Перерождение или осознанное решение демона Чëрных Вод стать смертным

      Каждую ночь Цинсюаню снился один и тот же сон. Длинный, такой разный и странный, больше похожий на мрачную сказку, которую никогда не расскажешь детям. Страшный, доводящий до дрожи и холодного пота на лбу, и одновременно до улыбки, бесконечного ощущения тепла в груди, заботы и любви. К нему невозможно было привыкнуть, но, тем не менее, каждый вечер Цинсюань ложился в кровать с мыслями: «А что же произойдёт дальше? Что будет потом?»       Пугающий и в то же время счастливый момент. Сколько Цинсюань себя помнил, этот сон снился ему всегда, с самого детства. Поначалу было страшно: маленький ребёнок способен испугаться чего угодно, что уж говорить о сне, где он, истекая кровью, был прикован множеством цепей, рвущих руки и ноги в мясо.       Врачи всё списывали на излишнюю впечатлительность. Чего только не насмотрятся дети в современном мире! Чего только не навыдумывают себе, а потом лежат в слезах и боятся уснуть. Нужно просто ограничить ребëнка от всего резкого — и всё будет хорошо.       Но лучше не становилось. Вернее, становилось, но немного не так, как себе представляли другие. Цинсюань просто свыкся со своей особенностью. Прочитал много книжек на тему снов и их трактования, и в который раз убедился, что его сон ничего не значит. Просто ему хочется больше красок, эмоций в жизни, вот и все дела.       Проворный и шумный мальчишка никогда не сидел на одном месте. Запреты и предостережения не помогали. Он просто вовремя научился врать о том, что страшные сны прекратились, о том, что всё это было детской причудой. Только так ему дали больше свободы. Только так ему позволяли быть как все: играть на улице с другими мальчишками, разбивая себе колени в кровь; ходить в кино, читать книжки, в том числе и сказки про самые разные миры.       Из семьи у него остался лишь двоюродный брат. Отец спился, а мать и вовсе отказалась от него после рождения. А брат к тому моменту уже работал, получал адекватную заработную плату. В общем, Цинсюань оказался у него. Старший брат почему-то считал, что виной всему — психическое отклонение у малыша, поэтому в его жизни появились все перечисленные выше врачи, среди которых в основном были именно психологи и психиатры. Отец всё-таки был пьющим, мать, вроде как, вообще курила при беременности. Может, и отклонения какие-либо появились?       Однако психически мальчик был совершенно здоров, значит, просто много выдумывал и обладал слишком богатой фантазией. Брат его за это не ругал, хотя частенько водил на очередной поход к специалистам, чтобы в лишний раз удостовериться, что с Цинсюанем всё в порядке.       Однако крышесносность, яркость и задор было невозможно запугать никакими снами. Вскоре они и вовсе начали казаться какими-то родными, обыденными. Только в них Цинсюань находил своеобразный покой.       Он повзрослел, друзья со двора разъехались, либо практически перестали с ним общаться; школа же не щадила никого. Появилось множество новых знакомых, однако как таковых друзей, какие были прежде, мальчику найти не удалось. Ещё и брат начал давить на него по поводу учëбы. Учителя снова и снова жаловались на характер. В общем, жизнь — не сказка. Непредсказуемая, странная и не всегда справедливая.       А вот сны... Тот необъяснимый комфорт, запах тëплого лета. Поле, деревня, множество людей рядом и человек, на котором практически всегда были лишь чëрные одеяния. Человек с размытым лицом.       Будет звучать странно, но, кажется, сны взрослели вместе с Цинсюанем. Сначала мрачные и страшные, затем спокойные и родные. В них не было детского страха и ужаса, в них уже не мелькали кровь и цепи. И только бесконечное лето, мягкие потоки воздуха и золотые колосья придавали вымыслу правды. Словно это — вторая реальность. Реальность, которая была намного ближе, нежели чем первая.       Цинсюань к ней привык и более не пугался. Жизнь после пробуждения была гораздо страшнее. В классе его частенько дразнили «бракованным». Родителей, как никак, у него не было. Да и хорошим прошлым они никогда не славились. А брат особой любви к нему никогда не проявлял. Заботился по-своему, самое нужное всегда давал. В деньгах мальчишка не нуждался, да и многого не требовал. Достаточно было просто обнять, похвалить. Это было для него самым лучшим подарком.       Остальные дети этого не понимали. Большинство из них росли в безусловной любви родителей, что всегда было далеко от Цинсюаня — он такого никогда не знал. Многие и подавно завидовали, что какой-то двоюродный брат обеспечивал мальчика на уровне, а может — и выше, чем их родители.       Зависть брала своё. Цинсюань из-за неё страдал, но улыбаться не переставал. Он всегда верил: раз уж страшные сны сменились новыми, более светлыми и нежными, значит и жизнь способна в один такой миг запросто измениться. И мама вернëтся, и друзья навестят его, и одноклассники перестанут издеваться. Всё станет лучше. Гораздо лучше.       Всё шло размеренно, своим чередом. У старшего брата начались проблемы по работе, у него были дела намного и намного важнее, нежели чем забота о самочувствии Цинсюаня.       Однажды, выдумав себе всего, чего только можно и нельзя, он благополучно сбежал из дома. Всю дорогу его мучили мысли: почему он никому не нужен? Почему родителям было настолько на него плевать? Зачем брат вообще забрал его, если нежности никогда не проявлял, они ведь даже не родные, а двоюродные? Почему все, кем он так дорожит, бросают его? Почему на него в столь раннем возрасте свалилось столько всего взрослого, столько взрослых проблем и безответственности?       Он бежал не глядя. Глаза заливали слëзы, они болели и чесались, из-за чего вся дорога была как в тумане. И этот проклятый дождь. Идеальные обстоятельства, чтобы потеряться. Хотя именно этого Цинсюань и хотел. Может, хоть так до него будет кому-то хотя бы немного дела?       Живот болезненно заурчал, а ноги подкосились. Перед глазами показалась небольшая забегаловка. Только вот денег у него с собой не было. А кушать безумно хотелось, к тому же Цинсюань сильно устал и промок. Может, хоть стакан воды ему вынесут бесплатно?       Хлопнув дверью, он оказался на пороге действительно небольшого заведения. Несколько деревянных уютных столиков покрывали красивые ажурные скатерти. Пахло чем-то смутно похожим на сандал, точно разобрать было сложно. Измученный дорогой и погодой мальчик сел за дальний столик и тихо всхлипнул, собираясь с эмоциями. — Что будешь заказывать?       Это произнесли низким голосом. Достаточно приятным, хотя и местами хриплым. Такой голос был у брата, когда он перебарщивал с сигаретами. — Можно, пожалуйста, стакан воды? Он же бесплатный?       Раздался тихий вздох. К нему подошëл высокий юноша с длинными чëрными волосами, аккуратно завязанными в хвостик, и сел напротив. Чëрный фартук поверх белой рубашки, янтарный глубокий взгляд и ярко выраженный запах сандала, терпкий и сильный. — Да, всё верно. Ты разве не потерялся, малыш? — Да не малыш я, мне 12. Вечно вы все считаете меня малышнëй!       Недовольный взгляд. Стекающая по щеке слеза. Юноша ответил всё тем же спокойным тоном: — А что плохого в детстве? — А что в нëм хорошего? — раздался приглушëнный всхлип. — Взрослым хотя бы не так больно терять!       На секунду в глазах незнакомца что-то изменилось. Он замолчал, прикусил губу и выдохнул: — Терять больно всем: и взрослым, и детям. Утрата с возрастом менее болезненной не становится.       Затем он смягчился и постучал кончиками пальцев по столу. — Хочешь сэндвич с лососем и сыром? За счёт заведения. — Не буду против.       Мальчишка вытер слëзы рукавом водолазки. Стало менее досадно от осознания, что за сегодняшний день он хотя бы сможет нормально поесть, тем более бесплатно. — Ешь, — через некоторое время на столе оказалось весьма аппетитное блюдо, хотя, на первый взгляд, совсем простое. От одного только вида у гостя потекли слюни. — Ты помнишь номера своих близких, чтобы они смогли забрать тебя? — Не помню, — протараторил с набитым ртом Цинсюань. — Брат постоянно меняет симки, а кроме него у меня никого нет. Да и не хочу я сейчас к нему. Пускай знает, каково это — на меня ругаться!       Юноша слегка скривился, после чего ответил: — Значит, я провожу тебя до дома, чтобы твой брат не сошёл с ума, разыскивая тебя. — Я же сказал, что не хочу к нему! Плевать он на меня хотел. Работа и ещё раз работа, а на меня времени у него нет. Вот пусть сейчас побегает, поищет, извинится хотя бы! — Послушай, если твой брат не говорит о том, что ты ему нужен, это совсем не значит, что это не так. Доедай и пошли, пока он с ног не сбился. Работает он, чтобы тебя у него не отобрали. Ты так хочешь оказаться в приюте или где-то вроде того?       Юноша смутился, унося грязную посуду в сторону кухни. Злости в его взгляде не было. Скорее волнение и настороженность. — Собирайся и пошли. Иначе заставлю платить. Быстрее!       Со слегка обиженным выражением лица мальчик встал из-за стола и поднял с пола промокший рюкзак. — Как тебя хоть зовут? — Хэ Сюань, — ответил тот коротко, параллельно закрывая забегаловку на ключ. — Тебя? — Цинсюань. Но друзья раньше называли меня Цинсю.       Он произнёс своё имя с улыбкой, впервые повеселев за весь мрачный и хмурый вечер. — Красивое имя. Если бы его владелец предпочитал поменьше сбегать из дома, тогда оно было бы ещё красивее. — Эй, — отозвался Цинсюань. — Я в первый раз так делаю, между прочим. Не надо меня жизни учить. Я уже почти взрослый. — В том то и дело, что «почти».       Хэ Сюань слабо улыбнулся, рассматривая небо. Солнце вновь показалось из-за облаков, а дождь совсем прекратился. Стало намного теплее и спокойнее, как на улице, так и в душе.