Эксперимент под названием «Делец»

      — Как продвигаются эксперименты, Доктор? — высокая тень буквально выросла из-под земли, острожно двигаясь за спиной.       Мужчина был похож на змея, что наворачивает круги вокруг потенциальной жертвы. Ещё пару мгновений и он приготовится к атаке, ещё какая-то доля секунды, и он в решительном рывке проглотит всё, до последней косточки. Дотторе чувствует себя ягнёнком, под тяжестью его пристального взгляда. Руки в перчатках аккуратно легли на спинку обитого бархатом стула. Та лишь недовольно и тихо заскрипела под его длинными пальцами. Кольца на руках издавали мелодичный звук, когда соприкасались, напевая какую-то до боли знакомую мелодию.       Сидящий на стуле Дотторе слегка вздрогнул — он не ожидал поздних гостей в своём рабочем кабинете. Что же касается этого самого «позднего гостя», то мужчина вальяжно, будто не шёл, а плыл по полу, вынырнул из-за спины, по-хозяйски обогнул широкий стол и сел напротив. Доктор пропустил момент, когда мужчина вошёл и так непозволительно близко подобрался к нему. Пропустил момент, когда мужчина заходил в его кабинет, как в свой собственный. Действительно, будто змей, бесшумный, быстрый, опасный. Его плутовские глаза поблескивали в полумраке кабинета, в них плескался сам грех, если бы он имел нечеловечкское воплощение. — Пока Вы спонсируете меня, всё идёт гладко. За результат я ручаюсь своей головой и местом, на котором мы все сидим на нашей святой земле, поэтому не решаюсь относиться к этом халатно, — Дотторе оторвал голову от бумаг, переводя спокойный взгляд на Дельца. — Очень хорошо, — темноволосый мужчина сцепил руки в замок и опустил на них голову; его губы мягко растянулись в изящной улыбке. — Если Вы не возражаете, Доктор, я бы хотел лично взглянуть на Ваши работы. Дело исключительно в интересе, я ни в коем случае не ставлю под сомнение Вашу компетентность и Ваши методы, просто.. Можно сказать, решил приблизиться к этой части науки. Сфера экономики, как Вам известно, в полной мере доступна мне. И все мы знаем эту замечательную поговорку:„ Век живи - век учись”. — Полагаю, Ваш век ещё не подошёл к концу, можете не торопиться с усердием в изучении нового. — Между ними, несмотря на хорошие отношение и вне сотрудничества, всегда было место для колких фразочек с странным подтекстом. Это был своеобразный ритуал для двоих, прерывать который было бы в какой-то степени неразумно.       «Павлин надутый!» — мысленно прокомментировал Доктор слова своего спонсора, осмыслив каждое и всё же поднимаясь со стула. — «Известна ему экономика. Хвалится своими горами моры и ничего больше не может. Не учи учёного, птичка высокого полёта. Когда-нибудь северный ветер не будет к тебе благосклонен.»       Но встретив упорный взгляд, пробирающийся прямо в душу, несмотря на доброжелательную улыбку на лице, Дотторе всё же сдался: — Как пожелаете, Делец. Прошу следовать за мной.       Кабинет Дотторе, пожалуй, самое светлое помещение в его владениях. Светлое не в плане освещенности и снабжения лампами, а в плане атмосферы и чистоты. Если вы понимаете, о чём я говорю. Длинные узенькие коридоры были похожи друг на друга, как однояйцевые дети. Дотторе водил Панталоне по своим хоромам, четко выстукивая ритм каблучками о пол. Делец же с большим интересом осматривался вокруг. Будто впервые видит. Забавно, но это отнюдь не первый раз и, вероятно, не последний. Спускаясь по мрачной лестнице с широкими перилами, Доктор соизволил нарушить молчание, которое, к слову, никому из них не приходилось в тягость. — Почему Вы так внезапно загорелись моими успехами на этом поприще? — Дотторе спускался по-хозяйски, как-никак, бывал здесь семь дней в неделю, по шестнадцать, а то и больше, часов в сутки. Делец деловито хмыкнул, оставив вопрос без ответа.       Ему нечего сказать, он не будет оправдываться перед скромным работником.       Обычно Доктор презрительным высокомерным взглядом смерял каждого, кто в той или иной степени был ниже него, и с некоторым уважением и покорным смирением взирал прямо на того, кто был с ним на одном уровне. Выше по статусу и другим показателям людей не существовало. Но Делец.... Этот человек, алчный демон, погрязший в своём грехе и сделавший его своим главным достоинством, приоритетом, моральным ориентиром.. Этот Панталоне был невероятно интересным экземпляром. На него Дотторе старался не смотреть: кинуть взгяд украдкой, воровато, и бегло спрятать сияющие алым радужки под веером ресниц. Этого было достаточно, чтобы «насытиться» его нахальным лицом на три века вперёд.       По горло сыт, уж увольте.       Делец по привычке тихо напевал свою любимую песенку, возможно, сам сочинил и теперь признаёт лишь творение собственных рук. Интересно, а удовлетворяет он себя перед зеркалом? Вряд ли существует человек, который бы возбуждал Панталоне больше, чем он сам. И больше, чем мора. Но это часть его интересов не была человеком, хотя кто знает, какие экстравагантные вкусы могут быть у такого человека.       Дотторе остановился перед крепкой на вид дверью. Немного помявшись, он с ленцой и безразличием сказал: — Мы пришли к моей лаборатории, рабочему месту, прошу Вас внутрь.       Дверь распахнулась по инициативе Доктора, изнутри потянуло холодом и неприятным смрадом. Лицо Панталоне исказилось, мыщцы около носа скривились, выражая крайнюю неприязнь и омерзение.       «Думал, что в благоухающий сад пришёл?» — в глубине души голубоволосый мужчина злорадно хохотал над выражением лица богача. О да, он определённо запомнил этот момент на долгие годы. — Я бы попросил Вас не отходить от меня далеко, мало ли что, — предостерегающе прокомментировал Доктор, внешне оставаясь спокойным, как море перед бурей. Возможно, он специально пускал пыль в глаза собеседнику. А возможно, был бы рад поместить своего спонсора на разделочный стол, сделать из него совершенство, которое не выходило с другими, достать каждую мягкую ткань из его тела, рассматривая под самым мелким микроскопом.       Мужчина учтиво кивнул в ответ. Он уважает чужой труд. Даже если себя уважает гораздо больше.       Шагая плечом к плечу, два мужчины вошли в слабо освещённый коридор, имеющий множество ответвлений. Двери имелись по обе стороны от тела, абсолютно идентичные, тянущиеся до бесконечности. Здесь легко было словить приступ невыразимой паники и беспросветного отчаяния Единственное отличие - нумерация посередине. Черные маленькие циферки висели, совершенно не привлекая внимание. — На что конкретно хотите посмотреть? — А Вы можете мне многое предложить?       Дотторе остановился, кидая на вопрошающего нечитаемый взгляд через плечо: — Можно и так сказать.       Делец изобразил выражение заинтересованного удивления, его тёмные омуты-глаза блестнули, отражая холодный металлический блеск шумных ламп. — Покажите мне что-нибудь интересное, необычное. Чего я не увижу на поверхности, может быть, никогда. Я знаю, у Вас такое точно есть, даже с лихвой хватает.       Владелец множества комнат в этом месте на мгновение задумался, а после подвинулся в сторону, пропуская мужчину за спиной вперёд. Панталоне с гордой осанкой прошёл мимо, теперь возглавляя шествие. Никогда не теряет своих манер горделивый человек.        Пройдя около десятка дверей, Дотторе остановился, протянутой рукой тормозя и мужчину перед собой. — Сюда, пожалуйста.       Доктор грубо толкнул дверь, что, к слову, поддавалась с трудом, что стало для него самого некоторым сюрпризом — обычно дверь отворялась легко и непринуждённо, — но он не заострил внимание на этом. И напрасно.       Помещение встретило мужчин удивительной теплотой и отсуствием сырости. Если сравнивать комнату с влажным, узким коридором, то можно было легко прийти к выводу, что здесь даже, возможно, можно было жить, если содержание было не на собачьих условиях.        Иль Дотторе точно знал, что в его лаборатории, где он проводил свой последний эксперимент над телом маленького болезного мальчика, которому оторвали руку и ногу приспешники Ордена Бездны, было влажно и ужасно смердило кровью, где-то даже были остатки его внутренностей, если их никто не убрал. Всё же восстановить конечности он не мог, а вот провести несколько других манипуляций с телом, чтобы проверить функционал «ограниченного человека», он не побрезговал. После работы Дотторе обычно заставлял помощников или своих клонов перемещать неспособных двигаться самостоятельно пациентов в разные комнаты в этом коридоре, чтобы позже была возможность вернуться к ним и наблюдать.       Если сравнить его и более раннюю версию какого-нибудь клона, то мужчина определённо вырос в плане гуманности — теперь он прибегал к скальпелю в исключительных случаях, предпочитая наблюдать и бросать пациента, грубо говоря, на произвол судьбы. В то время как его более молодая версия была готова бегать с бензопилой и устраивать геноцид, вырезать целые народы, уничтожая города. Это была одна из крайностей его многогранной личности, которую он из самых благородных побуждений отделил от себя. И предпочитает запирать на самый крепкий замок. — Обычно пациентов помещают в комнатах, иногда посещаю их лично я, чтобы справиться о состоянии, иногда мои клоны, помощники и ассистенты. Я бы предпочёл показать Вам, непривыкшему человеку, что-то менее омерзительное, проходите.       Внутри комнаты находилась ещё одна дверь, здесь же было очень слабое освещение. Посередине стоял стол, а позади стола шкаф с разными скляночками и баночками, рядом тумбочка, ящики которой заперты на ключ. Минималистичное оформление комнаты было очень скупым, стареньким, потёртым. А ещё кое-где на столе были затертости, следы царапин от ногтей.       Внезапно, пока Панталоне заинтересованно вглядывался в этикетки на баночках, пытаясь разобрать ужасные каракули на них, — Доктор не изменял своей привычке делать неаккуратные и размашистые заметки там, где ему вздумается, — вторая дверь в помещении распахнулась. — Господин, Вы вернулись! — из темной глубины помещения донёсся донельзя знакомый голос.       Панталоне показалось, что эту фразу сказал он, потеряв контроль над собой, так голос был похож, но он ясно осознал себя и своё тело, чтобы понимать, что ничего такого не случалось.       Из двери показалась фигура человека, скрытая полумраком комнаты. Так вышло, что здесь перегорело несколько лампочек, поэтому сразу разглядеть лицо и в целом всё тело было невозможно. Когда человек подбежал, бросившись Предвестникам в ноги, Панталоне пораженно застыл, медленно переводя взгляд на вмиг задеревеневшего Дотторе. Последний надеялся, что его самый успешный и прекрасный эксперимент не выползет из своей коморки, будет помалкивать и не станет привлекать внимание. И он надеялся, что сейчас этот эксперимент не в этой комнате; а даже если в этой, то отходил от «предыдущего сеанса». Жаль, что он так сильно облажался.       Когда пациент показался перед ними во всей своей естественной красе, Панталоне удивлённо ахнул, не в силах держаться благородно и высокомерно дальше. Ведь он увидел самого себя в этом человеке. Те же длинные, тёмные волосы, та же бледная кожа аристократа, те же сияющие кокетством глаза, на которые удалось взглянуть лишь мельком, даже изгиб покрасневших губ такой же. Это невероятное открытие повергло Панталоне, он стоял как громом поражённый, не в силах даже повернуться к Доктору и потребовать объяснений. Он был не уверен, что готов их слышать.       Расчувствовавшись, «Панталоне» радостно воскликнул: — Я так рад, что Ваша Светлость не забыл обо мне.       «Панталоне» поднялся с колен и кинулся на шею к мужчине, обнимая и самозабвенно прижимаясь к нему. Был бы у него хвост — что совсем бы не удивило настоящего Панталоне, который уже успел немного вникнуть в скрытые дела Доктора и, немудрено, удивиться им, самую малость, — он бы точно весело вилял им.       Но Делец не хотел так просто признавать реальность.       Кто-то, слишком похожий внешне на него, это просто не может быть правдой, потому что настоящий Панталоне сейчас стоит с широко распахнутыми глазами, отрешённым взглядом и выражением полного ошеломления на лице.       Отмерев, Доктор попытался оторвать от себя клона, но у него не вышло — последний вцепился в него мёртвой хваткой, начиная покрывать ворот рубашки «господина» короткими поцелуями. В это же время до Панталоне начало медленно доходить абсурдность происходящего. Разразившись холодным и странным, безумным, смехом, Панталоне решил сделать свой ход, играя на стыде другого: — Ваша Светлость, что ж Вы сразу не сказали? — всё ещё легонько подрагивая от смеха, вопрошал Панталоне, утирая выступившие на глазах. — Это недоразумение, — прохрипел Дотторе низким голосом, похожим на рык зверя, нежели на речь человека, уже более грубыми движениями отталкивая от себя своё творение, кидая на Дельца острый, словно лезвие меча, взгляд красных глаз. — Конечно, конечно, не сомневаюсь. Но Вы не должны стыдиться своих талантов, Доктор. Вас ждёт самая высшая награда за это творение.       Панталоне был действительно беспристрастен к деятельности своего коллеги, но сейчас, увидев в перечне его невероятных достижений самого себя, больше не мог стоять в стороне. Он спонсировал его потому, что считал достаточно талантливым, находил его идеи новыми и достойными воплащения в реальность. Мало кто посягнёт на создание совершенного человека. Однажды, была личность, которая пыталась, но у неё не вышло. И Панталоне изо всех сил старался помочь Дотторе достичь своих высот, показать, что человек - понятие гораздо шире рамок разума.       Но, возможно, он помогал из небольшого личного интереса к самому мужчине, не только к его высоким думам. Доктор - загадочная личность, вечно сидящая в кабинете за своими открытиями. У него было множество клонов, которых он отправлял на задания, предпочитая самому оставаться в тени. У него был особенный взгляд на свою жизнь и на жизнь других, который, как он думал, не мог понять никто. Но Панталоне хотел понять. Хотел понять его политику, его жизненные ориентиры, его моральные ценности и принципы. Хотел понять его. И сейчас, внимательно взглянув на полуобнажённое тело своего клона, покрытое яркими отметинами и следами зубов, начинающих затягиваться, он понял, что приблизился к пониманию этого человека. К понимаю его сокровенных желаний.       Панталоне плавным движением обошёл его по кругу, останавливаясь сзади, прожигающим взглядом сверля светловолосый затылок. Его пальцы мягко прошлись по оголённой коже предплечья клона, обнимающих светловолосого мужчину, а потом перебрались на шею Дотторе, пуская по телу мурашки.       Доктор создавал этого «Панталоне» из личных соображений, с каким-то извращенным порывом, помысляя, что может помыкать им как он того хочет. Он не думал, что клон выйдет достаточно хорошим, прочный, жизнеспособным в конце концов. Не ожидал, что сможет так долго прослужить ему, не станет копией реального Дельца, высокомерного, язвительного, заносчивого, но такого интригующего. Но он не ожидал, что когда-нибудь сам прототип увидит его творение и так впечатлится, что начнёт подшучивать над ним. Просто невероятно нелепо, выходит за рамки разумного. — Вам не кажется это неправильным? — Панталоне склонился на его загривком, шепча эти слова то ли в макушку, то ли в ухо.       Доктор продолжал молчать, медленно сгорая от раздражения и стыда. Забавно, он думал, что давно отрёкся от любых чувств, достиг апогея флегматизма, но сейчас его словно самого поместили на операционный стол и медленно вскрывают под ослепительными лучами множества ламп. — Это недоразумение, я повторяюсь, а всякое недоразумение - неправильно по своей природе.— Светловолосый мужчина стиснул зубы, чувствуя прикосновения Дельца к своим волосам. Он зарывался в капну, сжимая пятернёй около корней, оттягивая назад, причиняя садисткую боль, удовлетворяя мазохистские потребности. — Я никогда не отказывал просящему в помощи, даже если случалось недоразумение. Доктор, кажется, ты очень превратно понимаешь меня, — Панталоне грубо развернул его голову, приближаясь к нему из-за спины, заглядывая прямо в глаза. Впервые он обращался к нему по имени, так интимно шепча куда-то в щёку, опаляя её теплым дыханием.       Клон оставался неподвижен, наблюдая за действиями и реакциями этих двоих. Он не совсем понимал, что ему делать. Всё таки было очевидно, что версия не очень удачная, ведь особым умом и сообразительностью не отличался. Он недоуменно хлопал тёмным веером ресниц, с тупым выражением лица глядя на разворачивающееся перед глазами действо. — Деточка, погуляй пока, — ласково обратился к самому себе Панталоне, поднимая голову и по-доброму улыбаясь, игнорируя Доктора в своих руках. Он говорил нежно, даже в какой-то степени заискивающе, но его изогнутые в улыбке глаза сквозили холодом, сильным и пронизывающим. Будто стоишь посреди чистого поля, и тебя со всех сторон продувает сквозной, холодный ветер, пробирающий до костей.       Почувствовав опасность на подсознательном уровне, — всё же инстинкты было у него самой развитой частью — клон поспешил откланяться, послушавшись доброго дядю, мягко улыбающегося ему. Он удалился, плотно прикрыв за собой дверь. Дотторе с отчаянием смотрел ему вслед. Только что клон Дельца закрыл не дверь, а отрезал его последнюю возможность сохранить лицо. Оставаться один на один с этим человеком было чрезвычайно опасно, неразумно, слишком глупо.       Лишившись прижимающегося к нему тела, он захотел вздохнуть полной грудью и уйти отсюда, как вдруг его снова обняли, но уже сзади. Проворные руки в перчатках быстро нашли кожаные лямки ремней портупеи на нём и натянули их. Сильно, больно врезаясь в кожу. — Ты любишь понежнее или погрубее, Доктор? — Я люблю, когда ко мне не пристают, Делец, — высокомерно отозвался мужчина, собирая свою разбитую на тысячи мелких осколков гордость в ладошку. — Неужели? То, что я видел доказывает мне совершенно другое - к Вам так бесстыдно липли, а Вы и глазом не повели, принимая слоновую кость из собачьей пасти, — темноволосый мужчина ухмыльнулся, ему было приятно слышать чужое недовольство, это было совершенной победой для него. — А, кажется, я понимаю.. Вы любите руководить процессом.       Панталоне медленно выпустил его из своих объятий, одной рукой всё же скользя по ремням, уходящим за спину, не разрывая движения. Он перестал как-либо трогать его, как будто даже отстранился. Но это оказалось ложным ощущением, ведь в следующую секунду Панталоне резко приложил силу к спине Доктора, заставляя того наклониться и грубо впечататься в поверхность рядом стоящего стола. Так внезапно встретившись с столом, Дотторе ахнул, поворачивая лицо к мужчине. — Как жаль, что сегодня у тебя этого не выйдет. Я люблю, когда мне подчиняется всё: люди, деньги, ситуация, власть — и тебе придётся уступить. — Делец, давай закончим этот цирк и забудем об этом как о страшном сне. — Не мучаюсь кошмарами и не желаю упускать рыбку, так благородно заплывшую в мою сеть. Я не привык упускать возможности, которые открываются передо мной. Такой редкий шанс узнать тебя получше упал на меня буквально с неба, было бы неразумно так быстро отказаться от этого блага. Можно сказать, я собираюсь рыбачить в мутной воде. Надеюсь, ты понимаешь о чём я.       Чужая душа - потемки. Но ещё страшнее - чужой мозг, чужая голова, в секунду генерирущая множество, миллионы, идей или способная оставаться совершенно пустой. Если её ничем не забивать, естественно. Панталоне продумал миллион и одну причину, взвесил множество «за», на которые нашлось всего несколько «против». Капля в море. Он не встретил яростной борьбы на свои действия — человек, лежащий на столе под ним, не боролся, но и не соглашался принимать поражение. Он словно балансировал на тонкой грани, ходил по хлипкому канату над головокружительной высотой. С одной стороны, ему хотелось вкусить запретный плод, приконуться к настоящему, а не довольствоваться поддельным. Подделка никогда не сравнится с оригиналом. Но с другой.. С другой был этот мужчина, с которым нужно держать ухо востро, с которым нельзя расслабляться - мало ли какую пакость он придумает в следующий момент. Мало ли, куда прилетит его нож, куда придётся следующий удар. Их отношения было сложно назвать дружескими. Они иногда подолгу разговаривали, рассуждая только на темы, используя высокопарные слова, строя сложнейшие обороты речи. И, вдруг, этот человек, несомненно, из высшего уровня выражает желание вместе с ним погрузиться в бездну греха и разврата. Упасть на самое дно, медленно добираясь до ада. Чёртов дьявол-искуситель. Его чары дейстовали на разум с поразительной точностью, его руки знали своё дело. Всё его нутро точно знало, он был в своей стихии, просчитывая риски и полученную прибыль. И эта прибыль оправдывала любой риск. — Ну что, Доктор... — его рука скользнула со спины на грудь, а с груди - ниже, на торс, щупая через ткань и кожаную портупею, — ты согласен на ещё одну сделку?       Сделку? Иль Дотторе лежит распластанный на столе в собственной обители, а он играется словами, искажая их истинный смысл на свой манер, как ему вздумается. Как он делает всегда и со всем. Он воспринимает секс как очередную сделку, приносящей ему определенную выгоду? В этом человеке нет ничего святого.       Дотторе продолжал молчать, извилины в его голове лихорадочно работали, ещё немного, и его закоротило бы, пошёл бы дым. С одной стороны - он рад стараться, с другой - прислуживать и быть обязанным не хочется. — Без обязательств, — темноволосый мужчина подливал масла в огонь. — Я не покупаю твоё тело или твои услуги, я предлагаю свои. Можем подписать бумаги, если не веришь словам.       Пока одна рука ощупывала торс, вторая переместилась к вороту, и он начал расстёгивать пуговицы на рубашке. Они поддавались легко, сами выскакивая из вырезов, открывая прохладному воздуху место для действий. Как только он расстегнул половину, Дотторе отчётливо почувствовал прохладу, распространяющиюся от груди до спины, опутывающую его как змей. От этого ощущения он слегка поёжился. — Я видел, как тебе нравились прикосновения клона. Разве не этого ты хотел? Я могу показать тебе большее, могу трогать тебя так, как не делал он. Я - тот, о ком ты думал, делая его, — прохлада помещения быстро сменилась на теплую ладонь, - невероятно, но он даже потрудился снять перчатку, откладывая её на стол вместе с кольцами. — Я - тот Панталоне, с которым никогда не сравнится ни один совершенный клон в этом мире. Как бы ты не старался, я был, буду и остаюсь единственным в своём роде. — Ага, и неповторимый, — светловолосый мужчина пытался огрызаться, отгородиться от всего этого, но получал неоспоримое удовольствие от прикосновений. — Я считаю всё происходящее странным экспериментом...       Дотторе тяжело выдохнул, прерывая свою фразу, оставшуюся без конца, выпуская воздух через сжатые зубы, когда его затвердевший от холода сосок оказался зажат между двумя ловкими пальцами, которые незамедлительного стали играться с ним, выкручивая в разные стороны, сжимая, щипая кожу вокруг до красноты. Панталоне крутил сосок между указательным и средним пальцами, иногда резко придавливая сверху большим или впиваясь состриженным ногтем поперёк. Доктор сжимал зубы, сохраняя молчание и остатки самообладания. Ему нравилась эта резкость, этот контраст, эти ощущения.       Украшая своё тело портупеями, Дотторе руководствовался эстетическим восприятием и, несомненно, в гораздо меньшей степени тем, что, туго затянутые, они будут натирать кожу, что принесёт ему исключительные болевые ощущения, тем, что они выглядят по-блядски возбуждающе, когда они обтягивают привлекательное тело. Но в своих экстравагантных стилях он всегда избегал области сосков - самой чувствительной, не считая члена, части тела. И вот сейчас Делец нагло раздражал его чувствительную зону, сжимая, потирая, выкручивая. Его пальцы, теплые, мягкие и хорошо ухоженные, мастерски обращались с телом доктора. — Ну же, ты скоро сотрёшь зубы в порошок, если будешь так продолжать, — Панталоне заметил, как сильно напрягается его челюсть, как на симпатичном молодом лице перекатываются жевалки, чувствовал каждое изменение.       Вероятно, шея мужчины начала затекать - немудрено, он лежал в очень неудобной позе, прижатый к столу слишком размашисто и неосторожно, второй мужчина совсем не думал о его ощущениях. Осознав свою оплошность, Панталоне, как истинный джентльмен, перестал наваливаться на него всем телом и перевернул лицом к потолку, переставая вдавливать симпатичную мордашку в жесткий стол с таким усилием. Теперь к деревянной поверхности плотно прилегала спина, что пришлось очень некстати мужчине. Он бы стерпел любые неудобства, потому что, как таковая, боль ему даже нравилась, иногда рамки этого самого ощущения стирались для него, но то, что сейчас очень неиронично выделялась его эрекция, было очень конфузно. Не хотелось показывать Дельцу, что его слова, его голос, его действия и движения, его прикосновения - всё это чертовски заводило. Но, кажется, он видел всё, всё как на ладони. Нечего было скрывать от человека, который точно знает многие уловки. Сам ими пользуется. Рыбак рыбака, как говорится. — Интересно, — взгляд темноволосого мужчины сразу же зацепил бугорок на деловых брюках. Он снисходительно ухмыльнулся. — Настолько странно, что заводит? А у тебя хороший вкус, у кого бы не встало на меня? — У импотента. — Хорошо, что ты этим не страдаешь, Доктор, иначе я был бы очень опечален, — он изобразил разочарование, деланно надув губки, пристально смотрел в чужие глаза, отдающие металлическим холодом крови, с каждой секундой желая всё больше и больше.       Кажется, они вкусили запертный плод, и отказаться от него было слишком сложно, невозможно, смертельно. Рука, всё ещё облаченная в перчатку, спустилась к поясу брюк, вытягивая из-под них уже расстегнутую рубашку, оставляя её свободно болтаться на теле, ловко разобралась с портупеями по всему торсу и выше, откидывая ремни в сторону, после перебираясь к ширинке. Доктора, похоже, очень заводила эта странная игра, он испытывал слишком разнообразные чувства, но в глубине души не желал останавливаться ровно на столько же, насколько хотел прекратить. Столько новых ощущений стало бы отличным заключением для его экспериментов, стало бы отличным завершением строчки вывода в записной книге.       Обычно, для усиления ощущений, Дотторе создавал различные мази, наполненные афродизиаками до отказа, но сейчас, от жгучего стыда, неудовлетворения и раздражения, его член твердел с каждом секундой всё больше, поднося к столу ещё и болевые ощущения, на блюдечке с голубой каёмочкой. — Доктор, ты же не откинешься у меня в руках от возбуждения? — злорадно заметил Панталоне, сжимая ствол члена через одежду, вырывая низкий стон. — В твоих мечтах я могу сделать всё, что угодно, Делец. Но пока мы находимся в реальности, хочу напомнить тебе, насколько жестокой она бывает.       Делец деловито хмыкнул, дёргая ширинку вниз, спуская брюки и нижнее белье одним ловким рывком. Будто сорвал куш и вмиг озолотился, преумножил богатства. Из-под белья мгновенно показался эрегированный член, на головке которого появилась светлая капля, готовая вот-вот сорваться сниз по стволу. — Ого, а ты поистине одарён от природы, — удивлённо прокомментировал темноволосый мужчина увиденное. Он не рассчитал, что размеры Доктора будут такими... внушительными?       После этой мимолётной мысли, появившейся на секунду в голове Панталоне, низ его живота странно повело, вытягивая какую-то определённую струну в его организме, которая придала музыкальному произведению свою индивидуальность, другую, новую, тональность, какую-то даже неожиданность. Он бросил взгляд вниз, подмечая, как тесно становится в собственной одежде, но игнорируя этот факт. Он не будет раздеваться здесь и сейчас, нет, он просто не вынесет совокупления без подготовки с кем-то, кто обладал таким размером. Не в этот раз. — Извини, Дотторе, ничего личного, но я не привык заниматься сексом в такой жуткой обстановке. — Панталоне закусил между зубами край среднего пальца у перчатки, стягивая её ртом и откидывая в сторону. — Может, если ты хорошо поухаживаешь за мной, устроишь мне свидание, достойное похвалы, используешь свою очаровательную мордашку, чтобы удовлетворить мои глаза и свой острый язычок, чтобы удовлетворить меня снизу, я подумаю. А пока, считай это утешительным призом.       Рука мужчины мягко, но слегка сдавливая, прошлась по всему стволу, окольцовывая двумя пальцами основание члена. Дотторе сделал глубокий и резкий вдох, задерживая дыхание, так и зависнув с вздёрнутой грудью. Он плотно сжал губы в тонкую бледную полоску, сдерживая рвущиеся на свободу звуки. Рубашка окончательно сползла с тела, оставаясь только на локтях. Руки Панталоне были божественны — мягкие и ухоженные, бледная кожа сверкала в тусклом свете ламп будто самый дорогой драгоценный камень, ни один из бриллиантов в его кольцах не сравнится с этим шармом, — к тому же, он очень умело обращался с членом Доктора, надавливая сильнее там, где нужно надавить, и ослабляя хватку там, где нужно ослабить движения. Он совершал медленные движения, тягучие, заставляя желать большего. Кажется, этими руками можно творить как самые невероятные чудеса, так и подвергать самым чудовищным пыткам. И учёному мужчине, похоже, придётся испробовать на себе лично именно второй вариант, совершенно исключая первый.       Панталоне размашисто проводил рукой по начертанной траектории — вниз-вверх — совершенно не меняя ни темп, ни движений. Как будто ставил штампы на документах, со знанием, но не спешил. Пока Доктор вел ожесточённые бои с самим собой — сопротивляться и молчать или отдаться ощущениям и подмахивать движениям, — все эти мысленные сражения отлично проецировались у него на лице. Панталоне внимательно наблюдал за появляющимися из-под светло-розовых губ белоснежными зубами, за нахмуренными и сведенными к переносице бровями, за зажмуренными глазами. И ясно, будто на ладони, видел внутренний конфликт мужчины. Тогда он прибегнул к небольшой хитрости, чтобы помочь самой здравомыслящей стороне капитулировать и подчиниться нуждающейся, просящей больше ласок части разума просветлённого человека. Он повёл руку выше и аккуратненьким, но всё ещё острым для такой чувствительной плоти, ногтем резковато прошёлся по головке. Мужчина, лежавший на столе, до этого лишь тихо поскуливающий, кусающий щеки изнутри, чтобы сдержать стоны наслаждения от такой медленной стимуляции, ахнул от удивления, раскрыв губы и тут же зашелся протяжным стоном, вышедшим довольно низким и привлекательным. Панталоне на миг завис, а после ухмыльнулся. Ощущения, который он только что подарил Доктору, можно было назвать приятными, если очень постараться. Но последнему, несомненно, это очень понравилось. Тогда Панатлоне попробовал ещё раз. И ещё. С каждым разом нажимая всё сильнее и принося гораздо больше боли, чем в предыдущий раз. Больше удовольствия, чем в предыдущий раз. Его большой палец прошёлся по вене, медленно соскальзывая на другую венку, и всё так же водя по ней. Он чувствовал пульсацию органа в своей руке.       Доктору нравился более необузданный, беспорядочный, быстрый, грубый секс, поэтому он начал тихо подмахивать бёдрами, сам задавая темп и частоту, с которой чужая рука проходилась по чувствительному члену, уже откровенно постанывая в свою ладонь, всё же отпуская себя. Он больше не мог терпеть, не мог бороться с этой волной чувств, так внезапно нахлынувшей на него. Но мужчина, чью руку сейчас так непочтительно использовали, пресек всё на корню, сильнее сжимая пальцы, не давая места для движения. — Нет, нет, мой дорогой друг, так не пойдёт, — протянул каждое слово Панталоне, наклоняясь ближе к горячему телу, вдыхая запах Дотторе. Запах медикаментов, холода, пота и горячего мужского тела. — Сейчас ты в моих руках, а это значит, что ты лежишь и не рыпаешься.       Мужчина недовольно закатил глаза на эти высокопарные слова, но одновременно с этим на него накатила волна удовольствия так, что задрожали ноги, когда Панатлоне действительно ущипнул его за кожу в области паха. Дотторе подавился воздухом, закашлявшись. Проклятия сыпались из его рта, как из рога изобилия.       Несмотря на такую бурную реакцию на любые свои дейстия со стороны учёного доктора, ему быстро надоело истязать его медленными стимуляциями. Так он никогда не закончит. Поэтому он плотно сдавил основание члена и начал ускорять движения. Его рука порывисто и быстро двигалась по члену. По комнате раздавались очень неодначназные звуки: мокрое хлюпанье, прерывистое дыхание, лёгкое поскрипывание стола под весом двух тел. Доктор иногда скалил зубы, рычал, действительно, больше походя на животное, чем на человека. — А это мой маленький подарочек для тебя, мой друг, — горячо прошептал на ухо Делец, проводя языком по ушной раковине. — Без обид, Доктор, но я не фанат поцелуев и прочей романтической игры, — глаза Панталоне ярко сияли в полумраке, в них таились какие-то невиданные земли и глубоко сокрытые чувства, неизвестные никому доселе.       С этими словами он сверкнул глазами особенно ярко, маняще, и впился зубами в уязвимую кожу шеи, прямо под местом, где раньше красовался кожаный ремешочек, идеально украшающий его и делающий походим на послушного пса. Мысль о таком Дотторе будоражила его давно невидевший близости разум.       Дотторе будто прошибло электрическим током. Он подогнул пальцы на ногах, дугой прогибаясь в пояснице. Его грудь беспорядочно вздымалась, воздуха катастрофически не хватало. Ощущений было слишком много, они были такими разными, что у него просто сорвало крышу. Он почти бился в сильнейших конвульсиях, метаясь по столу.       Увлажненную ушную раковину обдавало горячим дыханием, это завязывало три узла в его паху. По длинным утончённым пальцам потекла горячая семенная жидкость, белёсая и вязкая, медленно капая на пол. — Не знал, что тебе нравится подобное. — Вслух рассуждал темноволосый мужчина, больше для самого себя, нежели для своего случайного партнёра, находящегося в прострации, где-то на границе между фантазией, мечтой и реальностью.       Он небрежно вытер руку об рубашку Доктора, поднял свои кольца и перчатки, начал приводить себя в порядок. Панталоне поправил одежду, стряхнул несуществующие пылинки с идеального фасона и поспешно вышел, не прощаясь. Оставив Дотторе одного, отдышаться, понять и принять всё, что произошло здесь. И оставить здесь же навсегда.       Когда взгляд мужчины окончательно прояснился, после головокружительного оргазма, он увидел лишь спину в дорогих одеждах, исчезающую в темном дверном проёме. Ушёл. Поматросил и бросил, да?       На такой одинокой и печальной ноте - звуке удаляющихся по пустому коридору шагов, - закончился его самый удачный эксперимент. Хотя, может, теперь долг был погашен?