Bad blood

На этом готзале Ада была настроена уже менее воинственно — хотя все равно надела корсет от Вивьен Вествуд, выгодно подчеркивающий грудь. Но на Влада демонстративно не обращала никакого внимания — ей ещё на испытание ехать предстоит. Марат поздоровался с экстрасенсами и напомнил, что на прошлой неделе в схватке сошлись Марьяна, Константин и Данила. — Вы готовы узнать свои оценки от телезрителей? — Всегда готовы, — бодро отозвался за всех экстрасенсов Даня. Прошлые съемки его порадовали особенно высокие баллы не только от наблюдателей, но и от экстрасенсов. И в итоге зрители наградили экстрасенсов следующими баллами: Косте поставили 6,3, Дане 9,4, а Марьяне рекордно низкие 4 балла. Что за беспредел? — Я шокирован баллами Марьяны. Зрители ее потопили, и это несправедливо, — скрестив руки на груди, запротестовал Даня. Его искренне возмущало такое несправедливое оценивание. На свои баллы то, ему было пофиг, а за Марьяну и Костю было обидно. Интересно почему же? — Ожидала, — пожала плечами как будто бы спокойная Марьяна. Конечно, получать самый низкий балл из всей поучаствовавшей девятки было обидно, но… — Зрители опять выбирают красивых мальчиков. — Как будто бы ты не выбираешь, — смешливо закатила глаза Лия. — Так решили зрители, — развел руками Марат. — А я готов объявить старт нового круга — Ада Лучанская, Лина Джебисашвили и… снова Марьяна Романова. — Святой отец, благослови, ибо я согрешила, — шутливо перекрестилась Ада на манер того, как обычно это делал Влад, и покосилась на своих соперниц. — Я вас сделаю. — Это мы ещё посмотрим, — отозвалась со своей вечной улыбкой Лина. *** Уже в Сочи, в этот дождливый день, Лина призналась в машине в своей аэрофобии, за что тут же зацепилась Ада: — Правда? А как же будешь проходить испытание, ma cherie? — Именно поэтому я не хотела бы идти первой, попросила ясновидящая. Но Лучанская уже хитро переглядывалась с Марьяной, вопрошая: — Что, пихнем ее вперед? У Ады не было с Линой личных счетов, но с тех пор, как она узнала, что та — бывшая Левы, они, кажется появились. Уж очень он понравился ее подруге Ксюше. — Лина, ну надо как-то бороться с собой… перебарывать себя… — протянула Романова, как будто искренне хотела поддержать соперницу. На самом деле, конечно, ничего подобного. — Я очень переживаю за твое психическое состояние. Надо как-то брать себя в руки. Дружить с Джебисашвили Романова точно не собиралась. Но вот с Адой — вполне возможно. Больно родная энергетика была у ведьмочки, которая продолжала играть образ золотой девочки, но на самом деле была той еще чертовкой. — Тогда решено, — бодро улыбнулась Лучанская. — Лина идет первая, а дальше как — мне не принципиально. — Лина не идет первая, — слабо запротестовала Джебисашвили, прекрасно понимая, что не может пойти против напора двух ведьм, пусть одна из них и была сильно младше. — Ma cherie, никаких обжалований наших решений. Мы с Марьяной в большинстве. *** В итоге Ада замыкала тройку экстрасенсов — ее уже ожидали в квартире, где погибший жил со своей женой. Ведьма прошла сразу в гостиную и сходу заявила Илье: — Я сегодня буду работать с лоа. — А лоа — это?.. — поинтересовался Ларионов. — Что-то вроде святых духов в религии вуду. В свое время именно Ада стала первооткрывателем этих магических практик на проекте, придя на сезон раньше Марианны. А ей самой, в свою очередь, их показала Тайра, происходящая из древнего луизианского рода. — Нам сегодня ждать истыканных куколок и зомби? — пошутил ведущий, на что Лучанская со всей серьезностью ответила: — Только если ты сам готов стать подопытным, — а затем попросила администратора: — Принесите мои вещи, пожалуйста. В гостиную занесли большущую черную сумку, из которой Ада вынула — внезапно — маленькую версию африканского барабана. Передала его Илье с наставлением: — Сегодня будешь мне помогать, — как же все же забавно смотрелась эта мелкая девушка, указывающая рослым мужчинам. — Я отыграю ритм, и ты должен его запомнить и повторить за мной. И играть, пока я не закончу призыв. Все ясно? — Предельно ясно, — Ларионов аж затылок почесал. Ничего ему не было ясно, но ритм он все же с третьей попытки подхватил. Ада же, тем временем, раскладывала на темной скатерти подношения — черные бобы, рис, кофейные зерна, арахис, рюмку дорогого рома. — Я буду призывать Барона Самеди, — поясняла ведьма. — Но сначала ему должен открыть путь Папа Легба. Атмосфера в квартире накалялась с каждой секундой — этническая африканская музыка давила на слух и психику нарастающим гомоном, почти вводила в транс. Скоро к звукам примешался и запах — Ада зажгла свечу Папы Легбы, набрала немного рома в рот и распылила его на четыре стороны света, после чего позвонила в колокольчик со словами, сказанными на французском, как принято в Новом Орлеане: — Папа Легба, открой врата для меня! Открой врата для меня, Папа, чтобы я могла пройти! Когда я вернусь, я отблагодарю Лоа! Обращаясь к каждой из сторон света, Ада также обращалась и иным лоа — Мет Агве, Локо Ати Соу, Огоу и Дамбалле — по значению стихий, как учила Тайра. Затем она взяла два ножа, лязгнула ими друг о друга и брызнула водой на получившийся алтарь, чтобы сложить подношения в чашу и, подняв ее над головой, сообщить духам: — Это на будущее! Затем эту же чашу необходимо было поместить за спину со словами: — Это для прошлого. И в разные руки по очереди: — Это для астрального мира, это для материального мира. Когда открытие врат Папы Легбы было завершено, Лучанская могла приступать к установлению контакта с Бароном Самеди. Зажгла благовония и белую свечу со словами: — Барон Ла Круа! Хозяин кладбища! Маман Бригитт, коробева мёртвых, прекраснейшая из женщин, исцелительница больных! Брав Геде, первый из Предков, Папа! Приди сюда и прими эти подношения! Ада слышит легкий свист над ухом — словно кто-то зовёт собаку. Задирает голову и уже привычно видит перед собой темнокожего мужчину с белым черепом на лице и в черном цилиндре. Глаза его отдают пурпуром, а полные губы растягиваются в ухмылке, пока Барон Самеди наматывает прядь ее волос на палец. Девушка встает с колен и делает знак несчастному Илье, у которого уже затекли запястья, чтобы он прекратил играть на барабане. Обращается к явившемуся лоа все на том же французском: — Барон Самеди, расскажите мне о погибшем человеке, что раньше жил в этом доме. — Не так быстро, конфетка, — он обнажил гнилые зубы в ухмылке. — От тебя воняет нечистью. И я знаю его имя. И тут Ада едва не забывает об испытании — сердце начинает колотиться быстрее. Барон говорит о «Толике». — Назовите мне его. — Не могу, конфетка, — лоа расхаживает вокруг нее, заставляя оборачиваться. — У нас с демонами свой… уговор, построенный на взаимном неуважении. И ты пропахла им. Он касался тебя. Лучанская сглатывает. Неужели из-за этого Барон Самеди не поможет ей? А наблюдатели вместе с Ильей недоуменно смотрят на участницу, настойчиво говорящую с пустотой на французском. — Я помогу, не бойся, — прочитав ее мысли, отвечает он. — Но впредь тебе придется сделать выбор. Нельзя играть сразу на всех полях. И тогда к Аде приходит поток информации, которым она тут же начинает сыпать в Сашу, жену погибшего, как выяснилось, Сергея. Чистые факты об их совместной жизни… пока Барон Самеди не выводит с кухни за шкирку существо. Оно некогда было человеком, но очень плохим человеком, после смерти навеки застывшем в облике раздувшегося, наполовину разложившегося уродца. — Лярва, — сообщает Ада. — Вашего мужа убила лярва. И теперь оно хочет вас. Как оказалось, ее видения полностью совпали с тем, что говорила ранее Марьяна. Вот только… Лучанская вновь обращается к Барону: — Вы можете забрать это с собой? — кивает на гниющий дух мертвеца в его руках, что барахтается и с хрипом трепыхается. — Это отличный подарок, конфетка. Я его заберу. — Вы сможете нам помочь? — подала голос главная героиня испытания. — Я уже это сделала, — подмигнула Ада. *** Обиженная Лина, ожидаемо, на консилиум не явилась. А вот к моменту прихода Марьяны Ада уже продолжительное время разговаривала с Александрой на кухне — передавала через Барона Самеди то, что желал передать Сергей. Когда шаманка вошла к ним, энергетики лярвы в квартире уже не было, и Лучанская незамедлительно поинтересовалась: — А что ты собираешься делать? — Как что? — насмешливо поинтересовалась Марьяна. — Конечно же, лярву… Она осеклась, прислушиваясь к себе. Той гнилостной энергии, которая привлекла внимание шаманки ранее, уже просто… не было. Звенящая пустота, изредка разрушаемая глухим шумом — такой обычно издают сущности высшего порядка, но Марьяна не чувствовала никого. Или ей просто не давали увидеть. — Совсем обнаглела? — опасно сузив глаза, зашипела Марьяна. — С Череватым переобщалась? Сначала Ада не поняла, о чем говорит Романова… а потом как поняла. Ведь Влад повел себя ровным счетом так же на их первом испытании. Просто сделал работу без согласования с коллегами. И тогда Лучанская, не удержавшись, почти процитировала: — Марьяшка опоздала. И поднялась на ноги, молча покидая кухню. *** Уставшая после перелета, но до жути довольная собой Ада уже вышла из машины и подходила к своему дому, волоча чемодан, когда вдруг ощутила знакомую энергетику. Адское пламя. Девушка притормозила и огляделась по сторонам — оказалась права. Прямо у ворот стоял Череватый. Первой мыслью было вновь взяться за ручку чемодана и демонстративно пройти мимо, но Лучанская не смогла — слишком уж было приятно видеть его здесь. Она подошла ближе и пропела: — Передумал, значит? Интересно только, как узнал, когда мой самолет прилетает. Еще бы он, блять, не узнал. — Не мог устоять, Адочка, — не своим голосом проворковал Влад. Когда он выступил в свет фонарей, глаза чернокнижника вдруг блеснули неестественным серебром. Он по-хозяйски взялся за ручку чемодана девушки и вкрадчиво уточнил: — Пригласишь? Обстоятельства поменялись. Теперь ему действительно нужно было заполучить приглашение. Что-то в нем изменилось, но Ада не могла уловить — что. Вроде все тот же Череватый, та же пепельная энергетика. Может, нервничает, потому и странный такой? В конце концов, Лучанская пожала плечами и хмыкнула: — Приглашу, конечно. Пойдем. Благо, она точно знала, что Даня зависает с Костей и домой явится ещё нескоро. Поэтому они с Владом спокойно преодолевают пост охраны и поднимаются в пентхаус. Нет, все-таки он какой-то притихший… Оказавшись в прихожей, Ада снимает пальто, оставаясь в кашемировом платье-свитере, и спрашивает: — Хочешь чего-нибудь? — Конечно, Адочка, — тон обманчиво мягкий, хотя на самом деле мягкости в его намерениях не было, — тебя. Он рывком притянул девушку к себе, припадая к ее губам в едва ли не животном поцелуе. Кусал, сминал, не давая возможности и вдоха сделать. Ни намека на какие-то нежности, на ту искрящуюся страсть, которая была до этого — беспощадная в своем абсолюте похоть. И руками по телу скользит, пока еще давая возможность платьицу… существовать. Хрупкая такая. Сломать просто. Он сломает. И хоть у нее в душе стремительно растет непонятное тревожное чувство, Ада не понимает, что перед ней совсем не ее Влад — желание застилает глаза и разум. В конце концов — разве не этого она у него просила? Поэтому Лучанская пылко отвечает на поцелуй, обвивает руками шею своего чернокнижника, мыча между покусываниями: — Я уже думала, ты никогда не решишься. А сама отталкивается от пола, практически запрыгивает на Череватого, смыкая ноги в лодыжках у него на пояснице. Ластится, жмется к нему, чувствуя, как откуда-то снизу поднимается волна возбуждения. — Как я мог не решиться, Адочка? И даже манера речи другая. Тон холоднее, чем когда-либо мог быть у Влада по отношению к ней. Он ориентируется по огромной квартире так, как будто бы был тут миллионы раз. В спальне легкий полумрак, шелковые простыни — он рычит предвкушающе. Почти так, как было раньше, когда ему в жертвы и правда приносили девственниц. Еще свечи бы… Нет. Ссыкун среагирует. С него станется — воском себе хоть ебало сожжет. Знает, как бороться. Он не даст. Платье даже снял, словно не выходя из образа. Нечеловечески горячими губами к шее припал, терзая ее поцелуями и укусами, а руками — ниже, разводя стройные ноги и касаясь ее там, где еще не касался ни один мужчина. Мокрая. Даже смешно. Это ссыкун бы ее тут облизал всю. А он почти не старается. Ада выдыхает сквозь зубы. Трепещет вся, почти дрожит от настойчивых касаний его пальцев. Эти тяжелые, давящие, массирующие движения буквально заставляют ее захлебнуться воздухом, сойти с ума, зажмуриться до цветных разводов перед глазами. С ее губ срывается первый стон, похожий, скорее, на писк слепого котенка. Дрожащими руками она заставляет его снять пиджак, а затем тянет вверх и водолазку. Нетерпеливая. Распаленная до порозовевших щек. — Только не останавливайся, — почти жалобно просит Лучанская. — Ни в коем случае, Адочка. Адочка, блять. Хуядочка. Доигралась, получается? А ведь не тронул бы даже ее. Не тронул бы, если бы кое у кого изначально хватило мозгов сделать все самому, когда давали. А теперь все. Пиздец. Вслед за платьем отправляется ее кружевной бюстгальтер, и нетерпеливые губы поочередно припадают к соскам. Жар языка сменяется на легкое прикусывание и обратно, создавая дразнящий контраст. А пальцы с ее лона соскальзывают ниже. Входит сначала одним, а потом, не встречая особо активного сопротивления, добавляет и второй. В ней жарко и мокро — течет, блять, как последняя шлюха. Просто при виде этого лица. Кто из этих тупых людишек вообще придумал прелюдии? Ему хочется перейти уже к основной части. Но нет… догадается. И ей внезапно даже не так больно, как она представляла и боялась — легкий укол быстро сменяется наслаждением, ранее никогда невиданным. Ада теряется в ощущениях, вся выгибается, почти мечется на подушках, кусая губы. С пухлых губ то и дело слетают стоны — один громче другого. Ей слишком хорошо с ним. Идеально. — Иди ко мне, — Лучанская обхватывает его лицо ладонями, притягивает к себе, целует нежно, напарываясь на жестокий ответ. — Я… Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо со мной… Ты можешь… Ну… И мнется, краснеет вся, несмотря на ситуацию, в которой уже оказалась. Его просить дважды не надо. Жажда обладания превосходит все, и вскоре с Лучанской исчезают остатки белья. Последняя преграда. Он снова заставляет ее раздвинуть ноги, нависая над девушкой, чтобы не смогла сомкнуть ноги. У ублюдочного тела стоит едва ли не колом. А Адочка вся — узкая слишком. Даже бесит. Приходится быть более жестким — надавить. И тогда рушится и последняя преграда, отделяющая демона от возможности безграничного обладания ведьмой. — Назови имя, Адочка, — он уже рычит, не скрываясь — глаза заволакивает инфернальным серебром, а сам темп набирает, не давая возможности привыкнуть, — назови имя. А вот это уже было больно. Девушка сжимается вся, тело ноет, мышцы сводит. Лучанская едва ли не хнычет, цепляясь пальцами за его плечи, и плаксиво зовёт: — Влад?.. И тогда приходит оно. Осознание. Аду обдает жаром и холодом одновременно, она открывает рот, но слова никак не идут. Хлопает ресницами так глупо, пока в самых уголках глаз собираются соленые слезы. — Нет… Нет, ты не Влад. Получается, правда поверила? А ему-то поебать. Не волнует ничего, кроме ее жаркого тела и ощущения власти. Власти, которую ссыкун ему так долго не позволял. — Марбас, — рычит он почти ей в губы, двигая бедрами. — Мое имя — Марбас. Пусть знает. Он смеется низким грудным смехом, прежде чем заткнуть рот рыдающей девчонки поцелуем. Она же теперь меченая. И теперь ей от него никуда не деться. *** Ада вскакивает на кровати с истошным визгом. Сердце готово выпрыгнуть из груди, так долбит о ребра, что становится больно. Она дышит быстро-быстро, пытаясь отличить сон от реальности, и… выдыхает. Это всё был лишь морок? Она одна. В своей кровати. В темноте. Но, едва откинув одеяло, девушка видит кровь, пропитавшую шелковую простынь. Горло сдавливают ужас и паника. Она раздета, на внутренней стороне ее бедер тоже алые разводы. Но тут она слышит хлопок двери с первого этажа пентхауса и вздрагивает. Он… он ещё здесь? Или все это — одно большое наваждение? Дезориентированная и напуганная, Ада поднимается на ватные ноги и хватает халат, закутываясь в него. Она ничего не знает о боевой магии, но готова сейчас ее применить. На душе так погано и мерзко… Девушка медленно спускается босыми ногами по ступенькам на первый этаж, готовая разрыдаться от жути, облепившей сердце, и уже хватается за первый попавшийся ей предмет — хрустальную вазу. Крадется в прихожую и уже замахивается, когда вдруг понимает, что перед ней… ее брат. Так это все-таки был сон? А в голове все ещё эхом отдается рык: «Марбас, Марбас, Марбас…». — Даня! — вдруг голос Ады срывается, она кое-как ставит вазу на тумбочку и бросается Савичу на шею. — Даня, как хорошо, что ты пришел… — Не бей! — шутливо вскидывая руки, восклицает Савич, видя в руках у девушки вазу. Он тут же выдыхает, когда она ставит её на место, однако на смену веселью приходит удивление и беспокойство — Ада выглядела чересчур напуганной и взволнованной. В квартире же была не просто гнетущая атмосфера, а как-будто даже какой-то смрад. Серой пахло. Или это он уже перепил, из-за чего проф деформация обострилась? Веселое послевкусие от встречи с Гецати как будто рукой сняло. Поэтому покрепче обнимая, висящую на шее сестру, он аккуратно спрашивает, — Так, сестренка, что случилось? — при виде такой испуганной и жалостливой Ады у него даже язык не поворачивался назвать её «сеструхой». — Мне кошмар приснился, — шмыгает носом Лучанская, отлипая от брата. — Пиздец какой кошмар. Я… Это реально пиздец, у меня других слов нет. Возвращаться к себе в спальню абсолютно не хотелось — возможно даже, что сегодня Ада переночует в другой. Да и оставаться одной тоже было страшно. Ей сразу вспомнилось, как, когда она была мелочью, и ей снились кошмары в грозу, она прибегала к Дане и залезала под одеяло. Никто другой не мог ее успокоить. Ни мама, ни, тем более, папа. Только Даня. — Я так понимаю, что ты уже выпил, но… Не хочешь продолжить в гостиной? У меня виски есть. Переход к крепким напиткам — всегда тяжелая артиллерия. — Давай, если тебе станет легче, — согласился Савич, выдыхая с облегчением, но не расслабляясь до конца. С одной стороны хорошо, что это обычный кошмар, и физической угрозы сестре никто не причинил. Но с другой стороны, привыкший к магическим аспектам жизни, мужчина понимал, что причиной страшных ночных видений может быть не только психика человека. Даня подхватил сестру на руки, как и когда-то в детстве, и понес в сторону гостиной. Правда если раньше он успокаивал Аду молоком с медом, сделанными на скорую руку, то теперь лекарством от беспокойства станет алкоголь. И ей даже, действительно, становится лучше от тепла родного сердца рядом. Все-таки у нее самый лучший брат. И настроение поднимет дурацкими шутками когда надо, и вот так на руках отнесет до дивана, когда страшно. Теперь она сидит, подобрав под себя ноги, и смотрит на Даню, достающего из мини-бара медовый «Джек Дэниэлс» и два бокала. «Марбас, Марбас, Марбас» — набатом отдается о стенки черепной коробки, но Ада гонит дурной сон прочь. Ведь брат рядом. Ей ничего не угрожает. Получив в руки свою порцию алкоголя, Лучанская тотчас делает большой глоток едва ли не до кашля. Хочется выбить из себя ощущение демонических толчков внутри. Благо, от виски по телу быстро разливается волна расслабления. — Как с Костей посидели? — Отлично посидели! — тут же расплываясь в улыбке, ответил Савич. Они с Костей прекрасно провели время, обсуждая все произошедшее в их жизнях за последние пару лет. Да, раньше они были очень близки, но в 2015 году, их общение по неведомым им обоим причинам сошло на нет. Казалось бы, как такое вообще могло случиться между друзьями с таким багажом воспоминаний за спиной. Но как оказалось эзотерика и не так может жизнь повернуть. Возможно кто-то из них во время обучения магии накосячил и обрек их общение на такое затишье. Гецати мельком рассказал про их не самые удачные отношения с Соней, а сам все расспрашивал, как у Дани на личном фронте, — Костя вот все выспрашивал есть ли у меня девушка, — отпивая виски, произнес Савич с небольшой улыбкой на лице. — Интересно, зачем ему, — усмехнулась Ада, делая ещё глоток и поплотнее кутаясь в халат. — Претендует на твое сердце? Серьезно, вы так близки всегда были, что я иногда невольно думала… Ну, знаешь… Игриво подергала бровями и рассмеялась. Да, все-таки виски и компания Дани — лучшее средство от послекошмарной хандры. — Ну, если бы претендовал, я бы об этом знал, — даже с некоторым сожалением ответил Савич. Ну потому, что все было сложнее чем кажется. В очередной раз по-гейски шутя про Даню с Костей, Ада даже не подозревала насколько была права… Они ведь правда встречались с Гецати. Правда не только вдвоем, а еще с одной девушкой — Машей Горцевой. Савич прекрасно помнил, как ничего не понимающая сестренка, случайно замечавшая их необычные взаимодействия, спрашивала у Дани, почему тот разрешает Косте целовать свою девушку. Господи как же было объяснять, что все несколько сложнее чем кажется… После того раза, они кстати больше не собирались у Савича дома. Даня понял, что склонность к полиамории у него развилась в раннем подростковом возрасте. Лет в четырнадцать, после рождения Ады, мама совершенно забила на сына — ей стало совершенно все равно где он находится, чем занимается, чем увлекается, что у него на душе. Савич был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что в этом нет вины сестренки. Как она могла быть виноватой в том, что её родители, оказались неспособными одинаково хорошо относиться к обоим детям. Но ему было так обидно и досадно, что ему не дают той любви, которой он заслуживал, что он все чаще задумывался об утешении в романтических отношениях. Он встречался с разными девчонками, испытывал разные чувства, разные эмоции, но все равно понимал, что любви ему недостаточно. И к годам восемнадцати он задумался, а вообще бывает такое, что у человека может быть сразу два любовника одновременно? В восточных странах существует же многоженство. И с того момента мысль об отношениях сразу с несколькими людьми, в которых все друг друга одинаково любят, стала его преследовать. А потом он подружился с Машей, кажется их подружила его одногруппница, и с Костей, который был одногруппником Горцевой. И все так завертелось закрутилось — вот они обнимаются с девушкой по вечерам, он провожает её до дома, дарит букеты. Вот он братается с приятелем, они проводят много времени вместе, тусуются, гуляют. А вот Даня видит этих двоих целующихся. Но вместо объяснений Маша набрасывается и на него с поцелуем. Какой же долгой была ночь, когда они выясняли свои взаимоотношения. Это было странно, страшно и интригующе. И все это привело к огромной любви на целых три года. По крайней мере так думал Савич. — А я сегодня Марьянке нос утёрла, — вдруг с довольной улыбкой призналась Ада. — Она на испытании хотела аннигилировать лярву, а я уже скормила ее Барону Самеди. Ну, сам завтра увидишь, когда материалы пришлют. Вот только возвращение с испытания… Лучанская не помнила ни как оказалась дома, ни как уснула. Помнила только искрящиеся серебром глаза и зловещее рычание. И боль. Вздрогнув, Ада продолжила: — Это я к чему… Мне кажется, или Марьянка на тебя как-то так поглядывала на вашем испытании?.. Ну, с интересом. — Есть такое, — смахивая грустное ностальгическое наваждение, ответил Даня. Вообще, пересматривая весь выпуск целиком, Савич пришел к выводу, что у них с Марьяной тоже получились очень «сочные» взаимодействия в кадре. Да и несмотря на свой противный местами нрав, она ему нравилась, — Она хоть и вредная, но мне тоже понравилась, — честно признался мужчина. Тот веселый настрой, который преследовал их троих на съемках, и взаимный флирт очень радовали Даню. Все же работать в такой атмосфере гораздо приятнее, нежели во враждебной обстановке, какая была в других тройках. — Ва-а-ау, — протянула Ада. — То есть, между вами может что-то быть? Мне начинать шипперить? А у самой на душе кошки скребли. Череватый-то ее отшил. Видимо, поэтому ей такие сны и снятся. — Можно, — хохотнул Даня, — Думаю у нас с ней может что-то получится, — мужчина не отметал вариант развития их взаимоотношений, где они начинают встречаться. Потому что Романова женщина привлекательная — высокая, фигуристая красотка. За такой грех не приударить. Да и чем черт не шутит. — А у тебя что на личном? Что за поцелуи с Череватым, я чёта так и не вкурил, — чуть нахмурившись поинтересовался он у сестры, — И как я понимаю твое недо-подобие платья было связано с ним? Ада тяжело вздохнула. — Да, с ним. И поцелуев было… уже несколько. Но на этом всё. Или не только поцелуев? От мысли о своем кошмаре Лучанская залпом прикончила стакан и налила себе ещё. — Сначала я просто хотела… разобраться в его силе. Но мне кажется, что я влюбляюсь, Дань. Это ужасно? — Почему ужасно? — Даня умиленно улыбнулся и, отставив стакан на стол, пересел на диван к сестре, после чего сгреб её в свои объятия, — Это наоборот очень хорошо! Я вообще считаю, что влюбленность это одно из самых лучших чувств, которые может испытать человек, — слегка покачивая сестру в своих руках говорил. — Так что могу тебя поздравить с первой влюбленностью? — не то, чтобы Савич был сильно осведомлен в личной жизни сестры, но на его памяти это первая влюбленность о которой говорила Ада. — Было бы с чем поздравлять, — заворчала Лучанская. — Там все сложно. А что… Что ты сам думаешь о нем? Потому что папашка мой уже его видел и устроил скандал, на что Влад пообещал ему порчу на… ну, на импотенцию. — Пф-ф-ф, кто бы сомневался, что твой батек его засрет, — рассмеялся Савич. Да уж, Виктор Аркадич был человеком уж очень сложным. Даня не раз на совместных застольях с отчимом громко потешался мол «Ада, как хорошо, что твой батя это не мой батя». А сколько раз отчим наслушался возмущений на тему «хули ты мне тут указываешь, ты вообще не мой отец». Ой…. Сам заслужил такое отношение пасынка. Еще и дочь родную третировал, мудак. — Я считаю Влада хорошим человеком. Да, он порой ведет себя немного по-детски, но это можно простить. Зато он более искренний, чем Лина. Помогает людям от чистого сердца, а не показушничает в соцсетях, — Даня хорошо помнил, как по интернету гуляли новости о том, что Череватый помог финансово одной из участниц испытания в 23 сезоне. А та же Джебисашвилле может только в интернетике сбор открыть, а сама ни копейки не кинет. — Ладно, а что ты думаешь о… — Марбасе. — Его Толике? Меня это все начинает серьезно пугать. Даже кошмар на этот счет и снился. Но Аде вдруг все равно стало так тепло и приятно на душе, что брат ее… не осуждает. Что он примет любой ее выбор. Поддержит. Даня просто в очередной раз доказывает, что самый лучший. — А его «Толик» это отдельный разговор, — немного скептично отозвался Савич, — Как я уже и говорил в готзале, это бесоебина пострашнее, чем может казаться. Мне кажется я даже пару раз ненароком ощущал его присутствие на съемках, — это правда, из-за того, что Даня был достаточно сильным чернокнижником, такое явное присутствие беса было трудно не заметить. И пусть его лик, оказался скрыт от мужчины, само ощущение чего-то настолько мощного, демонического напрягало, — К Владу не как к человеку, а как к практику у меня конечно есть вопросы. На его месте, я бы эту хрень постарался как можно скорее вытравить. Страшно представить, что можно натворить, когда бразды правления разумом берет демон. Там же и на какое-нибудь преступление накуролесить можно, — да уж, чернокнижник-чернокнижником, а здоровые опасения за свою жизнь все же должны быть. — Да… Да, ты прав, — отрывисто выдохнула Ада. Как же, черт возьми, она надеется, что такие сны больше не повторятся. Поплывшая от алкоголя Лучанская вдруг прижалась к брату в ответ, пряча лицо у него на плече. Обычно она не была особенно тактильной, но только не с Савичем. — Дань, я тебя люблю. Ты самый лучший брат. — О-о-о-о, кого-то развезло с пары стаканов виски, — не упуская возможность подшутить над сестренкой, отозвался Даня. Однако сам прижал ее к себе поближе и уложил голову ей на макушку, перед этим нежно чмокнув в лоб, — Ла-а-адно, я тебя тоже очень люблю, мелкая вонючка, — усмехнувшись, но уже гораздо более нежно и чувственно отозвался мужчина. Все же он был рад, что в этой достаточно одинокой жизни, у него есть родной человечек, который всегда будет на его стороне. *** — Что-то не то. Лева с вопросом в глазах покосился на Лию, вместе с которой они сейчас вошли в особняк Стахеева. До этого воодушевленно рассказывающая ему какой-то свой безумный сон в стиле кроссовера хоррора и «Барби», в котором она сбегала из жуткого торгового центра «Капитося», Лия вдруг притихла, как будто готовясь к броску на что-то, видимое только ей. — Что ты чувствуешь? — осторожно поинтересовался Лев. Они оба были восприимчивы к любым изменениям пространства, но Лия, способная перейти грань, реагировала на это гораздо острее. Иногда — даже слишком. — Кошатиной воняет, — коротко фыркнула сестра, решительно направившись вперед. Даже красться вдруг начала, как будто и правда выслеживала кого-то. К удивлению Левы, она привела его к гримерке. Когда он вошел, Лия уже стояла за спиной у сидевшей перед зеркалом Ады, нагнувшись к ней, как будто бы правда обнюхивала. Точно, собака охотничья. — Че такая грустная, Адочка? — не своим голосом поинтересовалась Лия. Лев настороженно покосился на сестру — следов чужого воздействия в ней не было, зато… зато были в Аде. И эта энергия была настолько мощной, что влияла и на Лию. — Как будто бы тебя демон трахнул. Перегнулась ниже, как будто сканировала ее. Рука Лии остановилась у низа ее живота. — А, так не «как будто» же. — Приходи в себя, Лия, — шикнул на нее Лева, а сам с тревогой посмотрел на Аду. Он не чувствовал этого так же ярко, как сестра, но сомнений в ее словах у него не было. Лучанская тут же встрепенулась, вскочив со своего места, как ошпаренная. Даже больно впечаталась позвоночником в гримировальный столик. Губы задрожали, когда она спросила: — Ч-что… что ты сказала? Нет, это был сон! Это должен был быть, мать его, сон! — Стой-стой-стой. — Лева подошел к ней, аккуратно взял за плечи, уже даже рефлекторно попробовал передать свое спокойствие… и не смог. Руки обожгло предательским жаром, Чацкий чертыхнулся, отходя на шаг назад. Магия беса преграждала путь, не давая возможности помочь своей жертве. — Я сказала то, что есть, — нервозно откликнулась Лия, махнув рукой. — Не переживай. Антихриста не родишь. Оно не способно зачинать жизнь. А у Ады все рухнуло внутри. Она вмиг почувствовала себя такой грязной, словно никогда не сможет отмыться, и… преданной. Она не хотела винить Влада ни в чем, но осознание, что через его тело ею овладел демон, убивало. Заставляло заживо гореть те крохотные лепестки любви, что распустились у нее в душе. — Нет, я… Нет… — замотала головой Ада. И сорвалась с места, пулей покидая гримерную. Она должна найти Череватого. Вот только что-то подсказывало, что его тут нет. Череватого действительно не было. Съемочная группа металась по площадке, задавая вопросы, на которые ни у кого не было ответа. Вроде как, даже пытались съездить к Череватому, но чернокнижник не открыл двери. Время начала съемок приближалось, Влад так и не появился. — Получается, минус один? — вопросил Башаров. Даже он чувствовал напряженную атмосферу, царившую в зале. — Минус два, — криво усмехнулась Лия, но было как-то уже не смешно. Она обернулась к Аде, попытавшись помаячить ей, что потом они еще поговорят, но Лучанская словно ее и не видела. Она чувствовала себя идиоткой. Грязной потаскухой, которой просто воспользовались, причем не абы кто — а адский губернатор, как успела выяснить девушка, когда гуглила имя Марбаса. За грудиной все сжималось, ныло от тоски и боли. Сама виновата, дура. Заигралась. Хотелось закричать, выбежать из готического зала и не возвращаться сюда никогда. А ещё хотелось увидеть Влада, самого настоящего Влада, чтобы он убедил ее, что все в порядке. Она же теперь, наверное, противна ему… Иначе почему он не явился? Ада даже едва не прослушала свои оценки — все десятки от наблюдателей. Радоваться бы, вот только… В душе так тошно. Однако, ко всеобщему удивлению, десятки прилетели и Марьяне, и Лине. Башаров скромно отметил, что наблюдатели оказались невероятно благосклонны к первой женской тройке, но его шутка не была встречена какой-либо реакцией. Гнетущая атмосфера распространялась все сильнее. — Тогда предлагаю достать фотографии Ады Лучанской, — с преувеличенным энтузиазмом предложил Башаров. Профессиональное жюри вновь оказалось не столь благодушно. Однако почти единогласно — все поставили Аде девять, кроме Чацких. Лия подняла карточку с десяткой и уже открыла было рот, чтобы прокомментировать их с братом решение, как вдруг… В Готический зал почти галопом влетела молодая девушка. Она о чем-то зашушукалась с Башаровым, передавая ему некие бумаги, и так же быстро убежала. — У нас… неожиданное заявление, — начал ведущий. — Влад Череватый, несмотря на свое отсутствие, пожелал поставить свои оценки. Редакция приняла решение, что мы не можем отказать ему. Итак… Башаров принялся изучать принесенные ему материалы. — Ада, Владислав передает вам свои десять баллов с неожиданной пометкой «Прости». У вас что-то произошло? А Лучанская сглатывает, вздрагивает, и у нее ноги подкашиваются — если бы не стоящая рядом Марьяна, что подхватила ее под локоть, она бы, вероятно, приложилась головой о пол. Ее кошмар оказался реальностью. А сама Ада как в бреду повторяла: — Я не злюсь… Я не злюсь, только не на него… — Ада, может, вам воды? — спохватился Марат, но девушка уже мотала головой: — Нет… Нет, просто, раз мои оценки известны, продолжайте без меня… И почти пулей вылетела из готического зала.