Written in Blood

      Тихий стук дождя был единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты, в которой Северус Снейп стоял, глядя в окно. Ему нравился дождь: он одновременно и успокаивал, и подавлял все еще новое для него отвращение к солнечному свету. Но он также ненавидел его за то, что заставлял погружаться в неприятные воспоминания, чего он всегда старался избегать. Он нахмурился, глядя на свое едва различимое отражение в залитом водой стекле, и боролся с воспоминаниями, угрожавшими вырваться на поверхность его разума.       Внезапно почувствовав тоску по запаху петрикора, он открыл окно и нагнулся вперед, запрокинув лицо к небу и глубоко вдохнув. Его обостренное обоняние уловило незначительно повышенное содержание кислоты в дождевых каплях, запах свежей травы, которая была вытоптана гуляющим внизу кроликом, и направление едва уловимого ветра на северо-восток.       Еще было ощущение бьющихся повсюду сердец. Маленькие, как у кролика, большие, как у оленей, пасущихся в ближайшем лесу, и те, что были в поместье Малфоев, хотя последние бьются так же медленно, как и его собственное. Постоянное сердцебиение каждый день раздражало, поскольку ему еще предстояло разобраться, как перестать обращать на это внимание. Иногда ему удавалось закрыть свой разум и сделать жажду более терпимой, но в других случаях, когда он позволял своему голоду подняться до опасно высокого уровня, это чувство пульсировало в его голове, пока он не насытится.       Так мысли привели его к еще одной вещи, которую он презирал, — пище. Путем многочисленных проб и ошибок он понял, что может спокойно прожить неделю, прежде чем ему захочется есть, и именно так он и поступал.       В попытке подавить презрение к самому себе Северус слегка высунулся из окна, позволяя легкому порыву ветра взъерошить волосы. Первые три месяца после своего превращения он провел в отчаянных попытках найти способ снять проклятие, обратившее его. Но когда мрачная неизбежность стала очевидной, он начал искать подходящие альтернативы.       Все попытки синтезировать кровь — магическую или нет — оказались бесплодны. Кровь животных хотя бы отчасти утоляла голод, но не уменьшала сводящие с ума звуки сердцебиения. Собранная заранее человеческая кровь была еще одним шагом вперед, однако ее по-прежнему не хватало для настоящего, долгосрочного решения. И кульминацией всех его усилий стало осознание того, что, если он захочет достичь чего-то, отдаленно напоминающего спокойствие, ему придется пить прямо из источника.       Неудивительно — кажется, для всех, кроме него — что в волшебном мире было бесконечное множество «добровольцев» на такую роль и столь же неудивительно, что Люциус наладил связи, которые позволяли им обращаться к этим «волонтерам» в любое удобное время.       Северус вздохнул, не обращая внимания на то, как его намокшие волосы прилипли к щекам и шее. Он не мог полностью винить главу Малфоев за то, что тот так быстро смирился с этой новой жизнью, честно говоря, это его устраивало. Драко повезло меньше — он все еще пытался научиться контролировать и сдерживать себя в присутствии людей. В то время как Люциус решил просто «натравливать» кровавых девиц — как он любезно их окрестил — на своего сына, Северус же взял на себя роль учителя и показывал, как держать себя в узде. Это была главная причина, по которой он поселился в поместье Малфоев — и он упорно игнорировал вторую причину. Его крестнику еще предстояло пройти долгий путь в обучении, но прогресс на то и был прогрессом. Особенно когда продолжительность жизни человека, составляющая немногим более века, увеличилась до нескольких тысячелетий.       — Знаешь, Северус, теперь, когда ты вампир, ты вряд ли умрешь от холода.       — Зато можно помечтать. — Северус повернулся и бросил на Люциуса надменный взгляд.       — Почему ты такой мрачный, старый друг? — Люциус прислонился к стене, скрестив руки на груди. — Катарина скоро будет здесь. Я знаю, что она твоя любимица.       — Она мне нравится просто потому, что она единственная, кто не умоляет трахнуть ее, — мрачно пробормотал младший мужчина.       — Еще одно твое воздержание, которое я никогда до конца не пойму, — вздохнул Люциус. — Трахать кого-то, одновременно выпивая их кровь, сродни совершенно новому уровню удовольствия. Я не знаю почему...       — Нет, ты знаешь, — прошипел Северус. Молнии в его глазах указывали на то, что нужно было сменить тему.       — Если уж на то пошло, хороший секс мог бы излечить тебя от этого сварливого уныния, в которое ты, кажется, так упорно стремишься себя окунуть.       — Я разберусь со своим унынием сам, спасибо. — Северус оскалил зубы, и кончики его клыков прижались к нижней губе.       — Поступай как знаешь, — пожал плечами Люциус, — но придет день, когда ты сдашься, будь то из-за интереса или из-за того, что ты слишком напряжен. Лучше сделать это на своих условиях, чем позволить жажде крови управлять тобой.       — Я вполне способен... успокоить себя, Люциус, — усмехнулся он, — тебе не нужно беспокоиться об этом.       — Ну, если ты передумаешь, Катарина будет здесь примерно через десять минут, — ухмыльнулся ему Люциус. — Я пришлю ее в чем мать родила.       Он сбежал прежде, чем Северус успел его проклясть. Наверное, уже в тысячный раз Северус задумывался, не стоит ли ему, наконец, покинуть поместье и разобраться с некоторыми вещами, которые он до сих пор игнорировал. Это, безусловно, было бы долгожданной передышкой от постоянных попыток Люциуса затащить его в постель к кому-нибудь. Но он пообещал Драко, что останется, пока они оба не будут уверены, что мальчик может держать себя в руках среди людей.       Он помассировал виски в попытке избавиться от начала одной из своих частых мигреней и был раздражен тем, что превращение в вампира ни в малейшей степени не избавило его от них.       — Сильнее, быстрее, чувства обостреннее, меньше шансов умереть... — проворчал он вслух. — Но головные боли никуда не делись.       Каждый раз, когда он откладывал прием пищи дольше, чем следовало, мигрень усиливалась почти до невыносимого уровня, как будто чужеродное проклятие, наполняющее его вены, точно знало, как заставить его поесть. И мало что можно было сделать, чтобы остановить это.       Он в очередной раз проклял свое бессмертие, сочтя утомительной мысль о том, что смерть настолько недостижима. Он не стремился покончить с собой... Но и не прикладывал особых усилий, чтобы избежать этого. И если не считать того, что ему могут воткнуть кол в сердце, вряд ли это произойдет в ближайшее время. Внезапный тихий стук в дверь заставил Северуса поднять взгляд и вздохнуть с облегчением, когда вошла знакомая рыжеволосая женщина, а главное — полностью одетая.       — Здравствуйте, мистер Снейп, — вежливо поздоровалась она.       — Здравствуй, Катарина, — вздохнул он, жестом приглашая ее войти. — Я вижу, Люциусу не удалось убедить тебя прийти голой.       — Совсем недавно я научилась не обращать на него абсолютно никакого внимания, — она ухмыльнулась.       — Тогда я должен заметить, что ты уже неплохо преуспеваешь в жизни, — язвительно заметил он и сделал приглашающий жест. — Ты не будешь возражать, если мы сегодня постоим под дождем?       — Вовсе нет, — она покачала головой и присоединилась к нему у окна.       Судя по нарастающей головной боли, он предположил, что на этот раз жажда крови может быть немного сильнее, и надеялся, что ощущение дождевых капель на теле поможет сдержать ее. Рыжеволосая, не говоря ни слова, склонила голову набок, обнажая шею, и он сделал ровный вдох. Сегодня ее сердцебиение казалось особенно громким, и оно билось в такт с болью в его венах.       Он схватил ее за плечи и наклонил голову, пока его клыки не проткнули ее кожу и не добрались до сонной артерии. Его губы прильнули к сочной трепещущей точке, и он стал пить. Он уже чувствовал, как злобные щупальца глубокой, пульсирующей потребности терзают его, приказывая «Пить больше, кусать сильнее, взять ее». Но по самой своей природе он боролся с этим. Он сосредоточил свое внимание на чем-то постороннем, хотя и не мог по-настоящему сконцентрироваться ни на чем, и, когда жжение усилилось, он понял, что другого выхода нет. Его пальцы впились в руки Катарины в тот момент, как он наконец предался самоанализу, которого так старался избежать ранее. Он позволил себе заново пережить день, когда они все обратились...       — Они сделали это! — Северус услышал голос Хагрида, прогремевший над разрушенной территорией Хогвартса. — Они победили его!       Его взгляд проследил за указательным пальцем полувеликана и заметил, как тело Волан-де-Морта медленно растворяется в сером тумане. Впервые за десятилетия он действительно испытал ошеломляющее чувство облегчения. Чувство, которое не сдерживалось ни страхом, ни беспокойством, ни боязнью чего-либо еще. Просто чистое, ничем не обремененное облегчение. Он даже хотел улыбнуться, когда туман внезапно начал двигаться сам по себе, против ветра.       — Подождите, что происходит? — Он случайно услышал вопрос Рональда Уизли.       Все, кто остался на поле боя, замерли, когда туман разделился на быстро движущиеся ручейки и направился к намеченным целям. Северус поднял палочку, но недостаточно быстро, чтобы отразить атаку: одно из зловещих щупалец метнулось прямо к его левому предплечью. От силы удара у него разорвался рукав, и он в ужасе наблюдал, не в силах сдвинуться с места, как туман проникал в его темную метку. Снейп бегло оглянулся и заметил, что был не единственным, кого прокляли на то, чтобы пройти через этот новый ад, поскольку у всех Пожирателей Смерти были похожие шокированные лица.       Несколько секунд ничего не происходило.       Затем все, что он знал, было вытеснено ощущением холода — настолько глубокого, что он обжигал, проникая в каждую клеточку его тела. Он упал на колени и зажал уши, чтобы не слышать шума собственной замерзающей крови. В тот момент он был уверен, что вот-вот умрет, особенно когда вся его жизнь начала проноситься перед глазами. Видения его измученной юности, издевательств в школе, момент, когда он назвал своего единственного друга детства грязнокровкой, проносились в его голове.       Пока это все не остановилось на одном конкретном воспоминании, которое он не просто так держал под замком. Но, чем бы ни было это проклятие, оно, похоже, считало, что он ничего не должен скрывать, и он увидел, как идет по Косому переулку к книжному магазину. Когда он вошел внутрь, ему показалось, что он погружается в свое прошлое; он даже почувствовал запах книг, окружавших его. Это было местом спокойствия и, возможно, даже радости. До того самого дня. Тогда он решил полистать книгу о темных искусствах и вдруг услышал голоса. Один из них он не узнал, а другой, как он сразу понял, принадлежал Лили Эванс.       Он услышал ее хихиканье и придвинулся ближе, прислушиваясь к словам. Лили что-то рассказывала своей подруге о кольце, о том, какое оно прекрасное, и как она была удивлена. Но разговор стал полностью понятен лишь тогда, когда подруга спросила про свадьбу. Лили выходила замуж... за Джеймса... и она казалась невероятно счастливой.       Сердце Северуса сжалось так сильно, что книга, которую он держал в руках, упала на пол с глухим стуком. Он поспешно наклонился, чтобы поднять ее, но когда выпрямился... его встретила пара широко раскрытых, полных ужаса зеленых глаз. Она произнесла его имя, и в этом было столько жалости... Его поведение мгновенно изменилось, и он смерил ее взглядом настолько презрительным, насколько это было возможно, несмотря на ошеломляющее чувство, охватившее его в этот момент. Когда она вздрогнула, он попытался изобразить мрачное удовлетворение, но все, что у него получилось, было только выражением пустоты на лице. Разве не прошло всего несколько дней с тех пор, как Лили поцеловала его и сказала, что тоже любит? Очевидно, она наконец-то сделала выбор между ним и Джеймсом...       В следующее мгновение Северус внезапно увидел, как присоединяется к Пожирателям Смерти, чтобы произвести впечатление на Лили и попытаться вернуть ее расположение. Он кричал своему прошлому «я» не делать этого, бежать, сделать хоть что-то, только не позволить Волан-де-Морту запятнать его той самой меткой, которая пыталась убить его сейчас. Он моргнул и мгновенно прижал мертвое тело Лили к своей груди; ему казалось, что эта агрессивная, ядовитая магия питается его страданиями, наслаждается его слезами, и это обжигало. Он умолял о конце, чего бы это ни стоило.       Затем Лили исчезла, и он оказался на Астрономической башне с палочкой, нацеленной на Альбуса Дамблдора. Он сопротивлялся этому изо всех сил, но с его уст все равно сорвались слова, которые будут мучить его до конца жизни. Когда он снова увидел, как жизнь угасает в глазах его наставника, свистящий, всеохватывающий голос Волан-де-Морта прошипел в его голове: «Это последний подарок моим верным последователям». Проклятье пронзало, замораживало, обжигало; Северус раскололся на миллион осколков и возродился благодаря чему-то более темному, пугающему. Этого было одновременно слишком много и недостаточно.       Как раз именно в тот момент, когда он почувствовал, что вот-вот разорвется от невыносимой боли, он с криком очнулся на земле. Его дыхание было прерывистым и быстрым, глаза отчаянно пытались привыкнуть. Почему стало настолько светло? Все было таким громким, и звуки какого-то бесконечного стука обрушивались на него, как удары.       Он услышал, как кто-то произнес его имя: кто-то знакомый, словно луч света, пробившийся сквозь эту трясину боли и ошеломляющих ощущений. Прищурившись, он смутно смог разглядеть Минерву и Гарри, которые склонились над ним. На их лицах читалось беспокойство. Минерва протянула руку, чтобы убрать волосы с его глаз, и ее прикосновение обожгло кожу. Что-то струилось под ее плотью, чего он хотел, чего он жаждал, и он бы разорвал ей горло, чтобы добраться до этого, если бы мог... «НЕТ!» — взревел он, встретившись с испуганным взглядом женщины, которую считал своим самым близким другом. «Минерва, прекрати это! Пожалуйста!» — он стиснул челюсти, каждой клеточкой своего тела борясь с новыми, ненасытными инстинктами. Он почувствовал два маленьких укола на нижней губе и вкус крови. «МИНЕРВА!» — его крик прозвучал как рыдание, отчаянная мольба о спасении от этого извращенного существования. Его губы скривились в оскале, и он не знал, что произошло бы дальше, если бы Минерва не вырубила его.       Северус вынырнул из воспоминаний, отогнав их на задворки сознания, и с тихим влажным звуком отстранил свои клыки от Катарины. Он слегка покачивался, балансируя между пьянящим наслаждением, вызванным насыщением, и болью от воспоминаний.       — Спасибо, Катарина, — пробормотал он, быстрым взмахом палочки высушивая их обоих и закрывая окно.       Она поняла, что это было тихое прощание, и опустила голову.       — Ах, я вижу, вы все еще полностью одеты, — разочарованный голос Люциуса был нежелательным вторжением.       — Твой глупый план провалился, уходи. — Северус прищурился.       — Честно говоря, Катарина, я не знаю, как ты его выносишь, — Люциус закатил глаза.       — Я думаю о тебе так же, как и он, — язвительно заметила она, вызвав мимолетную ухмылку Северуса.       — Какая наглость. Мне нравится это в женщинах. — Блондин ослепительно улыбнулся ей, предлагая локоть. — Проводить тебя до двери?       — Соглашаюсь только потому, что иначе я бы потерялась в лабиринтах этого дома, — ответила она, взяв блондина под руку.       — Эта ночь в твоем распоряжении, Северус, — бросил Люциус через плечо, выводя Катарину. — И не забудь, что завтра придет сотрудник Министерства для первого сбора образцов крови. Нас попросили вести себя хорошо и сотрудничать.       — Точно, — вздохнул Северус, когда его оставили наедине с собой, — министерский сотрудник…       Он сел в ближайшее кресло из розового дерева и замши, устало проводя рукой по волосам. Он мог вспомнить очень многих сотрудников Министерства, с которыми не хотел иметь дело завтра. И хотя список тех, кто нравился ему еще меньше, был бесконечен, существовало одно конкретное имя, которое заставило его сузить глаза и презрительно прорычать: «Лонгботтом».       Мерлин милостливый, пусть это будет кто угодно, но лишь бы не он.