Ливень

Если тебе так нужны деньги, почему бы тебе не продать несколько книг? — сказал Тяньлан-цзюнь. А что в этом плохого? — спросил он. И впрямь, где вред? Шэнь Цзю спасался бегством. Он бежал, поджав метафорический хвост, и этого нельзя было отрицать. Он даже оставил все свои товары, книги, которые писал в минуты скуки, и дневники со знаниями, которые он собирал и документировал, чтобы заработать немного больше денег. Теперь всё это лежало на нём мёртвым грузом, и если он хотел скрыться от преследователей, то должен был уйти как можно скорее. Он чувствовал себя немного жалким, но свобода была ему дороже гордости, и у него всё ещё было достаточно денег, чтобы прожить на свои деньги. Небольшое голодание, в конце концов, полезно для характера, и он сам виноват в том, что не обращал внимания на окружающую обстановку. Он путешествовал и продавал книги уже несколько месяцев, даже продал нескольким богатым молодым мастерам, стремящихся стать культиваторами, и соблазн получить дополнительные деньги заставил его открыть ещё один небольшой ларёк в очередном случайном городе с достаточной проходимостью. Кто бы мог подумать, что боги снова нагадят ему на ужин, и он встретит шизуня лорда пика Цин Цзин в своем разношерстном книжном киоске? Шэнь Цзю совершенно не ожидал, что И Сяньлян появится здесь, и, глядя на своего бывшего мастера, который рассматривал его товары, а затем принялся вытаскивать из рукава одну из книг о демонических растениях, купленную месяц назад одним избалованным молодым господином, Шэнь Цзю почувствовал, как его прошлое подкрадывается сзади и впивается своими страшными когтями в его плечи. Почему-то у шёпота был голос зверя. Шэнь Цзю уже было решил, что с его новой способностью справляться со своими эмоциями, обретенной в путешествиях, ему это не грозит, но паника, которую он испытывал при виде своего бывшего шизуня шифу и мысли о том, что рядом может находиться Ци-ге, почти поглощала его. Шэнь Цзю, честно говоря, чувствовал, что у него может случиться отклонение ци посреди улицы, но, к счастью, этот проклятый нефрит, который украл для него Тяньлан-цзюнь, был хоть на что-то годен. Всё время, пока его бывший шифу рассматривал его товары и расспрашивал о том, кто их сделал и откуда у него такие знания, он беспокойно теребил нефрит между пальцами, спрятанными в рукавах. Как только старший культиватор направил свое внимание в другое место, ища несуществующего мастера дальше в торговом квартале, Шэнь Цзю без зазрения совести бросился в противоположном направлении. Он не бегал так с тех пор, как в прошлой жизни общался со своим мерзким псевдо-учителем. Честно говоря, это было немного грустно. Даже то, что Ло Бинхэ бросил его в водяную тюрьму, было предпочтительнее, чем то, что ему грозила поимка лордом пика Цин Цзин. Шэнь Цзю никогда бы не позволил надеть на себя кандалы, ни за что на свете, а Цан Цюн был всего лишь позолоченными оковами, местом, полным боли и ограничений под видом праведности, где богатые мальчики могли стать могущественными мужчинами, чтобы властвовать над слабыми и несчастными. Он не хотел иметь с этим ничего общего, даже ради возможности снова увидеть Ци-ге. Особенно ему хотелось не видеть Ци-ге. Он не думал, что сможет пережить это, не с той болью, которая разрушала его изнутри каждый раз, когда он вспоминал о глупом мальчике мужчине, пытавшемся спасти его. Шэнь Цзю прожил всю жизнь, любя и ненавидя этого глупца в равной степени, всё время чувствуя, что он — тягостное темное пятно в жизни гениального человека, пятно на золотом халате. Знать, что человек, которому суждено было стать великим, умер жалкой смертью за такого, как он — ужасное чувство. Ему повезло, что в ту ночь, когда он очнулся в огне, Шэнь Цзю был несколько дезориентирован и не мог всё вспомнить. Если бы не это, он, скорее всего, остался бы в том здании и сгорел бы до второй смерти. Ему до сих пор казалось, что он должен был так поступить, особенно когда вспоминал те времена в своём прошлом, но с годами, проведёнными в этом зеркальном мире, это чувство ослабевало. Сейчас же оно подкрадывалось к нему, и он не мог не задаться вопросом, не будет ли самоубийство более лёгким способом справиться с ситуацией. Тем не менее Шэнь Цзю умел многое, но не сдаваться, и вот он бежит по лесу, надеясь спастись от того, кто находился на грани превращения в божество, своего бывшего шизуня. Это казалось маловероятным. И это было не так. Шэнь Цзю успел отбежать на приличное расстояние, прежде чем его бывший шифу нашел его и потащил обратно в гостиницу, где культиватор остановился на ночь, конечно же, пиная его в ответ и крича. Шэнь Цзю не сдался бы без боя. Проклятый старик знал, что он солгал, и пытался выпытать у него правду. Шэнь Цзю отказывался отвечать, пока тот не пригрозил, что потащит его в Цан Цюн. Эта угроза была достаточно хороша, чтобы юноша тут же наплел, что он написал книги и узнал информацию во время своих путешествий, но Сяньлян-шифу всё равно притащил его в секту. Шэнь Цзю ясно дал понять, что думает по этому поводу, но чертовому старику, выставлявшему себя учёным, было наплевать, что думает юноша. Его волновало только то, что Шэнь Цзю был знающим и обладал сильной внутренней ци. Всё остальное не имело значения. И Сянлян был перфекционистом и хотел, чтобы его ожидания оправдывались. Именно поэтому Шэнь Цзю смог занять место главного ученика в своей прежней жизни, и именно это стало причиной его возвращения сейчас. Однако положительная оценка его способностей не означала, что Шэнь Цзю будет лёгким для кого-либо, и Шэнь Цзю удалось отсрочить их возвращение на три месяца своими попытками побега. Если честно, это была хорошая тренировка, и Шэнь Цзю не терпелось применить её на Тяньлан-цзюне в следующий раз, когда тот попытается втянуть Шэнь Цзю в неприятности. К сожалению, это лишь заставило его «нового» шифу лучше осознать его возможности и не дать «вундеркинду» ускользнуть.

***

Лю Цинге не нравился новый главный ученик пика Цин Цзин. Он был змеёй, скрывавшей свой ядовитый язык за фасадом учёности, регулярно прогуливал уроки, не удостоив собственного учителя даже словом, и он был никудышным бойцом, к тому же он был слишком стар, чтобы научиться правильному совершенствованию. Лю Цинге не мог понять, почему И-шибо так благосклонно относится к этому избалованному юнцу, и, что ещё хуже, Юэ-шисюн был таким же. Лю Цинге смотрел на своего непревзойденного шисюна с первого дня знакомства. Юноша был добр и по-братски заботлив, умело развивал ядро и еще лучше сражался. Благодаря этому Лю Цинге регулярно обращался к нему за помощью и советом и многое узнал о Юэ Цинъюане. Он узнал, что его шисюн был добрым, но предпочитал держаться от людей на расстоянии. Шисюн много работал, чтобы защитить себя и других. А еще он узнал, что его шисюн был очень спокойным и непоколебимо праведным человеком. Не было ничего удивительного в том, что молодой культиватор, который практически был похож на дракона в человеческом обличье, должен был стать следующим главой Цан Цюн. Но что-то в этом новом ученике потрясло Юэ-шисюна до глубины души. Лю Цинге наблюдал, как тот, кого он считал непреодолимым, практически унижался ради внимания этой змеи. Он наблюдал как тот, с кем он так старался сблизиться, кто никому не позволял подходить слишком близко, так охотно предлагал своё время и дружбу этому невоспитанному человеку. Это глубоко возмущало его, а то, как другой человек игнорировал его шисюна, возмущало еще больше. Конечно, молодой мастер был бесспорно красив, обладал почти неземной красотой, но это было всё, что он мог предложить. Поединок за поединком убеждали Лю Цинге в этом. Не способствовало имиджу ублюдка и то, что ходили слухи о том, что чопорный учёный часто посещает бордели. Он ненавидел, что этому человеку позволили существовать в том же пространстве, что и ему, Юэ-шисюну. Он ненавидел, что Юэ-шисюн так ценил этого слабака. Он ненавидел, как этот ублюдок тцыкал и закатывал глаза на Лю Цинге за то, что тот вызывал его на поединок, словно Лю Цинге не был его шисюном. Он ненавидел, что, несмотря на победу в каждом поединке между ними, он всё равно не мог избавиться от ощущения, что этот ублюдок сдерживается. Лю Цинге ненавидел Шэнь Цинцю.

***

Юэ Цинъюань был слабым человеком. Он всегда был таким, что бы о нём ни думали. Он был слаб к мольбам своих товарищей-сирот. Он был слаб к мольбам своих товарищей-учеников. Он был слаб к мольбам людей, которые просили секту о помощи. Каждый раз, когда он слышал крик о помощи, ему хотелось ответить на него. В детстве он то и дело попадал в неприятности, и каждый раз только один человек выручал его из них. Даже когда все остальные равнялись на него и ожидали, что он справится, Сяо Цзю этого не делал. Сяо Цзю смотрел на него, как на идиота. Он закатывал глаза к небу, словно молил богов дать ему силы, и потом решал проблему за него. Для сироты, которому не на кого положиться, это была самая надежная вещь в мире — знать, что другой человек всегда поддержит его в трудную минуту. Именно это позволяло Юэ Ци безропотно сносить все просьбы других сирот. Он знал, что не будет одинок в этом. Тем не менее Юэ Ци всегда хотел, чтобы Сяо Цзю хоть немного полагался на него. Он хотел, чтобы этот упрямый и вспыльчивый ребёнок время от времени обращался к нему за помощью, а не бросался в бой, потом ещё и ещё, возвращаясь с синяками, но победителем. Он хотел, чтобы Шэнь Цзю не страдал от жестокого мира, окружавшего их, хотел быть полезным единственному человеку, который всегда помогал ему. Но Шэнь Цзю никогда не спрашивал, пока не становилось слишком поздно, и тогда единственное, что он мог сделать — это отчаянно тренироваться, чтобы снова встретиться с Шэнь Цзю, чтобы наконец спасти своего брата друга. Юэ Ци мечтал освободить Шэнь Цзю и привести его туда, где он будет в безопасности, и они будут вместе. Но у него ничего не получилось, как не получилось освободить Шэнь Цзю в детстве, и всё, что ему осталось — это пепел особняка и память об их обещании. Всё, что ему оставалось — это стоять под проливным дождем, дрожа от остатков ужасного отклонения ци, и смотреть в одну точку. Шум дождя заглушал всё вокруг, и это ощущение не покидало его даже после возвращения в секту и возобновления совершенствования. Всё вокруг оставалось приглушённым. Он мог быть добрым и отзывчивым, но не более того. Юэ Цинъюань просто не мог преодолеть разрыв между собой и другими, да и не хотел пытаться. Его устраивало существование в приглушённом мире. Идея мира без Шэнь Цзю не казалась ему реальной. Юэ Цинъюань просто существовал в этом мире, делая то, что от него ожидали, и оставаясь тем, кем он должен был быть. Юэ Цинъюаню было проще позволить другим решать за него, чем смириться с тем, что Шэнь Цзю мёртв. Даже когда его отправляли на сложные задания, когда он получал тяжёлые раны от клинков культиваторов и когтей демонов, шум дождя заглушал окружающий мир. Это был его единственный верный спутник, который был рядом с ним, как и Шэнь Цзю. Пузырь, который был его защитой с того ужасного дня, лопнул самым жестоким образом. Всё началось со споров и криков. Было достаточно странно, что на пике Цюн Дин поднялся шум, но услышать, что один из голосов принадлежал почтенному лорду пика Цин Цзин, пропавшему без вести уже три месяца назад, а другой — неизвестному, было ещё более странно. Странно настолько, что Юэ Цинъюань решил проверить, что же это такое, и его взору предстало жестокое зрелище. Оно безжалостно пробило его пузырь, оставив после себя лишь удивление, боль и непреодолимое облегчение. От вида Шэнь Цзю, теперь уже молодого человека, у него перехватило дыхание. Юэ Цинъюань задался вопросом, не перешёл ли он в иное состояние, сам того не замечая, и не оказался ли в ловушке иллюзии. Если это так, то ему не хотелось её покидать. Однако, он не стал приветствовать Шэнь Цзю. Ему отчаянно хотелось этого, но нужно было время, чтобы успокоиться, вспомнить как дышать, как существовать, как Юэ Ци. Юэ Цинъюань не был уверен, что помнит, как это — существовать без чувства вины. Юэ Цинъюань мог жить с чувством вины, он готов был погрязнуть в нём до конца света, лишь бы Шэнь Цзю оставался рядом с ним в целости и сохранности. Пока же Юэ Цинъюань собирался с духом и делал всё возможное, чтобы Шэнь Цзю оставался здесь. Судя по тому, что он услышал, чтобы убедить Шэнь Цзю остаться, нужно было очень постараться.