Выражать

      Танцы бессмысленны, а Кэйл – не кто иной, как бессмысленность и непоследовательность.       Что-то, что имело практическую пользу, уже давно не вызывает никаких эмоций, и является лишь необходимостью. Танец, эта приятная опустощающая боль после часов движения на сцене, раз за разом оказывается в жизни Кэйла освобождением.       Он танцует бессмысленно, без практической цели или выгоды, но смысл просачивается сквозь трещины сценического образа, как всегда бывает. Чёртов прагматизм, будь он неладен – отключить голову всегда невозможно, и Кэйл наслаждается этой будоражащей смесью раздражения и освобождения от постоянного самовыражения, от того, что он не в состоянии сделать что-то неосмысленное.       Танец – исповедь. Он танцует умирающих героев, в точности повторяя изгибы истерзанных ключиц в момент смерти и раскинутые в стороны руки, не возведённые к небесам, как в паршивых трагедиях, а приземлённо упавшие в грязь, как он видел мириады раз. Его персонажи порывистые, резкие, напористые и угловатые в своих движениях, ритмичные и отточенные до совершенства, заучившие свои движения до мышечной памяти, они взмахивают клинками как управляют собственным телом, сражаются и неизменно погибают, неважно, морально или физически, упав обессиленной и пластичной кучей на пол-землю.       Кэйл танцует на шесте, привычным образом цепляясь за него сильными руками, как раньше цеплялся за фонарные столбы, и прокручивается с привычным рассчётом инерции, привычно спрыгивая и перекатываясь, преувеличивая движения до чего-то наблюдаемого и вызывающего восхищение. Когда Кэйл на сцене, все его действия весомы, люди видят, как страдал народ апокалипсиса, эта несчастная нация без религии и веры в жизнь, и Кэйл передаёт движения, пластично изгибается в пируэтах, сцена глухо и точечно отдаёт звук едва заметных и почти невесомых касаний и отталкиваний от неё. Он падает и встаёт, кружит не в пародии на вальс, а в презентации постоянного уклонения от атак монстра, играет лицом и телом, завораживает немногочисленную толпу избранных и ведёт руками по изгибам, пока поднимается, так, как раньше проверяли степень травм.       Танец – повторяющееся движение, смесь одиночного полонеза, элементов балета, беззастенчивого стриптизёрства и точно переданных культурных особенностей апокалипсиса. Кэйл стекает по сцене рекой крови, манерно шагает вперёд, исполняет партию и точёно подчёркивает все изгибы, без слов рассказывая историю самой великой лидера команды истребления дизертиров. Кэйл с ней был в хороших отношениях, а потому руки движутся плавно, неожиданно переходя в резкость, поясница изгибается, корпус играючи припадает к земле, поясница выгибается дугой, и сценический персонаж уклоняется от каждой из невидимых стрел.       Танец – одновременно и память, и способ закрепить её в сердцах людей. Кэйл зацеплен плечами за цирковую трапецию и раскачивается, выписывает сложные акробатические элементы, будто пишет невидимой кистью по холсту, и в движениях, перекатывании мышц, приятно тянущихся бицепсах отражается программа разведгруппы на гибкость. Он легко срывается с перекладины и так же легко вновь цепляется за неё, принимая уже другую позу – прямая иллюстрация того образа жизни, где ты либо учишься быстро меняться после опасных ситуаций, либо в целом больше не имеешь права и возможности на изменение.       Руки ювелирно скользят по трапеции, спина изгибается так, что ступни оказываются над головой, Кэйл прокручивается, мышцы перекатываются под кожей, и соскальзывает вниз. Танец – язык крепких икр, цепляющихся за пилон голеней, раскидистых движений, беспрекословно правильно выполненных па и артистичных свидетельств трагедий, которые когда-то наблюдались вживую. Кэйл то вихрем проносится по сцене, то чувственно припадает к ней, движется в ритм музыке симфонического оркестра или в полной тишине и с отсутствующим взглядом танцует что-то прямиком из записей, из боя с беранговым монстром, что-то... личное.       Кэйл – танцор. И даже если это означает не уметь выражать себя ничем, кроме странных и неожиданных движений, смеси всего и ничего одновременно, быть нелогичным и иррациональным, он не возражает.