Наказание SKZ

«— Нельзя. Нельзя быть настолько ответственным! Он опять до ночи сидит в студии. Я шлю его куда подальше и мысленно ругаюсь матом. Да как можно так безответственно относиться к себе самому!»  Вновь Чан вернулся в общежитие под утро, мог бы вообще остаться в студии.  «— И когда его перестанут туда пускать?»  Каждый знал, что у лидера бессонница и что ему гораздо привычнее работать ночью, но и отдыхать днем никто не даст. Многие говорили с ним серьезно, что пора менять режим, беречь здоровье, ведь с каждым годом оно будет постепенно уменьшаться. Но Чан, как бы ни старался, не мог преодолеть въевшиеся так глубоко привычки. Он сотни раз обещал себе меньше переживать, начать пить снотворное, но все было лишь пустыми мыслями, не о каких действиях и речи не шло.  Кристофер никогда не теряет интереса к работе, он искренне рад тренировкам, записям, созданию новых ритмов и мелодий, но временами Чан… становится сам не свой. Очень уставший, вечно переживает, о чем-то думает, не может спокойно уснуть и часами ворочается в кровати. Тогда Крис просто с головой ныряет в работу. Причем изменения могут произойти моментально за одни сутки. Вчера – улыбчивый, активный, веселый, сегодня – разбитый, подавленный, словно подменили.  Все участники его отчасти понимают и поддерживают. Но до конца постигнуть это состояние не может никто, даже он сам. Ребята не боги и мысли не читают. Что хочет лидер: побыть один или лучше окружить его со всех сторон? О чем думает? Этого не дано знать никому. Кристофер в такое время мало говорит, на все отвечает сухо и односложно, а диалоги уж тем более сам не заводит. Ребята переживают, очень сильно. А некоторые даже злятся на Чана и на себя, на работу без выходных, на плохую погоду и все, что вообще может довести человека до такого состояния… И вот очередная ночь в общаге с одной пустующей кроватью. Помещение заполнено тишиной лишь редкий шум машин, долетающий из окна, нарушает ее. Все спят, кроме одного. Он не может, не получается, в голове бушуют мысли и эмоции. И почти все о Кристофере. Но сколько бы он не пытался, понять Бан Чана не получалось. Через высокие стены не перепрыгнуть, их не пробить и не обойти. Лидер так плотно застроился, что сам оказался за одной из стен. И фундамент уже не разрушить, но сделать трещины и сдвинуть чуть-чуть должно получиться. Чанбин не смог уснуть и, витая в потоке мыслей, не замечал, как начинал нервничать все сильнее. С каждым часом эмоции сгущались и даже появилась злость.  «— Нельзя так больше оставлять. Нам надо серьезно поговорить». Новый день наполнен работой, ни одной свободной минуты. Помимо групповых тренировок у каждого личное расписание, а вечером практика. И вот восемь уставших, вымотанных парней валятся на диванчики в зале, неторопливо обсуждая камбек, танец, игры, планы на вечер. Часть группы быстро собирается вылетая в родную общагу, Сынмин отправляется на вокал, а Хан уходит в студию за гитарой. Чем не лучшее время поговорить, когда в зале только двое, однако лишние уши найдутся всегда. Студия? — Чан-а ты в студию?  — Ага. — Натянутая улыбка выглядела… весьма жалко. — Чан… — Выдох получился слишком громким, серьезным. — Что с тобой происходит? Опять плохие мысли? Ты же обещал предупреждать нас. — Нет, нет. Все хоро…  — Я вижу… Насколько все плохо? — Его жалко даже. Ведь это разумом не контролируется. — Не знаю. Хуже чем в прошлый раз. Прости, я думал все пройдет куда быстрее. — Губы говорят, почти шепотом, а руки тянутся в объятия. — Прости, не хотел вас пугать и беспокоить. Я ужасен  и это все сложно…  — Все хорошо. — Да, ничего не хорошо, но ведь ему станет лучше? — Чан, ты прости, но… — Говорить в теплых мягких объятиях о боли не хочется. И приносить ее в сложную жизнь Криса не хочется. — Я помню. Помню, что ты обещал в прошлый раз. Я готов, Бини, все в порядке. Сам же виноват… — Еще одна выдавленная через силу улыбка не может успокоить.  — Давай в студию нашу. И попозже чуть-чуть, как раз все уйдут. — Теперь выпускать лидера из теплых объятий еще больше не хотелось. Однако старший и правда кое-что пообещал директору и группе. Не сидеть ночью в студии, говорить о бессоннице и своем самочувствии и настроении, какими бы они ни были.  Как второй старший, меры первым должен был принять Минхо. Но тот либо не заметил, либо в упор игнорировал. Этого странного кота сложно понять, если это и был второй вариант, значит на то были свои причины. Находится в почти пустом здании компании было очень непривычно. На некоторых этажах свет уже совсем отсутствовал, весь персонал, менеджеры, стажеры, танцоры и вокалисты наверняка давно дома. Первый этаж оживляли лишь охранники, а вот верхние единичные студии еще кипели работой: музыка сама себя не напишет и так сложилось, что лишь с заходом последних лучей солнца к людям приходит вдохновение. Вот и на последнем этаже в самом конце коридора есть маленькая студия, где в ночном свете луны и ярких дневных лучах солнца происходит волшебство. Здесь были взлеты, падения, безграничный смех до боли в животе и искренние слезы. В этом месте каждый раз зарождается новый мир, новые чувства, которые воплощаются в песне. Каждый день десятки людей работают здесь, создавая необходимую атмосферу, а ночью сюда заглядывает вдохновение и наполняет душу того, кто внутри студии находится. Но на другой день вдохновение пробежит стороной и грусть охватит помещение, а вместе с ней тревога и бессонница. И каждую ночь эти бури эмоций берет на себя лишь один человек — Чан. Он потерялся, но он не один, его обязательно найдут и вернут спокойствие. И вновь лучи наполнят комнату радостью, а вдохновение не побоится приоткрыть дверь… Я зашел спустя час скитаний по зданию в  нужную комнату. Лидер сидел не за яркими экранами и работой, а просто в тусклом свете лампы, листая ленту телефона. Он услышал щелчок замка и повернулся на стуле. Я отбросил вообще все мысли и чувства засунул подальше. Не долго думая, сел на диван и рукой пригласил Чана к себе. Он отложил телефон, очевидно также абстрагируясь от всех мыслей и медленно опустился на мои колени. Стало стыдно и страшно, очень. И ему и мне. Еще около минуты мне понадобилось, чтобы собраться с мыслями, представить не могу, как он еще терпел это томное ожидание.  Рука первый раз опустилась пониже спины. Не сильно, Он кажется и не почувствовал. Мне потребовался десяток, чтобы найти нужный ритм и силу, с которой Крис начал дышать сбивчивее. Потом я еще несколько раз то сбавлял силу, то наоборот увеличивал и возвращал обратно, как Он обычно делает. Не знаю, сколько прошло времени до момента, когда Чан не сдерживая всхлипа тихонько ударил рукой по покрывалу. Понять масштаб повреждений я не мог, и дело не в освещении. Оголить кожу лидера я не могу, страшно. Не за себя, за него. Чан встал также медленно, как и опустился. Я вскочил следом. За все время Он не разу кричал, не просил прекратить, не говорил, вообще ничего. На щеках виднелось несколько мокрых дорожек. Крис тихо, безмолвно притянул меня руками в объятия. Слезы сами полились.  Я не хотел делать ему больно. — Бини, все хорошо. Ты же не убил меня. Я в порядке, теперь точно в порядке. Ты сделал все как надо. — Голос был таким тихим, тягучим, успокаивающим. Будто не я его наказывал сейчас, а наоборот. — Прости. Обещай, что больше никогда не будешь молчать. Никогда — Это получилось громче, чем хотелось. Но Кристофер лишь тихонько по-доброму засмеялся. — Обещаю. Ни-ког-да.