окровавленное остриё находилось на уровне его груди. — Таков был уговор, — сказал он, — ты обещала. Теперь ему было всё равно, насколько жалко он звучит. Драко шагнул вперёд. Клинок был острым, зачарованным, чтобы прорезать любые заклинания и броню. Малфою не требовались усилия, чтобы вонзить его в грудь прямо сквозь кости. Достаточно было просто шагнуть вперёд, чтобы сократить расстояние, отделявшее Гермиону от него. Драко почти не чувствовал боли. Всё, что он ощущал, – это её близость, наконец-то достаточную, чтобы обнять за плечи. Ему послышался крик матери, звавшей его по имени где-то далеко. Он крепче прижал Грейнджер к себе. Она была слишком слаба, чтобы двигаться, но всё же пыталась оттолкнуть его. Жаль, что Долохов не предусмотрел этого. А может, и планировал. Но это уже не имело значения. Прижав Гермиону к груди, Драко рывком отбросил их обоих от оружия. Оно шлёпнулось на землю. Он упал на колени и от боли, вызванной ударом, едва не потерял сознание. Он боролся за сознание, сжимая Грейнджер в объятиях, её кровь заливала его руки, пока его собственная струилась по груди. — Я ведь говорил, что убью тебя, — прохрипел он, притягивая Гермиону к себе ближе и упираясь лбом в её. Растрёпанные кудри касались его щеки. — Ты дважды оказалась неправа. Пошёл снег – белые хлопья, кружась в танце, спускались с неба к земле и растворялись в море крови. Грейнджер сидела всё это время неподвижно, отчего Драко подумал, что она умерла, как только он снял их с лезвия, но внезапно она сделала слабый вдох. — М-малфой, — едва слышно прошептала девушка. Всё, что осталось в грудной клетке от его сердца, в один момент сжалось. В расширенных зрачках Гермионы серое небо отражалось совсем как в зеркале; её волосы и ресницы покрылись серебристыми капельками, образовавшимися от тающих снежинок. Она несколько раз сглотнула, прежде чем заговорить. — Думаешь… это насмешка судьбы… мы с тобой? Драко не ожидал услышать этот вопрос, но ответ на него знал давно. Всё это время он был абсолютно точно уверен только в одном – их связь была ничем иным, как проклятием. Разве можно это назвать иначе? — Нет, — Малфой ответил сразу, едва Грейнджер успела договорить. Он знал ответ. На мгновение она замерла, одни лишь губы подрагивали. — Правда? Он почувствовал, как кровь поднимается из лёгких и начинает заливать язык. Драко сглотнул, так как не хотел запачкать Грейнджер. Малфой оглянулся на время, потраченное им на ненависть к Гермионе за всю причиняемую ему боль, за разрушение его комфорта. Он никогда не задумывался ни о чём, кроме того, что с ними происходило в моменте; всегда вторил себе, что это было его проклятием, худшей из выпавших на долю удач, самым жестоким поворотом судьбы. И всё это происходило ради этого самого момента и осознания… — Ты лучшее, что со мной происходило, — сказал он. Сначала Гермиона никак не отреагировала – она просто продолжала лежать в его объятиях, и это напугало Драко: может, она умерла до того, как он успел ей это сказать? Но затем она заговорила снова: — Думаешь… у нас может быть ещё один шанс? Стенки горла Драко сжались: он попытался вдохнуть и захлебнулся новой волной подступившей к глотке крови – она жгла лёгкие изнутри. — Не знаю, так ли эта штука работает. Зрение Драко постепенно застилалось тёмным полотном. — А вдруг да… ты бы попробовал ещё раз? — Ради тебя – попробовал бы. Гермиона нащупала своими пальцами его и сжала их на несколько секунд. — Тогда… в следующий раз. С последним словом тело Грейнджер обмякло, а глаза стали стеклянными – лицо Драко отразилось в пустом взгляде. Её рука упала. Она покинула его. «Неразрывная» связь между ними исчезла, растворилась как дым. Вот так Драко понял, что Провидцы лгали. Все книги – полнейшая чушь. Он всё ещё видел окружающее в цветах и ощущал телом прикосновения. Драко всё ещё стоял на коленях в красной луже её крови, поглощённый такой болью, что его сердце, казалось, разрывалось в клочья с каждым рваным ударом. С кончиной Грейнджер не наступило никакой утраты чувств или притупления ощущений. Всё оставалось таким же ярким, как и прежде. Лишь свежевыпавший снег, медленно укрывающий всё вокруг, отличался монохромностью. Драко всё ещё стоял на коленях, но теперь он уже не был пленником прихотей Судьбы и равновесия Вселенной. Он был свободен. Чашу весов больше ничто не перевешивало. Он ни к кому больше не был привязан. Малфой прижал тело Гермионы к своей груди, сражаясь с подступающей кровью за каждый вдох, пока снег холодной накидкой ложился на его плечи, а алое пятно под ним разрасталось, чернея в грязи. Его израненное эгоистичное сердце продолжало биться, а время неумолимо тянулось. Каждая секунда, каждый удар казались целой вечностью, наполненной лишь сожалением. Обо всём, что он упустил, о том, что так и не сказал или не сделал. Он так много времени потратил на ложь, позволяя стольким возможностям ускользнуть. И теперь всё закончилось. Он издал лишь последний смешок – кровь переполнила лёгкие и стекла с уголка его губы, а сердце наконец остановилось. Мир померк, лишив его теперь уже неподвижного лица Грейнджер. Книги лгали, но всё же удерживающие его всё время предупреждения в конце концов оказались правдой. Каждая секунда жизни Драко без неё потеряла любые краски. Боль, на которую он так долго обижался, превратилась в пустоту. В конце он почти перестал её чувствовать. Без неё всё это нельзя было назвать даже тенью от жизни. Это просто ничто.