Твари в черном

      23 апреля, 1994 год. Алатие 4, Суотало, Тохмаярви (Финляндия)       10:53       — Томи, ты уже собрал вещи? А взял шапку?!.. ТОМИ! На автобус же опоздаешь! Хватит журналы свои листать, а то я их скоро вышвырну к чертям! На концерт просился, денег выпрашивал, так почему не едем?       — Ну ма-а-а-ам… до автобуса еще сорок минут! Все я успею!       — Успеет он! Я из-за тебя еще и на самолет опоздаю… — моя любимая мамочка Мия обычно такая милая, но сегодня она зла на меня, как никогда. И ведь есть за что: я проспал и не успел привести себя толком в порядок и помочь папе в саду, разбил вазу, сжег яичницу… неудачный день, в общем. И сегодня-то у нее самой важный день, я бы даже сказал важнейший: через три часа ей нужно ехать в аэропорт на соревнования по теннису! Она готовилась к ним четыре года. — Ах, да! Тебя, кстати, ждет Ансси, — вздохнув, прибавляет мама.       — Зачем это?       — Ему нужна твоя помощь.       — А не пошел бы он в баню со своей помощью?! Он мне в прошлый раз с домашкой не помог, так что пусть катится к черту! Так я с ним еще и опоздать могу.       — Давай, давай, иди уж! Все бы успел, если б вовремя встал!        Мама покидает залу, оставляя меня наедине с журналами о Мумми-троллях и дэт-металлом в наушниках.       Я беглым взглядом осматриваю комнату. Честно говоря, она не сильно изменилась со времен переезда сюда, что было еще семь зим тому назад; правда мусора прибавилось тут знатно. Говоря о моей комнатушке, важно упомянуть, что обитаю я в единственной коморке на чердаке, но при этом у меня есть своя дверь и даже окошко с видом на улицу.       Увы и ах, несмотря на бесчисленное количество великолепных и по-настоящему дорогих вещей в моей комнате, вроде кожаной курточки от дяди Альвара, одиноко висящей на двери, алой гитарки у стола, старинных виниловых пластинок, редких выпусков журналов и коллекционных фигурок, я ленюсь и не чищу их, даже не вытираю пыль, которая порой поднимается в воздух и превращается в дымку, если тут регулярно не проветривать.       На самом деле, я не сильно парюсь оттого, что нынче вообще не учусь: до выпуска и экзаменов остается чуть менее месяца, а учебники я не открывал, наверное, с октября седьмого класса, когда одним солнечным деньком на меня напали бездумная волна мотивации и желание исправиться, похудеть да стать, разумеется, лучшей версией себя. Кончилась данная мысль, понятное дело, ничем и никак, когда уже на следующей неделе я плюнул с высокой колокольни и на диету, и на зарядку по утрам, и на стремление получить самые зачетные оценки, а потом поступить на бюджет в лучший колледж Северной Карелии, чтобы мамочка и папочка мною гордились.       

* * *

       Спустя десять минут я решительно снимаю наушники и начинаю одеваться. Покопавшись в куче тряпья на кресле, я обнаруживаю не особо вонючую жемчужину моей коллекции металл-футболок — маечку с автографом Линде Сигурта, гитариста группы «Lachrymose»! Когда он дал его четырнадцатилетнему мне в Эспоо — то был самый счастливый момент в моей жизни! Сейчас она также прекрасна, как и в тот день, правда на мое еще больше разжиревшее за две зимы пузо почти не налезает.       Помимо нее я беру из моего гардероба в виде старого ободранного кресла истертые светлые джинсы с большими карманами и красными пуговицами, вышитые мною еще год тому назад. Напялив на себя все это и, как всегда, с трудом застегнув ремень на животе, я открываю далее нижнюю полку с обувью.       Обнюхав каждую пару, я выбираю самые чистые, на мой взгляд, короткие сапожки с шипами, надеваю их и подбегаю к зеркалу, дабы оценить свой образ. Моя рука невольно тянется к потемкам одного из ящиков тумбочки, где валяется украденная у Пайви Турунен, моей одноклассницы, тушь. Я использую ее по назначению, гляжу на часы и… ужасаюсь. На них уже 11:25! До встречи у автобусного вокзала остается всего пять минут!       Пулей я выношусь из комнаты, хватаю рюкзак, обвешанный значками, перепрыгиваю несколько ступенек лестницы, обнимаю маму, врезаюсь в дверь, распахиваю ее и выбегаю во двор.       — Идиот, — отчетливо слышно произносит вошедший в коридор Ансси.       — Сынок, перестань. Он же еще ребенок. Не всем же быть таким серьезным, как ты. Дай ему повеселиться, пока молод, — мамочка глядит мне вслед и удрученно вздыхает.       — Я в шестнадцать уже задумывался о том, в какой университет поступлю. А он… в шарагу собрался вообще! — мой любимый братец еще раз бросает скептический взгляд в мою сторону, наплевательски махает рукой и уходит в дом.       — Привет, пап! Пока, пап! — я оборачиваюсь к отцу, пропалывающему клумбы, усеянные бегониями и хризантемами, что находятся прямо напротив нашей калитки.       — Томи, уже уезжаешь?.. Ну тогда до вечера! — папа кидает мне в придачу небольшой пластмассовый пакетик, внутри которого яблоки и еще семьдесят марок на еду, но их я планирую потратить на сувениры с концерта: нашивки там, плакаты и, разумеется, футболку.       Мы живем в небольшом, но уютном двухэтажном доме, который найти простому обывателю несложно, ибо наша карминовая крыша увенчана не только дымоходом с широким раструбом, но и флюгером в виде кошки, чей дизайн так или иначе привлекает всякого прохожего, посему это нормально — услышать от соседа: «Вау! Да ваш флюгер — просто бомба!». Машины у нас нет, только велосипед и папин скутер, но для развлечений и задний двор имеется, где у нас поселились ржавый гриль, стол, пара пластиковых стульев, несколько клумб с клубникой и морковью, два вишневых дерева, маленькая пихта, туя и огромная раскидистая яблоня, а также (что немаловажно) выход к пруду и в лес.       В это самом доме, на Алатие 4, постоянно обитают лишь три человека да черепашка. Мои родители — самые прекрасные, самые доброжелательные и гостеприимные люди, которых я только видел. Они заслуживают всего самого лучшего: долгой и счастливой жизни, крепкого здоровья, равновесия в душе и денег побольше. М-да… о последнем мы можем лишь мечтать.       

* * *

      Мою маму зовут Мия Лянсинен. Ей сорок восемь лет. Несмотря на немалый возраст, она всегда весела, активна и довольна жизнью; всю свою молодость она провела в компании мужа и детей. Я знаю, что несмотря на то, что я ничего в этой жизни еще не достиг, а Ансси — просто пример для подражания, она нас никогда не сравнивала, не запрещала бессмысленных вещей, но при этом оберегала и давала поистине мудрые советы по жизни.       Я всегда считал ее самой красивой женщиной на Земле: еще не утратившие свою силу русские корни придали ее волосам рыжеватый оттенок, который за годы, увы, малость поблек, но и без этого мама прекрасна так же, как в юности, как цветок, так или иначе оживающий, несмотря на суровые финские морозы.       Отец — Энкели Суоминен — мой лучший друг, мой товарищ по жизни, а также мой наставник во всех искусствах, начиная музыкой и кончая столярным делом и садоводством. Его семья была очень верующей, потому даже сына своего бабушка и дедушка назвали «ангелом». Но фамилия-то не простая: Суоми на нашем языке — это Финляндия, наша малая, но великая Родина.       Если к маме я отношусь с трепетом, чинопочитанием и вообще представляю порой, что она — богиня, сошедшая с Олимпа, то папа… он для меня более приземленный. Мне несложно поделиться с ним всем, что меня тревожит. Порой мы можем говорить часами о прошлом, о настоящем, о будущем, при это всегда находя точки соприкосновения наших мыслей. И похоже, развести на долгие разговоры у папы получается не только меня, ибо он — всеми любимый учитель финского языка в гимназии на соседнем берегу озера       Папа выглядит, как типичный сорокапятилетний семьянин: с выраженными морщинами, пузом, в очках, с бородкой и седыми перьями, которые жизнь успела оставить в его волосах, притушив светлый блонд, посему голубые глаза на фоне волос теперь выделяются еще сильнее, чем раньше.       Про нашу черепашку Эли и рассказывать особо-то и нечего, за исключением того, что папа выиграл ее в покер у какого-то аландца год назад, а вот Ансси…       Ансси — это мой пожизненный ночной кошмар. Вот человек, которого я действительно не выношу. Мой чертов старший брат, который все время упрекал и упрекает меня в том, что я «толстая малолетка». Он часто кличет меня жирным, тупым и ленивым ослом, а я его — приемным, ибо у него ярко-рыжие волосы и веснушки по всему лицу, однако мама — русая, а отец — блондин. Я-то как раз в папу пошел: голубоглазый, светловолосый, среднего роста, с пухлыми щеками, крупным телосложением, большими ушами и врожденным талантом к музыке. У Ансси же зеленые глаза, рыжие-рыжие волосы, он стройный, жилистый, веснушчатый, остроухий, педантичный трудоголик и безэмоционально-прагматичный технарь… В отличие от меня и родителей-гуманитариев.       Неплохо устроился же в жизни Ансси: ему всего двадцать семь, а у него уже прибыльный бизнес, два образования и жена Лолита, которую он обрел во время обучения в Турку! У них даже есть общий ребенок, то есть Сиву. Сиву — это самовлюбленная и избалованная, а также очень надоедливая трехлетняя тварь, которой не знакомы такие понятия, как уважение к людям и бережное отношение к чужим вещам.       Про Ансси я могу написать целую книгу, где лишь на первой сотне страниц распишу один только его алчный, лживый и завистливый характер. К несчастью для меня, они с Лолой и Сиву живут в Китее — а это значит, что он может крайне часто наведываться без приглашения к нам в дом и диктовать тут свои порядки. На сей раз рыжий остался аж на целые выходные! У него уже есть своя дочь, а он сам еще не вышел из возраста ребенка, который завидует, что младшему уделяют больше внимания. Я уверен, приезжает Анс только за тем, чтобы проследить, не заберу ли я себе всю любовь и доверие родителей, а также своей заботой ненавязчиво намекнуть, кому после их кончины должен будет достаться дом… Вот что за цирк, ей-богу?       Забавно, что в районе мы известны, как «та самая идеальная семья, которой для счастья деньги не нужны и у которой самый шикарный передний двор». Насчет переднего двора — это чистая правда, ибо мой отец обожает цветы и еще больше любит ухаживать за ними, потому наша передняя лужайка, а также сад в любой сезон выглядят лучше, чем у всех соседей! Касательно «идеальной, шаблонной» семьи, я могу поспорить: у нас предостаточно своих скелетов… Ха! Думаю, скелеты эти ни в один шкаф не поместятся!