Онии-чан

      — Ну как ты так умудрился-то, а? — чересчур спокойно спрашивает Хэви, заебанность которого выдает лишь усталый взгляд из-под полуприкрытых век.       Ди широко улыбается слегка дрожащими губами и беззаботно пожимает плечами, уже в который раз за эти три минуты под пристальным взглядом брата прикладываясь к бутылке.       — Да оно само, — противно ухмыляется брат и откидывается на подушку, хмыкая, стоит только раздаться недовольному цоконью и хлопку двери.       Тем не менее, Ди удивлено вскидывает брови, стоит только матрасу кровати прогнуться под присевшим рядышком младшим. Он раздраженно смотрит на Ди исподлобья и жует нижнюю губу, пока пальцы нервно сминают зелёное одеяло под ними, а сам старший в этот момент заинтересовано смотрит на рыжего в ответ, невольно отмечая про себя мелькающее в глазах напротив беспокойство.       Ну ещё бы, Ди ведь отнюдь не тот человек, что без повода в рандомный момент набухивается.       Хэви сидел на кухне, лениво гоняя остатки гороха по тарелке и тоскливо поглядывая на гору посуды в раковине, которую ему ещё предстояло вымыть, как неожиданно дом оглушил грохот двери и упавшего на пол тела, что тут же разразилось матами и каким-то неловким смехом. Первым пришедшим на ум человеком был Чес, который в пьяном угаре опять решил навестить семейное гнёздышко лучшего друга, и каково же было удивление Хэви, когда на полу коридора он увидел чертыхающегося брата, устроившего отчаянную борьбу с собственными берцами.       Рядом с ним пристроилась бутылочка вина, ещё непочатая, но явно идущая в очереди на опустошение, и от этого младший член семейства прихуел ещё больше, не ожидав столь весёлого начала заведомо скучного вечера.       — О, братик, — однозначно нетрезвое хихиканье и закушенная губа вызывают у младшего нервный тик, но все, что он может ответить старшему это лишь жалкое «радуйся, что родителей нет дома», и вот он уже тащит периодически смеющегося брата наверх, который, вроде как, ещё на днях разражался гневной тирадой в сторону пьянчуг и алкоголя в целом.       Лицемерная ты скотина, Ди.       У Хэви в какой-то степени уже был опыт общения и даже обращения с пьяными людьми — ну ещё бы, дорогая матушка и крестный дядюшка уж больно любили периодически полакомиться спиртом — но вот опыта обращения с пьяным Ди — нет. Потому что это было необычно и, блять, сюрреалистично: пьяный Ди, который нажрался в говно до такой степени, что даже стоять ровно не может, а ещё постоянно хихикает, икает, трет глаза и этими самыми глазами смотрит на Хэви так пристально, прямо в душу, блять, что по коже табуном в истерике носятся мурашки, не понимающие столь пугающего внимания к своему обладателю.       Честно, Хэви бы с удовольствием проехался по нетрезвому брату разномастными шуточками и остроумными комментариями, но день сегодня был таким мозгоебущим, и это ещё не считая скандал с матерью из-за сущей мелочи перед ее уходом с папой к друзьям в бар, что все, на что хватает у него сил, так это на обречённые вздохи и обеспокоенные взгляды, ведь бог свидетель, Хэви откровенно боится выходок своего брата не то что пьяного, блять, а даже трезвого. Что он может сейчас учудить — младший не знает и знать не хочет.       Однако… Ди пока, вроде, никакую херню творить не собирается и, кажется, сейчас и вовсе нафиг вырубится…       — Н-н-н… Не хочу спать… Таким… — невнятно бормочет блондин, медленно мотая головой из стороны в сторону.       Хэви озадаченно хмурится и окидывает тело изрядно помятого брата изучающим взглядом.       — Да, душ бы тебе не помешал, — согласно кивает рыжий и, вновь посмотрев на расслабленное лицо брата с закрытыми глазами, уже порывается встать, как его неожиданно хватают за ладонь и слабо тянут на себя.       — М-м, поможешь мне? — с мягкой улыбкой ласково спрашивает Ди, невинно хлопая глазами.       Хэви от этой перемены в характере брата почему-то откровенно ведёт и он тяжело сглатывает, неуверенно качая головой.       — Ты слишком пьян, чтобы тащить тебя вниз в ванную.       — Ну… Мы можем… К родителям? — все также неясно бурчит блондин, ластясь к чужой горячей ладони. И, стоит отметить, откровенно дрожащей.       Хэви тщетно старается не обращать на это внимания и тяжело вздыхает, мысленно признавая факт своего поражения.       — А ты сможешь потом подняться наверх? Ну, с моей помощью? — равнодушно тянет Хэви, стараясь не выдавать дрожь своего голоса, что у него почти получается, и смотрит на давно изученные со всех сторон и ракурсов плакаты, которые стоило бы подклеить в уголках, так как они уже начали потихоньку рваться.       — М, не уверен, — словно издеваясь отвечает Ди и томно выдыхает, опаляя вновь дрогнувшую руку жаром.       Зашипев сквозь зубы Хэви резко вскакивает, впиваясь в Ди недовольным взглядом и натыкаясь на его игривый. Довольный такой и явно издевающийся.       — Что? — все так же невинно спрашивает Ди, забавно склоняя голову набок, и Хэви неожиданно даже для себя тушуется, теряя прежний запал раздражения.       — Ох, ничего. Давай. Вставай. Разденься хоть.

***

      Прижиматься к полуголому, лихорадочно горящему бледному телу брата стало для Хэви внезапной пыткой.       Нет, сейчас Ди не казался Хэви таким тяжелым, как пару лет назад — спасибо регулярным тренировкам и папиным слежкам за его гребанной диетой — однако ощущения от столь близкого контакта с голой кожей были не менее… Тяжёлыми.       Спускались они под пьяный лепет Ди, что заплетающимся языком все нес и нес Хэви какую-то околесицу про улицы, кошек Хэви во дворе — да, про них, как оказалось не так давно, знала уже вся семья — про коноплю и байки Чеса, которые Хэви наверняка уже слышал сто раз из уст самого дяди, но которые сейчас казались из уст Ди слишком незнакомыми. Ди горячо дышал ему в шею и как-то недвусмысленно лип к нему, то и дело сжимая его за плечо — а порой и за грудь, блять! — крепче положенного из-за якобы «подкашивающихся ног». Хэви стоически терпит это издевательство над своей выдержкой и дотаскивает брата до ванной, оставляя его там отмокаться и тактично покидая комнату под неожиданно тоскливый взгляд старшего.       Хэви ведёт, слишком, сука, ведёт, и противный привкус маминого пива, которое Хэви все равно достает из холодильника зная, что ему вломят пиздюлей за столь наглую кражу целой банки, не даёт нужного удовлетворения и успокоения. Ни градус, ни даже першение в горле — ничто не ударяет в голову и не отвлекает, ничто не выталкивает мысли из головы.       И это бесит.       Его бесит этот гребанный день из-за гребанного скандала с этой чертовски скандальной Анджеликой, бесят поучительные нотации Гендзи, его бесят училки, что опять докопались на месте из-за ничего, его бесит педантичный и выебистый папа, его бесит грубость и мелочность мамы, его бесит гора посуды в раковине и его очередь убираться на этой засраной кухне, и сейчас к этому пиздецу присоединился ещё пиздецки пьяный и горячий во всех смыслах Ди. Его податливость, беззащитность и кокетливые взгляды из-под густых ресниц, которые никуда не пропадали и в обычной повседневности — просто они не были настолько откровенные — вынуждали Хэви с трудом сдерживаться от желания «валить и трахать», ведь если Ди предпочел послать мораль и кровные узы куда подальше, это не значит, что на то же самое готов пойти и Хэви. Нет, он, вообще-то, в обычное время очень даже готов, ведь тогда роль голоса разума играет Ди, но из-за внезапной смены этих самых ролей ему до банального страшно брать инициативу в столь опасном вопросе на себя. Он не хочет портить их отношения, не хочет принимать желаемое за действительное и не хочет принимать это чертово приглашение за грань только из-за нетрезвости брата. Ди пьян. Он не понимает, что творит. Он не понимает, кого провоцирует.       А Хэви понимает.       И потому пустым взглядом сверлит закипающий чайник, стоя напротив заранее подготовленных кружек с пакетиками чая и старательно игнорируя застывшую в дверном проёме тень.       Ди стоит совершенно голый, зараза, не обернув полотенцем хотя бы бедра, и стоит тут сейчас весь такой из себя распрекрасный, до сих пор пьяный, и светит тут перед сгорающим в агонии братом своим достоинством. Но Хэви держится, терпила, и лишь равнодушно косится в сторону старшего, пока наливает кипяток.       Они не идут наверх и выбирают в качестве места времяпровождения гостиную, где разваливаются в гнетущей тишине на диване, не обременяя себя такой вещью как включение телевизора, дабы разбавить безмолвие, или хотя бы натягиванием одеяла. Ди все так же лежит обнажённый, белый, румяный на щеках, груди и бедрах, покрытый очаровательными веснушками, что летом лишь увеличились в количестве, и… Смотрит Хэви в глаза. Мягко, но насмешливо улыбается, явно проверяя выдержку, и перебирает пальцами собственные мокрые волосы, которые если сейчас не расчесать и не уложить, на утро превратятся в пышное гнездо аля «одуванчик». Но Ди, судя по всему, плевать. Плевать на гуляющий по первому этажу сквозняк, на капли воды на своем теле, на сидящего рядом чертовски нервного Хэви.       Ему плевать. А Хэви нет.       Он все думает о том, что прослушал историю причины опьянения Ди. Тот, вроде как, что-то говорил о тусовке дома у Чеса, к которому он завалился по каким-то там причинам, и у которого он явно неплохо так провел время, раз пришел таким обдолбанным. Причем, как Хэви даже кажется, обдолбанным в буквальном смысле слова.       Но зрачки не расширены. Ну, во всяком случае, не так, как при употреблении чего-либо. Да и Чес вряд ли был дал своему племяшке дурь, которая у него заныкана по всему дому — Хэви знает, уже находил парочку пакетиков «для передачи» в трещине пола под тумбочками — и потому такие пугающие мысли можно отбить от греха подальше. Они оба понимали, почему Ди так себя ведёт и почему так смотрит.       «Ты голос разума, Хэви».       — Хочешь знать, почему я напился? — на грани слышимости спрашивает Ди, с вызовом глядя в темные зелёные глаза напротив.       — Не хочу, — жёстко отрезает Хэви, отворачивая уже наверняка красное лицо от брата.       Тот обижено морщится, а в следующую секунду хихикает, и Хэви невольно вспоминает Джокера, то есть Артура, который чуть что, стоит случиться нервному напряжению — и сразу в смех.       Тишина угнетает. Биение сердца рядом — ещё больше.       Хэви бы принести брату хотя бы трусы, а ещё лучше — помочь ему добраться до комнаты и кровати, но сил нет ни на что, даже на собственный уход из этой очевидной ловушки.       Он лежит прикрыв глаза, напрягается всем телом, стоит только чужим тонким пальцам огладить суставы его рук, и рвано выдыхает в унисон с братом, что уже едва ли не вплотную прижимается к нему голой кожей.       — Ты будешь пить чай или нет? — раздражение в голосе можно резать ножом, настолько оно плотное, и это, видимо, отталкивает Ди, так как он испуганно отстраняется и мрачнеет, послушно беря в холодные руки кружку с чаем.       Они дружно хлюпают кипятком, фыркают и, кажется, оба наконец оттаивают. Проходит пять минут и гостиную заполняют их тихие разговоры и смешки. Проходит десять минут и они включают телевизор.       Кажется, Ди протрезвел, пусть все ещё был чересчур румяный и нескоординированный в движениях, но атмосфера уже не такая тяжёлая, как ранее, и они, вроде как, успешно обошли в который раз эту чертовски тонкую грань…       Вроде как.       — Так где там родители?       Ди наверняка надеялся звучать незаинтересованно, но нервные движения и косые взгляды выдали его с головой.       Нет, он все ещё надеется.       — Ушли куда-то по делам. Ненадолго, — без заминки врёт Хэви, боковым зрением замечая, как хмурится Ди и сжимает пальцами уже как две минуты пустую кружку.              Он ничего не отвечает и молчит, а потом неожиданно начинает разговор про Юджи Итадори, который с недавних пор стоял у Хэви на аватарке в ВК, и из-за темы обсуждения которого Хэви смущённо мнется, ведь он типо «вырос» из возраста просмотра японских мультиков, а тут на тебе — пал жертвой какой-то там «Магической битвы».       — Да ладно тебе, я ж знаю, что хентай ты никогда не переставал смотреть, — громко фыркает Ди, отчего Хэви громко кашляет, подавившись остатками чая.       — Ч… Нет! Не было такого!       — Да не пизди, — Ди лишь отмахивается и что-то бормочет про оставленную в комнате бутылку вина которую однозначно стоило выдузить раньше прихода родителей.       — Не вру я! Мне папа доступ к сайтам только недавно открыл!       — А то ты не мог у друзей порнушку глянуть, — все так же беззаботно откликается Ди, пустым взглядом сверля экран телевизора с застывшей на губах усмешкой.       — М… Мне подобное не интересно.       Оправдание звучит слишком жалко и фальшиво даже для Хэви, что уж говорить о Ди, что аж всем корпусом тела повернулся, чтобы окинуть младшего брата снисходительным взглядом.       — Не ври. Если бы тебе действительно не было подобное интересно, ты бы не шарил за большинство мемов, которые тебе периодически скидывает со вставками порнухи Кудряш.       — Откуда ты…       — Да и… Ты правда думаешь, что я не отметил про себя некоторые твои «слабые» зоны? — ехидно протянул Ди без намека на улыбку в глазах. Хэви из-за внезапного осознания неизбежного холодеет, надеясь на здравый рассудок Ди, и открывает рот в неудачной попытке перебить брата: — К какому ты там хентаю пристрастился? Братик и сестрёнка?       — Н-нет!       — Нравится подобная пошлятина? Дэдди-кинк тоже любишь?       — Фу, нет!       — Оу, значит только лоли с братиками тебя интересуют? — с придыханием спрашивает Ди, сползая по спинке дивана вниз.       Хэви гулко сглатывает и мотает головой, ненавидя себя за отсутствие сил прервать этот цирк.       — Ди, я не… Ох, нет. Нет. Меня… Нет. Не интересуют.       Ди какое-то время молчит. Смотрит мутными голубыми глазами и гипнотизирует. Влюбляет в себя ещё больше, привязывает к себе накрепко, превращает в безвольную марионетку в пальцах умелого кукловода, коим он и являлся.       Слегка подается вперёд и снова, снова насмешливо, издевательски тянет:       — Зови меня онии-чан.       — А нахуй сходить не хочешь?! — в запале раздраженно шипит Хэви и лишь по прищурившимся глазам напротив понимает, что только что сам захлопнул свой смертельно опасный капкан. Угодил в ловушку, зная, что попасть в нее не составит труда. Закрыл дверь комнаты, в которой остался один на один с хищником. С виду безобидным, но…       Чертовски, блять, опасным.       Ди в ответ на это лишь беззаботно, пьяно рассмеялся и, вульгарно облизнув губы, хрипло выдохнул:       — Ну только если на твой…       Через мгновение он уже уверенно сидел на узких бедрах Хэви.       Крепко держал за некогда пухлые щеки и жадно, жадно целовал, хлюпая слюной и грязно орудуя своим языком в чужом рту, кусая, сминая, вылизывая. Он ёрзает, прижимается давно твердым членом к ширинке на джинсах брата и так откровенно стонет, что Хэви не выдерживает и жалко скулит в ответ, в отчаянии хватаясь за чужую задницу и сжимая ее до будущих синяков.       Целовать Ди оказывается так невероятно, так крышесносно, так потрясающе, что тот оказывается на спине уже через пару жадных чмоков, весь разгоряченный и тяжело дышащий. Его глаза блестят от слабого света по-прежнему включенного телевизора и, кажется, слез, пока многочисленные веснушки горят на затопленных румянцем щеках. Он красивый, такой красивый, что Хэви принимается покрывать быстрыми и лихорадочными поцелуями все лицо Ди, что обезумевши тянет его за футболку в тщетных попытках добраться до чужой кожи.       — Да сними ты уже с себя эту ебаную…       — Погоди, — рваный вздох из-за мимолётного ощущения ледяных пальцев на рёбрах, — Стой… П-погоди, Ди…       Только после отчаянного зова Ди раздраженно замирает.       — Ну что?!       — Родители.       Ди молча смотрит ему в глаза, тяжело дыша, а потом, ослабив хватку на горле футболке, неуверенно бормочет:       — Что?       — Родители… — вновь тоскливо тянет Хэви и качает головой, — Они могут приехать в любой момент, а мы тут… ну…       Ди продолжает пришибленно молчать, окончательно отпуская ткань, а потом, быстро облизнув губы под обеспокоенным взглядом, нервно спрашивает:       — Так… ты не врал?       Настала очередь Хэви недоуменно моргать.       — Что?       — Ты не врал, что они могут приехать скоро?       — Ч-что… — испуганно буркает Хэви, чувствуя, как нутро захватывает жгучий стыд из-за собственной лжи ранее, — Я…       — Блять! Я… Я думал, что ты врешь, чтобы я… — взволнованно залепетал блондин, прижав ладони к груди, пока Хэви с каждым сказанным словом хмурился все больше, неожиданно осознавая всю суть ситуации и поведения Ди в частности.       Он действительно делал все это специально?       — Ах ты…       Внезапный укус в шею в паре сантиментов от пульсирующей жилки и Ди звонко взвизгивает, заглушая последовавший после этого стон ладонью.       — С…стой… — язык извиняюще лижет укус, обильно покрывая кожу слюной, и Ди от этого вновь рвано стонет, закатывая глаза, — Боже, а-ах… Хэви… Если родители действительно…       — Нет, — рычит тот в шею и перемещает наконец руки на хрупкую талию, чтобы как можно крепче ее сжать и огладить выделяющиеся косточки, — То есть, я действительно не знаю, когда они там приедут, но… Х-ах… — Хэви судорожно мотает головой под внимательным взглядом тяжело дышащего старшего и с грустной улыбкой неловко шепчет, — Нам действительно лучше идти наверх, на всякий пожарный, но ты такой…       Ди от этого откровенно влюбленного взгляда сам смущённо хихикает, зарываясь пальцами в спутанные рыжие волосы и игриво спрашивая:       — Ахах, какой?…       Хэви вновь гортанно стонет и прячет лицо в бледной шее, продолжая покрывать ее лёгкими поцелуями плавно переходящими на ключицы и грудь.       — Такой… такой горячий, блять… — новый укус, пусть и не такой сильный, как первый, приходится на правую косточку, на что Ди шипит и выгибается в спине, — Я все смотрел на твой член и думал о том, как сильно… — Ди широко распахивает глаза и приоткрывает рот в немом стоне, удивлённо смотря на рыжую макушку над своей грудью, — Ха-ах, сильно хотел взять его в рот…       — Хэв…       — Отсосать тебе…              — Боже…       — Сильно…смачно…беря за щеку, в горло…       Ди отчаянно хнычет и жмурит глаза, краснея на полтона и кусая припухшую нижнюю губу.       — Стой…хватит… — чужие губы мягко целуют сосок, а потом плотно обхватывают его, оттягивая под отъявленный низкий стон, — Блять, Хэв, я же прямо так кончу…       — Ты такой красивый, — быстро шепчет Хэви, дуя на влажную розовую ареолу, — Боже, Ди… Рядом с тобой невозможно сдерживаться. Блять, но… — всхлип, и Хэви неожиданно вскидывает слезящиеся, полные отчаяния и боли глаза, из-за которых весь жар возбуждения сдувает как ветром и Ди бросает в холод, — Зачем…       Резко приподнимаясь на локтях Ди вновь цепко хватает брата за щеки и приближается к его лицу вплотную, так, что чужой курносый нос прижимается к его собственному, а в радужке напротив можно увидеть каждую крапинку, каждую эмоцию мелькающую в этом калейдоскопе чувств. Ди лихорадочно мечется по чужому красному лицу взглядом, гладит пунцовые щеки, стирает большим пальцем слезу у правого глаза и испуганно кусает губы, не зная, за что ухватиться в первую очередь и что в первую очередь сказать их сегодняшнему «голосу разума».       Ну почему? Почему именно сегодня они решили сорваться?       — Хэви, пожалуйста… — от собственного отчаяния в голове Ди крупно вздрагивает, глотая ком в горле и поспешно прижимаясь лбом к чужому, — Хотя бы сейчас… Забудь. Забудь обо всем. Давай представим, что мы действительно просто… П-просто любовники… — голос обрывается и старший жмурит глаза, перед которыми уже все плыло, чтобы хрипло добавить, — Клянусь, я не буду звать тебя братиком…       От того, как звонко прозвенело это безысходное «братик» Хэви неожиданно хихикает, хватая вскинувшегося Ди за щеки в ответ. Тот растерянно хлопает большими голубыми глазами — черт, Хэви лишь сейчас понял, какие те огромные! — в обрамлении густых белых ресниц, и снова кусает нижнюю губу, где уже образовался ряд трещинок от таких истезаний. Хэви нежно проводит по ней большим пальцем, безмолвно заставляя Ди убрать зубы, и возвращает взгляд от рта к глазам, вновь хихикая из-за положения, в котором они оба оказались.       Два взрослых парня, один из которых ещё и совершенно голый с по-прежнему стоящим членом, сидят и плачут, вплотную прижавшись друг к другу лицами.       Было бы смешно, если б не было так грустно.       — Ахах… Знаешь… — Хэви продолжает нервно хихикать, не переставая теребить большими пальцами веснушчатые скулы, — А мне… Мне действительно это нравится…       Ди продолжает неуверенно смотреть ему в глаза, однако, тем не менее, ухмыляется дрожащими губами, несмотря на то, что он выглядит так, будто вот-вот заплачет.       — Б-боже, ну ещё бы. Иначе бы у тебя член не встал.       Хэви прыскает уже куда искреннее, наконец целуя Ди в кончик носа и обнимая того за плечи горячими руками, пока тот забавно морщится, поспешно прижимаясь к крепкому телу брата в ответ.       — У меня он стоит только из-за твоего присутствия рядом. Ты… — он вновь гулко сглатывает и быстро моргает, стараясь говорить внятнее, — Ты действительно очень красивый. И горячий. И… Ты… Ты невозможный… Боже… Ты…       Ди неожиданно резко отстраняется.       Хэви в ужасе округляет глаза, открывая рот для вопроса и подскакивая на колени, но все его вопросы, страхи, возмущения и прочее прерывает быстрый, но крепкий чмок в губы, после которого Ди воинственно, властно отстраняется, продолжая держать растерянного брата за лицо, и дерзко шипит:       — Блять, все. Наверх. Прошу тебя, бога ради, Хэви, наверх!

***

      Когда они падают на кровать, злосчастная бутылка с вином подскакивает на матрасе и с тоскливым звоном падает на пол, закатываясь куда-то под стол под аккомпанемент громких вульгарных поцелуев. Никто из них не обращает на бутылку никакого внимания и та остаётся лежать даже богом забытая где-то в пыльном углу, пока на постели разворачивается невероятно горячая сцена.       Дорвались, называется.       Конечно, по окончании их «развлечений» их ждёт серьезный, полный слез как ранее разговор, во время которого им предстоит обсудить немало важного. Искренность чувств, их аморальность; отношения столь «неправильных» сыновей с родителями, которые, если их не хватит удар, вряд ли одобрят их далеко не родственный союз. Им предстоит решить, скрываться им или нет. Им предстоит решить вопрос их отношений вообще, ведь… Нужны ли они им, если они обречены? Обречены на провал? Обречены сделать партнёров изгоями или вечно скрывающимися параноиками? Надо ли им это?              Целуя Ди и гладя его покрытую потом и мурашками кожу Хэви понимает: надо. Ему так точно. Он уже не сможет без него. Только не после того, как узнал, как старший брат крышесносно целуется и как звонко стонет от укуса в загривок. Не после того, как Ди смотрел на него таким открытым, полным нежности и слепого обожания взглядом. Только не после того, как в сердце Хэви спустя столько времени самобичеваний загорелась надежда, не убитая за этот период лишь из-за странных косых взглядов старшего.       Может, у них действительно есть шанс на счастье друг с другом? Они же не остынут друг к другу, верно? Прожив бок о бок друг с другом всю жизнь и осознав истинную природу их отношений, они же смогут ужиться и не разлюбить?       — Ты слишком громко думаешь. Тебе это не идёт.       Хэви прыскает и вновь целует Ди, затыкая намечающийся поток ехидных комментариев. И этот способ «затыкания» чужого рта нравится им обоим, ведь Ди даже не пикает в возмущении, а наоборот — закидывает худые руки на крепкие плечи и зарывается в волосы, чтобы притянуть ещё ближе и не дать отстраниться.       Хэви послушно откладывает размышления на потом и отдается этой страсти, этой похоти, захвативших их тела. Он нежит чужое тело поцелуями, укусами, засосами и непрекращающимися касаниями, что лихорадочно мечутся по бледной коже. Он целует чужие губы пока они не опухнут, он терзает соски и агрессивно дрочит член пока голос не сорвётся, он судорожно, словно молитву повторяет пылкое «люблю», пока Ди это не надоест.       И ему не надоедает.       Не надоедает целовать до крови в ответ, не надоедает прижимать их истекающие смазкой стволы друг к другу и не надоедает быстро отвечать как мантру «я тебя тоже».       Они преисполнены нежности и любви, они так и искрят этим чувствами, что столько времени рвутся наружу. Единственным способом доказать всю искренность сейчас кажется лишь секс, но это только сейчас, сейчас, а потом они будут долго-долго говорить об этом, каждый свою историю, свою версию, свой взгляд со стороны, чтобы донести, донести до возлюбленного всю силу своего безумия.       Ди податливо подмахивает бедрами, откидывает голову назад, открывая усеянную метками шею и закатывает слезящиеся уже от удовольствия небесного цвета глаза, пока зелень лесной чащи пожирает его упругое тело. Хэви чередует в шепоте на багровое ушко ласковые прозвища — особенно сильно частило влюбленное «моя принцесса» — и пошлые, чертовски грязные высказывания по типу «ты такая голодная до ласк шлюшка» или «твоя дырочка наверняка такая тугая» или «как бы я хотел, чтобы ты оттрахал меня в рот до слез и кончи на лицо».       Ди изредка хихикает от некоторых слов и счастливо жмурится, так, что лицо болит от широкой улыбки. Он послушно не зовёт младшего «братиком», хотя бог свидетель — если ему, конечно, было интересно наблюдать за «богомерзким» совокуплением двух братьев — он чертовски хотел это сделать. Может, после того, как они все обсудят и придут к совместному решению, он будет периодически дразнить так брата и выстанывать это слово в перерывах между зовом того по имени.       Все потом. Все. По-том.       — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — неожиданно заявляет Ди, почти достигнув оргазма.       Хэви от внезапности этих слов перестаёт двигать бедрами в пародии на фрикции и удивлено вскидывает брови, на что старший недовольно вздыхает и вновь обхватывает их эрекции ладонью.       — Ч…       — То, что слышал. Я… Хах, очень хочу…       — Прямо сейчас, что-ли? — неуверенно спрашивает Хэви и стонет в унисон с Ди, когда тот чуть сильнее нужного стискивает их текущие головки.       — С-смазки нет…       — Ну…       Что значит это «ну» они оба так и не понимают, поскольку в следующее мгновение с глухим вскриком кончают, сталкиваясь лбами и губами. Происходит это случайно: Хэви от неожиданной разрядки не смог удержаться на руках и потому упал на чужое тело, однако этот конфуз они быстро забывают, сливаясь в очередном, но уже более медленном, мягком поцелуе.       И пусть они на грани перехода на второй раунд, когда к губам присоединяются и языки, нежность никуда не пропадает, наполняя собой два обмякших от удовлетворения тела все больше. Больше и больше, больше и больше…       — Ты эт… Не засыпай, — хрипло бормочет Ди, ласково оглаживая красную и влажную от пота щеку Хэви, — Родители ж, ахах, скоро приедут. Да и нам многое обсудить предстоит, «братик».       Хэви слабо улыбается, перехватывая чужую кисть и нежно целуя костяшки под смущенным и непривычно мягким взглядом Ди, и согласно кивает, прижимаясь к бледной груди и выдыхая слабое:       — Как скажешь, они-чан.       «Может, не настолько и плох был сегодняшний день».       Хэви смотрит на часы.       «Ан, нет. Вчерашний».       Какое-то время в спальне стойко держится тишина, и лишь раздающееся в ней глухое сопение даёт понять, что здесь кто-то находится. На часах было уже ноль двадцать, когда Ди, ласково поцеловав взмокший лоб брата, насмешливо выдохнул ему в мокрую чёлку:       — «Они» без протяжной «и» — это демон на японском, дурында.