Хороший сын

Цифры в бухгалтерской книге проплывали перед глазами Мавен. Она уже около получаса пыталась работать над счетами Златоцвета, но головная боль делала это практически невозможным. Она надеялась, что горячая ванна и охлажденная бутылка вина помогут ей расслабиться настолько, что она сможет работать после сегодняшнего ужасного ужина, но пока ей удавалось лишь тупо пялиться в книгу. Мавен захотела собрать вместе всех членов семьи Чёрный Вереск за хорошим ужином. Хемминг, всегда хороший сын, был рядом и помогал вести дела, но двух других Мавен не видела уже несколько месяцев. Сибби с весны сидел в местной тюрьме за убийство брата своей невесты. Тем временем Ингун проводила всё свое время в лавке местного алхимика, обучаясь изготовлению зелий у старика и его жены. Формально она жила с Мавен и Хеммингом в поместье Чёрный Вереск, но домой приходила редко, лишь спать. Ужин должен был стать простым делом и возможностью для Мавен пообщаться со своими взрослыми детьми. Вместо этого он сразу же превратился в бесконечные препирательства Ингун и Сибби. Второй язвительно отозвался об интересе девочки к алхимии после того, как сестра пожаловалась, что чувствует себя ограниченной семейным бизнесом. — Не понимаю, на что ты жалуешься, — сказал он. — По крайней мере, ты можешь выходить на улицу, если хочешь, пока я весь день сижу в камере три на три. А ты сидишь в тёмном, промозглом магазине и весь день изображаешь из себя алхимика, растирая какие-то красивенькие цветочки. — Даже не пытайся изображать из себя жертву, — проворчала Ингун. — Тебе повезло, что матушка вмешалась, иначе всё могло быть гораздо хуже. — Я тебя умоляю, если бы матушка не вмешалась, никто бы и слова не посмел сказать, — фыркнул Сибби. Хемминг пытался мягко успокоить младшего брата и сестру: — Ингун, дорогая, не передашь ли мне масло? Или: — Сибби, не передашь ли ты мне булочки? Но всё было безрезультатно. — Мне, например, надоело, что каждый раз, когда я выхожу на улицу, все ждут, что я буду пытаться их обмануть или шантажировать, — ныла Ингун. — Я просто хочу стать великим алхимиком. — Научись принимать свою фамилию, — ответил Сибби, прихлебывая мёд. — Имя Черного Вереска имеет гораздо больший вес, чем любое маленькое целебное зельице. — У меня есть мечта, и я имею право следовать ей, — огрызнулась дочь. — Что за чудная погода сегодня, — вмешался Хемминг, пытаясь сменить тему. — Если только твоя мечта не предполагает, что ты выйдешь замуж за того, за кого скажет матушка, и откроешь когда-нибудь филиал медоварни "Черный Вереск", никому нет дела до того, чего ты хочешь, — ухмыльнулся Сибби. — Не так ли, матушка? — Было бы неплохо, если бы Ингун принимала большее участие в делах семьи, — наконец заговорила Мавен. — Почему ты на его стороне? — закричала девушка. — Я не становлюсь ни на чью сторону, — вздохнула матриарх. — Ингун, дорогая, ты должна признать, что управлять медоварней гораздо более респектабельно и прибыльно, чем быть алхимиком. — Я не хочу управлять медоварней, — ответила та, скрежеща зубами. — Не вижу причин, почему нет, — возразил Сибби. — Ты могла бы использовать пчел и их мед для приготовления сладкого зелья для своего мужа, чтобы он не задыхался от желчи, которую ты извергаешь своим нытьем. — Он жестоко рассмеялся. — Ты даже можешь притвориться пчелиной королевой улья. Твоя задница достаточно велика для этой роли. — Я слышал, на рыбном промысле сейчас очень вкусный свежий лосось, — сказал Хемминг, отчаянно пытаясь сменить тему, но было уже слишком поздно. Ингун вскочила с криком: — Я вас всех ненавижу! — и устремилась в свою комнату в подвале поместья. — Наконец-то, — злорадствовал Сибби, откинувшись в кресле и потягивая медовуху. — У нас будет чёртова тишина и покой. — Стража, отведите моего сына обратно в тюремную камеру, — тихо прорычала Мавен. — Очевидно, ему ещё нужно научиться сдержанности и хорошим манерам во время наказания. — Мама, это полная чепуха! — запротестовал Сибби. — У меня даже не было возможности поесть. — Тогда тебе не стоило весь ужин ругаться с сестрой, — огрызнулась Мавен, вставая. — Считай, что твое наказание продлено ещё на два месяца за потасовку за обеденным столом и неподобающие разговоры со мной. — Вот черт, — проскулил сын, когда его охрана вышла вперед, чтобы сопроводить его обратно в тюрьму Рифтена. В качестве последнего акта неповиновения младший сын Мавен схватил булочку и засунул её в рот, а затем протянул руки стражнику, чтобы тот надел на него наручники. — Мне очень жаль, мама, — проговорил Хемминг после того, как Сибби увели. — Почему бы нам просто не поужинать вместе? — Что-то у меня нет аппетита, Хемминг, — вздохнула Мавен, собираясь подняться наверх. Ещё посреди спора у неё начала раскалываться голова. Все, чего ей хотелось, — принять горячую ванну и побыть в тишине наедине с собой. Сейчас она сидела в своей комнате в ночном халате и пыталась придумать, как лучше всего извлечь прибыль из поместья Златоцвет, но проклятая головная боль мешала это сделать. Её разочарование усугубляли неблагодарные дети. Несмотря на отсутствие отца, ей удалось не только вырастить их в роскоши, но и сделать самой уважаемой семьей в Рифтене, во всем Рифте. Нелегко быть женщиной средних лет, самостоятельно воспитывающей троих детей, ведущей успешный бизнес и поддерживающей важные политические связи со всеми значимыми людьми в Скайриме. Не слишком ли многого она ожидает от своих детей, прося их раз в сезон сесть за стол и вместе поесть? Очевидно, да, беря во внимание сегодняшнее несчастье. Стук в дверь заставил Мавен почувствовать себя так, словно кто-то ударил её по черепу кувалдой. — Кто там? — огрызнулась она. — Просто я, мама, — кротко ответил Хемминг, толкая дверь. — Мне показалось, что за ужином ты выглядела немного напряженной, поэтому я принес немного хорошего вина и сыр с крекерами. Мавен видела, что бутылка была частью их личных запасов из Сиродила. Её можно было продать в три раза дороже, чем одну из лучших бутылок их мёда. — Спасибо, дорогой, — проговорила Мавен, натягивая полупрозрачный наряд. Она надела первое попавшееся платье, которое было не совсем уместно надевать в смешанной компании. Оно было светло-кремового цвета слоновой кости, который при правильном освещении не оставлял никаких шансов воображению. Это был наряд, предназначенный для очень личных, интимных встреч. Таких встреч у Мавен не было; более того, она никогда не надевала его до сегодняшнего вечера. Это была импульсивная покупка, сделанная во время визита в Солитьюд: ей нравилось, как материал выглядит на её коже. Вместо того чтобы уйти, оставив поднос на ночном столике, Хемминг налил бокал вина и протянул его Мавен. Пока она пила, наслаждаясь гладким вкусом напитка, стекавшего по горлу, Хемминг переместился так, чтобы встать у неё за спиной. — Не стоит позволять младшим так тебя доставать, — пробормотал Хемминг, откидывая волосы Мавен в сторону и обнажая её шею. Его руки, мягкие от долгих лет изнеженной жизни, начали разминать напряженные мышцы. — Ты слишком напряжена. Женщина мурлыкала, расслабляясь под опытными прикосновениями Хемминга. Было приятно, когда кто-то заботился о её нуждах. Обычно Мавен приходилось поддерживать имидж недосягаемой женщины на переговорах со своими деловыми партнерами. Женщины могли занимать важные посты, такие как место ярла, но это не означало, что обычный норд не считал себя лучше её, потому что у него был член между ног. Правая рука Хемминга забралась в её волосы и, поглаживая кожу головы, заставила её плавиться от удовольствия. Она застонала, откинувшись назад, поощряя его к продолжению. Тепло распространялось по телу, скапливаясь между ног в чувственном ритме, совпадающем с биением сердца женщины. Мавен провела свою взрослую жизнь в одиночестве. Ей было четырнадцать, когда охотник за головами заглянул в дом Чёрного Вереска и попросил приютить его на ночь. Дело было зимой, и даже в Рифте снега было по колено. Мёд лился рекой, а мужчина и её отец делились историями о былых приключениях. Мавен не забывала наполнять их кубки и свой собственный, и они смеялись до глубокой ночи. Когда отец, спотыкаясь, отправился спать, она осталась. Мавен была очарована грубоватым, но красивым искателем приключений. Начался флирт, и вскоре после этого Мавен потеряла свою девичью голову с мужчиной, который был старше её на десять лет. К несчастью, отец вернулся в гостиную, потому что забыл свою трубку. Он пришел в ярость, когда обнаружил, что его единственное дитя склонилось над столом, и по её ногам стекает мёд, кровь и сперма. Он убил его прежде, чем Мавен или он сам успели отреагировать. Чёрный Вереск были сильны уже тогда, поэтому никаких обвинений не последовало. Особенно после того, как отец Мавен объяснил стражникам, как этот человек совратил его дочь. Это было бы неприятное происшествие, которое быстро забылось, если бы не маленький сюрприз, оставленный мужчиной, в результате которого девять месяцев спустя у него родился мальчик. У неё было искушение дать мальчику имя отца, но не хотела гневить собственного отца напоминаниями. Вместо этого она назвала его в честь деда в качестве своеобразного предложения мира. Хемминг-старший полюбил ребенка и отказался от своих намерений отдать его на усыновление. Теперь, когда его дочь была "попользована" и обременена ребенком, вместо того чтобы пытаться найти выгодный брачный союз, Хемминг-старший подтолкнул Мавен к обучению тонкому искусству бизнеса и политики. Медоварня была основана ещё до её рождения, но всё ещё испытывала трудности. Норды не любили ничего, кроме медовухи, за исключением традиций, и новый бизнес не вписывался в эту точку зрения. К тридцати годам Мавен медоварня процветала и полностью принадлежала ей. Отец скончался однажды ночью несколько лет назад, оставив её и Хемминга одних в этом мире. Без отца она направила всю свою привязанность на сына, и он ни в чем не нуждался. Всё, что он хотел, он получал. А Хеммингу доставалось лишь самое лучшее. — Мама, мне нужна твоя помощь, — сказал Хемминг однажды, когда ему было пятнадцать. — Всё, что угодно, мой дорогой, — ответила она, оторвавшись от шитья. — Есть одна женщина, — нерешительно начал он, облизывая губы. — Я хочу её, но её не впечатлят мои деньги и положение. — Глупенький мальчик, деньги всегда производят впечатление, — усмехнулась Мавен. Она гадала, сколько ещё пройдет времени, прежде чем Хемминг начнет интересоваться девушками. К её огорчению, они замечали его уже несколько лет. Её маленький мальчик почти стал мужчиной. — Только не она, — пообещал Хемминг. Он переместился так, что оказался на коленях у ног Мавен. — Ты всегда говорила, что я заслуживаю лучшего, а она и есть лучшая! Мне не нужен никто, кроме неё. — Ну, скажи мне её имя, и я посмотрю, что можно сделать, — пообещала Мавен, возвращаясь к своему шитью и тихо забавляясь. Конечно, не составит труда найти семью девушки и надавить на них обещаниями септимов и возможностей трудоустройства так, чтобы любая семья в Рифте уступила желанию её сына. Когда Хемминг заговорил, сердце у неё екнуло. — Ты, — прошептал он, внезапно застенчиво опустив глаза. — Я хочу тебя. Мавен потеряла дар речи, и прежде чем она успела задать вопрос о просьбе сына, губы Хемминга прильнули к её собственный, настойчиво и отчаянно, так, как ни один сын не должен целовать свою матерь. — Хемминг, — простонала Мавен, отталкивая его. Её тело было горячим от желания. Она спала лишь с одним мужчиной, и это было быстро, болезненно и разочаровывающе. И было это до того, как отец обнаружил их и убил его у её ног. Теперь же красивый молодой человек, нет — её сын, предлагал ей себя, и ей было трудно отказать. — Пожалуйста, не отказывай мне, мама, — умолял Хемминг. Он сбил шитье Мавен с её коленей, чтобы крепко схватить её за руки. — Ты никогда не отказывала мне за всю мою жизнь. Если ты сделаешь это сейчас, думаю, я умру. Мавен знала, что должна сказать "нет". Она обязана была сказать "нет". Другого ответа она и представить себе не могла. Но это был Хемминг, её Хемминг. Она никогда не говорила ему "нет" всю его жизнь. Но когда она открыла рот, из него вырвалось: — Не называй меня матерью. Если мы сделаем это, я не хочу, чтобы ты называл меня "мамой" во время этого. Вместо этого зови меня Мавен. Она думала, что, совершив такой запретный грех, будет чувствовать себя неправильно. Ей будет стыдно и мерзко, но вместо этого она почувствовала лишь облегчение. Она почувствовала облегчение от того, что не просто желанна, а желанна для такого молодого, умного и красивого мужчины. И неважно, что это был её сын, который входил в неё. Может быть, все дело в её требовании, чтобы во время близости он звал её по имени. Она всегда могла поставить барьер, взяв на себя роль его родителя, и тогда они снова становились матерью и сыном, а не любовниками. Это делало вещи менее губительными. — Ты покраснела, — заметил Хемминг, вырывая Мавен из воспоминаний. Его рука провела по плечам женщины, стягивая ночную рубашку и обнажая бледную кожу. — Уверена, что вино не подействовало на тебя так быстро? — Просто вспомнила кое-что приятное, — пробормотала она. — Ты прекрасна, когда краснеешь, — произнес сын, наклонившись так, что его губы коснулись мочки её уха. Его голос был густым и тягучим от вожделения. — Но ты всегда прекрасна, мама. — Спасибо, — прошептала Мавен, заливаясь румянцем. — Головная боль прошла? — Да. Откуда ты знаешь? — Я замечаю, — ухмыльнулся Хемминг. Он задрал платье Мавен, обнажив одну полную грудь. — Знаешь, что тебе нужно, чтобы расслабиться? Тебя нужно трахнуть. — Ты целуешь свою мать таким грязным ртом? — поддразнила женщина. — Ты знаешь, что целую, — ответил мужчина, целуя её в губы. Она застонала, когда большой палец Хемминга провел по её оголенному соску. — Видишь, мама? — Мавен, зови меня Мавен, — прошептала она, одновременно взволнованная и напуганная тем, что отдала ему власть над собой. — Что ж, Мавен, — пробормотал Хемминг, проводя рукой по её груди и играя с соском до тех пор, пока он не затвердел, — думаю, тебе стоит перебраться на кровать, а не на этот неудобный стул. А я выберусь из этой неудобной рубашки. Когда женщина устроилась на двуспальной кровати, Хемминг снял головной убор и рубашку. Она улыбнулась, увидев, как он быстро сложил их и положил на ночной столик — он всегда тщательно следил за своими вещами. Она наслаждалась видом его мускулистого тела, подтянутого за годы обучения фехтованию у лучших учителей, которых можно было купить за деньги. Несмотря на тридцать семь лет, на его фигуре не было ни унции жира или следа дряблости. Большинство людей считали его мягким или слабым, а Хеммингу именно такой образ и был нужен. Это позволяло ему втягивать в дуэли ещё больше глупцов, которые, как им казалось, могли легко победить, прежде чем умирали от острия его клинка. — Я люблю тебя, — произнес сын, забираясь на кровать. Он поцеловал её в щеку и притянул к себе, пробуя на вкус. — Я так люблю тебя, ты ведь знаешь об этом, правда? Ты прекрасна и совершенна, а самое главное — ты моя и только моя. Каждое предложение Хемминг сопровождал поцелуем, спускаясь по груди Мавен, пока его губы не нашли её сосок. Он присосался к нему, жадно втягивая розовую плоть в рот, желая ощутить её вкус и услышать краткие вскрики удовольствия вместо молока, которым она кормила его в детстве. Хемминг грубо задрал платье Мавен на бедрах, чтобы отодвинуть в сторону её маленькое бельё, а затем провел пальцем по нежным губкам. — Боже, какая ты мокрая, — усмехнулся он, просунув в неё палец, — и тугая. Она прикусила губу, пытаясь заглушить крик удовольствия, когда мужчина грубо ввел в неё свои пальцы. Они не были вместе уже более двух лет, с тех пор как ей исполнилось пятьдесят. Мавен думала — и, по правде говоря, немного опасалась, — что он наконец устал от неё и решил искать общества других. Рядом всегда была блудница Хельга, предлагавшая себя любому встречному мужчине, или новая охотница за головами Мьол Львица, такая отстраненная, с высокими моральными принципами и презрением к подноготной жизни Рифтена. Любая из женщин привлекла бы Хемминга: Хельга — своей чувственностью, а Мьол — недосягаемостью. — Коснись меня, — потребовал Хемминг. Он схватил руку женщины и прижал к выпуклости на своих брюках. Мужчина зарычал от удовольствия, когда она провела большим пальцем по ярко выраженному контуру, после чего он снова завладел её соском. Вид острых холмиков вызвал у него удовлетворение, когда он громко посасывал её плоть. — Такой требовательный, — усмехнулась Мавен, лениво расстегивая штаны Хемминга, чтобы просунуть руку под них и погладить его член. Если бы кто-то другой заговорил с ней таким тоном, она бы оторвала ему голову, возможно, даже в буквальном смысле, но с Хеммингом... это приводило её в восторг. Она готова была сделать для него всё, что угодно, потому что он был её мальчиком и всегда получал то, что хотел. Мавен провела рукой по твердой плоти Хемминга, нежно поглаживая ту кончиками пальцев и освобождая от стесняющей ткани. Его член был длинным и толстым, лениво изогнутым в сторону, несмотря на возбуждение мужчины. Мавен застонала, гадая, что он заставит её сделать на этот раз. За эти годы они полностью изучили друг друга. Большинство из его желаний казались ей отвратительными и немного унизительными, но ради Хемминга она готова была на всё. Её больше беспокоил вопрос, откуда он узнал о таких вещах. Кто подал ему идею заставить женщину сосать его член или отшлепать её, когда она умоляет, чтобы её трахнули? Мысль о том, что ее сын занимается подобными вещами с другими женщинами или использует её в качестве "полигона" для других завоеваний, заставляла Мавен полыхать от ревности. Хемминг никогда не намекал на то, что у него когда-нибудь были другие, но, конечно же, это ничего не значило. Он был идеальным сыном, но это не означало, что у него не было типичного мужского сексуального влечения. Пьянство и блуд считались прекрасными нордскими традициями, и именно поэтому их бизнес шел так хорошо. — Ты ведешь себя так, будто никогда не видела его раньше, — поддразнил Хемминг. Он приподнялся, чтобы погладить Мавен по уху, и его дыхание обожгло её кожу. — Мне всегда так кажется, — призналась Мавен. Каждый раз, когда они были вместе, она удивлялась тому, что он выбрал именно ее. Не было недостатка в свободных, молодых, волевых, красивых женщинах, особенно для человека такого ранга и богатства, как Хемминг. Но он был здесь, в её постели, и это не укладывалось в голове. — Я скучал по тебе, — признался он, поглаживая её по щеке. — Я была здесь, — ответила Мавен, слегка смущенная его заявлением. — В последнее время у меня не было необходимости посещать Солитьюд. — Нет, я имею в виду вот так. Мы. Вместе. Как и должно быть, — уточнил мужчина, мягким, отчаянным и полным нужды голосом. Он стянул с Мавен одежду и перекатился так, что оказался над ней. — Ты хоть представляешь, как сильно я схожу с ума, находясь так близко к тебе и не имея возможности коснуться, как ты того заслуживаешь? Ты хоть представляешь, как сильно я иногда хочу тебя трахнуть? — Хемминг, тебе не стоит говорить со мной таким тоном, — начала Мавен. — Не заканчивай разговор напоминанием о правде, — умолял он. Он приподнял её ноги так, чтобы они обхватили его талию. — Я нуждаюсь в этом. Ты нуждаешься. Я хочу быть хорошим сыном, и тебя хочу больше. — Ты и так хороший сын, — заверила Мавен. — Ты мой... — Шшш, — прошептал Хемминг, проводя большим пальцем по её губам, дабы успокоить. — Не сейчас. Мы обсудим это позже. Они не обсудят. Никогда не обсуждали. Не успела Мавен произнести ни слова, как Хемминг поцеловал её, от чего перехватило дыхание. Затем он толкнулся в неё, заставив болезненно вскрикнуть в его губы. Было больно, как всегда, но и чертовски приятно. Не давая ей времени привыкнуть к своим размерам, он грубо вошел в нее. Мавен зарылась лицом в шею Хемминга, чтобы кричать, не привлекая внимания никого в доме. Её руки обвились вокруг его плеч, крепко прижимая его к себе. — Я люблю тебя, — прошептал он. Его рука скользнула между ними, дабы он мог поглаживать её клитор в такт своим толчкам. — Скажи, что ты любишь меня, — потребовал он, когда его рот снова оказался на её соске и жадно обхватил его. — Я люблю тебя, — послушно прокричала Мавен. Помогите ей боги, она тоже это имела в виду. Она повторяла это снова и снова, пока кончала. — Я люблю тебя, о боги, я так сильно люблю тебя! Хемминг едва сумел приглушить свой крик, кончая. Она чувствовала, как его ество пульсирует от оргазма, и крепко сжимала его. Он рухнул на неё, тяжелый, но не неприятный. Они оба были покрыты потом и тяжело дышали, приходя в себя после неистового совокупления. — Тебе лучше? — спросил он, прижимаясь к изгибу руки Мавен. Мужчина поднял на неё глаза, и выражение его лица было таким же, как и в первый раз, когда они занимались любовью, — неуверенным и испуганным. Ему снова было пятнадцать, и вместо соблазнителя он выглядел её сыном. — Значительно, — успокоила его Мавен. Она поцеловала Хемминга в лоб — материнский поцелуй, обещающий, что он любим и защищен. — Ты проведешь со мной ночь? — Да, — просто ответил он. Хемминг натянул меха, чтобы укрыть Мавен, и поправил ночную рубашку, чтобы она была скромнее, прежде чем заправить свою собственную одежду на место. Их роли чрезмерно властной матери и кроткого сына вернулись, как будто их и не отбрасывали. — Ты ведь знаешь, что ты мой любимый? — спросила Мавен, обнимая Хемминга, когда он снова оказался в объятиях её рук. — Надеюсь, что так, — рассмеялся он. — Спокойной ночи, мама. — Спокойной ночи, Хемминг, — прошептала она, закрывая глаза. Может быть, завтра они поговорят о том, что между ними произошло. Наконец-то всё прояснится, что-то изменится. Она могла бы открыть новую медоварню где-нибудь на западе Скайрима или даже в Сиродиле. Поговорят о том, как найти ему жену. Норды нередко женились в конце жизни. Мавен перевернулась так, что её подбородок уперся в макушку Хемминга. Он прижался ближе, наслаждаясь объятиями матери. Это была та самая ложь, которую она говорила себе каждый раз, когда они сходились. Она знала, что это некое оправдание, что ничего не будет сказано, пока Хемминг не подойдет к ней снова. Она никогда бы не отвергла Хемминга. Он был ее идеальным мальчиком, её хорошим сыном. Он принадлежал только ей и никому больше. Ведь если он заслуживал лучшего, то и она заслуживала.

***

A/N: Эта история прошла через множество умственных ревизий. Изначально она должна была стать частью "Taking Care of Business", а секс спровоцировало то, что Мавен была немного подавлена и скучала, потому что Мерсер всё ещё отсутствовал из-за инцидента в посольстве Талмора. Она вызывала Хемминга, который нервничал и колебался, в свою комнату и приказывала ему сесть к ней на колени и "кормиться" её грудью. Это была гораздо более типичная для меня холодная, расчетливая, контролирующая Мавен, которая предъявляла Хеммингу требования, которые он должен был выполнить. Но это меня не устраивало. Многие мои истории, особенно по мотивам SKM, связаны с концепцией "почему?". Почему Мавен, которая является независимой, сильной, уважаемой, ужасающей женщиной, решила переспать со своим сыном? Потом я решила, что Хемминг будет доминировать, и подумала, что это будет гораздо более интересная история, чем история о слабом мужчине и его властной матери. Это будет больше о том, что происходит за закрытыми дверями и чего не видит общественность. Он соблазнил бы Мавен, а когда всё закончилось, попросил бы у неё что-нибудь, давая понять, что использовал секс, дабы манипулировать ею. Когда я решил, что Хемминг будет доминировать, я понял, что Мавен будет изображена более уязвимой. Именно в это время я осознал, что эта история может не подойти для TCOB, и провёл опрос на Deviant Art, чтобы подтвердить это. Я не хотел или не мог сделать так, чтобы отношения Мавен и Мерсера имели какие-либо последствия, и это меня порадовало, потому что это означало, что мне не нужно было беспокоиться о том, чтобы сдерживаться в попытках сделать Мавен более сочувствующей. В процессе написания "Хорошего сына" я был удивлен тем, что Хемминг оказался на самом деле хорошим сыном, который слишком сильно любит свою мать. Это привело меня к теме ролей, которые мы принимаем, и масок, которые носим, — постоянной теме моих рассказов. Я очень доволен (немного жутковатой) нежностью, которая получилась в результате. Определенно, здесь было много влияния "Flowers in the Attic" В. А. Эндрюс, поскольку основной мотивацией Мавен является одиночество и отчаянная потребность быть любимой. Ещё одним препятствием было то, кто был отцом Хемминга и что с ним случилось? Первоначально я думал, что он был просто мужем Мавен, и она убила его или заставила кого-то убить его в какой-то момент. Причины варьировались от неустановленных до контроля и жестокого обращения. Но по её характеру и игровым диалогам чувствуется, что Мавен всегда была Чёрным Вереском. Возможно, это просто принятая в Skyrim традиция сохранения женщинами своих девичьих фамилий. Посмотрите на Адрианну Авениччи и Ульфберт Разъярённого Медведя. Я рссматривал то, что её изнасиловал собственный отец, но отбросил эту версию как слишком трагичную. Я хотел, чтобы Мавен была уязвимой, а не полностью сломленной. Кроме того, я ненавижу изнасилование как сюжет. В конце концов, я остановился на том, что секс на одну ночь прошел ужасно плохо, потому что это настраивает Мавен на то, что у неё никогда не будет отношений, тем более здоровых, и я думаю, что это лучше всего подходит к её неспособности отказать Хеммингу, чем что-либо ещё. Я прошу прощения за то, что эта заметка получилась такой длинной, но, как я уже сказал в начале, работа прошла через множество редакций. Мне бы хотелось услышать отзывы об этой конкретной истории. Когда я писал это, то понимал, что эта пара не будет слишком популярна, а тема инцеста многих отталкивает. Тем не менее, я доволен и надеюсь, что мои читатели тоже. Спасибо за прочтение!