Позови меня, Небо…

Между прошлым и новым Заблудиться так просто! Между прошлым и новым — Непростые вопросы, Непростые ответы. Я скитался небрежно, Я искал тебя — где ты? Был мой мир безутешен. Я ломал его стены, Истребляя надежды. Ополаскивал кровью Золотые одежды. Одиноко и слепо умирал без любимой. Мне казалось, что небо Обо мне позабыло…

В.Р. Самойлов. «Позови меня, небо»

      Игорь не живёт. Дышит, ест, спит, работает, но не живёт.       Жизнь в полном смысле этого слова для Игоря кончилась ровно с последним ударом смелого, любящего, жизнерадостного Юлиного сердца.       После возвращения из Венеции в Петербург Гром будто бы озверел — сотрудники боялись ему иной раз сообщать о том, что открыто новое дело, что объявился очередной преступник, потому что знали — бедняге точно не поздоровится.       Игорь ещё более рьяно и остервенело боролся с преступностью, хотя, казалось бы — куда уж больше?       Есть куда. И Игорь боролся, так, как только мог.       Потому что из-за одного из них погибла она, его Юля, Юленька, единственное создание в мире, с которым он был нежен, наверное, её одну он любил по-настоящему. Скажи кто Грому, что он будет кого-то называть «моя девочка», целовать с утра в лоб, выполнять каждую прихоть, позволять надевать его картуз — он бы обругал сказавшего придурком и посоветовал обратиться в дурдом, ибо странные фантазии до добра не доводят.       Но эта была реальность, настоящая, не выдуманная.       Да, Игорь был действительно счастлив, он уже готовился делать любимой предложение, сказать все, что хотел, а затем махнуть с ней куда-нибудь за границу, а дальше все, как в настоящей голубой мечте — беспечная счастливая жизнь, крепкая семья, может даже дети.       Но все оборвалось, сломалось в один миг то, хотя казалось крепче кремня. Все помнится урывками: смертельный ход, Игорь ставит чёрного ферзя, слышится неумолимый писк… и реки крови хлещут страшным потоком. И ещё последнее, что он помнил — огромные, испуганные, умоляющие глаза Юли, которые больше никогда не откроются.       В себя Гром пришел только в Питере на похоронах, когда увидел тело возлюбленной. Страшную рваную рану от ошейника закрыли широким не то чокером, не то ожерельем, а лицо покойной накрасили так, что она стала совсем на себя-живую не похожа.       Игорь всегда был сильным, таким, как его учили — отец, улица, жизнь в конце концов, не плакал, потому что «мальчики не плачут». Он не плакал тогда, в Риме, потому что не желал доставлять Разумовскому такое удовольствие, не плакал в самолете…       …а сейчас, стоя у гроба, не веря тому, что его любовь, которая смеялась, шутила, целовалась, любила, лежит сейчас и больше не встанет, гроза всех петербургских преступников, бесстрашный, грозный, сильный, не переносящий слабость Игорь Гром рыдал, как маленький ребенок.       ты спасла меня, моя девочка, спасла от одиночества, от моей грубости, я хоть кому-то поверил, я полюбил, я начал учиться любить, но я не уберег тебя, Юля, Юлечка, солнце, прости, прости, прости…       Пришедшие на похороны коллеги растерянно молчали, но помочь не могли — а чем тут поможешь? На работе он был ещё суше, ещё сосредоточенней, ещё жестче обычного, собирал себя по кускам, сжимал волю в кулак, а дома…       Каждую ночь Гром засыпал голый, одинокий, почти слепой от слёз, жалкий, обнимая одеяло, лелея призрачную несбыточную мечту — а вдруг открою глаза утром, а Юля тут, смешно сопит, красные волосы растрепанные, прижалась доверчиво, а потом проснется, заколет на голове забавный пучок и отправится на кухню — заваривать нам чай…       Но каждый раз поутру Игорь обнаруживает только скомканное, мокрое от слез одеяло.       Скромная могилка на Богословском кладбище была прямо-таки засыпана красными, как кровь и Юлины волосы розами. Он приходил туда в любую свободную минуту, подолгу стоял на коленях и звал её, разговаривал, просил, чтобы забрала его с собой, как только придет время, чтобы позвала к себе на небо, рассказывал, как он старается покончить с беззаконием, говорил, что когда придет его время, он будет совсем другим и не разочарует её, обещаю тебе, Юленька, мы ведь ещё увидимся там…       Игорь не спился, не сбросился в Неву, не порезал вены и не повесился только потому, наверное, что знал: Юле не хотелось бы, чтобы он вот так бесславно погиб.       И Гром пытается жить, борется, как может, готов кого угодно разодрать в клочья. Только бы преступность исчезла. Только бы перестали гибнуть люди. Только бы смерть Юли не была напрасной...