Сострадание и возмездие

Игорь глядел в его глаза и не видел ничего, кроме боли и злости. Сквозь пелену слез Гром мог различить цвет радужки — голубой. Сам Гром задавался лишь одним вопросом — почему. — Они будут любить меня, — жалобно произносит Разумовский, губы его дрожат, по щекам текут реки слез. Гром видел перед собой ребёнка. Чувство жалости алыми розами начало прорастать у него из груди, оставляя порезы колючими шипами, теперь кровоточила не только кожа. Проматывая в голове психологический портрет Разумовского, Гром складывал пазл, образующийся в целую картину, в которой можно было разглядеть выход из сложившейся ситуации. — Они не будут любить тебя, — голос Игоря звучал размеренно, — как же ты не понимаешь? Ты забираешь жизни людей. Думаешь люди любят за это? Дрожащие руки Сергея опустили пистолет. Руки Грома прикоснулись к рыжим волосам, бледным скулам. Пальцы стёрли слезы с повреждённой кожи. — Ты ослеплён местью. Очнись, родной. Обычно это слово применялось для издевательства. Тогда оно звучало неестественно, мерзко, подло. Сейчас же это «родной» звучало искренне. Призма ненависти и мести не сходила с глаз Разумовского. Он не видел его добрых глаз, но слышал его ласковый голос. — Очнись, родной. Разумовский чувствовал его руки на своих плечах, они согревали тело, но сердце оставалось холодным. Эмпатия. Гром ненавидел это чувство. Оно не уместно по отношению к врагам и убийцам. Игорь всегда считал, что чувство сострадания должно быть чуждо настоящему полицейскому. В какой-то степени он ошибался. Разумовский опускается на колени Грома, тот с ужасом глядит на белую, пропитанную кровью, рубашку. Сейчас, прижимая к себе дрожащее тело Разумовского, глядя в его светлые глаза, вдыхая запах его крови, Гром чувствовал как его сердце до краёв наполняется состраданием, оно разливалось по всему телу, причиняя жуткую боль. Это чувство жаждало выражения. Гром провёл пальцами по губам Сергея, вытерев их от крови и накрыл их своими сухими губами. Сергей не почувствовал прикосновения, теперь он не чувствовал ничего. Любовь нужна только живым. Разумовский застыл, только глаза его отразили последние эмоции — страх, боль, сожаление, печаль. Гром не забудет никогда эти пустые, потухшие глаза. И лишённое жизни окровавленное тело на своих руках. Следующие два дня Гром провёл как в тумане. Перед глазами всё ещё стоял образ Разумовского. Чаще всего последние секунды его жизни. Мысли путались, но Гром, выхватывая самые важные, пытался сложить их в единую суть. Возмездие — это то, что нужно было Разумовскому. Месть за сорванные планы, разрушение целостного выстроенного мира, причинение боли. Гром понимал всё. Он осознал, что должен остановиться. Ему казалось правильным — причинять боль плохим людям, отбирать у них жизни. Но стоило только перед глазами возникнуть Разумовскому, как всё сознание Грома менялось, отзеркаливалось. В борьбе с теми, кого он так ненавидел, он сам становился таким. А ведь они с Разумовским чем-то похожи. Оба любят мстить. Игорь глядел на свои руки и видел на них кровь, даже когда они были чистыми. Он смотрел на своё отражение и видел убийцу. Ещё он видел Разумовского за своей спиной и, закрыв глаза, слышал его голос. — Теперь ты понимаешь? Теперь он понимал всё.