Dadarira Ta

Тонкие руки по локоть опускаются в ледяную воду, отчего рыжий шипит и дёргает ногами. Юта по-своему беспокоится за нового владельца паба, но предпочитает наблюдать издалека: всё-таки какая-то чертовщина происходит с Чону, и лучше бы всяким обывателям вроде 'наливайки' держаться от него подальше. — Так что, любезный, — рыжий оборачивается через плечо и смеётся, — Скоро будем открываться? — У меня спрашиваешь? — А Вы видите тут кого-то ещё? — с любопытством ведёт носом по пустому залу, вздрагивает всем собой, когда замечает время, тут же расправляется, неуверенно держась за края бочки и пытаясь найти уверенное себе положение на шатких ногах, — Мне пора, любезный. Подготовьте «Пустоту» к работе, как считаете нужным. Я имею в виду: по барной части. — Так всё готово. Если только… — на скрип двери Накамото медленно оборачивается. И осознаёт себя одного в пабе. Этот рыжий сбежал. Неловко подворачивая левой пяткой, он почти бежал куда-то прочь от «Пустоты». Юта сопротивляется порыву догнать того минуту. Но через минуту он думает, что дал форы инвалиду, а потому, накинув довоенный плащ, истертый тут и там, мелкой трусцой бежит следом за Чону в город. Ким идёт скоро, но всё же плоховато, чем привлекает к себе внимание беспризорных детей: некоторые скачут следом, принимаясь пародировать его. Однако мужчина не злится, а лишь принимается ковылять ещё смешнее, переваливаясь, подобно откормленный жирной утке, вертя задом так, что один из мальчишек все же падает на землю от смеха. Избавившись таким образом от 'хвоста', Чону сворачивает в мастерской проулок и дважды стучит по откосу кузнеца: — Джонни-Со? — А, приковылял, доходяга? — раздетый по пояс кузнец выходит из мастерской и вежливо кивает визитёру, — Ну что ж, пошли. Юте приходится вжиматься в стенку, чтобы оставаться незамеченным. От кузни валит жаром, но это мало беспокоит японца, который начинает догадываться, зачем рыжий пришёл к кузнецу. Протез ноги. — Окалина, Джонни-Со, — по голосу Чону понятно, как он досадливо дует губы. — Прости, Чону, но это лучшая сталь, которую я могу предложить тебе за твой залог. Пара окалин не изменят устойчивости конструкции, а показывать эту красоту тебе всё равно без надобности. — «Пустота» находится близко к морю, Джонни-Со, как думаете, этот материал выдержит соль и холод моря? — от лязга металла и щелчков по хребту Юты бежит холод пренебрежения и, своего рода, брезгливости. Прежде он не думал о тех, кто скрывает свои обрубки подобным образом. Бармен помнит перевязанную голову Тэиля, который терял сознание от пол-пинты лёгкого ржаного пива, и помнит торговца, лишённого двух пальцев за мелкий обман. Юта вспоминает, как впервые увидел рану над сердцем Марка, и как его выворачивало от мысли о том, как это выглядело до трёх косых швов. А уж представлять, как могла выглядеть левая этого рыжего, раз ему требуется некое приспособление для передвижения — это что-то за гранью разумного. — Если захочешь утопиться, нога потянет тебя ко дну, Чону, — смеётся кузнец, — Но материал устойчив к коррозии, так что можешь загорать в летнюю жару, гулять по побережью в песочке, и принимать соленые ванны, — по глухому звуку Юта различает, как тяжёлая ладонь Джонни приятельски опускается на плечо Чону. Когда же рыжий начинает болтать о прочих вещах, обозначая так своё намерение вернуться в паб и проверить работу бармена, Юта ретируется спиной от угла мастерской, разворачивается за углом и со всех ног бежит в «Пустоту». Когда Чону приходит в заведение, японец нервно просушивает глиняные кружки отрезом бежевого хлопка, игнорирует солнечную улыбку рыжего, против воли глядя на обувку. Два ботинка из резины и кожи. Полторы ноги и два ботинка.