Благословение отца

       — Тебе не кажется, что ты явился слишком поздно, а, папаша? — хрипит Килби, и несмотря на свою спесь и злобу все же льнёт к рукам сестры, прижимаясь к ней столь сильно, что кажется, что он желает раствориться в ней, в ее объятиях, любви, заботе, а Шинономе и не протестует, напротив, она и сама не желает отпускать брата, не после того, что с ним случилось, не после того, какое наказание он понёс.        — Лучше поздно, чем никогда, верно же? — голос отца спокойный, ровный, безэмоциональный, совсем не такой, каким его помнят Шинономе и Килби, нет, раньше он был совершенно другим, он был взрывоопасным, полным злобы, гнева, жажды разрушения, но, видимо, с течением времени даже пыл их отца поостыл, и оба близнеца этому рады, ведь раньше за такую дерзость их ждало суровое наказание, ведь дракон никогда не отличался милосердием, и уж тем более любовью к своим детям, по правде говоря самое счастливое воспоминание, связанное с отцом, что у них было - его уход, но их мать, к сожалению, такой позиции не разделяла, и в этом они никогда не могли и не смогут ее понять.        — Зачем ты всё это делаешь, отец? — Шинономе пыталась быть спокойной, но у нее это не вышло, голос драконихи преисполнился злостью и нотками первобытного страха, страха, который могли только те, кто узрел дракона воочию, во всей его разрушительной красе.        Дракон тяжко вздохнул, недовольно цокая, явно не удовлетворённый реакцией его старших детей. Он легко поправил свои длинные русые волосы, ниспадающие до пола. Человеческий облик. Для их отца это было что-то очень даже новенькое. Ранее он никогда не принимал человеческий облик, и в некоторой степени даже презирал его, считав слабейшей и наиболее неудобной формой. Но теперь он стоял перед ними. Он все так же возвышался, но это был не тот огромный дракон, а очень высокое существо, походящее на человека. Яркие фиолетовые глаза, в который то и дело сверкали розовые пятна. Нежно-розовая кожа, что на первый взгляд кажется нормальной, человеческой. Роскошные одеяния и меч на поясе. Меч. Их отец презирал любое оружие. Он без устали повторял, что они - оружие, что иного им не нужно. Со времен их последней встречи он действительно изменился.        — Я ваш отец, и да, в кои-то веки я вспомнил про это. Просто прекратите воротить нос и примите мой дар, — отец закатил глаза, и это шокировало близнецов еще больше, ведь это был человеческий жест, жест, который он ненавидел.        — Что-то ты не задумывался над тем, что ты наш папаша, когда убивал Юго, или калечил всех нас, или когда нас бросил, или когда проигнорировал действия богов, из-за чего мы потеряли мать. А тут, глядите-ка, вспомнил! Чудо-папаша нашёлся, — слова Килби были насквозь пропитаны ядом, и даже Шинономе вздрогнула, но не столько от гневной тирады брата, сколько от воспоминаний, которые она пробудила, и потому, не желая испытывать это вновь, она с силой дернула брата за плечо, а тот повиновался, захлопнув рот, не смея ей перечить.        Дракон склонил голову на бок, а после вновь тяжко вздохнул, щелкнул пальцами и небрежно кинул близнецам, все это время сидевшим на полу, сумку. Шинономе скептично взглянула на отца, а после на сумку, но все же потянулась за ней, медленно открывая, и все для того, чтобы в изумлении уставиться на содержимое. Дофусы. Пять дофусов, включая их собственный. Близнецы синхронно подняли глаза на отца, и увидели, что в руках у него был недостающий шестой дофус. Дофус Юго и Адамая.        — У Элиатроп были любимчики - Нора и Эфрим, так почему я не могу иметь своего? Не удивляйтесь так. Вы ведь знаете - я дорожил Юго. Он единственный понял мою философию правильно, единственный отдался тому пути, что я предложил, единственный не предал меня и мое учение даже спустя сотни перерождений. Я знаю, я наблюдал, — на мгновение голос отца приобрёл нотки чего-то, отдаленно напоминающие гордость, но лишь на мгновение, и, ожидаемо, это тут же пропало.        — Твою философию? И в чем же она заключается? Просвети нас, о великий философ, — упоминание младшего брата предало Килби новых сил плеваться ядом, ведь как бы он не кричал о ненависти - свою семью он ненавидеть не мог.        Дракон вновь закатил глаза, принявшись почти нежно поглаживать дофус, но только с одной стороны. Старик явно дал понять - у него был лишь один любимчик.        — А на кой? Вы не поняли тогда, так что неужто что-то изменится сейчас? — отмахнулся отец, всем своим видом излучая пренебрежение.        — А вдруг? Попробуй, папаша, — Килби поднялся на ноги, но тут же завалился обратно в объятия сестры, смотря на отца, резко сделавшего шаг в его сторону, широко раскрытыми глазами.        Они добились своего. Они довели его, пробудив истинную натуру их отца. Пробудив дракона, что был готов разорвать всякого, не важно кого, неважно когда и где, неважно почему. Но затем, всего в сантиметрах двадцати, отец остановился, удивленно одергивая ладонь от дофуса. Вернее то, что осталось от ладони. Плоть моментально сгорела, оставляя лишь обожжённые кости. Все замерли, смотря на это зрелище, а затем дракон широко ухмыльнулся, спустя мгновение разразившись громким смехом.        — Вот она - моя философия! — смеялся отец, вновь положив ладонь, а точнее ее остатки, на дофус, не чувствуя ничего: ни боли, ни отвращения. — И все же, Килби, Шинономе, — спустя несколько минут начал дракон. — Мы так и не перешли к сути. Что ж, я это исправлю. Я вернул вас не просто так. Я собираюсь вернуть моих детей в этот мир. Я убью вас, а затем раскрою дофусы, оставив всем своим детям часть воспоминаний об их прошлой жизни. Не слишком много, но и немало. Ну, разумеется, всем кроме вас. Ваша мать была действительно эгоистична и беспечна, — дракон сильнее сжал дофус, недовольно смотря на него.        — Зачем тебе это? — Шинономе крепче прижала к себе брата, внимательно наблюдая за отцом.        — Не всё так сразу, имейте терпение. Тем более, если бы вы не были так зациклены на страхе, то явно бы оценили место, в котором мы находимся, — как по команде близнецы подняли головы, и тут же обомлели.

Инглориум. Это был инглориум.

       — Возьмете к себе третьего? Он всегда меня раздражал. Убогий. В семье не без урода, да, Юго? — вторая ладонь дракона, та, которой он держал дофус, начала дымиться и гореть, но он лишь рассмеялся, покачав головой. — Знаете, — отец поднял голову, вновь обращая своё внимание на Килби и Шинономе. — По правде говоря вы последние. Со всеми остальными я уже провел беседу. Кое с кем успел даже поразвлечься. Фаэрис не хотел сдаваться без боя. Дрался до последнего вздоха, и даже когда я предложил воссоединение с сестрой - продолжил бой. Эта версия Фаэриса мне нравится значительно больше. Юго хорошо его натаскал на войне, устроенный вашими деяниями. Ну надо же, убить весь свой народ. Какая жестокость и подлость. Знаете, я люблю разрушение, но ненавижу подлость, — последнее предложение дракон прорычал, вновь делая шаг в сторону близнецов, и вновь замирая, наблюдая, как его руки продолжили гореть выше кистей. — Гругалорагран и Чиби, должен признать, приятно удивили. Помнится, они были плаксивыми сопляками, которые то и дело прятались за спинами старших даже в более зрелом возрасте. А тут, вон, убить меня пытались. Порадовали старика. С Норой и Эфримом было сложнее. Дети всегда любили прятки. Но теперь нет матери, под чьими нежными прикосновениями они могут скрыться от меня. И, наконец, Бальтазар. Он не стал драться, но и не сдался до тех пор, пока мы не нашли компромисс. И вот, наконец, мы здесь. Скажите, мои старшие дети, вы собираетесь устроить старику проблемы?        Близнецы ничего не ответили. Что ж, отца это устроило. Они сдались без сопротивления.