Зеркальные души / Mirrored Souls

— О, чёрт, разумеется, это ты.        Не успел Драко сказать это, как волна агонии прокатилась по его телу. Он зажмурился, прислонившись к дереву, надеясь, что это пройдёт.        Когда ему удалось снова открыть глаза, прямо в его сердце была нацелена волшебная палочка.        Его взгляд затуманился, и на мгновение всё, что он мог видеть, было серебряным отражением его маски, плавающим на тёмной поверхности пары карих глаз, и он сам. Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, и безлюдный лес снова окружил его. Отчаяние скользило по венам, когда реальность новых обстоятельств смотрела прямо на него.        Смех пробился сквозь его сломанные рёбра и поднялся по горлу, капая с губ вместе с кровью. Он протянул руку и снял маску, открыв лицо, чтобы улыбнуться и обнажить окровавленные зубы.        — Ах, ты ещё не поняла, не так ли? — слова произносились медленно и сдавленно, звучали почти насмешливо, пока он пытался дышать.        Палочка не дрогнула.        Невероятно.        Он ушёл с вечеринки и получил за это бомбардой по рёбрам.        Гермиона Грейнджер, покрытая грязью и кровью, прижавшаяся к корням старого дерева, направила палочку на него с намерением убить.        Битва бушевала достаточно близко, чтобы он мог слышать шум сражения. Над этим районом были установлены чары шириной в милю, не позволяющие аппарировать. Идея Долохова — чтобы дать оборотням шанс выследить всех выживших после окончания битвы.        Однако оборотень ему был не нужен, чтобы найти Грейнджер — она оставила за собой чёрный от крови след. Кто-то или что-то распороло ей правую ногу. Он мог видеть белизну кости от бедра вниз, резко выделяющуюся на фоне искалеченных мышц и сухожилий.        Его желудок угрожал вывернуться.        Его собственная палочка впилась в ладонь, когда он сжал её, взвешивая свои варианты и пытаясь понять, как он собирается пережить этот день. Да что уж там, как он переживёт следующие пять минут?        Грейнджер была на грани обморока, её дыхание было прерывистым, когда она откинулась назад, упав в лужу собственной крови. И всё же она предприняла отважную попытку убить Драко первой.        Её губы сжались в тонкую линию.        — Брось свою палочку, — её голос дрожал, напряжённый, словно она изо всех сил пыталась дышать ровно, — прежде чем я убью тебя.        Даже столкнувшись с угрозой смерти от рук Грейнджер, Драко изо всех сил пытался сосредоточиться на чём-то, кроме всепоглощающей боли во всём теле, словно заклинание люмос максима светило ему прямо в глаза, мешая видеть дальше.        Его сознание боролось за жизнь. Каждый вдох посылал яркую полосу агонии, раскалывающуюся в его сознании.        Только непреклонная решимость получить ответы привела его сюда, и будь он проклят, если его за это сейчас убьют. Чёртовы чары против аппарации. Кому-то действительно нужно было убить Долохова прежде, чем у него появятся новые идеи.        Драко заставил себя вдохнуть, хрипя, когда его сломанные рёбра со скрежетом сошлись обратно.        — Я бы на твоём месте не стал себя убивать, — сумел выдавить он. — Это испортит твой день.        Он оттолкнулся от дерева и, прихрамывая, направился к ней, оберегая правую ногу.        — С-стой! — задохнулась Грейнджер.        Её рука с палочкой затряслась, подтверждая, что она просто блефовала, и у неё не было сил проклясть его, как бы сильно ей этого ни хотелось.        Грязь под ногами хлюпала, угрожая его и без того ненадёжной опоре. Если бы он упал, то, несомненно, потерял бы сознание.        Драко ошеломлённо уставился на землю, заметив грязь, настолько пропитанную кровью, что она превратилась в кашу.        Она, должно быть, выпила дюжину флаконов крововосполняющего зелья, чтобы так сильно кровоточить.        Что означало, подсказал ему вяло мозг, что её магия была уничтожена.        Она, казалось, поняла, что он это знал, потому что изогнулась, пытаясь отползти прочь. Движение вывернуло её повреждённую ногу, так что рана стала шире.        Раскалённая добела боль пронзила тело Драко.        — Грейнджер, прекрати, блять, двигаться, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Если бы я собирался убить тебя, я бы уже это сделал.        Он заставил себя сделать ещё один шаг, и сунул дрожащую руку под мантию, вытащил флакон с экстрактом бадьяна и дрожащей рукой бросил ей.        Флакон приземлился в грязь рядом с рукой Грейнджер, и она уставилась на него с подозрительным недоумением, прежде чем она подозрительно нахмурилась и отпрянула.        — Я к этому не притронусь.        Он проигнорировал её слова и достал другое зелье. Ему потребовалось время, чтобы собраться с духом, прежде чем заставить себя сделать глоток. Блаженное, ошеломляющее облегчение затопило его, пока боль в груди не превратилась в тупую пульсацию.        Боль в его ноге не ослабевала.        Он наблюдал, как на лице Грейнджер отразилось замешательство, а затем ошеломлённое понимание.        Испуганный, хриплый вздох сорвался с её губ, когда она схватилась за собственную грудь, за то место, где были сломанные рёбра Драко.        Теперь она смотрела на него в абсолютном ужасе.        — Теперь поняла? — он снова закупорил флакон и бросил его рядом с предыдущим, глядя на неё ещё мгновение.        Она выглядела ужасно, вся в крови, грязи и самонадеянном хвастовстве.        — Я внёс свою лепту, чёрт подери, делай то же самое и убирайся отсюда. В следующий раз… — он вздохнул, решаясь, — в следующий раз я просто убью тебя.        Драко повернулся и захромал прочь, направляясь к краю зоны чар против аппарации. Его правая нога волочилась, её рана с каждым шагом пронизывала острой болью позвоночник, словно он тоже был разрезан до кости.        Он был в двадцати футах, когда боль внезапно исчезла. Ещё три шага, и он мог снова наступать на ногу всем весом.        Драко опёрся дрожащими руками в колени, несколько раз неуверенно вдохнул, прежде чем смог выпрямиться и поспешить в безопасное место.        Его отец поприветствовал его при возвращении в поместье, и его лицо побледнело, когда он увидел маску и мантию Драко.        — Тебя не назначали на сегодняшнюю атаку. Ты задел чувства своей матери, когда ушёл с её торжества.        Драко избежал проницательного взгляда отца, обхватив себя рукой за рёбра, словно защищаясь, и уставился на свою маску. Его глаза сливались с ней, серебро с серебром.        — Долг позвал, — сказал он глухим голосом, стараясь не думать обо всей этой крови или о жутком выражении ужаса на лице Грейнджер.        Он сглотнул горечь в горле.        — Мне нужен целитель.       

***

— Ты.        В это слово была вложена неподдельная ненависть.        Грейнджер встала на пути Драко, направив палочку ему в сердце с убийственной решимостью в глазах. На ней была красная мантия, олицетворяющая храбрость гриффиндорца и полное отсутствие какой-либо скрытности. Луна поднималась гигантским серебряным диском за её спиной, отбрасывая на него её тень.        Драко выполнял идиотскую миссию по поиску какого-то редкого ингредиента, в котором Тёмный лорд, по убеждению Долохова, отчаянно нуждался.        Драко вызвался добровольцем, думая, что это будет приятным небольшим путешествием по Северной Европе и удобным способом избежать боевых действий. Вместо этого это обернулось ужасной идеей, включающей в себя бродяжничество по ледяной и совершенно негостеприимной дикой местности и копание в тлеющих костях дракона в поисках огненных кристаллов.        Ему было холодно. Запахи гниющей драконьей плоти и серы практически въелись в его кожу. И, вероятно, поблизости были медведи.        — Да, я, — он окинул Грейнджер беглым взглядом. — Я бы спросил, как ты, но уже знаю. Рад, что твоя нога наконец зажила.        Она мгновенно ощетинилась.        Драко натянуто улыбнулся, убирая палочку, чтобы показать, что взаимное уничтожение должно быть снято с повестки дня, потому что кто, чёрт возьми, захочет умирать в норвежской глуши?        Что неудивительно, она, демонстрируя абсолютную невежливость, не убрала свою палочку и посмотрела на него ещё пристальнее, словно могла пронзить его череп и таким образом убить.        — Что ты со мной сделал? — наконец спросила Грейнджер.        Конечно, она думала, что это было из-за него.        Чёрт, это будет весело. Оказывается, в Волшебном мире существовало что-то, чего Гермиона Грейнджер не знала. Неужели чудеса никогда не прекратятся?        Он прижал руку к груди, изображая боль.        — Ох, ты до сих пор не поняла? — он сделал эффектную паузу, получая огромное удовольствие от её раздражения, пока она ожидала продолжения. — Мы родственные души.        Выражение гнева на её лице сменилось жгучей яростью. Даже в лунном свете он мог видеть, как лицо Грейнджер покраснело в тон её безвкусной мантии.        — Нет! Это не так! — её вспышка гнева указывала на то, что её, по-видимому, не смутила мысль о медведях.        Она выглядела такой сердитой, что он почти ожидал, что она загорится.        Драко задался вопросом, на что это было бы похоже.        Он закатил глаза.        — Извини. Мы не родственные души. Мы просто связаны и обречены чувствовать радость и страдания другого человека до конца наших дней. Это совершенно другое. Как ты это назовёшь?        — Никак, — бросила она, оскалившись.        Драко предпочёл бы иметь дело с медведем.        — Мы не они. У меня с тобой нет ничего общего. Я никогда не смогла бы…        Драко провёл достаточно времени рядом с Тёмным Лордом, чтобы распознать начало пространной обвинительной речи. Всегда лучше обрывать их до того, как они смогут войти во вкус.        Он прервал её.        — Да. В этом-то и дело. Ты ещё не брала в руки книгу прорицаний? — он искоса взглянул на неё. — Ах да, ты ведь не веришь в прорицания. Что ж, позволь мне сообщить тебе, что магии не очень нравится, когда войны охватывают поколения. Это одна из её многочисленных особенностей. Поэтому она вмешивается, в какой-то момент после того, как они достигнут совершеннолетия, связывая воедино два «продукта войны, обречённых на противостояние» или что-то в этом роде. Предположительно, это нечто, — он жестом указал между ними, — предназначено для того, чтобы заставить обе стороны, наконец, «увидеть их общую человечность, тем самым вернув миру мир и доброту».        Его слова встретили оглушительной тишиной.        — Ты действительно в это веришь? — наконец спросила она с лицом, исказившимся от недоверия и отвращения одновременно.        Драко покачал головой.        — Нет, — сказал он таким тоном, что, по его мнению, она была идиоткой, раз посмела спросить. — Это цитата. Конечно, я в это не верю. Я просто знаю, что мы каким-то образом друг с другом связаны, потому что это неоспоримо. Лекарства нет. Решения тоже нет. А я, блять, искал, и поверь мне, у меня ресурсы получше, чем у тебя. Существует множество мифов о родственных душах, которые идеально описывают нас. И пока у нас нет другого варианта, а я предполагаю, что его нет, так что перестань тыкать в меня своей чёртовой палочкой.        — Мы не родственные души, — сказала она, кипя от злости, расхаживая из стороны в сторону и ещё сильнее размахивая палочкой. — Нет никаких убедительных доказательств того, что они когда-либо существовали. Мифы — это не доказательства! Очевидно…        Драко вздохнул и позволил ей разглагольствовать дальше.        — Очевидно, это заклинание, — сказала она. — Наверное, кто-то нас проклял. Дай мне немного своей крови. Если я смогу провести несколько тестов, я уверена, что смогу…        Ради святой Цирцеи. Она же не остановится. Отрицание было холмом, на котором она выбрала умереть, поскольку она, очевидно, отказывалась умирать от чего-либо другого.        Он повернулся и пошёл прочь.        Её разглагольствования оборвались.        — Остановись! Куда ты? — её скрипучий голос преследовал его. — Вернись! Я ударю тебя в спину, Малфой. Не думай, что не смогу.        Он остановился, оглядываясь на неё, так элегантно одетую в боевую форму с этой дурацкой красной мантией поверх. Грейнджер снова направила на него свою палочку. На её лице была застывшая решимость.        — Серьёзно? Сегодня? Уверена?        Палочку она не опустила.        Драко вздохнул, доставая свою собственную.        — Прекрасно.        Он повернулся к ней лицом, даже поклонился, как будто это была настоящая дуэль, прежде чем занять позицию и лениво поднять руку.        — Когда будешь готова. Давай узнаем, сколько раз нам придётся проклясть друг друга, прежде чем ты сможешь признать мою правоту. Но если быть откровенным, я думаю, мы умрём задолго до этого.        Они стояли лицом друг к другу несколько мучительных секунд. Луна сияла над головой, окутывая мир серебром, в то время как Судьба затаила дыхание.        Грейнджер опустила руку, в её глазах появилась неуверенность, отчего её лицо смягчилось. Она поморщилась.        — Мне нужно провести дополнительные исследования.        Драко ухмыльнулся и убрал палочку.        — Лает, но не кусает. Я и не думал, что ты сможешь.        Быстрее, чем он успел моргнуть, её рука взметнулась вверх, и жгучая боль пронзила щёку Драко, прежде чем он успел выставить щит. Он споткнулся и упал назад, ударившись плечом о камень.        — Ты, грёбанная… — он поднял глаза.        Она была совсем рядом, ткнув палочкой ему под подбородок. Их лица были в нескольких дюймах друг от друга.        Электрический разряд пронзил его кожу от неожиданной близости. Она была так близко. Практически касалась его. Он почти чувствовал исходящий от неё жар. Мир бешено завертелся.        Выражение её лица, однако, было непроницаемым и не выдавало ни малейшей боли, которую, он знал, она испытывала из-за раны на его лице или ушиба. Она небрежно сунула пустой стеклянный пузырёк под порез, быстро наполнив его кровью, прежде чем выпрямилась, пренебрежительно взглянув на него сверху вниз.        — Не путай расчёт с милосердием, Малфой, — сказала она, пряча флакон в карман. — Я тебя убью. Я лишь собираюсь для начала найти лучший способ это сделать.       

***

— Готова убить меня? — ему стоило огромных усилий сохранять лёгкость и насмешливость в голосе, когда он подходил ближе.        — З-з-заткнись, — процедила она сквозь зубы.        Её рука была до плеча в ожогах, а палочка обугленными обломками на дымящейся земле лежала рядом.        Драко был на другом конце поля и только наблюдал, как она засунула руку так глубоко в глотку адской гончей, что клыки задели её горло, а затем голой рукой вырвала горящую сердцевину.        Вот тебе и неудержимое оружие Долохова. Все эти чёртовы огненные кристаллы, всё ради этой разочаровывающей катастрофы.        Драко не мог поверить, что он две недели страдал в Норвегии только ради того, чтобы адскую гончую уничтожили в первой же деревне. Половина которой, к сожалению, всё ещё была цела.        Он тяжело опустился на землю рядом с Грейнджер, пытаясь разобраться в агонии, охватившей его собственную руку. Небо было серебристо-серым от дыма, а затуманенный солнечный свет заставлял воздух почти светиться.        В течение последнего года он думал, что его способность терпеть боль достигла предела, что не могло быть никаких других страданий, которые могла ему причинить Грейнджер, которая, казалось, проводила всё своё свободное время, получая травмы.        Оказалось, что они просто сделали небольшой перерыв. Опыт с огнём адской гончей, сжигающим большую часть руки Грейнджер, был совершенно новым порогом боли, который он никогда не хотел бы испытать вновь.        — Ты чертовски невероятна, — сказал он, заставляя себя вдохнуть, — и я имею в виду это, как оскорбление. Я ненавижу тебя.        Она вздрогнула, стоя на коленях среди тлеющих останков гончей. Земля вокруг трупа превратилась в обсидиан и отражала Драко и Гермиону, мерцающих и искажённых, плавающих в черноте.        Она с трудом дышала. Половина её одежды сгорела, а волосы были опалены до плеч. Любая открытая кожа, которая не обуглилась и не дымилась, была алой от свежей крови.        В воздухе пахло серой и жареной плотью. Единственным звуком был треск горящего дерева в близлежащих домах.        Полоса сожжённых тел отмечала путь разрушения адской гончей и заканчивалась у её ног.        Драко проглотил свою боль, скрывая её, насколько мог, когда перекинул необожжённую руку Грейнджер через плечо и поднял её с земли.        Она издала прерывистый крик, разорвав хрупкую тишину.        — Заткнись, — сквозь зубы процедил он, отказываясь терять сознание. — Долохов разозлится и причинит тебе сильную боль, если доберётся до тебя.        Он почти вынес её из деревни в старый сарай, прежде чем, наконец, прислонил к дальней стене и отдышался.        Грейнджер сидела, дрожа всем телом. Её плечи тряслись, из глаз текли слёзы, оставляя дорожки на перепачканном сажей лице. В попытке сохранить спокойствие она прокусила губу.        Сажа и засыхающая кровь покрыли коркой её подбородок.        Он отвернулся от неё.        Ему совсем не было её жаль.        Она была самой настоящей сукой.        С тех пор, как он понял, что их души родственны, он намеренно избегал травм, насколько это было возможно. Это была не такая уж большая жертва, потому что в бою он был ужасен: убийства и насилие не слишком подчёркивали его сильные стороны. Последнее, что ему было нужно, это чтобы его травма отвлекла или поставила Грейнджер в невыгодное положение в неподходящее время и привела её тому, что в неё попадут круциатусом или заденут проклятием где-нибудь с большим количеством нервных окончаний.        Его родители поддерживали это чувство самосохранения в своём единственном ребёнке, поэтому Драко проводил большую часть времени, выполняя поручения. Долохов просил чаще всего: у него была особая склонность к малоизвестным знаниям, которые естественным образом переплетались с собственным интересом Драко к исследованию «мифических» форм связующей магии и того, как можно было гипотетически разорвать их без огромного личного риска. Другие Пожиратели смерти считали Драко жалким и трусливым, но Драко проводил так много времени в страданиях из-за своей связи с Грейнджер, что ему было всё равно, что думают другие люди.        У Грейнджер не было такого чувства. На самом деле, он подозревал, что она иногда наносила себе увечья просто ему назло.        Он пил в гамаке, греясь на летнем солнышке и наслаждаясь необычным периодом передышки, когда всё его тело внезапно охватило пламя.        Драко знал, что в тот день испытывали адскую гончую, и ему едва удалось аппарировать вовремя, чтобы увидеть, как Грейнджер её убивает.        Конечно, она должна была ворваться и спасти положение, не думая о том, как Драко справится с ощущением, что его подожгли без предупреждения.        Вероятно, это даже не приходило ей в голову.        Сука. Когда-нибудь он убьёт её. Действительно убьёт.        Он просто ждал подходящего момента. В идеале, пока она не была ранена.        Он хотел, чтобы это было быстро и безболезненно.        Не ради неё. Ради себя.        У него не было желания узнавать, каково будет ей умирать, пока сам не приложит к этому руку.        Агония, от которой в настоящее время онемела вся его правая рука, была не последним, что он испытал.        — Нам повезло, — его собственный голос дрожал, несмотря на попытки говорить непринуждённо, — я левша.        Он сунул руку под мантию, вытаскивая флакон и волшебную палочку.       

***

— А, опять ты.        Драко уставился на тусклое отражение в луже воды, поморщившись от того, как его тело мгновенно отреагировало на звук её голоса.        Он отказывался смотреть на неё, хотя прошли месяцы с тех пор, как их пути в последний раз пересекались.        Драко не волновался: он знал, что она ещё жива, хотел он того или нет. Он постоянно чувствовал её. Казалось, она сражалась в первых рядах в каждой схватке, заставляя Драко притворяться, что он не чувствует, как ломаются её кости, как трескается и горит кожа. Интересуясь, всегда интересуясь, а тот ли это день, когда он почувствует, что она умерла, день, когда связь между ними наконец разорвётся.        Каким-то образом ей всегда удавалось выкарабкиваться.        Однако разлука была настолько долгой, что теперь он интуитивно чувствовал, что на самом деле быть рядом друг с другом было совершенно иным. Он чувствовал электрическую дрожь от её близости до мозга костей и глубин души.        Или, возможно, это просто была кровь, пульсирующая в его черепе.        Он надеялся, что последнее.        Его сердце колотилось в висках. Его колено пульсировало, когда весь его вес свисал с одной лодыжки, а грубая верёвка впивалась в кожу.        — Отвали, — бросил он, откидывая мантию с лица, чтобы свирепо посмотреть на неё.        Она, прихрамывая, подошла ближе.        — Ты должен радоваться, что это я, а не кто-то другой. Соберись.        Это было единственное предупреждение, которое Драко получил перед тем, как внезапно рухнуть на землю. У него едва хватило времени защитить голову. Он так сильно ударился спиной о землю, что дыхание перехватило.        — Пошла ты, — прохрипел он, как только снова смог дышать. — Маггловские ловушки?        — Почти смешно, как легко поймать в них Пожирателей смерти. У неё тоже перехватило дыхание, когда она осторожно присела у его коленей. Драко остро ощутил, как её тело прижимается к нему — его тепло и мягкость.        — Мм, я так и думала, — беззаботно сказала она. — Вывих.        Её голос был лёгким, в нём не было прежнего гнева.        К тому времени, когда ему удалось сносно залечить её ожоги от адской гончей, большая часть ненависти к нему иссякла. Хотя были моменты, когда она говорила, что ненавидит его и желает ему смерти, но обычно это происходило, когда она была без палочки и позволяла ему заботиться о себе, помогая восстановить здоровье.        Не то, чтобы Драко перестал говорить ей, как сильно он хотел, чтобы она умерла. Хотя он не думал, что это производило такой же эффект, когда он говорил эти слова, кормя её куриным бульоном с ложечки и заливая зелья ей в горло в отчаянных попытках сбить температуру.        Тем не менее, он взял за правило ежедневно повторять, что очень сильно презирает её и желает ей смерти, что ему совсем на неё наплевать, и, на самом деле, он собирался очень скоро её убить.        И всё же, в конце концов, Грейнджер, казалось, была невосприимчива к этой информации.        Затем она уходила без предупреждения, без слов благодарности или прощания, сбегая обратно в Орден, чтобы пострадать ещё больше.        Он так сильно ненавидел её за то, что просто стоял там, обнаруживая, что её нет. Он возненавидел её сильнее за то, что бродил повсюду в поисках, хотя знал, что она ушла, вернулась к своим друзьям, как только он стал больше ей не нужен.        Теперь он был ранен и нуждался в спасении.        И это было унизительно.        Лужа пропитала его одежду, и если бы у него не кружилась голова, он бы сам вылечил колено, но вместо этого он лежал и позволил ей подвернуть штанину его брюк, борясь с дрожью, когда её пальцы коснулись обнажённой кожи. Её правая рука была покрыта шрамами от ожогов, но они, казалось, не сильно мешали тому, как она управлялась со своей палочкой.        Драко отказывался говорить, когда она пробормотала несколько заклинаний и вывернула ему ногу, вызвав внезапную волну боли, пронзившую его насквозь.        Он инстинктивно отпрянул.        — Успокойся, ты прекрасно справляешься, — приказала она и пригвоздила его к месту.        Он возмущённо сжал губы, чувствуя, что ему жарко буквально везде. Он явно перегревался от унижения. Он пытался это смягчить, бросая в неё уничтожающие взгляды.        Драко отказался вскрикнуть, когда кость сместилась обратно в сустав. Это едва ли учитывалось в созданной им шкале боли. Тем не менее, он не привык, что на самом деле его тело тоже может быть повреждено.        Грейнджер издала хныкающий звук, от которого по его животу пробежала ударная волна тепла. Её пальцы вцепились в его ногу, как будто это была её собственная, и её руки казались ужасно тёплыми на коже.        Она несколько мгновений сидела, тяжело дыша, прежде чем произнести ещё несколько заклинаний, стянуть его штанину обратно и отпустить.        — Всё.        Драко подождал и поднял бровь.        — Обезболивающего нет?        Она избегала его взгляда.        — У нас сейчас не хватает припасов.        Через минуту она заставила себя подняться на ноги, и пошла прочь, едва прихрамывая, очевидно, менее опытная в сокрытии фантомной боли, чем он.        Он смотрел ей вслед, провожая глазами изгиб её удаляющейся спины.        — Не убьёшь меня?        Она остановилась, но не обернулась.        — В следующий раз.

***

— Убьёшь меня в этот раз?        Этот вопрос вошёл в привычку.        Когда Грейнджер одерживала верх — что было редкостью, потому что Драко обычно не бросался в гущу боя, как грёбанный идиот — она всегда отказывалась, потому что была занята. У неё были проекты и другие нераскрытые задачи, которые нужно было выполнить, прежде чем она убьёт Драко.        Сейчас просто не было времени убивать её зеркальную душу.        Не то, чтобы она так его называла. Она всё ещё отказывалась признавать их ситуацию.        Она всегда обещала, что скоро убьёт его, как только зашьёт рану или вправит кость, а потом порой, когда ей не грозила опасность, что её хватятся, она сидела рядом, пока он выздоравливал, задерживаясь дольше, чем было нужно. Они никогда не разговаривали.        Драко, со своей стороны, ещё не убил её, потому что разработал очень конкретный набор критериев для момента, когда Грейнджер будет позволено умереть.        Это должно быть идеально.        Что крайне важно, для этого требовалось, чтобы она уже не была ранена третьей стороной, потому что в чём тогда будет удовлетворение?        Когда она умрёт, это произойдёт только от его руки.        Драко сказал ей об этом, когда заполз в заброшенный дом и нашёл её скорчившейся на полу, со вспоротым животом и фурией, пытающейся съесть её органы.        Он впечатал эту дрянь в стену, полуослепший от боли и ярости.        Она была почти мертва, ближе, чем когда-либо прежде.        — Тебе не позволено умирать, Грейнджер! — рычал он, пытаясь закрыть рану и не падать в обморок каждый раз, когда ему приходилось прикасаться к её внутренностям, пытаясь восстановить их как можно лучше, прежде чем вернуть их обратно в её тело.        Его нервы протестующе взвыли.        — Я убью тебя. После всего, через что ты заставила меня пройти, грёбанная сука, ты не умрёшь из-за кого-то другого. Я расскажу всем, какая ты неблагодарная стерва, после всего, что я сделал, через что ты заставила меня пройти… Клянусь, я пойду прямо к Поттеру и расскажу ему о том, какой ужасный кошмар ты…        Она рассмеялась над ним тогда, прямо там, в аду, алая кровь пузырилась на её губах, пальцы шарили, как будто вслепую искали его.        — Я… не… умру.        Она не умерла.        У них возникло соглашение.        Иногда он фантазировал о том, чтобы похитить её во время затишья, когда неделями чувствовал её, но никогда не видел.        Стратегически идея имела смысл. Он мог бы спрятать её где-нибудь, где ей больше не причинят боли, и он, наконец, смог бы жить в подобии мира.        Единственным, что останавливало Драко от попытки, была мысль о том, что она сделает, чтобы превратить его жизнь в ещё больший ад, если он будет держать её в плену. Она определённо сделает что-нибудь гадкое, например, повредит себе нервы или вышибет себе мозги, просто чтобы отомстить.        Однако, даже если он игнорировал опасность и неправдоподобие успешного удержания Гермионы Грейнджер в плену, между ними существовал неумолимый и растущий магнетизм, который становилось всё труднее игнорировать.        Драко не мог держаться от неё подальше.        Это было так, словно вселенная замкнулась сама на себе, парадоксальным образом сворачиваясь так, что их пути пересекались снова и снова, переплетая их, как бы сильно они ни старались избегать друг друга.        Каждый раз, когда её ранения были почти смертельными, и она была одна, это всегда происходило во время битвы или атаки, точное местоположение которой Драко знал достаточно хорошо, чтобы аппарировать.        Каждый раз, когда Драко получал травму во время этих бессмысленных поездок по Европе за гримуарами и другими артефактами, именно Грейнджер случайно натыкалась на него во время какой-нибудь своей странной миссии или разведки.        Они были неспособны оставаться порознь.        Если Драко поймает её и сумеет каким-то образом удержать, он знал, что не сможет оставаться в стороне.        Он всегда оказывался там, где была она.        И это было не ради того, чтобы убить её.       

***

— Думаешь, всё действительно настолько плохо, как пишут в книгах, когда один из нас умирает?        Грейнджер наконец задала вопрос.        Из всех возможных мест на свете они столкнулись друг с другом в Визжащей хижине.        Иначе и быть не могло. Когда школа пустовала на каникулах, Драко вызвался добровольцем в патруль, призванный не подпускать членов Ордена к Хогвартсу.        Он сделал это в попытке избежать Долохова, который становился всё более одержимым и всё громче заявлял о том, что собирается сделать с Грязнокровной сукой, убившей его адскую гончую и испортившей множество его «неудержимого» оружия.        Грейнджер также было поручено следить за Визжащей хижиной, очевидно, чтобы не дать Пожирателям смерти проникнуть в пустующий Хогвартс.        После неловкого противостояния они согласились, что если они больше никого не впускают, то технически оба выполняют свою работу.        Они сидели на пыльном полу лицом друг к другу, их сапоги почти соприкасались.        Это был один из редких случаев, когда ни один из них не ранен, и Драко находил это неумолимо отвлекающим. Это освобождало его, лишало возможности следовать какому-либо заранее установленному сценарию.        Он сглотнул, во рту пересохло как от вопроса, так и от признания с её стороны.        — Что именно? Когда «зеркало» умирает, и другой становится тенью самого себя, его жизнь лишается всех ощущений, красок и всего остального, что придавало жизни хоть какой-то смысл? — он попытался сказать это максимально небрежно.        Она кивнула, наблюдая за ним своими глупо большими глазами.        Он выдавил из себя усмешку.        — Сомневаюсь. Наверное, это выдумал какой-нибудь пацифистский Провидец. Это чушь собачья.        Она отвела взгляд и натянуто кивнула.        — Наверное, — сказала она.        Краем глаза он наблюдал, как она порылась в рюкзаке и вытащила что-то завёрнутое в ткань.        — Кто бы из нас это ни сделал, ему придётся как следует это изучить, — сказал Драко, безуспешно пытаясь отвести от неё взгляд.        Воротник его рубашки казался всё теснее.        — Может быть, напишу об этом книгу, — добавил он в шутку.        Она отломила от чего-то кусочек и нервно его откусила.        — Что ты ешь? — спросил он, отчаянно желая поговорить о чём-нибудь ещё.        — Хлеб на закваске, — она подняла руку, чтобы показать ему. — Хочешь?        Он поморщил нос.        — Ни в коем случае.        Не успел он это сказать, как в животе у него заурчало.        Громко.        Она моргнула и изучающе посмотрела на него.        — Ты принёс что-нибудь поесть? Не думаю, что видела, чтобы ты ел с тех пор, как прибыл сюда.        Драко нахмурился, неловко ёрзая на полу.        — Я собирался кое-что купить в городе, но ты здесь, так что уйти я не могу. Ты, наверное, тайком переправишь половину Ордена в Хогвартс просто мне назло.        Она рассмеялась, вызвав прилив тепла в его груди.        Она протянула руку.        — Уверен, что не хочешь?        — Нет, Грейнджер, я не хочу ничего из твоей отвратительной крестьянской еды, — он поморщился. — Она даже не пропечена как следует.        При этих словах её улыбка исчезла, и она взяла предложенный хлеб обратно, глядя на него сверху вниз.        — Справедливо. Признаю, это не самое лучшее, что у меня получилось. В нашем убежище ужасная печь. Всё подгорает с одной стороны, что бы я ни делала.        Сердце Драко необъяснимо сжалось, и он присмотрелся к хлебу повнимательнее. Он предполагал, что эту штуку испекла мать Уизли.        — Ты… ты сделала его?        Она снова посмотрела на него.        — Да. Я иногда пеку, — она вернула своё внимание к хлебу, скребя подгоревший краешек. — Хотя и не очень хорошо.        Она глубоко вздохнула.        — Я не знаю, почему не получается. Как будто в этом есть какой-то трюк, который я упускаю. Даже когда я идеально следую указаниям, что-то всегда идёт не так.        Он никогда не думал, что доживёт до того дня, когда Грейнджер признается, что делает что-то неумело.        — Я просто… никогда не думал, что ты готовишь.        Она подняла взгляд, изогнув бровь.        — А ты часто думаешь обо мне, Малфой?        Лицо Драко вспыхнуло.        — Что… — прохрипел он. — Нет! Я не… я никогда не думаю о тебе! Ну, я имею в виду, я часто представляю, как убиваю тебя, но я не… Я просто… я имел в виду… заткнись!        Уголок её рта лукаво приподнялся.        — Дай сюда, — он выхватил свёрток у неё из рук, оторвал кусочек и отправил в рот, свирепо глядя на неё, пока жевал.        — Отвратительно, — сказал он, как только проглотил, проталкивая остатки обратно в её руки и вставая. — Твоя выпечка отвратительна. Я ухожу патрулировать.        Он потопал прочь, чувствуя себя идиотом, хотя даже не был уверен, что именно пошло не так.        Грейнджер спрятала улыбку, когда он вернулся, и продолжала прятать, как бы сильно он на неё ни хмурился.        Она даже не считала его угрозой. Она бродила по комнатам, в которых он находился, и выходила из них, напевая себе под нос.        Драко сидел, хмурясь и наблюдая за ней. Не потому, что ему нравилось смотреть на неё, а чтобы убедиться, что она не попытается ударить его в спину.        Он переминался с ноги на ногу, пытаясь поразмышлять о пыли, прилипшей к его мантии, а не о том, что Грейнджер оставила отпечатки ладоней на подоконниках, и определённо не о том, насколько иррациональным было его искушение подойти и провести по ним пальцами в попытке увидеть, как они могут поместиться под его собственными.        Сосредоточься.        В какой-то момент она свернулась калачиком в углу комнаты, в которой он находился, и уснула. Её лицо расслабилось, голова прислонилась к стене, а волшебная палочка свободно повисла между покрытыми шрамами пальцами.        Драко сидел, застыв, сжимая в руке свою палочку.        Он должен убить её. Сейчас.        Прямо сейчас.        Это был идеальный момент. Другой такой возможности больше никогда не представится.        Он мог бы сделать это быстро.        Она бы даже не почувствовала. Никогда бы не узнала. Она могла уйти спокойно.        Это было бы лучше, чем всё остальное, что могло бы с ними случиться.        Он собрался с духом, но в тот момент, когда он двинулся, её глаза распахнулись, а пальцы сжали волшебную палочку. Каждый мускул её тела мгновенно напрягся.        Драко встал, отчаянно желая сбежать от неё.        — Я иду патрулировать.        На самом деле он испытал облегчение от того, что его левая рука начала гореть ещё до того, как он вернулся.        Грейнджер появилась в дверном проёме, потирая собственное предплечье.        Он никогда не думал, что она тоже это почувствует.        — Как думаешь, они пришлют кого-нибудь тебе на смену? — спросила она.        Он пожал плечами, избегая её взгляда.        — Я не знаю.        — Тогда буду импровизировать, — она небрежно пожала плечами и прошла мимо него в соседнюю комнату.        Драко протянул руку и схватил её за горло, рывком вдавливая в стену и прижимая к ней.        Он чувствовал кости её челюсти, сухожилия на горле, шрамы от ожогов, покрывающие правую сторону шеи. Её лицо было в нескольких дюймах, но она даже не выглядела испуганной.        Даже не вздрогнула.        Она ждала этого момента. Ждала всё это время.        Он не мог дышать. Сердце бешено колотилось.        Драко заставил себя сжать, крепче стиснуть её горло, пока не почувствовал стук её пульса под пальцами, стараясь не наклоняться ближе.        Он хотел утопить её. Вырезать её из своего мозга, из своих лёгких, из своей души, отовсюду, куда она каким-то образом проникла и поглотила его. Этот покрытый боевыми шрамами кошмар, который стал смыслом всего его существования.        Он знал, как легко её сломать — в конце концов, он столько раз собирал её по кусочкам.        — Когда-нибудь я убью тебя, — процедил он сквозь зубы, стараясь звучать убедительно.        Она не вцепилась в его руку и не боролась за свободу. Вместо этого хитрая улыбка изогнула её губы, когда она встретилась с ним взглядом, медленно превращаясь в усмешку, настолько острую, что могла бы вырезать ему сердце.        — Нет, если я убью тебя первой, — прошептала она.        Именно тогда он почувствовал кончик её волшебной палочки под своей челюстью и лезвие ножа, прижатое к его животу. Он посмотрел вниз. Их лица отражались в клинке, соединяясь, как зеркальные отражения, её тьма с его светом, его мрак с её огнём.        Волна предательского облегчения захлестнула его.        Он хотел утонуть в ней, прижаться ближе, пока между ними не останется пространства. Если бы он это сделал, позволила бы она?        Если бы его рука не горела до такой степени, что почти онемела, он, вероятно, так бы и сделал, но если он не откликнется на призыв, они пошлют кого-нибудь за ним.        Драко выдохнул и медленно отпустил её, задержавшись пальцами на её коже и неохотно убирая их.        Его рот наполнился слюной, но он заставил себя отступить на шаг.        Она убрала своё оружие обратно в форму, когда выпрямилась.        — В следующий раз, — сказал он.        Их обещание оказалось недолгим.        Она только ухмыльнулась.       

***

Следующий раз наступил слишком быстро.        Тёмный Лорд хотел получить Хогвартс, и разве может быть лучшее время для этого, чем когда он опустеет на зимние каникулы? По крайней мере, так рассуждал Драко, когда вернулся.        Это должно быть быстрым и жестоким захватом, что означало, что такому бесполезному Пожирателю смерти, как Драко, разрешат остаться дома.        Он не стал спорить.        Через несколько минут после первой атаки он мог сказать, что Грейнджер всё ещё была там и у неё уже было небольшое растяжение запястья. Она действительно не понимала.        Он закатил глаза и налил себе крепкого напитка.        Его не особенно волновало, в какую сторону пойдёт эта битва. От Хогвартса не было никакой стратегической пользы, кроме символического «пошёл ты» в адрес Поттера, которое, казалось, было главной мотивацией Тёмного Лорда во всём в последнее время.        — Думаешь, новое оружие Долохова сработает? — спросил Гойл, который за эти годы каким-то образом втёрся в близкий круг.        Драко фыркнул. У Долохова всегда было новое оружие, и всегда оно каким-то образом оборачивалось против него.        — Сомневаюсь. Ближе всего к успеху была Адская гончая, и сколько она продержалась, полчаса?        Не успел он заговорить, как боль, не похожая ни на что, что он когда-либо испытывал, пронзила его.        Вся его грудная клетка была распорота, кости расколоты, нервы повреждены. Жгучая агония распространилась наружу и пронзила всё его тело.        Он упал на землю перед Гойлом, не в силах даже вдохнуть, чтобы закричать.        Драко смутно слышал, как родители звали его по имени, спрашивая, что случилось.        Он попытался выдавить из себя хоть слово, но его тело отказывалось подчиняться. Каскад агонии, подобный водопаду, вдавил его в пол и погрузил в забытьё.       

***

Боль, яркая, как вспышка сверхновой, ослепила Драко в тот момент, когда он пришёл в сознание.        Он никогда не испытывал такой сильной боли. Он едва мог думать за её пределами.        Драко смутно осознал, что его мать склонилась над ним, кладя ему на лоб прохладную ткань.        Грейнджер была всем, о чём он мог думать.        Что случилось с Грейнджер?        Никто не мог испытать такую сильную боль и не умереть. Он с трудом мог поверить, что не умер.        Но она всё ещё была там. Он чувствовал её.        Он стиснул зубы, царапая свою грудь, хотя знал, что там нет раны.        Он боролся, пытаясь подняться на ноги.        Грейнджер была в Хогвартсе.        Что они с ней сделали?        Долохов, ебучий Долохов. Почему никто до сих пор не убил этого психопата?        — Драко, отдыхай. Сейчас придёт целитель, — Нарцисса попыталась уложить его обратно в постель.        Он оттолкнул её и, наконец, поднялся на ноги.        — Драко, — его отец был рядом, крепко схватив его за плечи, — что ты делаешь?        Драко заставил себя дышать, хотя ему казалось, что что-то вонзилось ему в грудь через лёгкие и прямо в позвоночник. Агония исказила его способность даже чувствовать своё тело.        — Если ты не двинешься с места, я убью тебя, — впервые в своей жизни он действительно был серьёзен в этой угрозе.        Он сбросил с себя руки Люциуса и аппарировал. Его цель была кристально ясна.        У внешних ворот Хогвартса было разбросано огромное количество тел, как будто все они были поражены мощным централизованным проклятием, вырвавшимся наружу. Их конечности были искривлены, как ветви дерева.        Всего в нескольких футах от него на земле, скорчившись, лежал Долохов, из его глазницы торчал нож Грейнджер.        В центре спирали тел Грейнджер оказалась в ловушке, пронзённая в спину копьём, лезвие которого было таким длинным, что больше половины торчало из её груди.        Она была всё ещё жива.        Она была единственным человеком, оставшимся в живых.        Армии с обеих сторон были почти уничтожены, только небольшая группа выживших пробилась к замку.        Драко игнорировал сражение. Они все могли умереть, ему было всё равно.        Грейнджер тихо всхлипывала, сжимая в руках копьё, отчаянно пытаясь снять себя с него, но лезвие было слишком резко направлено вверх, и она не могла освободиться.        Остриё рассекло ей пальцы. Новая боль пронзила руки и грудь Драко. Он почти упал на колени, сдерживая крик.        Она жалобно всхлипнула и отпустила клинок, откидываясь назад. Твёрдый металл прошёл сквозь её тело, скрежеща по кости, повреждая ещё больше нервов. Алый цвет окрасил её торс, расходясь от острия копья. Она была похожа на цветок, кровь пульсировала из её сердца, а копьё служило клеймом.        — Грейнджер… — он заставил себя продолжать двигаться к ней.        Она подняла голову на голос. Её лицо побледнело.        — С-стой… — прохрипела она, протягивая искалеченную руку, чтобы отогнать его.        Драко не остановился.        Он просто должен был добраться до неё.        Он всегда её спасал. Вот как это работало.        Если он сможет добраться до неё, всё будет хорошо. Так же, как всегда было в конце.        — Стой…! — выдавила она из себя, её голос стал громче.        От усилия по её подбородку потекла кровь.        — Это… это ловушка.        Он непонимающе посмотрел на неё.        Её рот скривился от боли.        — Я… я ловушка.        Он заставил себя остановиться, пытаясь сосредоточиться, вникнуть в детали, даже когда боль затуманила всё и безжалостно терзала задворки его сознания, пытаясь утащить его на дно.        Агония была нечеловеческой.        Его окружали поверженные тела, как Пожирателей смерти, так и Ордена, убитые в разгаре боя, но были и другие, только тела Ордена, рассыпавшиеся вокруг Грейнджер и позади неё, тянувшиеся к ней.        Они погибли не в битве — они погибли, пытаясь добраться до неё. Чтобы её спасти.        Долохов знал, что кто-то спас Грейнджер, забрал после нападения адской гончей. Он был одержим идеей убить её, но так и не смог этого сделать.        Оружие, месть, была не просто местью для неё.        Долохов спроектировал его для них обоих.        Она должна быть мертва.        Клинок пронзил центр её груди, разрубив её пополам. Подобное проклятие, подобная рана — она должна была умереть мгновенно.        Что-то поддерживало в ней жизнь.        В конце концов, Долохов никогда не убивал сразу, если мог заставить жертв страдать.        Грейнджер собралась с духом и снова попыталась оттащить своё тело от лезвия, проделав мучительный дюйм, от которого Драко упал на колени. Его зрение взорвалось ослепляющими осколками стекла.        Драко заставил себя перевести дыхание, прежде чем подползти к ней. Земля была покрыта кровью и грязью, которые прилипли к его рукам и одежде, когда он пытался дотянуться до неё. Он просто должен был добраться…        — Грейнджер… Я же обещал, что убью тебя.        Теперь он был всего в нескольких футах от неё и оттолкнулся от земли, чтобы прочитать руны, вырезанные на лезвии. Иронично, что все его исследования, все эти поручения Долохова сделали его настолько осведомлённым в эзотерической магии.        Теперь он понял. Теперь он видел ловушку.        Прикосновение к Грейнджер было смертельно опасным. Любой контакт — и его жизнь была бы вырвана, чтобы продлить её. Именно так погибли все, кто был поблизости, и поэтому она была единственной, кто остался.        Он мог произнести Аваду, но это было бы бессмысленно, пока она была проткнута копьём. Она не могла умереть.        Грейнджер была в ловушке. Её жизнь висела на волоске, который отказывался рваться, пока она оставалась проткнутой зачарованным клинком.        — На этот раз ты не сможешь спасти меня, — сказала она, выдавив слабую улыбку. — Прости.        Он покачал головой.        — Ты обещала.        Он стоял прямо перед ней, пытаясь ещё раз нормально вздохнуть. Почувствовать воздух в лёгких. Грязь под ногами хлюпала, угрожая сбросить его на землю, но он отказывался падать. Не сейчас.        Клинок не давал приблизиться к ней. Окровавленный наконечник находился на уровне центра его груди.        — Таков был уговор, — сказал он, — ты обещала.        Теперь его не волновало, насколько жалко это прозвучало. Он шагнул вперёд.        Копьё было острым, зачарованным, чтобы пробивать любые заклинания или броню. Драко не требовалось никакого усилия, чтобы вонзиться в его грудь, прямо сквозь кость. Простое попадание сократило пространство, которое держало её вне его досягаемости.        Он едва почувствовал это. Всем, что он чувствовал, была она, теперь достаточно близко, чтобы он мог обнять её за плечи.        Ему показалось, что он слышит, как его мать выкрикивает его имя где-то далеко.        Он крепче обнял Грейнджер. Она была слишком слаба, чтобы пошевелиться, но всё равно попыталась его оттолкнуть.        Очень жаль, что Долохов этого не планировал.        Или, возможно, как раз это он и планировал. Едва ли это имело значение.        Крепко прижимая её к груди, Драко дёрнулся назад, срывая их обоих с лезвия. Оно со звоном упало на землю.        Он упал на колени, и едва не потерял сознание от боли удара. Он боролся, чтобы оставаться в сознании, сжимая Грейнджер в своих объятиях, её кровь заливала его руки, в то время как его собственная стекала по груди.        — Я всегда говорил… что убью тебя, — прохрипел он, прижимая её к своей груди, его подбородок покоился на её макушке. Её растрёпанные волосы коснулись его щеки. — Это второй раз, когда ты… неправа.        Снег начал падать белыми хлопьями, который исчезал, достигая моря крови, запятнавшего землю.        Грейнджер была так неподвижна, что он подумал, что она умерла в тот момент, когда он освободил её. Но затем она сделала небольшой вдох.        — М… Малфой… — его имя было едва слышнее шёпота.        Оставшиеся клочья его сердца сжались. Её глаза не фокусировались, серое небо отражалось в них, как в зеркале. Крупинки снега покрыли её волосы и ресницы, превращаясь в серебряные капли.        Она несколько раз сглотнула, прежде чем вновь заговорить.        — Т-ты… думаешь, с этим не повезло… тебе… нам?        Драко никогда не ожидал услышать этот вопрос, но всегда предполагал, что знает ответ. Всё это время единственным, в чём он был уверен, так это в том, что их связь была проклятием. Разве могло быть по-другому?        — Нет, — немедленно ответил он.        Он уже знал ответ в тот момент, когда она спросила.        На мгновение она замерла, её губы задрожали.        — Правда?        Он почувствовал, как кровь поднимается из его лёгких, покрывая язык. Он сглотнул, не желая запачкать её.        Драко оглядывался назад. Всё это время он ненавидел её за ту боль, которую она олицетворяла, за то, что она разрушала его комфорт. Он никогда не думал ни о каких других возможностях, кроме этого самого момента. Всегда говорил себе, что это проклятие, абсолютное невезение, самый жестокий поворот судьбы.        Всё для того, чтобы достичь этой точки и, наконец, осознать…        — Ты была лучшей частью, — сказал он.        Сначала она никак не отреагировала, лёжа неподвижно в его объятиях так долго, что он испугался, что, возможно, она умерла прежде, чем он успел ей это сказать. Затем она заговорила снова.        — Как ты думаешь… у нас может быть ещё один шанс?        У него сдавило горло. Когда он попытался вдохнуть, он захлебнулся свежей волной крови. Это обожгло его лёгкие изнутри, заставив их сжаться.        — Я не знаю, работает ли это таким образом.        Края его поля зрения тускнели, чернея.        — Если работает… ты бы попробовал ещё раз?        — Ради тебя… попробовал бы.        Её пальцы нашли его ладонь и коротко сжали.        — Тогда… в следующий раз.        Когда она сказала это, её глаза остекленели, и его лицо застыло с пустым отражением её взгляда, когда её тело обмякло. Её рука опустилась.        Она ушла.        «Неразрывная» связь между ними испарилась, как дымка.        Драко обнаружил, что Провидцы солгали. Все книги были полной брехнёй.        Цвет и ощущения не притупились.        Драко стоял на коленях, всё ещё окружённый ярко-красной кровью её жизни, охваченный такой сильной болью, что его сердце, казалось, разрывалось всё сильнее с каждым резким ударом.        Теперь, когда её не стало, не было потери чувств или притупления ощущений. Всё оставалось таким же ярким, как и всегда. Единственным монохромным был свежий снег, медленно покрывающий их окружающий мир.        Драко преклонил колени, больше не будучи пленником капризов Судьбы или чувства равновесия Вселенной. Он был свободен.        На другом конце его души ничего не было. Он больше ни с кем не связан.        Он прижал Грейнджер к своей груди, борясь за дыхание, когда снег холодил его кожу, а алое пятно расползалось дальше, в грязи становясь чёрным. Его несчастное, эгоистичное, израненное сердце всё билось и билось, а время неумолимо тянулось.        Каждая секунда, каждый удар были собственной вечностью, не наполненной ничем, кроме сожаления. Всё, что он потратил впустую, всё, что он никогда не говорил и не делал.        Он провёл так много времени во лжи, упуская любую возможность. И теперь всё кончилось.        Он хрипло рассмеялся, кровь переполняла его лёгкие, капала с губ, когда его сердце, наконец, остановилось. Мир исчез, лишив его неподвижного лица Грейнджер.        Книги лгали. И всё же предупреждения, которые сдерживали его и преследовали, в конце концов оказались правдой.        В те секунды, когда Драко существовал без неё, жизнь потеряла все краски. Боль, на которую он столько времени обижался, стала бессмысленной. В конце концов, он почти её не чувствовал.        Без неё это не было даже тенью жизни.        Это было ничем.