Письма

Цзинь Цзысюань, судя по словам братьев, назвал Цзян Яньли недостойной его, чем спровоцировал драку и разрыв помолвки, последовавший за ней. Это было очень обидно, даже она не могла сказать мягче, хотя старалась. Первое письмо пришло ей неожиданно. Хотя какое письмо — так, записка. «Он тебя недостоин», — красивым изящным почерком, летящим и ровным, без лишних движений. Яньли была растрогана, но это мог быть кто-то из ее братьев, ведь сколько было способов скрыть свой почерк! А её А-Сянь был настоящим гением талисманов, и точно мог бы создать ещё один. Цзян Яньли сидела на каменистом склоне горы под деревом, когда спиной ощутила чужой взгляд и обернулась, увидев деву Вэнь. Вэнь Цин не казалась похожей на других членов своего ордена. Она могла выглядеть грозно, но от неё не исходили волны жестокости или жажды крови, даже злорадства, которое могла бы вызывать Яньли: о разрыве её помолвки с Цзысюанем знали буквально все. Вэнь Цин просто опустилась рядом, и они долго сидели вместе, не нарушая эту тишину. Второе письмо, уже более полное, Цзян Яньли нашла у себя на столике. На него заинтересованно смотрела леди Ло, с которой они жили в одной комнате, и Яньли смущенно улыбнулась, как полагалось в такой ситуации. Она вскрыла конверт и прочитала написанное все тем же почерком стихотворение: «Ты сияй, дева Цзян, ярче тысячи солнц, Не грусти под раскидистой сотнею крон. Пусть тебе нанести не сумеют урон, Сияй, золото, ты благороднее бронз!» — это заставило ее улыбнуться, хотя она бы не сравнила Цзинь Цзысюаня с бронзой. Вторая строчка навевала мысль о деве Вэнь, с которой они вместе сидели у той горной реки, но разве могла оказаться отправителем она? Скорее, их видел кто-то третий. Цзян Яньли смотрела с расстояния на тренировку девы Вэнь, бросающей в цели иглы, и восхищалась. Она ни за что не попала бы столь тонким и маленьким предметом, хотя лучницей была неплохой — все же она выросла в Юньмэне, где стрелять умели все. В какой-то момент Вэнь Цин отвлеклась и посмотрела на Цзян Яньли. Яньли неловко улыбнулась и махнула рукой, удивившись, когда дева Вэнь помахала ей в ответ, тоже улыбнувшись. После того дня они начали иногда прогуливаться по Облачным Глубинам вдвоём, и Цзян Яньли ловила себя на мысли, что всё реже думает о Цзинь Цзысюане. Она не знала, хорошо ли это, но чувствовала себя более свободной с каждым днем. Ей нравилось горное солнце и свежий воздух, нравилась легкая атмосфера Облачных Глубин, нравилось вдыхать утренний туман и проводить дни тихо, не считая проказ А-Сяня и ругани А-Чэна, которые только дополняли это место, делая его уютным и в какой-то мере даже домашним. Третье письмо Яньли передал лично в руки заикающийся Вэнь Нин, который, как и его сестра, не источал ничего, что можно было связать с большинством виденных ими прежде Вэней. «Дева Цзян, Простите мне мою дерзость, но я скажу. Мой взор услаждает Ваш вид, мои уши восхищает Ваш голос, Вы пьяните мой разум, просто находясь поблизости. Я могу об этом промолчать, но я не стану, дева Цзян. Спасибо Вам за то, что Вы есть и позволяете мне любоваться Вами» Цзян Яньли не знала, что с этим делать. Ничто не намекало на отправителя писем кроме почерка, которого она прежде не видела. Сейчас казалось, что почерк настоящий. Яньли получила неожиданное предложение от Вэнь Цин в какой-то момент, и сама не заметила, как согласилась. Скорее всего, от удивления: до сих пор ей ни разу не предлагали поединок! И это оказалось довольно интересно, потому что Вэнь Цин использовала кинжалы, а Яньли — свой легкий меч, который был не очень длинным. Бой длился не очень долго, все-таки ни одна из них в своем совершенствовании не была нацелена на военное искусство, но подошедшие ближе к концу Вэнь Нин и Вэй Усянь поапплодировали вполне искренне, наверное, было красиво. Цзян Яньли получила четвёртое письмо на следующий день после этого поединка, и там было еще одно стихотворение: «Ты легка и изящна в бою, Восхищаюсь тобой от души. Сквозь бумагу тебе говорю, Ты сумела меня сокрушить. Дева Цзян — красота и лето, Приковала опять к себе взор. Нарушаю своё же вето, Чтобы слышать твоих слов узор!» — в сердце поселилась уверенность, что письма пишет Вэнь Цин. Её речи звучали подобным образом, были столь же складными и плавными, иногда она цитировала поэтов или даже придумывала что-то от себя. Цзян Яньли мягко улыбнулась этому осознанию, и села за стол. Перед ней лежал лист бумаги, в её правой руке было перо, подле стояла чернильница. На одном из уроков на парте девы Вэнь оказался белый листок, на котором мягким текучим почерком было написано следующее: «Я быть может в поэзии хуже, чем ты, Врачевать, словно ты, не умею сама. Только знай, дева Вэнь, что порою мечты Могут правдою стать, всё равно на размах», — и лицо Вэнь Цин, когда она прочитала строки, стоило видеть. Редко она улыбалась так тепло в присутствии посторонних. Яньли поймала растерянный взгляд Вэнь Цин и кивнула, расплываясь в столь солнечной и радостной улыбке, что не обнять её Вэнь Цин не смогла. — Ты поедешь со мной в Пристань Лотоса после окончания обучения? — Только если с Вэнь Нином. — С ним. А насовсем приедешь? — Да.