Живой

      Пальцы набирают пароль почти автоматически. Не подходит. Следующий. Тоже мимо. Сережа пытается вспомнить хоть что-то из того, что происходило за последний год в этой обтянутой белыми стенами камере, кроме бесконечных таблеток и Птицы в зеркале. Всё не то. Таймер на мониторе сверху давит на нервы и не думает останавливаться, где-то на фоне слышен грохот. Не оборачиваться! Пароль. Он в изнеможении закрывает глаза, но руки делают свою работу. Птица или нет, тело помнит. Судорожный вдох, осталось только отключить код. Пару простых команд, которые невозможно забыть даже находясь в небытие. Отключено. На фоне все подозрительно стихает. Оборачиваться страшно. Страшнее чем когда он впервые увидел Птицу, чем когда Гром влетел в его камеру и чуть не убил, почти так же страшно, как когда пришла та похоронка… — Серёж! — знакомый голос окликает его и мысли пропадают. Он оборачивается на чистом рефлексе, как всегда делал в детстве, как после стал делать с Птицей, так убедительно игравшей Олега столько времени. Он оборачивается и видит то, к чему не был готов. Олег стоит над Громом, закрутив тому руки и держа пистолет у виска. Сережа последнего даже не видит. Перед его глазами пробегает образ Олега-Птицы, всегда с идеальной укладкой, в выглаженном, на самом деле даже не существующем, пиджаке. Этот Олег разительно отличается. У него слегка помятое лицо, странный костюм, напоминающий какого-то террориста-смертника, и такие яркие глаза! — О-олег, Олег, Олег! — он срывается на крик и тут же подлетает к нему, не смотря на всё стекло на полу. Он не чувствует боли, не чувствует слабости, которая не покидала его последний год, ему просто нужно коснуться. Убедиться что он настоящий, не очередная иллюзия воспалённого сознания. — Ты жив! Господи, ты живой! Олег хмурится и убирает пистолет от Грома, что бы иметь возможность подхватить влетевшего в него Серёжу. — Серый, ну ты куда по стеклу-то? Живой я, конечно, куда денусь, мы же с тобой весь год виделись, план этот твой огромный обсужали — Олег обрывается на полуслове, слыша всхлип. Он неверяще отрывает от себя голову Сережи, вцепившегося с такой силой, будто отпусти он, и весь город вместе с ними обрушится в Неву. Сережа действительно плачет. В голубых глазах стоят слёзы и столько отчаянья что Олег теряется. Действительно, весь последний год любимые глаза отражали только песок пустынь и жидкое жёлтое безумие. Очень осторожно, будто боясь спугнуть навождение, он защелкивает пистолет обратно в кобуру и неуверенно тянет руку к Сережиному лицу, боясь прикоснутся. Птица, даже сидя в клетке не подпускала Олега на расстояние выстрела к себе и уж точно не одобрила бы касания. Но сейчас это не Птица, сейчас перед ним тот, ради кого он сорвался из пустынной Сирии только услышав о новостях, тот, кому он поклялся в верности, уходя в армию много лет назад и тот, чей старый взгляд он уже не надеялся увидеть. Чуть увереннее он кладёт руку на щёку Разумовского, автоматически утирая слёзы, как будто не было этих лет поразнь, как будто Серёжа опять разбил коленку и он его успокаивает. — Это не я был, Олеж! Это Птица, он был тобой! То есть чумным доктором! Весь этот план, это не моё! Я даже не знал что ты жив…Прости меня, прости, — Сережа сбивается на совсем уже истеричной бормотание и Олег понимает что надо действовать. Одним рывком он поднимает лёгкое тело в больничной робе на руки, бросает предупреждающий взгляд на Грома, который пытается размять вывихнутую руку, болезненно шипя. Он не уверен, что делать с ним, но в приоритете сейчас вытащить Серёжу. — Я знаю, Сёреж, я знаю, давай сматываться, мента твоего тут оставляем? — Гром наконец-то приходит в себя и неверяще таращится на него. — И куда вы собрались? Ваши данные у всего города, вас дрон ликвидирует не успеете выйти! И кто сказал что я вас куда-то отпускал, — Игорь встаёт из последних сил, но отступать явно не намерен. — Игорь, пожалуйста… — Сергей не успевает даже договорить, как вмешивается Волков, стрельнув опасным взглядом в Грома, он достает пистолет, не отпуская Разумовского. — Ты недооцениваешь меня, Гром, если думаешь что плана отхода нет. К твоей удаче у меня есть более важные дела прямо сейчас, оставлю вас развлекаться, — он резко отпрыгивает назад, под ещё каким-то чудом сохранившуюся арку у входа и накрывает голову Разумовского своей. Сверху, через то, что осталось от огромных окон влетает Хольт и начинается ад. Олег разворачивается, унося себя и самого дорогого человека подальше от всего, что они сами и создали. Сережа в его руках затих и только сильнее прижался к груди, как будто с каждым быстрым стуком Олегова сердца убеждая себя — вот он, живой! — Я выключил дроны, там был какой-то вирусный код, я не помню что, но если это дело рук Птицы то ничего хорошего, — Волков хохотнул. Прицельный геноцид половины города действительно сложно было назвать «хорошим», хотя Олег редко утруждал себя моральными рамками. — Молодец, Серёж, теперь нам ничего не помешает. Держись, тут немного осталось, — он аккуратно проскочил под мост, где предусмотрительно оставил чистую машину с новыми номерами и всем необходимым. Со стороны моста раздался взрыв, Сережа в его руках вздрогнул. — Да все нормально будет с твоим ментом, Хольта я неплохо отделал заранее. Олег сажает Серёжу на заднее сиденье, хватит и одного узнаваемого лица за рулём, как бы его не меняла шляпа и очки. Разумовский не сопротивляется, но отпускает Олегов бронежилет только со второй попытки, когда Волков, мягко но настойчиво берёт серёжину руку и отцепляет от себя. Тот глядит загнанным зверем и внутри Олега все скручивается от желания просто обнять его и сидеть так, на заднем сидении простенькой легковушки, и гори огнём Гром и Питер с ним, но нельзя. Нужно вытащить Серого, а потом они поговорят. Обязательно поговорят, и об армии, и о птице, и о треклятой похоронке, и о годе в дурке, где Олег метался и делал все, что просили, но не узнавал любимых глаз. Пока достаточно было сказать только самое главное, а дальше они разберутся. — Я люблю тебя, Серый, мы со всем теперь справимся. — он аккуратно касается губами лба застывшего Разумовского, пытающегося осознать реальность происходящего. Быстро хлопает дверью и запрыгивает за руль. Совсем недалеко от города их ждут его ребята, поддельные паспорта и домик в Венеции, купленный с одного из первых наёмничьих гонораров с одной лишь целью — привезти туда Серёжу. — Я тебя тоже, Олеж, тоже люблю, все эти годы любил, — слышится сзади тихий, но уверенный голос и Олег улыбается. Всё это было не зря, он бы сделал втрое больше чтобы снова услышать до боли родные слова от самого важного человека. Он догадывался о том, куда делась Птица. Грома было даже немного жаль, но это больше не было его делом. На этом моменте Олег Волков и Сергей Разумовский официально числятся мёртвыми, он позаботился, а у них всё ещё только впереди.