Теплый ветер

Засыпай, на руках у меня засыпай Засыпай под пенье дождя Далеко, там, где неба кончается край Ты найдёшь потерянный рай.

Потерянный рай Ария.

***

      Гром вряд ли забудет когда-нибудь тот день.       Голубые глаза смотрели на него с недопонимаем, страхом и мольбой, будто он просил Игоря: "Я не хочу умирать, я еще слишком молод... Прошу, сделай что-нибудь". Но что мог сделать Игорь? Ничего. К своему ужасному несчастью. А потом эти глаза застыли на одной точке, а сам он уже не дрожал. Он помнил, как дрожала рука, поддерживая на коленях уже мертвое тело и закрывая безжизненные глаза, ощущая еще теплоту лица и мягкие ресницы. Этот момент еще долго будет сниться ему в кошмарах.       Гром долго винил себя за все, чувствуя внутри огромную боль. Не смог он спасти всех. Обида за себя, когда из-за своей злости избивал Сергея, слушая его хрипы и смотря в глаза, которые поменяли свои радужки из желтого в голубой цвет, глядя на Грома с детским недопониманием, болью и боязнью. Игорь чувствовал себя чудовищем.       Он знал, что у Разумовского раздвоение личности и всячески пытался убедить себя, что Сережа все равно во всем виноват. А в глубине души таились угрызения совести. Но ведь это из-за Птицы, ведь сам Сережа хотел по-другому, не стать серийным убийцей, а вершить правосудие и помогать людям. Это его привело к чертовому Рубинштейну, который вместо лечения пытал его и делал настоящего монстра. В такие моменты Грому самому хотелось убить такую мразь. Плевать было на законы и на свои же собственные слова: "Нельзя убивать людей, даже самых последних тварей". За такое и сесть в тюрьму можно.       После окончания всего кошмара, Игорь сам решился сходить в морг где лежали погибшие люди из-за той чертовщины. Разрешения дали быстро. Морг окутывал своей холодной атмосферой, ощущения будто ты уже попал в мир мертвых. Холод и ужасный запах гниющего тела. Гром бывал часто в таких местах, чтобы рассмотреть тело убитого, если велось какое-либо расследование. Тело Разумовского готовили к завтрашним похоронам, а гроб должен был заколоченный, так как людей будет мало и смотреть не на чего. Лицо было бледным, смерть придала еще больше худобы. А так же оно вытянулось. О, как же Разумовский сам на себя не был похож... Впалые щёки, кожа прозрачная, словно тонкая пленка и уже были видны синие вены на веках. Безкровные губы, раны от его ударов и тускло рыжие волосы рассыпались около бездушного тела. Игорь потянулся к руке Серёжи. Та стала так же еще больше худощавой, кости очень хорошо видны, а пальцы выглядели будто длиннее. Слов не нужно было, он знал, когда все расскажет, поэтому просто прижался губами к руке в последний раз, ощущая мертвенный холод и отпустил ее. Много не мог быть здесь, так что быстро исчез из того ужасного места.

***

      — Завтра суд... Знаешь, я хочу уйти в отставку. Здорово, да? Как ты и хотел... Судьба и правда непредсказуемая, но раз все потерял, надо до конца терять. Прости, что на похоронах не присутствовал, гробы меня начали отталкивать... Даже к Федору Ивановичу не пришел. Но я после тебя пойду к нему.       На кладбище было тихо, холодный ветерок гулял около могил пробираясь под кожанку. Возле свежей скудной могилы лежали единственные две гвоздики. Гром стоял рядом, смотря на крест и фото, а внизу надпись. Ему не постарались сделать многое и конечно без слов: "помним, любим, скорбим". Хотя Игорь был уверен, памятник можно было бы поставить, но это уже не его дело. "Хотя бы что-то" — промелькнуло у него в голове. Рука провела по кресту, в другой руке держал еще две гвоздики для Прокопенко. Он вздохнул тяжело.       — Ты был прав, у нас правда все получилось. Пусть даже... С такими жертвами.       После того как Игорь шел к другой могиле, в какой-то момент холодный ветер сменился теплым, лаская его щеку.