Bad blood

Как выяснилось, Макар работал администратором на репетиционной базе — сразу видно, что всей жизнью человека является музыка, потому что он приходил туда в свои официальные выходные. И в этот раз пригласил туда и Аду. Стоит ли говорить о том, как чужеродно она смотрелась в этом месте в своем твидовом костюмчике от Шанель? Тем не менее, к новому опыту девушка отнеслась… с интересом. Благодаря нейролептику она снова начала спать, но общее состояние все ещё можно было описать термином «глубокая депрессия». И вот Лучанская уже сидела на табуретке, предназначенной для барабанной установки, и смотрела, как Макар хлещет дешевое пиво из банки. Вокруг — разруха. Обшарпанные стены, сплошь и рядом изрисованные граффити. Раньше бы Ада почувствовала себя неуютно в таком месте, но сейчас ей было куда хуже в собственных хоромах пентхауса. — Разве твои препараты можно мешать с алкоголем? — аккуратно поинтересовалась девушке у Макара. И надо было видеть, как ее, бедняжечку, аж перекосило, когда он смачно рыгнул, а потом тут же вытер рот рукавом повидавшей все в этой жизни куртки, на которой и живого места-то не было. — Бля буду, извиняй, — неожиданно расщедрился он даже на извинения. — Ну а это… ты типа думаешь, мне не поебать? Я эту парашу только под пивас жрать и могу. Даня запретил ей пить, пока она на таблетках, но… Неожиданно даже для самой себя Ада поднимается на ноги и подходит к Макару, забирая банку из его рук, чтобы сделать большой глоток. Правда, признаться, проглотила она то, что он назвал пивом, с большим трудом. — Ну и saleté, — поморщилась Лучанская, возвращая банку. Тем не менее, от дешевого пойла по телу стремительно разливалось тепло. Она обязательно попросит ещё — не даром у него этих банок целая упаковка под столом стоит. Ада обходит репетиционную комнату, с интересом рассматривая пестрые плакаты на стенах. На одном из них засветились небезызвестные Секс Пистолс. — Ты знаешь, что Вивьен Вествуд лично знала их? — спрашивает девушка задумчиво. — Это модный дизайнер если что. У нее был магазин под названием «SEX» в Лондоне, когда ее тогдашний хахаль, продюсер, угорал по теме панков. Он и собрал легендарную группу, а они носили вещи дизайна Вивьен. Возможно, таким образом у них все же есть что-то общее. Ада оборачивается к Макару и спрашивает: — Тебе, кстати, говорили, что ты похож на Сида Вишеса? — А ты че, типа моей Нэнси стать собралась? — гогочет Макар, запрокидывая голову. Но пиво как бы между делом запинывает подальше. Не сказать, что жалко — ок, немного, — но хер знает, что с ней делать, если ее понесет. Да и как-то… жалко типа. Панк и золотая девочка, история уже давно знакомая, старая, как мир. А то, что Ада дочка какого-нибудь богатого папика, это очевидно, хотя Макар и считает себя тупым. Но… — Хуевая из тебя Нэнси будет, — по итогу выносит вердикт Макар. — У той шансов не было. А ты, типа, ну… типа умная, что пиздец. Ада улыбается, усаживаясь на огроменную колонку с сабвуфером. Ей нравится проводить время с Макаром — с ним легко. Только он сейчас и разбавляет вялость и тяжесть ее будней на антидепрессантах. — Я ещё и языковую гимназию с золотой медалью закончила. Но все это в прошлом… Я не хочу быть такой. Устала быть «золотой». И на этих словах даже скидывает с себя твидовый пиджак, оставаясь в блузке и юбке. А потом… В голову приходит идея. Ада слезает с колонки, оставляет пиджак на гитарном усилителе и подходит к парню, чтобы содрать с него его большую потертую кожанку. И просто надевает ее на себя. Примеряется. Руки тут же тонут в рукавах, но ей плевать. От косухи сильно тянет дешевым табаком, но так даже лучше. Перебивает запах ее духов от Тома Форда. — Мне идет? — с улыбкой интересуется девушка. Макар ее к себе тянет как-то не задумавшись. Просто хочется. Руки с талии, правда, почти сразу убирает на плечи — он ж типа это… джентльмен, получается. Да и девчонка же. Но все равно, близко теперь стоят очень. — Да на тебя мешок надень, все равно золотая будешь, — со всей возможной искренностью заявляет Макар и заключает: — Бля буду, идет. Лучше, чем твое шмотье. Он, вообще-то, терпеть не мог, когда трогали его шмотки, потому что они его, но Аде разрешает. С какого хера? Ни малейшего понятия. — Тебе еще это… — Парень по-хозяйски распускает ей волосы, наводя на голове безобразие, и еще и пытается изобразить подобие ирокеза. А волосы-то мягкие такие, ну правда, реально золото. — Во. — Довольный собой Макар сам же над наведенным бардаком и ржет. — Шикарная. Ее отец был бы в ужасе. Да и Даня тоже — сестра ни слова не сказала ему, куда и с кем собирается. Но Аде все нравится. Она смеется — и ее смех такой мелодичный в сравнении с его гоготом. Вот и нашла настоящий антидепрессант в лице грубого, неотесанного панка. И даже волосы свои трогать позволяет. — C'est effarant, — соглашается Лучанская, даже не видя своей новой прически. Она ещё какое-то время так и стоит напротив Макара, вглядываясь в его почти черные глаза, и улыбается. С ним все кажется таким простым. А затем она отходит, берет не допитую банку пива и вновь взбирается на колонку с просьбой: — А сыграй мне что-нибудь, — и кивает на электрогитару. — Пивас на базу, тебе-то точно бухать нельзя, — наигранно грозится Макар, но больше в шутку — банку-то не забирает. Зато с гитарой обращается даже лучше, чем с возможной любимой женщиной — даром, что расхреначил уже три. И это только за последний месяц. Последнюю, кажется, об чью-то голову. — Бля, я вообще играть ток недавно научился, — внезапно делится парень, со знанием дела возясь с аппаратурой — чтобы все по красоте было. — Ну типа как Сид, поняла, да? И над песней долго не думает. Вон, сама подвела к этому. Поет херово — больше орет да рычит, типа гроулит, но тут прямо просится. Так что, по заявкам, затягивает ей свое любимое: — Но мы с тобою будем вместе Как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси И ни за что не доживём до пенсии Как Сид и Нэнси, Сид и… А вообще, бля, ну нет. Ему Сидом быть в самый раз. А она для Нэнси все равно золотая больно. А Аде все равно, как он поет — она смеется. Просто радуется всему, что делает этот чертов парень. А на строчке «И тот, кто был всем, тот станет никем» она улыбается только шире. Это ведь про нее — она теперь никто, лишь тень прошлой себя. Но отчего-то это даже не расстраивает. Ада наконец чувствует себя свободной. *** Лучанская сегодня не церемонилась с выбором наряда для готзала — от собственного дорогого шмотья блевать тянуло. Поэтому она просто и нагло порылась в вещах Дани и, откопав старую, потрепанную домашнюю футболку с группой «The Runaways», очень обрадовалась. Такой она является в гримерку — большая футболка брата вместо платья, черные сетчатые колготки, черные мартинсы. Никакой укладки, растрепанная прическа. И черные «смоки-айс». Вид бунтующего подростка, не иначе, но раньше у Ады и не было времени на этот бунт — прилежная ученица гимназии, учащаяся по обмену в Париже, потом эзотерика… И сейчас настало ее время. Она подходит к Лие и Леве и свободно плюхается на соседний стул. — Епта, — Лия аж театрально схватилась за сердце, — кто ты такое и что ты сделало с нашей Адой? Она бы, между прочим, тоже бы так хотела одеваться. Стилек-то прямо такой… вайбовый. Слишком пристально оглядев Лучанскую с ног до головы, Лия почти была готова ляпнуть очередную исключительно бесцеремонную вещь, но осеклась. Нет. Сейчас так не надо. — Ниче такой парень, кстати. — Я знаю, — но улыбнулась Ада все равно как-то натянуто. Сегодня ей предстояло увидеть Влада. Снова. И это портило все настроение, которое только удалось поднять Макару. В конце концов, даже чудесный панк не мог исцелить то, что надломилось в ней, казалось, навсегда. Ей все еще было противно от собственного тела после того, что произошло с Марбасом, и пусть чудодейственные таблеточки психиатра пока не пускали его в ее разбитый вдребезги разум, из-за Влада ей было еще больнее. «Пошла нахуй». И, как назло, именно он и вошел в гримерку следующим. Гематома с носа так никуда и не делась, и тогда Ада все же не выдержала — встала со стула. — Секундочку, ребят, — бросила она Чацким и подошла к Череватому, непривычно тихо закидывающему свои вещи на диван. — Опять меня нахуй пошлешь, или я хотя бы могу задать тебе вопрос? «А она с другим была, чувствуешь?». Чувствует, конечно. Тут даже экстрасенсом быть не надо. Где-то под ребрами болезненно ноет, и даже не от того, что его вполне справедливо отпиздил его брат — это уже потом Толик подсказал. Ну, чтобы еще херовее стало. Но хочется… хотя бы посмотреть. Вот просто — позволить себе. С другим была? Ну так и слава богу! Ему самому, да. Так меньше шансов, что Толик — Марбас — доберется до нее снова. — Ну спрашивай, — Череватый поворачивается к ней лицом, но улыбается совсем не естественно, — раз хочется-то. А у Ады все холодеет внутри. И пылает одновременно. Она вспоминает, как сказала ему, что любит, а теперь смотрит на него снизу вверх, и кажется он таким недосягаемым… Ещё этот нос разбитый. Вдруг девушка, будучи просто не в силах себя контролировать, приподнимается на носочки, чтобы коснуться синяка — снять хоть немного боли. Кончики ее пальцев тут же пронзает резью, словно они вот-вот захрустят и сломаются. — Что с тобой случилось? — робко интересуется Лучанская, так и не отнимая руки. Все равно ей уже и на свою гордость, и на все остальное. Доломали все, что было. — Мне же ведь не все равно… Руку ее Влад перехватил заторможенно. Как-то даже… наслаждался мимолетным прикосновением. Соскучился? Получается, что да. Но… нельзя. — Стоп-стоп-стоп, — и он отнимает ее ладонь от лица, осознанно стараясь быть аккуратнее, — нетушки, Адочка, мне это еще понадобится. Боль позволяет держать себя в узде. То есть, сожителя дорогого, пока не присмиреет обратно. — Шо, думаешь, расскажу? — Влад даже хохотнуть ухитряется. — Считай, это мой секретик. А у нее даже воздух из легких выбивается еле-еле. Ада поджимает губы, смотрит на него загнанным олененком, а в груди распускаются бутоны алых, кровавых роз. Приближаются вьюнками к сердцу, по пути царапая легкие, кустами разрывая альвеолы. — Влад… — отрывисто выдыхает девушка и делает ещё шаг вперед, чтобы защебетать: — Влад, я же не лгала тебе о том, что… Что люблю тебя. Потому что гори сарай, гори и хата. Потому что терять больше нечего — нет ни чести, ни здоровой психики. — Та я ж не сомневался, Адочка. И это — потолок, который он может позволить себе сейчас. Не то что бы Марбасу не были известны все его истинные желания и мысли с момента, как Влад продал ему душу, но ответить — это петлю затянуть. Ему-то не привыкать, а тоненькая шейка Лучанской точно сломается тут же. — Не прощаюсь, — обещает Череватый, отступая на шаг назад. — Если не подохну на испытании с твоим брательником, то… И осекается под басовитый ржач Марбаса в голове, потому что, когда разворачивается, чтобы уйти, то четко сталкивается с пышущим отвращением к нему Савичем. «Ну ты и пиздабол, Владик», — ехидничает демон на ухо, предвкушая новый замес. Откуда… откуда он про брата узнал? Ну, конечно. Марбас. У Ады вновь все горит, болит, рассыпается внутри, когда на очередное свое признание она получает… ничего. — О чем воркуем? — скрещивая руки на груди, недовольно спрашивает Даня. Конечно, он зол — чуть не наработал себе на уголовку, защищая сестру от идиота, а она с ним как ни в чем не бывало болтает в гримерке, — И… эй, почему ты в моей футболке? — еще более смятенно спрашивает мужчина. Он выкинуть эту тряпку уже хотел сто лет в обед, а тут Ада в ней приперлась. Еще и одетая как панкушка. У нее что, запоздалый переходный возраст? — Уже ни о чем, — самым мертвенным тоном ответила Лучанская, а вопрос про футболку и вовсе проигнорировала. А потом, глядя на Влада, на Даню, и снова на Влада, она наконец осознает, тут же ахая: — Это ты его избил?.. — Никаких избиений, — пожал плечами Савич. Не хотелось сейчас еще сильнее расстраивать и без того подваленную сестру, поэтому он решил юлить до последнего. — Просто провел воспитательную беседу, да Влад? — мужчина нарочито по-дружески похлпал Череватого по плечу и широко улыбнулся. Хотя взгляд, которым он сверлил коллегу оставался все таким же тяжелым и грозным. — Никаких проблем, — с самым наигранным дружелюбием соглашается Влад. — Просто попиздели немного, и все. И хотя Савич сверлил взглядом его, сам Череватый с невольной мольбой смотрел на Аду. Умная же девочка. Должна же догадаться, что сейчас он просто не может ей ничем ответить!.. — Я вас поняла, — глухим, упавшим голосом отвечает девушка. — Давайте скорее отснимем этот ебаный готзал и разойдемся каждый своей дорогой. Ей осточертел особняк Стахеева. И когда Ада собирается выйти, то едва не ударяет дверью старшего Шепса — настолько агрессивно толкнула. — Полегче! — хмуро отозвался тот, но Лучанская, закатив глаза, прошла мимо. — Да что с этой девкой такое? Саша проходит к зеркалу, чтобы поправить волосы, а сам косится на Лию самым недобрым взглядом, на какой способен. Ведь Олег ему все рассказал. Лева разумно предпочел самоустраниться — он-то тоже ведь был в курсе ситуации, хотя и рассказала ему Лия так, между делом. Осуждал ли? Еще как. Подобные игры по определению не могли закончиться ничем хорошим, так что Лев принимает решение, показавшееся ему наиболее разумным — он просто оставляет ее. Хлопая глазами вслед уходящему брату, впервые оказываясь без его защиты, Лия вдруг почувствовала себя растерянной. Но постаралась быстро взять себя в руки, широко улыбнулась и поинтересовалась: — Ну что ж ты так приуныл, радость моя? Кризис среднего возраста долбанул раньше среднего возраста? — А ты что такая непосредственная? — огрызнулся Саша. — Детство в жопе зачесалось? И ему даже непонятно, что его бесит больше — ее улыбка, как ни в чем ни бывало, мрачный Олег, которого явно мучают душевные терзаний, или то, что ему, мать его, было неприятно узнать, что эти двое засосались. — Так вот я поясню, радость моя. Дуру из себя строить не надо, взрослая уже. Если ещё раз узнаю, что ты облизываешь моего брата, тебе не жить. Это оказалось… забавное ощущение. Естественно, на нее орали, особенно когда вынужденно тусила с бабкой и дедом, но Лия их не слышала — просто выключалась. Однако вот таким вот тоном с ней еще ни разу не разговаривали, и вот сейчас, наверное, Лия действительно его и слушала, и слышала. — У-у-у, боюсь-боюсь, — с самым наигранно зашуганным видом протянула Чацкая, прижав руки к сердцу. — И что сделаешь? Убьешь меня что ли? А Саша, грозно нависая над ней, цедит: — Ты заигралась, малявка. Лучше бы о себе подумала — такими темпами ты никогда никого не добьешься. Люди будут сбегать тебя, сверкая пятками. Никто не любит тех, кто не может за себя отвечать. Конечно, он бы ее не ударил, но отчего-то злился сейчас так, что даже вена на шее вздулась. И даже непонятно — про Олега он говорит или про себя. Лие приходится невольно вжаться поясницей в гримерный столик. Положение, признаться, было не самым удобным, а замкнутые пространства она терпеть не могла — в данном случае, ограничивал ее нависающий над ней Саша. Пальцы сжали край стола до побелевших костяшек, и со стороны можно было подумать, что она правда испугалась. Ну… возможно, немного. И в следующую же секунду Лия, зеркаля его тон, огрызается: — Ну, тебя же, получается, добилась. Ты же за мной бегаешь. — Я просто защищаю своего брата, наглая ты сучка, — холодно отвечает Саша, делая демонстративный шаг назад, словно ему вообще неприятно рядом с ней стоять. — Прекрати играть людьми, или однажды поиграют тобой. И выходит из гримерки, хлопая дверью так же, как до этого сделала Ада. Самой же Лучанской в последнюю минуту перед началом съемок явилась «гениальная» идея. Практически за секунду до появления в готзале Марата она отправила Макару сообщение: «собирай друзей, сегодня тусим у меня, брата дома не будет». Ей нужно забыться. Забыть Влада. Забыть нахуй мерзкую, меченую демоном себя. — Уважаемые экстрасенсы, приветствую вас, — поздоровался запыхавшийся Башаров. — Да-да, давайте просто быстро посмотрим оценки и разойдемся, — проворчала Лия, скрестившая руки на груди с непривычно для нее мрачным видом. Буквально за пару минут до начала съемок она сорвалась еще и на Леву, обвинив его в том, что он бросил ее на растерзание Шепсу. Лева обиду проглотил, уверенный в том, что Лия оттает так же быстро, как и завелась, но вот уже начались съемки, а сестра продолжала делать вид, что его не существует. Задевало ли? На самом деле, да, потому что, по мнению Левы, было очевидно, что игры, которые она затеяла с Шепсами — идея безумная. Но, как и всегда, к обидам сестры он отнесся снисходительно, ожидая, когда она сменит гнев на милость. Собственно, по итогам голосования телезрителей Константин набрал семь целых и пять десятых балла, Олег — девять и шесть. В этот раз Чацкие уступили ему на две сотых балла, но за счет голосования экстрасенсов не опустились ниже. — Лия, вы довольны? — немедленно поинтересовался Башаров, явно удивленный тем, что Лия сегодня пребывает в плохом настроении. — Нет, — фыркнула Чацкая. Ладно, увлекательный разговор с Сашей ее все-таки задел. — Ну, а я готов объявить новую тройку: борьба двух чернокнижников — Влада Череватого и Данилы Савича — с одним медиумом — Александром Шепсом. Вот это точно будет увлекательно. Ада же сразу, как завершилась съемка, подошла к Лие с предложением: — Ты, я, панки, мой пентахаус. Как идея? — У-у-у, так значит, с тем панком все серьезно? — Лия добросовестно играла в веселье, хотя на душе все еще было… паршиво. Неожиданно долго, кстати. — Без проблем. Я только за. Все равно настроения нет. И быстрее, чем вездесущий Лева успел открыть рот, зашипела на него: — Не лезь, блять. Ада покосилась на Влада, которому сейчас предстояло отправиться на испытание с ее братом… и просто кивнула Лие. **** На испытание мужчины ехали в весьма угнетающей обстановке: у Саши, по непонятным для Савича причинам, настроение было просто отвратительнейшее. У самого же Дани и Влада настрой был не лучше, но уже понятно почему. Компания друг друга им явно была неприятна. — Итак ребят, в каком порядке пойдем? — нарушив тишину поинтересовался Шепс. — Сегодня очень солнечный и светлый день, и я бы очень хотел поработать в такой остановке. Поэтому я пойду первым, — отозвался Даня. За окном была прекрасная погода и весна, потихоньку вступающая в свои права прямо-таки радовала мужчину. Хоть какой-то повод улыбнуться во всем этом хэппи хаусе блять. — Так, а кто последний? — уточнил Даня. — Не против бы пойти в конце, — отстраненно отозвался Влад. По ощущениям он, как будто был не с ними в машине, а вообще в другом измерении. — Ну я тоже хочу последним, — пожал плечами Шепс. Что, очередная срачка за очередность работы будет? Чернокнижник даже улыбнулся слегка. — Владос бей его! — шутливо отозвался Савич, пиная соседа в бок. Влад посмотрел на него нечитаемым взглядом и Даня поспешно отступил. Лучше с ним в ближайшее время не контактировать. — Давайте сделаем такую штуку. Просто будем смотреть друг другу в глаза, и попытаться не отводить взгляд. Кто выдержит, тот и определяет последовательность, — предложил Саша, и Савич уже хотел было согласиться, как Влад запротестовал. — Я не буду ничего делать. Мне все равно — хочешь иди первым, — недовольно отозвался Череватый. В итоге атмосфера в автомобиле полностью сгустилась и стала напоминать заполненную газом комнату — одна искра вспыхнет, взорвутся нахуй все. Поэтому остаток пути до места назначения они провели в полной тишине. *** И вот Даня, уже немного отошедший от неприятного соседства, улыбчиво заходил во двор. И все-таки майское солнышко делает даже из чернокнижника самого настоящего котика. — Здравствуйте! — дружелюбно поприветствовал Даня наблюдателей. — Здравствуйте, Данила. Задание на сегодня следующее: попробуйте узнать зачем эти люди вас сюда позвали, — предложила встречавшая экстрасенса Вера Сотникова. Сразу после этих слов Савич без слов двинулся в сторону дома — очевидно, что ответы на все вопросы кроются в нем. Когда же чернокнижник переступил порог дома, у него как-будто всю спину прострелило. Что ж, старость не радость? Внутри самого здания было немного неуютно и стены как-будто давили. — Тут немного неуютно. И на входе как-будто в спину что-то ударило, — поделился своими впечатлениями Даня, после чего по комнате послышались тихие перешептывания наблюдателей. Как окажется чуть позже, над порогом висит защита от магов, чтобы дом лишний раз не сглазили. — Создается впечатление, что это, — мужчина указал рукой на иконы на стене, — Стоит не на своем месте. Как будто вот тут раньше они висели, — махнув рукой на противоположную стену, добавил Даня. — Можете пожалуйста достать икону Святого Николая и прикрыть шторы. Я поработаю. — Данила, но вы же чернокнижник. Как вы будете с иконой работать, — Вера как всегда со своим надоедливым любопытством. — Чернокнижие это достаточно широкое понятие. А я умею работать и через светлый эгрегор, — объяснился Даня, раскладывая необходимые атрибуты на полу. Свое знакомство с магией Савич начал с достаточно светлых практик и только потом ударился в чернокнижие. Вера понятливо кивнула (хотя по её лицу было понятно, что она ничего не поняла), а Савич принялся читать наговор. Какого-то очевидного магического присутствия или воздействия мужчина не почувствовал. Значит энергия не связана с бесами или демонами. И тут в разум Дани буквально впечаталась следующая фраза: — Ответ на могиле, — озвучил услышанное чернокнижник, чем вызвал смятение у наблюдателей. — Что это может значить? — поинтересовалась Вера. — То что вас беспокоит зарыто в могиле, — объяснился Даня, после чего добавил, —Там высокое ветвистое дерево, а в захоронении сразу два человека. И вот тот, что снизу это причина ваших бед. Наблюдатели тут же ошарашено закивали, явно понимая о чем говорит чернокнижник. — Бабушка Аня, — назвала имя покойницы мама главной героини. — У меня есть стойкое ощущение, что она колдовала, — поделился своими ощущениями Даня. И вновь попадание в яблочко. Наблюдательницы подтвердят, что об этой бабушке ходили сплетни, что она колдовка. И тут Савич повнимательнее присмотрелся к главной героине испытания. Достаточно крепкая магическая нить тянулась от погибшей ведуньи к своей правнучке — Анастасии. И чернокнижник пусть и не сразу заметил её потенциала, но присмотревшись понял, что и сама женщина может быть хорошей ведьмой. — А ты знала, что у тебя предрасположенность к магии есть? — легко улыбнувшись, поинтересовался Даня, на что Анастасия отрицательно покачала головой. Ну что ж, как он и думал. — Скорее всего она просто навещает именно вас, чтобы достучаться. У вас есть магический талант, который можно развивать. — объяснял Савич, держа за руку женщину, которая смотрела на него как завороженная, — Но если вы этого не хотите, мы чуть позже вечером упокоить душу, чтобы она не возвращалась. — Да, конечно, Данила ждем вас тогда на консилиум. Вечером вместе с коллегами все обсудите и проведете необходимый ритуал, — вклинилась в разговор ведущая, после чего Савича мягко выпроводили из дома. *** К вечеру пентхаус Ады уже был готов подвергнуться разрушениям, но девушке было уже глубоко плевать — пусть хоть все вазы и статуэтки разобьют. Она не стала заказывать что-то дорогое из ресторанов, как привыкла, решив остановиться на простой пицце. Для гостей, не для себя — сама Лучанская собиралась лишь нажраться в слюни, чтобы ни о чем не думать. Чтобы унять глухую боль внутри. Вскоре в колонках уже играла «Anarchy In The UK» Секс Пистолс, а гостиная была наполнена гогочущими молодыми людьми в драных ярких одежках. Когда к Аде и Лие подошел Макар, первая тут же повисла у него на шее, успевшая всосать бутылку пива меньше, чем за пять минут. — Мака-а-ар, — протянула Лучанская, готовая признать, что при приеме антидепрессантов пьянеешь гораздо быстрее. — Я так рада тебя видеть! И как, нравится тебе моя смена имиджа? Она покрутилась перед ним, демонстрируя футболку брата. — Кстати, знакомься, это Лия, и она тоже ведьма. Лия прыснула от смеха, смотря на то, как этот беспокойный лоб неожиданно отрывает Аду от земли, чтобы покружить, так еще и тискает даже — и все так естественно, как будто бы ничего необычного не произошло. И даже засирает ее пиджачки и юбочки, заверив, что вот так гораздо лучше. И это с Адой-то, золотой девочкой! Не видела бы своими глазами — не поверила бы. Ну, с другой стороны, вряд ли бы сама Лия оставалась спокойной, если бы ее трахнул адский губернатор. — Ну, здаров, — гогоча, здоровается с ней Макар, протягивая ладонь. Вся в мозолях, костяшки ободранные, прямо красота. Лия смеется, но протянутую лапу все-таки пожимает. — Ты типа тоже… до дурки не добежала? — Ну типа, — усмехнулась Лия. — Я просто немного СДВГшница. Кстати, вы миленькие. На фоне вовсю раздается вой Джонни Роттена, а Ада осоловело хихикает: — Да, мы очень мило познакомились в психбольнице после того, как меня туда отвел Даня из-за Влада… — осекается, хватаясь за вторую бутылку пива. — Знаете, я хочу вот прям в дерьмину. Ничего не помнить, ничего не знать. — Мы все-е-е здесь сумасшедшие, — тянет какой-то парень, выкрашенный в ярко-красный, подходя к Лие и закидывая руку ей на плечо. Причем там естественно, без пошлости, почти по-братски. — Чувих, будешь пиво? — Соглашайся, — вновь смеется Лучанская. — Оно у них лютое дерьмо, паленое скорее всего, но развозит! Лия думает аж две секунды. Просто… заебали. Лева со своими запретами, весь из себя правильный, хотя чертей в голове побольше, чем у нее будет, Шепсы, которые теперь бесили одним фактом того, что вообще есть, и… и она сама себя чуточку, пожалуй, заебала. Вот прямо чуточку, потому что так-то Лия себя любила. Вроде бы. — Пошли тусить, — вкрадчиво заявляет Чацкая, беря красноволосого в оборот. Тем более, Аде с ее панком явно не помешает побыть без нее. И уже через пару мгновений Лия танцевала на столе с бутылкой пива под одобрительный рев оказавшихся рядом парней. Ну и насрать. Даже если случится что — будет на совести Левы и гребанных Шепсов. — Пизда твоей хате, — ржет Макар, уже как-то машинально потрепав Аду по и без того растрепанной голове. — Но тип… если б я шарил, что с ведьмами так весело, давно б кого-нить цепанул. И, действительно, в этот момент кто-то, чьего имени она даже не знает, случайно сносит локтем вазу династии Цин, но девушка лишь пожимает плечами. Похуй так. — По-моему это я тебя цепанула, — справедливо подметила Лучанская, делая большой глоток пива, с намеком на то, как оперативно подсунула Макару свой номер. Но почему у нее такое чувство, словно она сейчас этой тусовкой кое-кого предает? Влад ничего ей не обещал. Он даже не влюблен в нее ответ. «Пошла нахуй». Воспоминание врывается в сознание яркой вспышкой, и Ада трясет головой. Пошел он сам нахуй. Она поворачивается к Макару и самым ломким тоном спрашивает: — Как ты думаешь, меня вообще возможно любить? — А че нет-то? — ржет Макар в ответ. Нервозности в ее тоне не чувствует — и потому, что уже сам выпил, и потому, что в плане эмоций чурбан редкостный. Зато сам говорит с просто непробиваемой искренностью и честностью: — Я б любил. — Правда? — Ада поднимает на него взгляд, полный боли. И ему не… противно? Он же знает, что она грязная, меченая. И все равно говорит ей такие вещи. И тогда девушка поднимается на носочки, обхватывает его лицо ладонями и просто целует. «И мы с тобою будем как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси…». Но тут Лучанская чувствует болезненный укол, словно кто-то тычет швейной иглой в сердце. Отстраняется, пытается проморгаться — перед глазами пелена. Присутствие. Она ощущает присутствие, которое ни с чем не может перепутать. «Маленькая шлюха». И ей мерещится за спиной у Макара то ли Влад, то ли… Демонический лев. Очертания чернокнижника расплываются, теперь она видит и серебристую гриву, и закрученные рога, и горящие глаза. Слышит его рычание. «Ты моя». «Моя». «МОЯ!». — Извини, я… — заплетающимся языком бормочет Ада Макару. — Я сейчас… На негнущихся ногах покидает гостиную, уходя в столовую. Дышит часто-часто, хватается за шею, словно на ней сжимается невидимая петля. Пространство вокруг пульсирует, начинает казаться красным, словно сделанное из вывернутого наизнанку мяса. Ада оседает на пол, кашляет, а он ее душит-душит-душит… Когти готовы распороть горло, и, кажется, на коже даже выступают алые следы. Она всхлипывает остервенело, все еще не может ничего видеть, не может ничего осознать. Над ухом — хрип, шепот и рычание, но с помехами, как у плохого радио. «Я заполучил, я заполучил!». И тут у Ады продирается голос, и она вовсю кричит: — Лия! Лия не слышит. Лия, на самом деле, полностью ушла в себя, бездумно двигаясь под музыку, расслабляясь от алкоголя и даже, боже, ухитряясь кому-то строить глазки. Кажется, это был тот самый красноволосый чувак? Насрать. Ей кайфово. Однако атмосфера счастья заканчивается, когда ее вдруг со стола стаскивают — примерно как неандертальцы свою добычу таскали. Лия визжит, парни вокруг негодующе орут, но Макару оказывается достаточно только одного взгляда, чтобы все заткнулись. — Пусти, блять! — визжит Лия, но гребанный панк тащит ее куда-то, едва не распинывая несчастных, оказавшихся у него на пути. — Рот закрой, — рычит на нее Макар, а самого от предчувствия пиздеца накрывать стало. Он не сказал ей ни разу, но… признание о ведьме, о демоне для Макара новостью не стало. Мать его тоже мнила себя колдуньей — он фыркал и стыдился, когда эта шарлатанка оказывалась рядом с ним. А потом в один день ее нашли мертвой, с полностью седой головой. Умерла от разрыва сердца. И теперь Макару кажется, что он, может быть, зря слал мать нахуй прямым текстом. Может, она тоже просто увидела… не то. Он бестолково бродил по квартире, в душе не представляя, куда могла сбежать Ада, пока притихшая у него на плече девчонка вдруг не выдала: — Налево. Там столовая. Ада действительно оказалась там. Бледная, как смерть, горло в царапинах глубоких, глаза беспокойно бегают, не фокусируясь ни о чем. Макар, поставив Лию на пол, отходит в сторону. Не осознает, но понимает, что толку от него не будет. — Пизда тебе, кошак ебанный, — мрачно заверяет Лия, упав рядом с Адой и крепко сжав ее руку. Она оставила тело как будто бы по щелчку. Слишком легко. Этого нельзя делать, когда уже успела нажраться, но у нее выбора нет — отпор Марбасу она может дать только в такой бестелесной форме, в мире, где и ведьма, и демон оказываются равны. В мире, где она вообще может его видеть. — Мерзкая шваль! — рычит на нее Марбас, почти в ту же секунду сжимая ее горло — чтобы с силой долбануть головой об пол. Перед глазами потемнело, заискрило, Лия захрипела, хватая ртом воздух. Но от Ады хотя бы отвлекся. Уже плюс. — Как же ты меня заебала! — продолжает демон, поднимая ее за шкирку, чтобы ударить снова. А сам-то контролировать себя не может — облик меняется, то мужик левый, то Череватый, то башка львиная. До Лии доходит — пробился-то случайно. И сейчас Влад должен работать. Значит пропажу обнаружит быстро. Значит… — Да не спасет вас твой ссыкун, не спасет! — Марбаса, кажется, упоминание Череватого распаляет еще сильнее. Он расплывается бесплотным облаком, разрываясь между Лией и почти бессознательной от ужаса Адой, и Чацкая вдруг смеется. Смеется надрывно, задыхаясь, но бросает между делом: — Ну, ссыкун тут ты. Он рычит, визжит, хрипит, бросаясь снова, но Лия успевает перекатиться поближе к Аде. Точно. Расплывается опять. Или рассыпается, как из песка. Череватый должен заметить. Затащит его обратно. А значит ей просто надо выкрасть время. — Убью! — обещает Марбас. — Убью, а потом заберу ее! Жалко, что они сейчас в отражении реальности, а не в сознании Ады. Тут бы можно было сыграть по ее законам. Но демоническая морда оказывается в опасной близости перед ней, и Лию пробирает одновременно и могильным ужасом, и адским жаром, когда она смотрит в то, что у обычного человека было бы глазами. Когтистые лапы сжимаются уже и на ее горле, и Лия почти слышит хруст костей, но тянется, тянется к Аде, чтобы успеть сжать ее руку… Демон вдруг захлебнулся тоже. Его зовут обратно. — Нет! — взрывается Марбас, но сила чернокнижника тянет его обратно, а сама Лия пытается прыгнуть в реальность с потерявшейся в своем ужасе Адой. Вернула и себя, и ее как будто бы легко. Но потом накатило. Лия зашипела от боли, коснувшись затылка — блять, реально кровь. Он бы не смог разбить ей голову, если бы она не нажралась. И Ада… Лия машинально шлепнула ее по щекам, повертела голову, оглядела разодранную шею, убедилась, что она хоть как-то фокусирует на ней взгляд, и почти взвизгнула: — Ада, блять! Мы же должны были просто бухнуть! А седых волос у нее после такого замеса сильно прибавилось. А Лучанская… срывается. Она не плакала, когда осознала, что ее изнасиловал Марбас. Не плакала, когда Даня повел ее к психиатру. Но сейчас… Это выше ее сил. Ада раскачивается, сидя на полу и обхватив свои колени, как душевнобольная, и надрывно шепчет: — Он не опустит меня… не отпустит… А над ее головой продолжает сгущаться черное облако. *** Справедливости ради, Лия сегодня на готзал готова была не идти. Голова болела, и хотя рану Лева по итоге ей зарастил, под волосами все равно была кровавая корка. Да и в целом общее самочувствие было неважнецким — ну, как-никак, отпор демону она еще ни разу дать не пыталась. И все же, приехала. Вперед Левы, который реально себе утром накапывал валосердин — чтобы и себя в порядок привести, и успеть… поговорить с Адой. Вроде как, такие вещи по телефону не обсуждаются, а приезжать к ней домой — ну нет. Слишком незабываемые воспоминания остались о столовой. К счастью, сегодня Ада приехала раньше всех. Сидела перед зеркалом, такая… как мертвая. У Лии тоже сил хватило только на то, чтобы подойти к ней, обнять со спины и устроить голову на макушке. — Живая? — осторожно поинтересовалась Лия, между делом снимая свою шляпу, которой прикрывала безобразие на голове хотя бы на улице. — Хочешь, красоту вместе понаводим? У нас такой видок, как будто из хоррора вышли. Ну, в некотором роде, так оно и было. — Да нет, не надо, — хрипло отозвалась Лучанская, глядя на глубокие борозды на своей шее в отражении, которые не скрывал даже ворот свитера. — Мне все равно, как я выгляжу. И правда — золотая девочка сегодня совсем не при параде — простые черные джинсы-скинни, такой же черный свитер, из-под которого видны полосы от когтей едва ли не до подбородка. И вся такая бледная, как обескровленная. Как с похорон явилась. С собственных. — Ты извини, я… пойду. И просто встала и тихо вышла. Как привидение. Но долго в одиночестве Лия не оставалась — сразу после ухода Ады явились Шепсы. Олег бросил тревожный взгляд вслед Лучанской и только поджал губы — лишь дурак не поймёт, что бедная девушка на грани суицида. А вот Саша привычно надменно прошествовал к зеркалам и уселся на стул, закинув ногу на ногу. Лия сначала хотела продолжить фыркать. Вроде и не сказать, что прямо обижена была, но… задело, да. Задело. Поэтому и начала с еще более важным видом крутиться перед зеркалом, решив, что из седых волос соберет косички и заколет их на разбитом затылке — чтобы хотя бы от лица немного убрать. Гребанный кошак. Сделать ее бабкой в двадцать три — это запрещенный прием. Удар ниже пояса. Да и Ада… блять, у нее до сих пор как будто перед глазами стояла до смерти перепуганная Лучанская, которую баюкал в объятиях ее неожиданно умный панк. Но молчать Лия долго не могла. Тем более, не в такой компании. Поэтому вдруг решила поделиться: — Я таблетки пить начала. Ну, точнее продолжила. Врач сказал, что раз контроль теряю, значит пора опять. — Поздравляю, — холодно ответил Саша. Олег уже собирался что-то сказать и даже открыл рот, но в итоге… закрыл обратно и покачал головой. Он соврал бы, если бы сказал, что его не задело поведение Лии. Вроде как и понимал, что девушку винить не за что, поэтому не злился, но предпочитал лишний раз не контактировать. Решил, что эту симпатию стоит обрубить на корню. Мог бы и начать добиваться, но будто чувствовал, что бессмысленно. Она в него не влюблена — это точно. Вон, как на его брата смотрит. Поэтому Олег, забрав с собой бутылку воды, просто уходит. Поговорить с Адой что ли? Больно тревожная у нее аура. А старший Шепс, едва младший ретируется, поворачивает голову к Чацкой. — Значит, за разум взялась. Молодец. — Все для тебя, Сашка, — коряво отшучивается Лия. Таблетки пить она терпеть не могла. Лева говорил, что помогают, что она сразу меняется на глазах. Лия же чувствовала себя угнетенной, как будто бы не способной проявлять эмоции так, как ей бы хотелось. А еще пропадал аппетит, тошнило. Лию еще клинило персонально — у нее и так почерк был как у курицы лапой, а под таблетками вообще начинал скакать, игнорируя строчки. Но… наверное, надо было. Лева вообще в осадок выпал, когда Лия заявила, что хочет заняться своим здоровьем. — С Олегом потом тоже поговорю, — продолжила Лия. — Не хочу одна быть. Разоткровенничалась тут. Как будто ему это надо. — Сильно страшно? — поинтересовалась Лия в итоге, быстро переключившись, когда собрала волосы во что-то более-менее приличное. А Саша внезапно даже… смягчился как-то. И взгляд его подобрел, потеплел. Не так уж эта девочка безнадежна, верно? — Погоди, — самым бархатным тоном сказал он и подошел к Лие, чтобы заправить выбившиеся пряди ей за уши. — Вот так совсем хорошо. И даже руки на ее щеках задержал на пару мгновений, улыбаясь. В этот раз атмосфера в готическом зале была весьма тихой и унылой. Вполне возможно, что виной тому было то, что главная королева драмы Лия все еще отходила от недавней встречи с демоном, и предпочитала временно отмалчиваться. Когда же Марат приступил к оглашению оценок, всем как-будто было всё равно. Будто все проживали этот день уже несколько раз и удивить было не чем. Или все же было чем? Шепсу наблюдатели поставили все десятки, чем сильно его растрогали. — И я хочу, чтобы мои коллеги были тоже довольны своими оценками, — на удивление благородно отозвался Саша, расчувствовавшийся от своих балов. Что ж, Шепс всё сильнее удивлял Даню, и даже как-будто переставал так сильно раздражать. Даня тоже удостоился всех десяток, что не могло на радовать. Работу он выполнил хорошо, а наблюдатели оценили его по достоинству! А вот Владу наблюдатели поставили достаточно низкие баллы — одну шестерку, одну девятку и две восьмерки. Негусто. — Влад… — обратился к нему Башаров, но Влад тут же покачал головой. — Не хочу ничего говорить. Нет вопросов. Он потратил слишком много времени для того, чтобы заставить Марбаса вернуться обратно. Почуявший слабость Ады, демон среагировал мгновенно, исчезая прямо посреди работы. Влад в кадре будет шептать свои читки, не имеющие смысла, и сошлется на то, что ему мешают иконы — Влад внутри тем временем будет в ужасе, которого не испытывал давно. И длинные росчерки от когтей на бледной шейке Ады служат напоминанием о том, как же безбожно он, блять, лажает. — Тогда, уважаемые экстрасенсы, прошу вас достать фотографию Данилы Савича, — предлагает Башаров, явно растерянный из-за этой всеобщей атмосферы эзотерического отчаяния. От Чацких оценку выставлял Лева — Лия махнула рукой, заявив, что полностью ему доверяет. И это была десятка. Даже смайлик пририсовал — как будто бы от сестры. Ада, Марьяна и даже Костя удостоили его десяток! После этого даже восьмерка Лины и девятка Олега померкли на фоне этого нонсенса. — Ну что, с кого начнем? — поинтересовался Марат о том, у кого Даня первым спросит о причине оценок. — Ну конечно с Кости! Это же его единственная пока десятка! Я в шоке! Почему я первый? — с нескрываемой широкой улыбкой на лице, поинтересовался Савич. От скупого на оценки Гецати такой знак был невероятно приятным. Аж захотелось обнять Костю. — Потому что это была очень качественная работа, выполненная в немного непривычной для Данилы технике, — объяснял свою оценку Костя, с легкой улыбкой на лице. Ему было очень забавно и радостно наблюдать за тем, как засиял его друг после этой десятки. — Соглашусь с Костей. Мне нравится, когда практики выходят из своей зоны комфорта. И Даня именно так и сделал на испытании, но при этом его работа нигде не просела. — тут же слегка перебивая соседа, вклинилась Романова. В этом выпуске её фаворитом очевидно был именно Савич. — Да, все было выполнено максимально четко и по делу, — добавил Костя, и Марьяна согласно закивала. Удивительно, как они хорошо спелись сейчас. — Слушайте, я хочу их обнять, — шутливо обратился к Марату Даня. На самом деле десяткам от этих двоих Савич радовался даже больше, чем в тот раз, когда чуть не собрал высший балл. — Ну так дерзайте, — усмехнулся Башаров, на что Даня пожал плечами и двинулся к Марьяне и Косте, стоящим рядом, с раскрытыми руками. Романова захихикала, а Гецати коротко усмехнулся, также раскрывая руки. Даня одним движением сгреб обоих коллег в свои объятия и с огромным удовольствием подметил, что его также крепко обнимают в ответ. Савич даже на секунду уложил голову Косте на плечо, а рукой скользнул по талии Марьяны, чтобы та тоже приникла к ним поближе. Эти обнимашки оказались ну очень забавными и приятными. А возвращаясь на место, Савич понял, что словил легкое чувство дежавю. — О-ой, а со мной никто опять не обнимается, — трагично возведя глаза к потолку, фыркнула Лия, впервые за все съемки выдав хоть какую-нибудь колкую фразочку. Фразочка, конечно, получилась такая себе, без огонька — но и Лия сегодня чувствовала себя потухшей. — Ну слушай, Данечка, если тебе мое мнение все-таки интересно, — как будто она вообще принимала участие в выставлении оценки, а не сбросила все на плечи брата, — версия твоя — такое себе, с вопросами, но то, как уверенно ты это затираешь — это прям балдеж. Поэтому десятка точно. Нам тут многим еще надо поучиться так отстаивать свою версию. — Спасибо, Лия, — коротко усмехнулся Савич. Потом перешли к оценкам Сани Шепса. Его коллеги удостоили следущими баллами: девять — от Марьяны, Костя поставил восемь, а Лина с Адой и Лией влепили ему по десятке. Было даже немного удивительно, что Лучанская и Чацкие расщедрились на такие высокие баллы. Влада же коллеги тоже оценили достаточно высоко девять от Олега, Кости, Марьяны, все та же десятка от Ады и Лии, и поразительно низкая оценка от вечно доброй Лины — семерка. Вскоре съемки достаточно тухлого «готзала» закончились, и экстрасенсы засобирались домой. На самом деле, Ада в этот раз поставила всем десятки, даже не смотря испытание — потому и отмалчивалась все съемки. Ей просто и банально было не до этого. Спасибо, конечно, Олегу, что проявил участие и перед началом пришел отговаривать ее от самоубийства, но ничего такого Лучанская делать не собиралась, хоть и жить, действительно, было тошно. Сейчас же она вышла из особняка Стахеева в компании остальных экстрасенсов и молча закурила, притормозив на месте — ждала кое-кого. И тут к ней собственнолично подошел Влад. Подходить Влад не хотел. То есть — хотел до дрожи в руках, но не мог себе позволить. Теперь уже точно. Марбас тревожно бродит на периферии сознания — лев взбешен, раздражен и особенно опасен. Под конец съемок Влад замечает, что неугомонная младшая Чацкая тоже выглядит дерьмово, хотя и попыталась привести себя в порядок. Знание того, что Аду вытащили, его почти радует. То, что стараниями демона он стремительно превращается в главного пидораса — уже не очень. И все-таки, Череватый сдается. У него перед глазами стоит ее разодранная шея и пустой взгляд, и Влад покоряется. Не может пройти мимо, блять. Касается плеча, чтобы привлечь внимание… и в душе не ебет, о чем вообще говорить. — Блять, — хрипит сам на себя Череватый, проводя ладонью по лицу. Обещает: — Адочка, я что-нибудь придумаю. Что придумает — тоже хуй знает. Он далеко не первый год сосуществовал вместе с Марбасом, придя с губернатором Ада к, как ему казалось, взаимопониманию. Но все идет по пизде. Что у него, что у демона, и причина проста — Ада. А ей плохо от одного его вида, от звука отчаяния в тоне. Вернее — ещё хуже, хотя, казалось бы, некуда. — Ты мне ничего не должен, Влад, — качает головой девушка, пока пепел столбиком нарастает на сигарете. — Только из-за того, что я тебе призналась… Нет. Ей не нужны подачки, не нужно, чтобы за нее беспокоились без любви. И тут является ее спасение — во всех смыслах. И от этого разговора, и от желания умереть. Рев мотора старенького байка заставляет витражи особняка Стахеева дребезжать — все экстрасенсы сразу оборачиваются на источник звука, а Ада лишь тихо и коротко бросает Дане: — Сегодня дома не жди. Макар тормозит в опасной близости от ворот, и мертвенно-бледная Лучанская тут же подходит, забираясь на байк сзади и обхватывая парня руками за пояс. — Увези меня скорее.