Книга похожа на сад в кармане // 书是随时携带的花园

Комната после вечеринки пахнет вином, смехом и чем-то приторно-сладким — духами, табаком или просто остатками чужих разговоров. Музыка где-то ещё играет, глухо, как из-под воды. Но здесь уже тишина. Почти. Авантюрин сидит на диване, куртка расстегнута, глаза полуприкрыты. Щеки чуть розовее, чем обычно — то ли от вина, то ли от того, что Рацио сидит слишком близко. Их колени почти касаются. Почти — и этого уже достаточно, чтобы воздух между ними стал тяжелее. — Я думал, ты уйдешь, — тихо говорит Рацио. Его голос не обвиняет, скорее удивлен. Авантюрин усмехается, лениво, с той хриплой теплотой, что у него появляется только в полусне или в таких вот вечерах. — А я думал, ты не позволишь. Рацио смотрит на него чуть дольше, чем нужно. И вино, и тени на лице Авантюрина делают его почти незнакомым. Чуть более уязвимым. Чуть более желанным. — Я вообще многое тебе позволяю, — отвечает он, и голос у него тоже низкий, с подгрузом. Пауза. Долгая. И медленная, почти неуловимая тяга — Рацио не двигается, но взглядом будто касается кожи на шее, на ключице, там, где расстегнутая рубашка Авантюрина чуть расходится. — Рацио, — вдруг глухо, с нажимом говорит Авантюрин, не глядя. — Если ты сейчас поцелуешь меня, я не остановлю. Рацио чуть склоняет голову, будто рассматривает. — Я не собирался. — Лжец, — выдыхает тот. Медленно поворачивает голову — глаза в глаза. И в этом взгляде всё: вино, обида, старая тоска, которая никуда не ушла, несмотря ни на что. Желание, спрятанное под слоями гордости, под сдержанностью, под “мы больше не вместе”. — Мне нельзя этого хотеть, — выдыхает Авантюрин. — Мне тоже, — шепчет Рацио. — Но мы хотим. — Мы всегда хотели. Тишина. А потом — не взрыв, нет. Не страсть с разбросанными вещами. Это не тот случай. Они тянутся друг к другу медленно, как будто боятся спугнуть. Губы касаются мягко, чуть дрожащим движением — в котором больше одиночества, чем желания. Больше прощения, чем страсти. Ткань рубашки шуршит под пальцами, когда Авантюрин осторожно касается плеча Рацио, будто проверяя — не исчезнет ли он. Рацио отвечает тем же: медленно скользит ладонью по его спине, улавливая изгиб, тепло, дыхание. Всё настоящее. Всё — слишком. Когда они оказываются на кровати, движения такие же неторопливые. Никакой спешки. Только попытка не разрушить момент. Удержать его, как тепло от бокала вина в замерзающих пальцах. Они оба пьяны — но не от алкоголя. От друг друга. И когда тела сближаются, когда дыхание становится громче, когда глаза ищут глаза даже в темноте — это не просто секс. Это отчаянная, последняя попытка вспомнить, каково это: быть рядом, хоть на ночь. Авантюрин ложится на спину, глядя в потолок, но Рацио не сразу касается его. Сначала — просто смотрит. В полутьме его взгляд кажется куда мягче, чем обычно. Будто в нем было разрешение. Или прощение. А может, и то, и другое. Авантюрин поворачивает голову, встречает этот взгляд — и уже сам протягивает руку. Пальцы касаются ключицы Рацио, как будто проверяют температуру. А потом — чуть сильнее, цепляются за ткань рубашки, подтягивают ближе. Без слов. Поцелуй на этот раз — медленный, горячий. Рацио опирается рукой рядом с его плечом, другой — скользит по телу, легко, будто не решается на большее. Он касается шеи, грудной клетки, проводит пальцами по ребрам — и Авантюрин задерживает дыхание, будто каждое прикосновение обжигает. Он выгибается навстречу, сам толкает движение вперед — и они встречаются вновь, теперь уже грудь к груди, колено к бедру. Дыхание сбивается. Рацио целует его шею — не спеша, будто смакуя. А пальцы тем временем распускают пуговицы — на нем, на себе. Всё делается молча, с почти религиозной осторожностью, как будто каждый следующий шаг может быть последним. Когда их тела, наконец, сталкиваются — кожа к коже — они оба замирают. Рацио опускает лоб к его виску. Их дыхание синхронизируется. — Всё нормально? — шепчет он. — Да, — хрипло отвечает Авантюрин, почти неузнаваемым голосом. — Не останавливайся. Рацио касается его бедра, скользит ладонью ниже. Движения осторожные, неторопливые — как будто он выучил это тело наизусть и боится повредить, испортить. И когда он входит — медленно, сдержанно — Авантюрин закрывает глаза и выдыхает сквозь стиснутые зубы. Не от боли. От чего-то большего. Слишком много накопилось — пустоты, желания, несказанного. Движения становятся ритмичнее, глубже, но по-прежнему не теряют этой дрожащей нежности. Это не торопливая страсть — это медленное погружение в кого-то, кто когда-то был домом. Авантюрин тянет руку к затылку Рацио, вплетает пальцы в волосы, и тянет ближе — не целовать, не видеть. Просто быть ближе. Рацио шепчет его имя, глухо, с надрывом. Как будто не верит, что он здесь. И когда всё заканчивается — нет кульминации, нет яркого взрыва. Только долгий, затяжной выдох. Сложенные вместе ладони. Горячие лбы. Тихий, немного растерянный шепот: — Я всё еще тебя люблю. Но ответ не следует. Потому что оба знают: любовь — не всегда повод остаться.